Ведьмовской Гримуар. Начало

- -
- 100%
- +
В поиске реакции на свою вопиющую наглость, возвожу взгляд, и вздрагиваю всем телом от неожиданного столкновения с повторным пристальным изучением нюансов моей личности.
– Перемещение требует много силы… – вопреки ожиданию, что сейчас меня непременно пошлют далеко и надолго, ответил блондин, не прерывая своего зрительного тестирования. Я же, не выдержав сего оптического гнета, спряталась за пологом собственных ресниц.
– Как, в принципе, и любая магия, – продолжает вещать парень, – А тем более ещё и довес где-то в мешок цемента…
– Магия… Цемент… – обходя спасителя, я нехотя продолжаю движение вперёд, – так ты колдун или строитель?
– Нет у понятия «ведьма» приличного мужского рода, – судя по дислокации звука, собеседник мой так же не остаётся на месте и идёт уже рядом, – но «ведьмак» звучит поприятнее колтуна.
Повторная информация о том, чем я, судя по теме, являюсь, будоражит сознание. Претит восприятию, отзывается лёгкой головной болью и головокружением. Хотя, последние два пункта могут быть и результатом измождения, но, как бы там ни было, это заставляет резко остановиться и снова погрузиться в бескрайнюю синюю пучину чужих глаз:
– То есть, это реально существует? – понятие «ведьма» я не решаюсь озвучить, так же как и факт того, что являюсь приемным ребенком, попросту из-за нелепого страха.
– Я лишь уточню, что под оборотом «это» ты подразумеваешь себя, ну и лично мне приятней относить себя к реальности, нежели к чему-то иллюзорному.
Парень замолкает и несколько секунд опять ищет что-то в моих глазах, а после добавляет, видимо, наталкиваясь на мое полнейшее замешательство:
– Ну, для достоверности можешь потыкать, кажется, я достаточно материален, – протягивает мне раскрытую ладонь, но не встретив никакого энтузиазма, в ответ на подобие издёвки, по-отечески кладет мне руку на голову, – пока просто прими это как данность, поверить сможешь со временем.
Не дожидаясь от меня чего-то в ответ, блондин делает новый шаг вперёд, а затем ещё один, восстанавливая прежнюю дистанцию между нами. Он опять идет впереди, а я покорно плетусь следом.
– Расскажи что-нибудь о себе, Алиса… – прилетает внезапно.
Калькуляция того, что я могу о себе рассказать, происходит мгновенно по нарастанию: просрала парня и друзей, едва не убила свою мать, принудила продавца отдать ребенку пирожное, до чертиков напугав второго этим… Ничего из этого я попросту не готова была вскрыть хоть кому-либо, а потому остановилась на весьма пространственном:
– До вчерашнего дня я была обычным человеком.
– Весьма многозначительно, но не о чем… – парень оборачивается, но не останавливаясь продолжает идти чисто интуитивно, спиной вперёд.
– Ну, знаешь, рассказывать всю свою подноготную невесть кому, которого вижу первый раз в жизни и даже имени-то не знаю – из этого возраста я давно вышла.
– Логично, – в уголках губ ведьмака зарождается лёгкая улыбка, – но откуда столько скепсиса? Я вон жизнь тебе спас, а ты мало того, что даже спасибо не сказала, так еще грубо так к «невесям» всяким относишь…
Чувство вины кольнуло резко больно – я-то ведь действительно даже не отблагодарила:
– Прости…
– Вот это уже хоть что-то… – перебивает, не дожидаясь выпрошенной благодарности, – ну а зовут меня Джастин. А тебя, я так понимаю, Алиса, или просто имя по вкусу пришлось?
– Нет, я Мелисандра…
– Мэл, значит… Ну и Мэл, которая не доверчивый ребенок, это хорошо. Ведь, скажу тебе, в этом мире сожрать не задумываясь, может быть чревато отравлением.
И на вот такую фразу парня должна была быть другая реакция. Когда я стала ее разбирать, где-то у дальней стенки разума даже зародилась мысль, что такой взгляд на действительность может много рассказать о длительных, томительных и будоражащих рассматриваниях меня, возможно, на предмет той самой отравленности. Но сильней всего было слово «жрать». Оно моментально заткнуло всю здравость мышления. Во рту мгновенно повысилось слюноотделение, заставляя громко сглотнуть, а желудок, что в результате суточного голодания крепко обнимал позвоночник, боясь потерять сознание, протяжно застонал.
– Ты голодна?
«Нет, блядь, от чрезмерного переедания тут завываю!» – вспыхнул не иначе как инстинкт самосохранения, и хоть я и отрицательно мотала головой, пустующий орган пищеварения повторно издал подыхающий звук из разряда:
«Чувак, может, хоть ты обо мне позаботишься? Ты ведь хороший, не то, что нерадивая хозяйка»
Джастин же, словно бы разобрав в этом призыве абсолютно каждую ноту, многозначительно кивнул, переводя взгляд куда-то за мое плечо.
– Тогда на удачу тебе стоит уповать с двойным энтузиазмом. – Рука его, сжимаемая в кулак с поднятым большим пальцем, была отставлена в сторону, а спустя ещё мгновение мой слух уловил звук двигателя.
«Черт! Только бы повезло!»
* * *Когда-то один мудрый человек сказал, что любовь, деньги, семья, религия, искусство, патриотизм – ничто иное, как тени слов, когда человек начинает голодать. Разумеется, в высказывании этом был заложен куда более глубокий смысл, нежели какая-то первостепенная потребность одного индивида набить себе брюхо. Однако никогда я ещё не была так близка к осознанию истинности этих слов, как сейчас. Голод, пожалуй, и в правду самое сильное, разрушительное чувство, которое может одолевать человека. Он способен свести на «нет» великие понятия, в масштабах целого мира, что уже говорить о какой-то там одинокой, незначительной личности, как я, что за последние пять минут поглощает вот уже третий кусок пиццы.
– Господи, а ее не разорвет? – слышится постороннее, и сейчас отнюдь не важно, слова это или мысли. Сейчас вообще не имело значения, человек ли я, ведьма ли, да пускай хоть Минотавром явилась бы окружающему обществу, что безжалостно потрошит очередную овечку из приблудившегося в лабиринте стада – главным была я и, казалось бы, неиссякаемое желание жрать.
Конечно, когда наша безмолвная поездка на таки остановившейся попутке, завершилась высадкой возле пиццерии, а Джастин, предложив мне выбрать стол, сам отправился делать заказ – тогда я ещё думала о многом. Важно было и место занять максимально отдаленное от посторонних глаз и ушей, и в обязательном порядке самостоятельно оплатить будущий заказ. Я даже прикидывала в голове самые значимые вопросы, что непременно задам в первую очередь своему самопровозглашенному гиду, но все это ухнуло на самое низменное место мох душевных треволнений, стоило лишь уловить запах спешно предоставленной официантом еды.
Салат я смела моментально, по сути, не уловив толком и вкуса его составляющих, и затруднюсь даже предположить, как именно он мог бы именоваться в меню. Дальше переключилась на главное блюдо. Пиццу поглощала жадно, и, что характерно, руками, отбросив к чертям собачьим вилку и ножик, предоставленные нормами этикета.
Мысль о том, как моя, явно сбежавшая из голодающего Поволжья, тушка смотрится конкретно в глазах моего спасителя, закралась в голову лишь когда, потянувшись за новым куском, на деревянном кругляше оный мною бы обнаружен в гордом одиночестве. Взгляд тут же метнулся в тарелку напротив, и, узрев там аккуратно нарезанный, явно лишь единожды, ломтик, я лишь судорожно вдохнула, одергивая свою загребущую руку.
Передвигаться зрительным прибором своим выше было страшно. Но мазохистская необходимость лицезреть реакцию ведьмака превозмогала в численности. Она давила по всем флангам оборону чувства собственного достоинства, заставляя, закусив губу, выглянуть из-под палантина ресниц.
От осязания недоумения, что застыло на лице блондина, образовывая на лбу несколько глубоких складок, дыхание, передавленное навалившимся чувством стыда, оборвалось с характерным икающим звуком.
– Можешь доедать. – Отозвался Джастин, столкнувшись с моим стыдливым подглядыванием, попутно механически сметая свои эмоции, посредством разглаживания пальцами одной руки тех самых изумленных морщинок.
Отчаянно замотав головой, я задержала дыхание, силясь подавить судорожную волну, что грозилась повторно накрыть диафрагму.
– Спасибо, – вымолвила бездыханно, но попытка была тщетной, и уже в следующий момент из груди вырвался повторный «Ик», – я наелась. – Рука поспешно дернулась прикрывать рот, словно это могло бы предотвратить новые физиологические бульканья. Не могло. Очередной «Ик» сорвался звучно, сбрасывая взор мой на стол, что тут же бешенной ланью поскакал в поисках того, чем можно было бы запить позор. Но уже через мгновение ему было суждено утопиться в горечи разочарования на дне пустующего стакана.
«Черт, и когда же выдудлить-то успела, а?» – откликнулось приниженное чувство собственного достоинства, а после поспешно наложило на себя руки, когда в мою сторону был продвинут чужой стакан сока. Жест колТунской[12] милости был сопровожден очередным звучным спазмом моей грудной клетки.
«Твою ж мать!»
Принимая во внимание тот факт, что избавиться от икоты сейчас будет куда резонней, чем раз за разом постыдно вздрагивать, напоминая и себе и окружающим о том, что кто-то обжорливая свинья, я таки воспользовалась протянутой мне жидкой помощью.
– Я сама оплачу счет, – силясь заткнуть клокочущую совесть, отозвалась я спустя несколько минут, когда дыхание пришло в норму. Джастин же все это время продолжал изучать меня, с пристальностью психотерапевта, затапливая штормовой волной мою душу, попутно крутя в пальцах вилку.
– Оплачено уже все. – Прилетело совершенно без смены эмоций, вонзаясь четырьмя зубцами той самой вилки в мою самодостаточность.
– Тогда я верну деньги.
– Это уж как тебе угодно.
– Почему ты так смотришь? – не выдерживаю.
– Как?
– Словно я подопытный кролик, которому только что ввели испытуемый препарат, – парень таки отводит взгляд, в уголке его губ зарождается новая кривая улыбка, образующая небольшую впадину на щеке, что делает линию его скул жёстче. В то же время складочки меж бровей исчезают, а накрывшая меня повторно волна его взора уже не кажется такой ледяной. Понимание, чем вызвана подобная эмоция, и насколько точно описывало мое сравнение сложившуюся ситуацию в моей жизни в целом, приходит не многим раньше, чем звучит его ответ:
– Я просто жду…
– Чего?
– Когда ты начнешь задавать вопросы. Мне бы на твоем месте уже крышу от любопытства снесло, а ты спокойно ешь. Странный кролик.
– Я просто не знаю, с чего начать. – Почти честно ответила я, ведь если отбросить первостепенную потребность в еде, вопросов в моей голове было слишком много.
– Могу дать совет – решай проблемы по мере их поступления. И попробуй сосредоточиться на самых ярких впечатлениях сегодняшнего дня.
– Там… На смотровой площадке… – срывается молниеносно, от возродившихся в памяти самых странных и ярко-жутких воспоминаний, – за твоей спиной… Там… Был кто-то…
– Ну, до образования кого-то там еще далеко, но всему свое время. Пока это лишь темная энергетика, которая едва нас обоих не прихлопнула.
– То есть? Я могу видеть энергетику?
– Видеть, чувствовать…
– И много такой фигни реально существует? Ну, ведьмы там, энергетика… Есть еще что-то?
– Я бы, конечно, не отнес это к твоим насущным проблемам, но, если это так важно – ОК, Гугл тебе в помощь. Все, что он найдет тебе по запросу «Сверхъестественные создания» – так или иначе, имеют свое место в этом мире.
По мере того, как до меня доходил смысл слов собеседника, мои глаза расширялись.
«Бред какой!»
– Серьезно думала, что вся сверхъестественная ересь – всего лишь плод чьего-то больного воображения? Поверь, не было бы ни одного упоминания о подобном, если бы периодически людям не приходилось сталкиваться с этим лицом к лицу.
Казалось бы, гранитный постамент моего существования, что еще вчера превратился в песочную бутафорию, сейчас и вовсе рассыпался фракциями ошибочных убеждений, ложных мировоззрений.
Работниками архива мозга от чего-то были подняты фото-мемуары прошлогодней подготовки к Хэллоуину. Вот мы с Брианой у зеркала, размышляем о правильности расположения вампирских клыков во рту, в то время как она делает начес мне на голове.
«– Ну, если это так важно, Мэл, можем пойти попросить консультации у ближайшего вампира, живущего по улице. Пускай покажет правильное расположение клыков во рту. Все ради того, чтобы твой образ был реалистичней, бэйб!»
Звучат отголоски слов бывшей подруги и наш заразительный смех, а сейчас вот мне говорят, что, оказывается, дельного консультанта в нашей давнишней теме реально можно было бы найти.
«Да ну, фигня! Параноидальный бред!» – вступает в борьбу некогда здравый смысл. Этого просто не может быть! Все происходящее – не более, чем вымышленная постановка, и вот сейчас один из посетителей подойдет, чтобы сказать – «улыбнитесь, вас снимает скрытая камера».
– Ваш кофе! – доносится вопреки моим ожиданиям, окончательно разрушая хрупкую надежду, и наново доказывая, что не важно, какой силы будет мое желание. Существование обыденного мира для меня более просто невозможно.
Внезапность слов официанта действует не иначе, как электрошок. Я со всхлипом вздрагиваю всем телом, едва ли не подпрыгнув на месте, и в тот же момент на мое плечо выливается, видимо, тот самый подающийся им, горячий кофе. Из груди неожиданность происходящего выбивает тихий вскрик, а мир вокруг гаснет.
И лучше бы это было следствием потери сознания, вместо, не иначе как, очередного удара под дых от вселенной.
– Прошу прощения! – сыплются сожаления из парнишки-официанта. В полумраке зала второго этажа, что освещается только тусклым светом, льющим из лестничного проема и огнями ночного города, что пылают за огромными окнами. А затем слышится звук расправляемой плотной ткани. Взор, еще не привыкший к резкому световому перепаду, улавливает пока только тень движения со стороны, а после к моему плечу прикладывается льняная салфетка.
– Видимо, перепад напряжения, – промакивая испачканную кофту, официант принялся пояснять возможные причины внезапного погружения во мрак, – сейчас все стабилизируется. И мне правда очень жаль, – обращается уже именно ко мне, – это моя первая смена…
– Ничего, – перехватив у Райли, как гласит бэйдж на груди парня, вымакательное тканевое приспособление, я делаю еще пару бессмысленных прикладываний, – всякое бывает…
«И нет, дружок, кина не будет, пока вы все лампочки не поменяете» – заключаю, мысленно отдавая полный отчет случившемуся затмению. Ведь то, что этажом ниже по-прежнему светло, служило более чем вязким доказательством, что сие скорее перепад моих эмоций, нежели электричества.
– Я сейчас заново подам заказ… – официант делает шаг в сторону, а я отдаю ему, по сути, безнадобную тряпицу.
– Не нужно. – Отзывается Джастин, и, переведя на него взгляд, я снова окунаюсь в леденящий океан. И кажется, он даже коркой льда покрылся, которая мерцает в полосе света уличного фонаря, что аккурат освещает именно глаза спутника. Одной рукой он подпирает голову, склонив ее немного на бок. Брови его опять в раздумьях сдвинулись к переносице. Новым же открытием для меня стали взыгравшие на скулах желваки, что не иначе как выдавали напряжение парня.
– Мы уже уходим. – Добавляет, резко принимая вертикальное положение, и начинает движение в сторону лестницы. Это не оставляет мне других вариантов, как натянуто-нервно улыбнувшись парнишке Райли, поспешно примкнуть к внезапному отступлению ведьмака.
– Скажи, что тебе есть куда идти… – прилетает следом за перезвоном колокольчиков, что резко оборвала закрывшаяся за моей спиной дверь.
Джастин стоит впереди, спиной ко мне, и смотрит куда-то вдаль. В его словах я слышу не присущую прежде резкость, что заставляет задуматься о явной смене его намерений быть моим гидом. Дать объяснение столь внезапному перепаду его настроения у меня не получается. Хотя, в конце концов, он совершенно чужой для меня человек, таким же и я являюсь для него. Он абсолютно ничем мне не обязан, но все же хочется хотя бы немного прояснить, что конкретно пошло не так, от чего вместо ответа, я задаю встречный вопрос:
– Я… Это произошло из-за меня?
– Что именно?
– Свет, что же еще… – продолжаю я диалог со спиной.
– Разумеется… – парень делает резкий разворот, вколачивая в меня холодность своего взгляда, – и кофе на себя ты тоже сама пролила.
– Это настолько страшно? – с трудом проглатывая образовавшийся в гортани ком непонимания, отзываюсь я, старательно удерживая на себе сапфировую тяжесть.
Ведьмак зависает на несколько мучительных секунд, а после так же быстро отводит глаза.
– Это обычное явление. Эмоциональный отклик магии, которую ты не умеешь контролировать, – не смотря на явное отсутствие вдохновения к взваленным на себя обязанностям, таки проводит краткий разъяснительный экскурс блондин, – но ты не ответила на мой вопрос.
– Не знаю… Повторюсь – вчера я была человеком, как и все те, кто меня окружал… Они… Обычные люди…
Джастин делает глубокий вдох и выдерживает еще одну небольшую паузу, словно бы взвешивая неведомые мне аргументы. В голову закрадывается мысль о том, что было бы неплохо знать, что конкретно сейчас творится в его голове, и тут же следом меня накрывает озарение – я его не слышу! Ни сейчас, ни в кафе, ни часом ранее. Это кажется странным: и то, что молчат его мысли, и то, что я только сейчас это заметила. Хотя, наверно, в последнем-то и нет ничего удивительного. Ведь не слышать душевных скитаний человека, что стоит рядом – сие более, чем нормально. По крайней мере, было таким на протяжении всех моих 18 лет. Первый действительно важный вопрос напрашивался сам собой, но озвучить я его не успела, ведь его снесло следующей фразой моего спасителя:
– Нет! К людям тебе нельзя! – отозвался он уверенно, возвращая мне слегка оттаявший взгляд, – Давай руку.
И здесь в пору бы раздражиться столь внезапным изменениям от «катись, давай куда-нибудь подальше» до «ок, я все же попробую тебе помочь», но сил на это попросту не было. Да и варианты, чего дальше делать со своей жизнью, если мой новый знакомый вновь вернется к первому агрегатному состоянию, также отсутствовали. Посему, руку я таки вложила. В качестве протеста хотела только разорвать осязательную связь, опуская темную завесу ресниц, да стискивая зубы на тяжелом выдохе. Но теплые пальцы легли на подбородок, заставляя возобновить момент «глаза в глаза».
– Зрительный контакт всегда важен. – Поясняет парень свое действие, а дальше тон его понижается до совершено неразборчивого шёпота. Голова начинает кружиться, мир вокруг сливается в сплошное световое пятно, в котором не теряют четкость лишь глаза напротив. Нижние конечности атрофируются, превращаются в желе, заставляя в следующее мгновенье повиснуть на широких мужских плечах.
«Походу, это будут новые телепорташки» – подмечает тормозящий разум, и я в неком страхе смыкаю веки, чувствуя, как исчезает почва из-под ног.
Глава пятая. «Под расстрелом реальности»
«…Когда мы кричим: „…мы с тобой не марионетки“ —Значит, терпения нити на ручках и ножках лопнули.Порой мы ужасно боимся попасться в клетку —Не понимая, что дверцы за нами уже захлопнулись…»Саша БестМорозный воздух обнимает за плечи, пронизывая толстовку зябкими иглами. От резкого перепада температуры кожа становится гусиной, тело пробирает мандраж. Где-то одновременно с новыми тепловосприятиями, я вновь начинаю чувствовать под ногами землю, исчезает ощущение центрифужного вращения. А еще меня тошнит. Это заставляет крепче сжимать в руке лацкан нубуковой куртки, и делать множество частых, глубоких вдохов. Да, сейчас не хватало еще дополнить радужную картинку икающей троглодитки, что уминает пиццу за троих, еще и новыми кадрами, где все ею съеденное обратно вываливается наружу.
В планы ведьмака же не входит давать мне время на сборы оставшейся горстки сил. Уже со следующим моим вдохом свежего цитрусового аромата с пряной перечной нотой, он резко отстраняется. Это вынуждает согнуться пополам и, съехав руками вдоль бедер, упереться в колени. Относясь к себе более снисходительно, я жду полного отступления тошноты, восстанавливаю дыхание, и, лишь спустя несколько минут, подымаю взгляд на поиски гребанного телепортатора.
Обнаруживается Джастин подпирающим фонарный столб, который собственно является последним по улице и явно одним из не многих, что еще функционируют. Брови его привычно насуплены, на скулах играют желваки и только глаза, что в мутном свете уличного светила кажутся темнее, с немой болью смотрят в сторону. Отследив траекторию взгляда, немного правее парня, я нахожу едва различимые темные очертания старого дома, утопающего в жухлой листве осеннего сада. Ветхое строение смотрит на мир пустующими черными окнами, из которых, фактически осязаемо, сочиться тоска. И кажется, что даже, окутывающий меня мерзлым одеялом холод так же исходит именно от четырехстенного убежища.
– Оклемалась? – звучит отчужденно, заставляя вздрогнуть и приняв полностью вертикальное положение, обнять себя руками.
– Где мы? – голос хрипит как с преисподней, а блондин отталкивается от своей опоры и идет к небольшой калитке. Оная с трудом различается за, обвившим низкий заборчик, диким виноградом. Преклонившись через нее, он открывает проход, попутно обрывая несколько свившихся воедино виноградных усиков.
– Дом моей матери. – Отзывается на выдохе, проходя во двор.
– Она здесь не живет? – спрашиваю, наверно, чисто для поддержания какого-то диалога, чтоб не позволить, странно-зарождающемуся в душе страху взять верх над собой. Да, находится в этом месте, от чего-то не хочется от слова совсем. Оно, вроде бы, визуально далеко от типичных дислокаций для съемки фильмов ужаса. Ни тебе старых высохших деревьев, пугающих своими корявыми ветвями, ни жутких статуй горгулий, взгляды которых высасывают твою душу. Но все же в каждом шорохе опавшего листа, в томном постанывании запутавшегося в живой изгороди ветра, в скрипе половиц на маленьком крыльце – во всем этом есть что-то отталкивающее.
– Не живет. – Летит коротко. Ни о чем. И вообще, что действия, что слова ведьмака явно оживают без желания, через силу. И, кажется, что присесть на корточки у нескольких старых горшков, растительные обитатели которых давно закончили свой жизненный цикл, так же стоит ему титанических усилий над собой. Но все это лишь предположения, ведь мысли Джастина по-прежнему закрыты от меня. Повторно зародившаяся оторопь, толкает найти в себе силы спросить о наболевшем:
– Почему я не слышу тебя? – бросаю в спину, когда блондин, достав спрятанный в земле ключ, делает шаг к входной двери.
В этот момент гид мой замирает, словно встретившись взглядом с самой Горгоной. Несколько секунд, кажется, даже не дышит и, наверно, коснись я сейчас его пальцем, то непременно силуэт парня покроется трещинами безразличности.
– Тебе шестнадцать? – сваливается ледяная глыба его встречного вопроса:
– Что? – сиплю в растерянности от очередной смены его эмоционального фона, пусть и не настолько резкой, как в прошлый раз.
– Сколько тебе лет!? – внезапный разворот в мою сторону и финальное вколачивание холодного монолита презрения в потерянную душу.
– Восемнадцать… Исполнилось… Вчера… – отвечаю рвано, почти шепотом, словно на допросе пытаясь оправдаться перед следаком, что обвиняет меня в многочисленных серийных убийствах, исполненных, что характерно, с крайней жестокостью. В тот же момент взгляд ведьмака снова немного смягчается, тушуется в очередном замешательстве, от чего я не выдерживаю:
– Да какого черта!? Меня скоро Кондратий хватит от твоих перепадов! Нахрена вообще помогать, когда испытываешь столько ненависти!? – не дожидаясь ответа на свои обвинения, делаю разворот к выходу, но не успеваю ступить и шагу, как меня перехватывают за запястье:
– Постой… Прости. – Очередной звучно-тяжелый выдох, на котором я оборачиваюсь, утопая в сапфировой печали и сожалении.
– Все крайне сложно…
– Почему ты помогаешь?
– Потому что должен. Большего пока ты все равно не поймешь. – Джастин отпускает мою руку, и делает шаг в противоположную сторону, вставляя ключ в замочную скважину. Слышится двойной щелчок, после чего он распахивает дверь, жестом приглашая войти:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Мизантропия – отчуждение от людей, ненависть к ним; нелюдимость.
2