Демоны спасения: чертоги отражений

Пролог

Ад никогда не был тем местом, каким его представляют земные проповедники. Нет здесь ни котлов с кипящей смолой, ни грешников, вопящих в вечных муках. Наш мир – точное отражение вашего, только с иными правилами.

Мой отец, Архидемон Алион, еще часто любил повторять: "Мы не мучители душ. Мы – те, кто показывает людям их же отражение."

Мы дышим тем же воздухом, пьём ту же воду, лишь оттенки жизни здесь… насыщеннее.

Особенно смешно слышать, будто демоны жаждут человеческих душ. Зачем нам ваши жалкие искорки, когда у нас есть собственные войны, политика и даже академии? Лишь 1% моей расы заключает контракты с людьми – и то из спортивного интереса.

Хотя, если быть честной, иногда эти контракты приводят к забавным ситуациям. Один мой знакомый демон триста лет коллекционировал души поэтов – представляете, какая у него теперь библиотека? Впрочем, большинство из нас предпочитает более… осязаемые развлечения.

Я, например, обожаю дуэли на закате, когда тени от рогов рисуют на стенах причудливые узоры. Или споры о философии в старых библиотеках, где фолианты шепчутся между собой, перелистывая страницы.

Но главное отличие ада от человеческих представлений – здесь нет вечных мук. Есть вечная жизнь. Со всеми её радостями, горестями и… экзаменами.

Да-да, вы не ослышались. Даже демонам нужно сдавать экзамены. Особенно если ты – как я – претендуешь на титул.

Но об этом позже. Сейчас важнее другое: запомните, что ад – это не проклятие. Это просто другая сторона реальности.

И поверьте, у нас есть своя прелесть.

Хотя бы потому, что у нас куда интереснее.

…и если Ад – это зеркало вашего мира, то Рай – его искажённое отражение в кривом стекле.

Там нет ни облаков, ни арф, ни вечно поющих херувимов. Только бесконечные мраморные залы, уходящие ввысь шпили библиотек с книгами, написанными светом, и сады, где растут цветы из осколков людских воспоминаний.

Вместо солнца над Раем плывёт Сфера Гармонии – идеальный шар из сгущённого времени, где одновременно видны все моменты: прошлое, настоящее и возможные варианты будущего переплетаются в вечном танце. Его свет не греет, но даёт ощущение абсолютной правильности бытия.

Ангелы не носят белых одежд – они предпочитают доспехи из застывшего звёздного вещества. Их крылья не пушисты и не нежны, что частое заблуждение людского сознания – это скорее лопасти из чистого света, способные рассечь демона пополам одним взмахом.

И да, они тоже сдают экзамены. Просто вместо магии у них – геометрия божественного, вместо заклинаний – формулы мироздания.

Но самое забавное? Мы, демоны, и ангелы – не так уж отличаемся. Разве что они верят в порядок, а мы – в хаос. Они коллекционируют добродетели, мы – грехи.

И всё же… иногда, очень редко, кто-то из нас пересекает границу.

И тогда начинается самое интересное.

Еще немного о структуре Ада:

Нижние Земли: Территория хаоса, где обычно обитают низшие демоны.

Срединные Круги: Города, академии, дворцы – здесь и живет наша семья и остальные демоны высшего порядка.

Граница: Место столкновения с Раем, где пространство трескается, как стекло. Там можно встретить странных существ – ни ангелов, ни демонов, тех, кто когда-то выбрал "ни то, ни сё". Они называют себя Пограничниками и живут в домах из спрессованных снов.

Но самое удивительное – Чертоги Отражений. Там стоят зеркала, показывающие не внешность, а суть. Демон, посмотревший в такое зеркало, увидит себя ангелом, каким мог бы стать. А ангел… увидит своего внутреннего демона. Поэтому доступ туда строго ограничен.

Глава 1. Лунный дион

Солнечный луч, пробившийся сквозь витраж с изображением семи кругов ада, играл бликами на страницах моего трактата. Каждый цветной осколок стекла отбрасывал на пергамент причудливые тени – кроваво-красные, нефритово-зелёные, глубокие фиолетовые. Я машинально провела пальцем по схеме торговых маршрутов XVII эры, оставив на пергаменте едва заметный чернильный след. В голове уже крутились формулировки для завтрашнего экзамена, когда…

– Тас, ты ещё долго будешь в книгу пялиться?

Голос Тиабольта прозвучал прямо у моего уха, заставив вздрогнуть. Он небрежно махнул рукой перед моим лицом, и капля чернил с моего пера оставила на схеме безобразное пятно. Прежде чем я успела возмутиться, он уже плюхнулся в кресло напротив, отчего древний дуб жалобно скрипнул.

– Шесть часов, – Процедила я, снимая очки и протирая перекладину кружевным манжетом. – Шесть часов я пытаюсь разобраться в таможенных пошлинах времён Великого Раскола, а ты…

– Да забей! – Он перегнулся через стол, и его чёрные с медной рыжиной пряди упали мне прямо на раскрытую страницу. От него пахло дымом, сталью и чем-то древесным – видимо, опять тренировался с новобранцами. – Жакли после последних экзаменов таким рёвом ревела, что у нее левый рог треснул, когда увидела твои оценки. – Тиабольт осклабился, обнажив острые клыки. – Даже старик Филип вчера за рюмкой каликара бубнил что-то про "эту девчонку, которая всех переиграет".

Я прищурила серповидные зрачки, изучая его лицо. Необычно оживлённый блеск в изумрудных глазах, лёгкое подрагивание левого уха – Ти редко заходил просто так. За его болтовнёй обычно скрывалась либо нелепая просьба, либо грандиозная проблема.

– Говори, – Я щёлкнула пальцами, и тень от книжной полки нехотя подвинулась, давая больше света. – Что на этот раз?

Он заёрзал, его когти забарабанили по резной рукояти кинжала. Интересно, что могло заставить "Теневого рыцаря", победителя Химерских войн, так нервничать?

– Ну… ты же знаешь его новую пассию? – Он сделал паузу, явно пытаясь вспомнить имя. – Та, что с фамилией вроде "Речной туман" или что-то такое?

– А-а, – Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как сквозь ткань платья проступает холод древней кожи. – Та самая, что в прошлый раз подожгла его парадный плащ адским пламенем?

– Именно она! – Ти вскочил и начал размахивать руками, как будто сражался с невидимым противником. Его тень на стене повторяла движения в гротескном преувеличении. – Сегодня она ворвалась на центральную арену! С криком "Изменник!" вцепилась ему в гриву! Я уже думал, он её шпагой приколотит, но он… – Тиабольт замер с открытым ртом. – …засмеялся! Прямо как в тех глупых романтических балладах!

Я представила эту сцену: Филип – двухметровый демон с рогами, напоминающими изогнутые клинки, его знаменитый шрам через левый глаз – терпеливо сносит атаку хрупкой девушки, чья голова едва достаёт ему до груди.

– У каждой его любовницы характер, как пороховая бочка в нефтяном озере, – Заметила я, поправляя заколку в волосах. – Удивляюсь, как они его до сих пор не убили. Хотя… – Я прикусила язык, вспомнив, что Филип был учителем Ти.

Но тот, казалось, не обратил внимания на мою оговорку. Он внезапно замолчал, его пальцы нервно выбивали ритм по рукояти кинжала. В воздухе запахло серой – верный признак его беспокойства.

– Тас, – Он нахмурился, и его тень на стене внезапно стала острее, угрожающе. – а тебе не кажется это… странным?

– Что именно?

– Ну… – Он провёл рукой по лицу. – зачем ему десятки женщин, если можно найти одну, но…

Я резко наклонилась вперёд, заставив его отпрянуть.

– Ты когда успел романтиком стать? – Сделала я наигранно-изумлённые глаза. – Позволь-ка осмотреть тебя. – Я протянула руку, делая вид, что проверяю его лоб на температуру. – Где тебя ударили? Ничего не болит? Может, вчерашняя тренировка на плато Серы тебе голову отшибла?

– Да замолчи ты! – Он отпрянул, покраснев до кончиков заострённых ушей. – Я серьёзно!

В этот момент дверь библиотеки с грохотом распахнулась, ударившись о каменную стену. В проёме, тяжело дыша, стояла Мика. Её обычно безупречный чепец съехал набок, обнажив маленький рог, а руки дрожали так, что звенели подвески на запястьях.

– Госпожа, – Она глотнула воздух, и я заметила, как дрожит её хвост. – леди Тэрри… она в приёмной и… – Горничная бросила взгляд через плечо. – …она не одна.

Ледяная тяжесть опустилась мне в живот, будто я проглотила кусок адаманта. Последний раз, когда Тэрри приходила "не одна", она привела с собой прирученного базилиска, который съел половину служанок.

Я резко встала, и мои белые волосы, заплетённые в сложную косу, ударили Тиабольта по лицу.

– Похоже, – Прошептала я, чувствуя, как в жилах начинает пульсировать мана. – сегодняшний вечер будет… интересным.

Приемная комната находилась в противоположном крыле особняка, и обычный путь через анфиладу залов занял бы добрых пятнадцать минут. Но сегодня у меня не было времени на церемонии.

Я закрыла глаза, ощущая, как мана сгущается вокруг меня, превращаясь в вихрь из черных искр. Мгновенное перемещение – сложная техника, требующая точности. Одно неверное движение, и можно материализоваться внутри стены. Но сейчас я не могла позволить себе колебаться.

Воздух с хлопком сжался вокруг меня, и через мгновение я уже стояла у резных дверей приемной. Еще не открывая их, услышала знакомые визгливые нотки, моя голова мгновенно стала тяжелой. Каждый раз одно и то же, сколько можно?

Дверь отворилась сама собой под моим взглядом. Внутри царил хаос: служанки прижимались к стенам, стараясь не попадаться на глаза моей сестре, а с потолка медленно падали осколки хрустальной люстры – видимо, очередная жертва ее вспыльчивости.

Тэрри заметила меня мгновенно.

– Таси! – Ее черные локоны развевались, как живые, когда она бросилась ко мне.

Я ловко уклонилась от объятий.

– Если хочешь покричать, иди в сад, – Холодно сказала я, проходя мимо нее к креслу у окна. – От твоих визгов уже трескается лепнина. Ремонт будешь оплачивать из своих карманных денег.

Тэрри замерла, ее фиолетовые глаза сверкнули обидой, но почти сразу в них появилось что-то еще… беспокойство?

– Где ты пропадала? Я тебя заждалась!

– У меня есть дела поважнее, чем разгребать твои истерики. – Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как древняя кожа мягко обволакивает спину. – Через неделю экзамен по внешней экономике, а ты…

– Всегда у тебя дела! Всегда ты занята! – Тэрри сжала кулаки, и по комнате прокатилась волна тепла – признак неконтролируемого выброса маны.

Я вздохнула. Сколько можно?

– Либо говоришь, зачем пришла, либо уходи. Выбирай.

Наступила тишина. Неожиданная, почти неестественная. Даже служанки перестали перешептываться.

Тэрри вдруг опустила глаза и неловко провела рукой по шее – жест, который я узнала сразу. Так она вела себя в детстве, когда что-то натворила и боялась признаться.

– Я… я хотела сделать тебе подарок. – Она подошла к кофейному столику и взяла небольшой красный сверток. – На удачу. Перед экзаменом.

Я нахмурилась. Это было… неожиданно.

– Ты же знаешь, я не верю в удачу. – Сказала я, но все же протянула руку.

Ткань развернулась, обнажив браслет: серая шелковая лента с белым камнем, который на свету отливал слабым розовым.

– Раз ты получила этот небольшой подарок, думаю, мне не стоит больше тебя отвлекать. – Положив ткань на боковину кресла, Тэрри убрала прядь волос, свисающую на лицо, и, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты.

Тэрри захлопнула дверь с такой силой, что хрустальные подвески на люстре зазвенели, как погребальный звон. Я осталась сидеть, сжимая в ладони злополучный браслет, его холод проникал сквозь кожу, будто жидкий азот.

Тишина.

Наконец-то.

Однако странное чувство сковало мою грудь. Может, стоило быть помягче?

Я закрыла глаза, вдыхая аромат ладана, витающий в воздухе. Всего несколько минут покоя перед тем, как…

Глухой звук заставил меня вздрогнуть. Я открыла глаза – у противоположной стены медленно оседала на паркет Мика. Её лицо было мертвенно-бледным, а из носа струйкой бежала черная субстанция – концентрированная мана.

Тук. Тук.

Ещё две служанки рухнули как подкошенные. Оставшиеся в сознании смотрели на меня расширенными глазами, но не смели пошевелиться.

– Что… – Я попыталась встать, но ноги вдруг стали ватными.

Воздух в комнате загустел, наполнившись золотистыми искрами – признак неконтролируемого выброса маны. Но это была не моя энергия…

Браслет. В тот момент, когда мой взгляд упал на камень, по спине пробежал ледяной холод.

Лунный дион.

Мозг лихорадочно заработал. Этот минерал добывали только в Райских землях, и для демонов он был смертельно опасен. Но Тэрри… она ведь знала это?

– Всем… вон… – С трудом выдавила я, но голос звучал чужим, искаженным.

Служанки бросились к выходу, подхватывая потерявших сознание. Последней вышла старшая горничная – она метнула на меня испуганный взгляд и положила ладонь на голову, ровно между своими небольшими рожками, что в нашем мире означало прошение духов о спасении души.

Дверь закрылась.

Я осталась одна.

Тьма сгущалась по краям зрения, как чернильное пятно. Пальцы онемели настолько, что я не чувствовала, как браслет впивается в кожу. Где-то вдали раздался крик – возможно, Тиабольт почуял неладное.

Но было уже поздно.

Я вновь посмотрела на браслет – лунный дион теперь стал светился изнутри, и его розовый оттенок становился все ярче.

"Нет…"

Паралич распространялся по телу с пугающей скоростью. Я пыталась пошевелиться, крикнуть, но мышцы не слушались. Даже веки стали тяжелыми.

Последнее, что я увидела перед тем, как сознание начало ускользать – как дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Тиабольт.

– Тас! Что случилось?! – Его голос звучал, как из-под воды.

– Лунный… дион. – Из последних сил произнесла я, взглянув на браслет в руках, и закрыла глаза.

– Та… д…….

Я уже не могла разобрать что говорит Ти, но отчетливо понимала, что он ругается. На меня или на кого-то другого не имело значение, главное, он знает, что в таких случаях необходимо следить за человеком, который может вытворить все что угодно. Самое важное в таких случаях не дать моей мане поглотить душу человека, ведь после этого мое возвращение уже стоит под вопросом.

Я хотела хоть что-то сказать, но вместо этого мир вокруг меня взорвался ослепительным светом…

…а затем погрузился во тьму.

Глава 2. Разбитое отражение

Тяжёлые дубовые двери библиотеки мягко захлопнулись за спиной уходящей Тас, и в просторном зале воцарилась гробовая тишина. Лишь слабый треск горящих в канделябрах магических огней нарушал это безмолвие.

Анатасия действительно проводила здесь слишком много времени в последние недели – если верить слугам, по восемь-десять часов ежедневно. "Академические исследования", – говорила она, но я-то знал ее слишком хорошо. Это был побег. Побег от чего-то, что она не хотела признавать даже перед собой.

Воздух в библиотеке все еще был насыщен ее маной – густой, тяжелой, с едва уловимыми нотками чего-то тревожного. Для обычных слуг находиться здесь стало настоящим испытанием: их бледные лица и учащённое дыхание всякий раз, когда они осмеливались зайти, красноречиво говорили о том, насколько подавляющей была для них эта атмосфера.

Сильный подавляет слабого.

Ирония судьбы. Тас ненавидела эту истину всем сердцем, но даже она не могла избежать ее.

Я поднялся и потянулся, чувствуя, как хрустят позвонки после долгого сидения. На столе передо мной аккуратные стопки книг, разложенные с почти болезненной педантичностью, будто выверенные по линейке. По авторам? По хронологии? А может, по какому-то своему, только ей понятному принципу.

Перфекционизм Тас всегда граничил с одержимостью. В академии ее конспекты были образцовыми, в спальне – ни пылинки, даже шкафы с одеждой рассортированы по цветам и сезонам. Интересно, она и в туалет по расписанию ходит?

Ухмыльнувшись этой мысли, я взял верхнюю пачку книг и направился к ближайшим полкам.

– "История реки Аид", – Прочитал я вслух, ощущая, как на лице само собой появляется гримаса. Три толстенных тома в потрепанных кожаных переплетах. – Ну и скучища… Кто вообще добровольно будет это читать?

Быстро запихнув злополучные книги на положенное им место между "Геомантией древних" и "Трактатом о подземных источниках", я уже разворачивался к столу, когда…

Боль.

Резкая, обжигающая, будто кто-то вогнал мне под ребра раскаленный клинок. Воздух в легких внезапно стал густым, как расплавленный свинец. Я схватился за полку, чувствуя, как пальцы бесконтрольно впиваются в дерево.

Взрыв маны.

Этот вкус – металлический, электризующий – невозможно спутать ни с чем.

Последний раз я ощущал нечто подобное пять лет назад, на границе с Демоническими землями, когда отряд чернокнижников устроил засаду на наш караван. Тогда это закончилось двенадцатью трупами и кратером диаметром в полмили.

Но здесь…

Здесь не было ни ярости, ни боевой магии.

Что-то было не так с самой Тас.

И это что-то только что вырвалось на свободу.

Собрав волю в кулак, я сделал глубокий вдох, пытаясь хоть как-то прочистить легкие от сгустившейся маны. Воздух обжег горло, словно я глотнул раскаленного пепла, но другого выбора не было – нужно было двигаться.

Мана пульсировала в воздухе, тяжелая и густая, как предгрозовая туча. Она вела меня, словно невидимый шнур, натянутый до предела. Я бежал, едва не спотыкаясь о тела обессилевших слуг, разбросанных по коридору.

Горничные лежали без сознания, их лица были бледны, а губы слегка посинели от нехватки воздуха. Но грудь ещё поднималась – слабо, прерывисто, но поднималась. Значит, еще не все потеряно.

Перед самым поворотом я резко остановился.

Из полумрака коридора на меня смотрели холодные, словно лезвие ножа, глаза.

Тэрри.

Она стояла у двери в приемную, облокотившись о косяк, и ее тонкие губы растянулись в ехидной ухмылке.

– "Спешишь?" – Ее голос был сладким, как яд.

Я не успел ответить. Прежде чем я сделал шаг, она растворилась в тени, словно ее и не было. Лишь легкий шелест платья выдал ее исчезновение.

Чертова тварь.

Но разбираться с ней не было сейчас времени.

Я рванул к двери и с размаху ударил по ней плечом. Дубовые створки с грохотом распахнулись, ударившись о стены.

– Тас! Что случилось?!

Комната была залита неестественным светом – мана конденсировалась в воздухе, переливаясь сине-фиолетовыми всполохами, будто северное сияние, запертое в четырех стенах.

И в центре этого хаоса – она.

Когда я бросился к ней, она медленно подняла голову, и у меня перехватило дыхание.

Ее глаза…

Они были пустыми.

Безжизненно-бледными, будто затянутыми молочной пеленой.

– "Лунный… дион…"

Ее голос был едва слышен, словно доносился из-за толстого слоя стекла. Но хуже всего было то, куда был направлен ее взгляд.

– Тас, как ты могла не заметить что-то настолько очевидное?!

Мой крик прозвучал хрипло, почти надрывно. Я схватил ее за плечи, чувствуя, как ее тело безвольно качается в моих руках.

– Ты понимаешь, что можешь больше не вернуться?!

Гнев, страх, отчаяние – всё смешалось в один клубок, рвущий грудь изнутри.

– Дура! Дура! Дура!

Я тряс ее, словно пытаясь вытряхнуть из нее тот яд, что уже проник в самое нутро. Но ее взгляд оставался пустым, устремлённым куда-то сквозь меня.

Она уже не здесь.

Ее сознание ускользало, уносимое токсичным нектаром, прямиком в пограничье – туманную грань между миром живых и царством теней.

Я схватился за рога так сильно, что костяные наросты затрещали под давлением пальцев. Острая боль пронзила череп, но я лишь сильнее сжал их, будто пытался выжать из себя всю ярость, весь страх, всю эту чертову беспомощность, что клубилась в груди.

Треск.

Капля чего-то теплого скатилась по виску. Кровь.

Но даже эта боль не принесла облегчения.

Минуты тянулись, как смола. Я стоял, сгорбившись, сжав зубы до хруста, пока наконец не почувствовал, как бешеная дрожь в руках начинает стихать.

Вдох.

Выдох.

Еще раз.

Опустившись на колени перед Анатасией, я медленно выпрямился. Грудь все еще горела тревогой, но мысли наконец начали проясняться.

Комната встретила меня гнетущей тишиной. Воздух был тяжел, пропитан остаточной маной и чем-то еще – горьковатым привкусом лунного диона, что витал над столом, как предсмертный вздох. Единственным источником света было узкое окно, сквозь которое пробивались лучи заката. Они мягко ложились на лицо Тас, подсвечивая ресницы и делая ее кожу почти прозрачной.

Слишком бледной.

Я заставил себя смотреть на нее, впитывая каждую деталь:

Ее грудь едва заметно поднималась – слабый, но верный признак жизни.

Пальцы, ещё недавно судорожно вцепившиеся в кресло, теперь лежали расслабленно.

А губы…

Губы слегка посинели.

Нет.

Я резко отвернулся, сжимая кулаки.

"Она просто уснула", – настойчиво шептал какой-то глупый, отчаянный голос в голове. "Сейчас проснется, посмотрит на тебя своими ясными глазами и спросит…"

– "Почему не разбудил? У меня столько дел!"

Я сам мысленно закончил за нее, ощущая, как в горле встает ком.

Какой же я дурак.

Я протянул руку, едва не касаясь ее щеки, но в последний момент остановился.

– Ты ведь всегда говорила, что ненавидишь, когда я лезу со своими дурацкими спасательствами…

Голос сорвался на хриплый шепот.

Но на этот раз она не проснется, чтобы огрызнуться.

Не вскочит с возмущенным: "Я сама разберусь!"

Не бросит в меня книгой за то, что посмел волноваться.

Тишина.

И в этой тишине я наконец признал:

Я не знаю, как ее спасти.

Но должен попытаться.

Даже если для этого придется нырнуть в бездну вслед за ней.

Время в комнате застыло, словно густой янтарь, а мои мысли гудели роем ос, сталкиваясь и разлетаясь в разные стороны. Под весь роящийся шум в моей голове Тас медленно начала приходить в себя.

Нет. Это не она.

Я видел это по тому, как дрожали ее ресницы, как пальцы судорожно сжимали складки платья – слишком нервно, слишком непривычно для Тас. Анатасия никогда не позволяла страху так явно отражаться на лице.

Но самое главное – глаза.

В них не было той привычной стальной уверенности, только растерянность и животный ужас, медленно сменяющийся осознанием чего-то неправильного.

Каждая секунда молчания между нами была подобна капле расплавленного свинца – обжигающей и невыносимой. Я чувствовал, как должен что-то сказать, обязан успокоить ее, но слова застревали в горле, превращаясь в ком ледяного отчаяния.

И тогда…

– Тиабольт?

Ее голос прозвучал так тихо, что я едва расслышал собственное имя. Но в нем была надежда – хрупкая, как первый весенний лед.

Мое сердце бешено колотилось.

Она узнала меня.

Значит, не все потеряно? Может, часть Тас еще здесь, спрятана где-то глубоко, за этим чужим взглядом?

Но следующий момент разбил эти иллюзии.

Ее лицо снова исказилось в мучительном недоумении, и я понял – это не осознанное узнавание. Это эхо, обрывки воспоминаний, случайно всплывшие в новом сознании. Как последние пузыри воздуха, прорывающиеся на поверхность из глубины.

Я медленно кивнул, чувствуя, как где-то внутри меня что-то ломается.

– Да, это я.

Собрав всю силу воли, я заставил голос звучать ровно, хотя каждое слово обжигало, как раскаленный гвоздь в груди.

– Но кто ты?

Тишина.

За окном пролетела ворона, ее крик на мгновение нарушил гнетущую атмосферу.

– Алиса.

Она произнесла это четко, но, увидев, как мое лицо исказилось от боли, вдруг заколебалась. Ее пальцы впились в ткань платья еще сильнее.

Алиса.

Чужое имя в устах, которые должны были принадлежать ей.

Я закрыл глаза, чувствуя, как мир вокруг начинает рушиться, как карточный домик.

– Даже не знаю, что сказать…

Глубокий вдох.

Выдох.

Попытка собрать мысли, которые разлетались, как испуганные птицы.

Когда я снова заговорил, мой голос звучал глухо, будто доносился из-под толщи воды:

– Теперь ты – Анатасия.

Я указал на большое зеркало в резной раме, стоявшее в углу комнаты. Его поверхность, обычно безупречно чистая, сейчас казалась мутной, словно покрытой тонкой дымкой.

– А она – ты.

Алиса – нет, теперь уже Анатасия – резко повернула голову.

Ее отражение в зеркале было неправильным.

Там, в глубине стекла, стояла совсем другая девушка – с более мягкими чертами лица, светлыми волосами и широко распахнутыми глазами, полными ужаса.

Настоящая Алиса.

И она стучала по зеркалу изнутри, беззвучно крича что-то, что никто не мог услышать.