Демоны спасения: чертоги отражений

- -
- 100%
- +
Новая Анатасия вскрикнула и отпрянула назад, вжавшись в кресло.
– Это… это невозможно…
Ее голос дрожал, а в глазах читалось чистейшее отрицание.
Но зеркало не лгало.
Где-то там, в другом мире, в другом теле, была настоящая Тас.
И теперь мне предстояло самое сложное – объяснить этой напуганной девушке, что она навсегда останется в чужой шкуре.
А самому – найти способ вернуть свою Анатасию.
Даже если для этого придется разорвать саму ткань реальности.
Комната наполнилась тяжелым молчанием, будто воздух превратился в густой сироп. Я видел, как ее зрачки расширяются от нарастающей паники, как пальцы бессознательно мнут дорогую ткань платья – платья, которое никогда не принадлежало ей.
– Как это вообще возможно? Что происходит?
Ее голос звучал так хрупко, словно вот-вот разобьется, как тонкое стекло.
Я сжал кулаки, ощущая, как ногти впиваются в ладони. Как объяснить то, что не понимаешь до конца сам?
– Мы попали в ловушку. – Начал я, медленно выговаривая каждое слово, словно ступая по тонкому льду. – Ловушку, которую устроила Тэрри – сестра девушки, чье тело и силу ты теперь занимаешь.
Ее лицо исказилось в гримасе ужаса, и я поспешил продолжить, наклоняясь чуть ближе:
– Но сейчас тебе нужно запомнить только одно: ни при каких условиях не давай понять другим, кто ты на самом деле.
Я сделал паузу, позволяя этим словам осесть в ее сознании. Затем, пристально глядя в ее – нет, не ее – глаза, добавил:
– Ты сейчас она. И я просто обязан разобраться, как вернуть все на свои места.
Алиса нервно моргнула, и я буквально видел, как в ее голове сталкиваются сотни мыслей, эмоций, вопросов без ответов. Ее дыхание участилось, пальцы начали дрожать еще сильнее – классические признаки надвигающейся истерики.
И тогда она взорвалась.
– Нет, нет! – Ее крик прозвучал так неожиданно резко, что я инстинктивно отпрянул. Она вскочила, опрокинув кресло, и отступила назад, будто пытаясь убежать от собственного отражения. – Я – просто студентка! Я не могу этим заниматься!
Ее голос сорвался на визгливую ноту, и в этот момент я почувствовал – не просто увидел, а именно почувствовал – как мана в комнате заколебалась, реагируя на ее эмоциональный всплеск.
Черт.
Если она не возьмет себя в руки, это может привлечь их – слуг, других демонов, саму Тэрри.
Не раздумывая, я шагнул вперед и крепко схватил ее за плечи.
– Алиса. – произнес я намеренно тихо, заставляя ее сосредоточиться на моем голосе. —Послушай меня.
Ее тело дрожало, как в лихорадке, но она хотя бы перестала кричать.
– Ты не одна. – Продолжал я, глядя прямо в ее наполненные слезами глаза. – Я знаю, что тебе страшно. Знаю, что ты не готова к этому. Но я помогу тебе – шаг за шагом.
Я медленно выдохнул, ослабляя хватку, но не отпуская ее полностью.
– Ты не должна быть демоном. Ты должна только казаться им. Все остальное – моя забота.
Где-то в глубине комнаты тихо упала капля воды – вероятно, из недопитого бокала, что стоял на столе. Этот звук почему-то казался невероятно громким в натянутой тишине.
Алиса сглотнула, и я увидел, как в ее глазах медленно, очень медленно, начинает проступать нечто, отдаленно напоминающее решимость.
– А… а если я не справлюсь? – Прошептала она, и в этом вопросе было столько детской уязвимости, что мое сердце невольно сжалось.
Я намеренно улыбнулся – той улыбкой, что обычно заставляла Тас закатывать глаза и ворчать, что я "невыносимо самоуверенный".
– Тогда я напомню тебе, что ты уже справляешься. Просто посмотри, как ты держишься – после всего, что произошло.
И, к моему удивлению, уголки ее губ дрогнули – совсем чуть-чуть, едва заметно.
Хорошо.
Первый шаг сделан.
Теперь предстояло самое сложное:
Научить обычную человеческую девушку притворяться одной из самых могущественных демонесс этого мира.
И сделать это до того, как кто-то заметит подмену.
Глава 3. Чужая кожа
Я медленно открываю глаза и мир обрушивается на меня тяжестью, от которой перехватывает дыхание.
Потолок.
Чужой, низкий, покрытый мелкими трещинами, будто паутиной. Солнечный свет, пробивающийся сквозь грязноватое окно, рисует на нем желтоватые пятна. Где я?
Паника поднимается по спине ледяными мурашками. Я резко сажусь – и тут же хватаюсь за виски. Голова раскалывается, как будто кто-то вогнал в череп раскаленный клинок.
Воспоминания накатывают волной.
Тэрри. Ее ехидная ухмылка. Браслет с лунным дионом, холодный, как смерть, в моей руке. Вспышка света – и…
Пустота.
Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль – хоть какое-то доказательство, что я еще жива. Но чего это стоит, если…
Я замираю, осознавая.
Я не чувствую маны.
Ни единой искры. Ни малейшей вибрации в крови. Только пустота – огромная, всепоглощающая, как если бы мне вырвали душу.
Я – Анатасия Люц, наследница рода, чья мана могла затмить лунный свет, теперь заперта в теле какого-то жалкого человеческого создания.
– Алиса, вставай! На учебу пора!
Голос.
Женский, резковатый, но теплый. Он доносится из-за двери, и я застываю, как зверь в капкане.
По всей видимости мать этой девушки.
Мозг лихорадочно соображает. Я должна ответить. Сыграть роль. Хотя бы для начала.
– Да, мам!
Мой голос звучит фальшиво даже для моих ушей – слишком высоко, слишком неровно.
За дверью наступает пауза.
– Ты в порядке? – Слышу я уже настороженный тон. – Голос какой-то… странный.
Черт.
Я глотаю ком в горле и заставляю себя рассмеяться – легонько, как, наверное, смеется эта… Алиса.
– Да все хорошо! Просто спала в неудобной позе!
Еще одна пауза. Затем вздох и шаги, удаляющиеся по коридору.
Я падаю обратно на подушку, закрывая глаза.
Что теперь?
Тело. Я осторожно разглядываю руки – тонкие, бледные, без когтей. Волосы, спадающие на плечи, – каштановые, а не белые. Даже кожа пахнет иначе – мылом и чем-то сладким.
Комната. Узкая кровать. Плакаты с какими-то человеческими музыкантами. Книги с закладками – "История", "Биология", "Литература". Все так… обыденно.
Зеркало. Я подхожу к нему, и в отражении на меня смотрит чужая девушка. Карие глаза, круглое лицо, никаких рогов.
Это кошмар.
Но нет. Это реальность.
Я сжимаю край тумбочки, пока пальцы не белеют.
Тэрри…
Она заплатит за это. Клянусь Тьмой.
Но сначала мне нужно выжить здесь. В этом мире. В этом теле.
А значит – стать Алисой. Хотя бы на время.
Я глубоко вдыхаю и натягиваю улыбку – такую же ненастоящую, как и все вокруг.
– Ну что, "мама"… Поглядим, как долго я смогу играть твою дочь.
***
Кухня залита золотистым светом – утреннее солнце струится через занавески, рисуя на столе теплые блики. Воздух наполнен ароматами, от которых невольно сводит желудок: хрустящие тосты с медовой корочкой, горьковатый кофе, что-то сладкое, возможно, только что вынутое из духовки печенье.
Как просто устроен их мир, мелькает мысль, прежде чем я успеваю ее поймать.
Женщина у стола – мама Алисы – ловко расставляет тарелки. Ее движения точны, привычны, видно, что это утренний ритуал, повторяющийся годами. Когда она поворачивается ко мне, я замечаю морщинки у глаз, те, что появляются от частых улыбок.
– Ты выглядишь немного бледной, дорогая. Все в порядке?
Ее голос мягкий, но в интонации та самая родительская тревога, что проникает под кожу. Я замираю, чувствуя, как учащается пульс. Она заметит. Обязательно заметит.
Но когда ее рука касается моего лба (теплые пальцы, слегка шершавые от работы), я вижу в ее глазах только заботу – чистую, без примеси подозрений.
Странно.
В моем мире так не прикасались. Не смотрели. Не чувствовали.
– Да, чувствую сегодня не очень… Может, я пропущу учебу сегодня?
Слова даются с трудом. Я стараюсь звучать естественно, но внутри все сжимается – будто я проглотила камень. Обман здесь пахнет кофе и домашней выпечкой, и от этого он кажется еще грязнее.
Мама Алисы задерживает взгляд на мне – долгий, изучающий.
Проклятье.
Я мысленно перебираю варианты:
Если она откажет – придется идти в это "учебное заведение" и рисковать разоблачением.
Если согласится – у меня будет драгоценное время, чтобы разобраться в жизни Алисы.
– Конечно, я не настаиваю. Один день все равно ничего не изменит, можешь отдохнуть.
Она гладит меня по волосам – легкое, невесомое прикосновение. И вдруг я понимаю, что затаила дыхание.
Ее доброта обволакивает, как плед в холодное утро. Но я не могу позволить себе растаять, не сейчас. Не когда настоящая Алиса, возможно, кричит у зеркала где-то в моем мире.
– Спасибо. – Бормочу я, отводя взгляд к окну, где на подоконнике дремлет полосатый кот.
Фокус. План. Действия.
Пока мама наливает кофе, я анализирую:
Документы. На холодильнике прикреплены фотографии – Алиса с друзьями, Алиса на каком-то пляже. Нужно изучить каждую.
Телефон. Вот он, лежит на столе. Код? Отпечаток?
Компьютер. В соседней комнате, если судить по вчерашним воспоминаниям этого тела.
– Ты хочешь чай вместо кофе? Ты обычно его пьешь, когда плохо себя чувствуешь. – женщина ставит передо мной кружку с парящим напитком.
Ловушка.
Я моргаю. "Обычно"? Значит, Алиса – чаеман. А я чуть не схватила кофе.
– Да… – быстро отвечаю я, пододвигая чашку.
Мама улыбается – но в уголках ее глаз читается легкая озадаченность.
Слишком много ошибок. Слишком быстро.
Я сжимаю кружку, чувствуя, как жар проникает в ладони.
План:
Притворись больной – уйди в комнату под предлогом головной боли.
Изучи все – дневники, соцсети, фотографии. Узнай все об Алисе.
Найди слабое место – может, в этом мире есть следы магии? Книги? Легенды?
Ведь если Тэрри смогла отправить меня сюда… значит, где-то есть дверь назад.
И я ее найду.
Даже если придется перерыть этот мир до основания.
После завтрака квартира погрузилась в тишину, нарушаемую лишь тиканьем старых часов в прихожей. Я осталась одна – мама Алисы, попрощавшись мягким поцелуем в висок, ушла на работу. Дверь закрылась с тихим щелчком, и я впервые за этот странный день смогла вдохнуть полной грудью.
Квартира оказалась небольшой, но пропитанной теплом – совсем не похожей на мраморные залы моего дома. Здесь каждый уголок дышал жизнью:
Гостиная с потертым диваном, укрытым вязаным пледом.
Кухня, где на холодильнике магнитами крепились детские рисунки и счета за электричество.
Прихожая с аккуратно расставленной обувью и зонтами в деревянной подставке.
Но больше всего меня зацепили фотографии. Они были повсюду:
На стене – Алиса лет пяти, с косичками и в платье в горошек, сидит на плечах у улыбающегося мужчины (отец?).
На тумбочке – подростковая версия Алисы с двумя подругами, их лица размазаны кремом от торта.
У зеркала – семейное фото, где все трое обнимаются на фоне моря.
Какая простая, какая… настоящая жизнь.
Я провела пальцем по рамке, оставляя след на пыльной стеклянной поверхности. В моем мире не было таких фотографий – только портреты, написанные придворными художниками, где каждый жест, каждый взгляд идеален.
Наконец я вернулась к тому, с чего начала. Комната Алисы встретила меня запахом лаванды и старой бумаги. Солнечный свет, просачивающийся сквозь полупрозрачные занавески, освещал:
Кровать с горой подушек, одна из которых упала на пол.
Письменный стол, заваленный тетрадями и ручками с надкушенными колпачками.
Книжную полку, где учебники по биологии соседствовали с потрепанными романами.
Именно там я заметила его – открытый учебник по основам психологии.
Я осторожно перелистнула страницу.
"Микроэкспрессии: как распознать эмоции по мельчайшим изменениям мимики"
Рядом – закладка с пометкой: "Важно для экзамена!!!"
Мои пальцы непроизвольно сжали бумагу.
Неужели они могут читать мысли лишь по выражению лица?
В моем мире для этого требовалась мана, специальные заклинания или хотя бы родственная связь. А здесь…
Я прищурилась, рассматривая иллюстрации:
Брови, приподнятые на миллиметр – страх.
Губы, слегка поджатые – раздражение.
Веки, напряженные – ложь.
Так вот почему мама Алисы так пристально смотрела на меня за завтраком.
Я резко закрыла книгу.
Нужно быть осторожнее.
Но любопытство перевесило. На следующей странице красовалась диаграмма:
"Как распознать ложь: 7 признаков"
Избегание зрительного контакта (я постоянно отводила глаза!)
Нервные жесты (крутила чашку в руках…)
Чрезмерная детализация (я слишком подробно объясняла свою "болезнь")
Черт.
Я отбросила учебник и схватилась за следующий предмет на столе – дневник.
Кожаная обложка, потрепанная по краям, с замочком… который оказался не заперт.
Глупая, доверчивая Алиса.
Первая страница датирована прошлым годом:
"15 сентября. Сегодня снова видела этот сон. Тот самый, где я стою перед зеркалом, а отражение улыбается мне, когда я этого не делаю…"
Мое сердце замерло.
Не может быть.
Я лихорадочно пролистала дальше:
"3 ноября. Сон повторился. На этот раз "другая я" что-то говорила, но я не слышала слов. Проснулась в холодном поту. Мама говорит, что это стресс перед экзаменами, но…"
Последняя запись была сделана три дня назад:
"Сегодня в библиотеке нашла старую книгу о зеркалах. Там был рисунок точно, как в моих снах. Должна узнать больше. Если это не бред, то…"
На полях – небрежный набросок: зеркало с трещиной в форме молнии.
Точно, как в Чертогах Отражений.
Я вскочила, опрокинув стул.
Алиса что-то знала. Возможно, даже чувствовала этот мир.
А значит…
…где-то здесь есть ключ.
Время в комнате текло медленно, словно густой мед, и я наконец осознала – сидеть в четырех стенах, перебирая чужие вещи, бесполезно. Мне нужен был настоящий мир – его звуки, запахи, опасности. Тот мир, в котором мне предстояло выжить.
Я натянула легкую куртку (оказалось, она висела на крючке за дверью) и, впервые за этот странный день, вышла на улицу.
Город встретил меня шумом и движением.
Воздух – прохладный, с примесью выхлопных газов, жареных каштанов и чего-то цветущего.
Звуки – гул машин, смех где-то за спиной, далекая музыка из кафе.
Люди – они везде. Спешащие, разговаривающие, живущие своей жизнью.
Я замерла на тротуаре, чувствуя, как ветер играет моими волосами. Он был живым, этим ветер – не таким, как в моем мире, где даже воздух подчинялся воле сильнейших.
Свобода.
Это чувство обрушилось на меня неожиданно.
Никто здесь не знает, кто я. Никто не кланяется, не шепчется за спиной, не ждет, что я сожгу их взглядом за малейшую оплошность.
Я – никто.
И это было… восхитительно.
И эта первая прогулка превратилась в исследование.
Магазины с яркими вывесками, где люди покупали еду, одежду, безделушки. (Зачем им столько вещей?)
Кафе, где пары сидели за столиками, смеялись, целовались. (Так открыто? Без охраны? Без политики?)
Парк с детьми, бегающими по траве. (Их не учат сражаться? Не тренируют выносливость?)
Я шла, впитывая каждую деталь, каждую невероятную мелочь этого мира.
Но затем…
Первая опасность.
Мужчина в темной куртке (слишком теплой для этого дня) резко свернул в мою сторону. Его глаза скользнули по мне – оценивающе.
Он что-то заподозрил?
Я инстинктивно приготовилась к атаке – но руки были пусты. Ни кинжала, ни маны, ни даже тени, чтобы скрыться.
– Эй, красотка. – Он ухмыльнулся, показывая желтые зубы. – Ты тут одна?
Мое сердце забилось чаще. Но не от страха.
От ярости.
Он осмелился.
Я медленно повернулась к нему, улыбнулась (как в том учебнике – губы напряжены, глаза холодные) и сказала тихо, четко:
– Если ты не исчезнешь в следующие три секунды, твоя мать будет оплакивать то, что от тебя останется.
Его лицо исказилось.
– Да ты…
– Один.
Я сделала шаг вперед.
– Два.
Его зрачки расширились.
– Ты сумасшедшая! – Он резко отпрянул и зашагал прочь, оглядываясь через плечо.
Я рассмеялась.
Они боятся даже без магии.
День только начинался, а я уже чувствовала азарт, как будто играла в игру, где ставка, моя жизнь.
Пока я наслаждаюсь этой свободой.
Я зашла в кафе (как это делала настоящая Алиса?), заказала капучино (что бы это ни было) и села у окна.
За соседним столиком девушка с розовыми волосами что-то быстро печатала в телефоне.
Напротив – пожилая пара делила кусок пирога.
А за стеклом…
За стеклом отражалась я – чужая, но уже не совсем.
Кофе оказался горьким и обжигающе горячим. Я только-только поднесла чашку к губам, когда дверь кафе распахнулась с веселым звоном колокольчика.
– Алиска! Вот ты где!
Голос – звонкий, чуть визгливый – прорезал шум кофейни. Я медленно повернула голову и увидела их:
Трое девушек, одетых в яркие куртки и джинсы с искусственными порезами.
Первая (та, что крикнула) – рыжая, с веснушками и розовыми наушниками на шее.
Вторая – высокая брюнетка, с модным маникюром и холодным взглядом.
Третья – маленькая, с синими прядями в волосах, нервно теребящая брелок.
Подруги Алисы.
Мои пальцы непроизвольно сжали чашку.
Рыжая уже мчалась ко мне, размахивая руками:
– Ты что, заболела? Мы тебе сто раз звонили! Ты же знаешь, сегодня репетиция перед концертом!
Концерт?
Я заставила себя улыбнуться (как в учебнике – уголки губ вверх, глаза чуть прищурены) и сделала вид, что откашливаюсь:
– Простите, девчонки… Горло…
Брюнетка скрестила руки:
– Опять? – Ее голос звучал как лезвие по льду. – В прошлый раз ты тоже "болела", когда мы с Максом репетировали дуэт.
Синие пряди тихо добавили:
– Лера, не надо так…
Лера. Значит, брюнетка – Лера.
Я быстро просканировала воспоминания Алисы (ее дневник, фото на телефоне) и нащупала нить:
– Лер, я же говорила – у меня мама врач. Если она говорит "постельный режим", я не спорю.
Рыжая фыркнула:
– Да ладно! Ты же в кафе сидишь! Какая уж тут постель!
Лера не сводила с меня глаз.
– Ты странно говоришь. И сидишь как-то… по-другому.
Проклятье.
Я вспомнила учебник: "Ложь выдает поза – если человек неестественно прям, он напряжен".
Нарочно развалилась на стуле, бросила руку на спинку:
– Просто голова болит. А вы тут меня допрашиваете.
Синие пряди (Катя? Наташа?) вдруг оживились:
– Ой, а ты новые сережки купила? Такие классные!
Я машинально коснулась уха – действительно, в мочках были маленькие серебряные звезды.
– Да… подарок мамы.
Рыжая (Даша? Оля?) вдруг схватила мой телефон со стола:
– А пароль-то поменяла? Или все еще 0505?
Четыре цифры. День рождения?
Я резко выхватила телефон обратно:
– Отдай! Это личное!
Тишина.
Лера приподняла бровь.
– Ты никогда не злишься.
Кофе в моей чашке вдруг показался слишком холодным.
Рыжая захихикала:
– Может, это не Алиса, а ее злой двойник из параллельного мира?
Она не знала, насколько близка к истине.
Я собрала все актерские навыки (а их у демона хоть отбавляй) и выдала идеальную реакцию Алисы:
– Ладно, признаюсь… Я вчера смотрела "Достучаться до небес" и теперь представляю, что я – крутая преступница.
Синие пряди засмеялись. Лера покачала головой. Рыжая потянулась к моему капучино:
– Тогда я – твой кофе! Захватываю тебя в заложники!
Кризис миновал.
Но когда они ушли (после двадцати минут споров о концерте и каком-то Максе), я осталась с новой проблемой:
Они почти раскусили меня.
И если подруги за несколько минут заметили несостыковки…
Что будет, когда меня увидит кто-то более внимательный?
Я допила кофе (теперь действительно холодный) и вышла на улицу.
Солнце уже клонилось к закату, окрашивая город в золото.
Игра усложнилась.
Но я люблю сложные игры.
Глава 4. Усталость и зеркало
Два дня.
Целых два дня прошло, а воз и ныне там. Никаких продвижений, никакого прогресса, только эта бесконечная, изматывающая пытка. И этот проклятый запах.
Алиса пахла человеком.
Не так, как Тас – той холодной свежестью снега и тонкими нотами ладана, вплетенными в кожу. Нет. Алиса несла в себе тяжелый, сладковатый оттенок пота, липкий страх, что висел вокруг нее, как туман, и еще что-то… что-то неуловимое, не имеющее названия в этом мире. Как если бы в опочивальню Анатасии внесли охапку полевых цветов – ромашек, васильков, лугового разнотравья, а потом оставили их гнить на солнце, пока они не превратились в кислую, удушливую вонь, въевшуюся в стены, в одежду, в самое нёбо.
– Опять не так?
Голос ее дрогнул, словно она боялась услышать ответ. Пальцы, неуверенные и чужие в этом теле, попытались повторить жест – тот самый, которым Тас обычно отбрасывала волосы за плечо. Легко, небрежно, будто это было делом пустяковым, не стоящим усилий.
Белые пряди – не ее, никогда не ее – скользнули между ее пальцами, как шелковая нить. Я стиснул зубы до хруста в челюсти.
Черт возьми, она сделала это точно, как Тас.
Алиса даже не заметила. Она машинально запрокинула голову, когда одна из прядей – нет, не ее, никогда ее – упала на лицо. Тот самый надменный полу вздох, тот самый жест, будто она отгоняла не волосы, а назойливую муху.
Мое сердце резко дернулось, как загнанный зверь, ударившийся о клетку.
– Нет. – Я замер, подбирая слово, которое не ранило бы, но и не давало надежды. – Ты все еще делаешь это… – Пауза. – …как служанка, которая боится испачкать господню одежду.
Она сжалась, но я тут же добавил, чуть мягче:
– Хотя хвалю. Уже не похожа на деревянную куклу.
Алиса надула губы – жалкая, чисто человеческая привычка, которой не место в этом холодном, отточенном теле. Ее красные глаза – чужие, слишком яркие, слишком живые – сверкнули раздражением, и я поймал себя на мысли, что никогда не видел такого выражения на лице Анатасии.
– Ну простите, что я не родилась с вашей… – Она резко махнула рукой, словно отгоняя невидимых мошек, и этот жест был таким обыденным, таким простым, что у меня сжались кулаки. – …этой демонской грацией!
Я резко шагнул вперед, и она отпрянула, ударившись спиной о стену. Мои рога, черные, как смоль, отбросили на ее лицо густую, зловещую тень, исказив черты, на миг мне показалось, что передо мной не Алиса, а сама Тас, загнанная в угол.
– Ты сейчас в теле хозяйки этого дома. – Прошипел я, наклоняясь так близко, что почувствовал ее горячее, нервное дыхание. – Здесь каждая тень – ухо. Каждый ветерок – шпион. Один твой вздох, пахнущий травой и солнцем, и нас обоих в лучшем случае посадят в темницу. А ты… – Я позволил паузе растянуться, наслаждаясь тем, как ее зрачки сузились от страха. – …так и не вернувшись к своей мамочке, оставшиеся столетия будешь гнить в четырех стенах.
Она сглотнула. Я видел, как задрожало ее – нет, не ее, Тас, черт побери! – горло, как напряглись тонкие мышцы под бледной кожей.
– Покажи еще раз. – Пробормотала она, и в ее голосе была не упрямая дерзость, а тихая, почти детская покорность.
Я отступил на шаг, давая ей пространство, но не выпуская из виду ни одного движения, ни одной дрожи. В этот момент мои глаза скользнули по нашему отражению в пыльном дворцовом зеркале, обрамленном витыми серебряными змеями. В его глубине застыли две фигуры, будто персонажи старинного портрета, написанного рукой безумного художника.
Она – высокая, как молодая ель, с белыми волосами, ниспадающими ледяными струями по плечам, и рогами – слегка красноватыми, прямыми, словно корона древних княгинь. Даже сейчас, в растерянности, ее поза говорила: «Я здесь – закон». Плечи расправлены, подбородок приподнят, будто даже в замешательстве она отказывалась склоняться.
Я же рядом с ней выглядел чужим – тенью, затесавшейся в королевские покои. Приемный сын командира Вена. Рыцарь без рода. Человек, который слишком много знает и потому обречен на вечную осторожность. Мои глаза, темные, как старые раны, метнулись к ее отражению, и на миг мне показалось, что в зеркале она смотрит на меня с холодным презрением – но нет, это лишь игра света.
– Давай попробуем кое-что другое, – Я медленно поднял руку, позволяя свету свечей скользнуть по коже. – Смотри.
Провел пальцами перед ее лицом, и вдруг – едва уловимое движение сухожилий и красноватый отблеск под ногтями. Они удлинились, заострились, превратившись в тонкие, отполированные когти.