Существо

Глава 1

Они позвали меня.

Дверь открыта, и можно входить.

За дверью – непроглядная тьма.

Шел третий день апреля, за окном бушевала первая весенняя гроза, а в доме появилось Существо.

Существо было ужасно.

Никита понимал, что у Существа есть имя, и, кажется, это имя уже назвали несколько раз. Но ему сложно было помнить о том, что перед ним человек. Да и потом, Никиту переполнял гнев, и от этого было сложно сосредоточиться.

В его дом, в его семью притащили какого-то жуткого уродца, не сказав ему ни слова, даже не попытавшись посоветоваться с ним! С таким сложно смириться. Теперь Никита смотрел на это и думал, что иначе как Существом не будет звать его никогда.

Кто-то сказал бы, что ему грех жаловаться, ведь Никита и сам не был родным ребенком в этой семье. Но он провел здесь большую часть жизни! Он пришел сюда зашуганным, дрожащим семилетним пацаном, который в первые месяцы боялся спать без света. Потребовалось десять лет и очень-очень много внимания, чтобы из него вырос нынешний Никита – почти двухметровый, плечистый, ни перед кем не опускающий взгляд.

Поэтому он не сомневался, что это его дом. Никита так и не научился называть Авиновых мамой и папой – такие слова до сих пор обжигали его, принося из памяти паршивые воспоминания о его настоящих родителях. Но он любил свою приемную семью! Это была его территория, его крепость, которую он готов был защищать любой ценой. Теперь он вдруг обнаружил, что опасность оказалась внутри, и он понятия не имел, что с этим делать.

У Григория и Ирины Авиновых был и родной сын, это ни для кого не секрет. Они рано поженились, рано стали родителями и души не чаяли в своем Яшеньке. Но вот Яшенька вырос, укатил жить в другую страну, и большой дом опустел. Если Григорий, уважаемый и талантливый врач, еще мог как-то справляться с этим, то его жена, которая всегда была домохозяйкой, – нет. Именно она предложила взять ребенка из приюта, другого смысла жизни она для себя не видела.

Они выбрали Никиту. Они приняли его, вылечили, научили доверять, показали ему, что есть и другая жизнь, свободная от того кошмара, в котором он жил раньше. Чуть позже они привели в дом Ульяну – и Никите легко было принять ее и назвать сестрой, ему хотелось вернуть кому-то то добро, которым окружили его.

Долгие годы они жили вчетвером, но вот старшие дети начали приближаться к тому рубежу, когда им захочется выпорхнуть из гнезда. Настороженная этим, Ирина решилась поселить в доме малышей. Сначала был Степка, которому уже исполнилось восемь, а потом – Зоя, совсем малышка, да еще и глухая. Но это ничего, не страшно, они привыкали к ней и все равно любили.

Никита никогда не возражал против того, чтобы у него появлялись братья и сестры. Он ценил то, что перед приходом каждого нового ребенка Авиновы разговаривали с ним, старшим сыном, объясняли ему, что произойдет, интересовались его мнением. Никита был уверен, что если он откажется, никакого нового ребенка в семье не будет! Поэтому он великодушно соглашался, а потом помогал приемным родителям с малышней.

И вот случилось это.

Нет, кое-что он начал подозревать уже давно, он просто не думал, что Авиновы способны на такую глупость. Пару месяцев назад Ирина начала часто куда-то ездить. Она проболталась, что встречается в приюте с тяжело больной девочкой, для которой решила стать куратором.

Это был тревожный звоночек, однако Никита проигнорировал его. Во-первых, усыновление – штука небыстрая. Во-вторых, в доме уже четверо детей, включая глухую Зою, куда им пятый ребенок, да еще, судя по всему, инвалид? Ну и в-третьих, Никита был убежден, что с ним снова поговорят, если решатся на большие перемены.

Не поговорили. В этот апрельский день Авиновы уехали куда-то ранним утром, а вернулись уже вечером – с Существом.

Оно сидело в инвалидной коляске и казалось Никите бесформенной кучей тряпья. Во многом это впечатление задавало платье-свитер, огромное, мешковатое, почти полностью скрывавшее тело девушки. К тому же, у Существа были очень длинные вороные волосы, взлохмаченные и неровно подстриженные. Они закрывали и тело, и большую часть лица.

Да оно и к лучшему, потому что именно из-за лица сложно было считать это человеком. Через черные пряди Никита мог рассмотреть лишь один огромный темно-карий, почти черный глаз и странную желтушную кожу, висевшую на лице складками и шелушившуюся крупными хлопьями. Судя по тонким пальцам, выглядывавшим из рукавов свитера, такая кожа у Существа была по всему телу. Ящерица, а не человек!

Так что теперь Никита смотрел на Существо и не обращал внимания на щебетание Иры о том, что это сестричка, о которой он должен заботиться. Это не сестричка, это мерзкая дрянь, которую они, как дети малые, притащили с улицы! Никита даже не брался сказать, что злит его больше: то, что с ним не посоветовались, или то, что в его доме, под одной с ним крышей, будет жить такой уродец.

Причем оно, похоже, плохо соображало, что происходит вокруг. Оно пялилось на него этим своим глазом, похожим на переспелую черешню, и даже не пыталось улыбнуться. Никита почувствовал, как у него мурашки идут по коже, и разозлился еще больше. Он давно уже ничего не боялся, и какой-то чешуйчатый карлик не станет исключением!

Об Авиновых он вспомнил, только когда Гриша заявил:

– Как видишь, ей нелегко передвигаться, поэтому ты должен будешь помогать ей…

– Да ни за что на свете! – не выдержал Никита. – Я к этой хрени даже не притронусь!

– Никита! – всплеснула руками Ира. – Как можно?!

– Сын, я тебя не узнаю, – нахмурился Гриша.

– Вот именно, я – сын, а это – питомец, которого вы притащили в дом непонятно для кого! Нельзя отнести эту неведому зверушку к той норе, возле которой вы ее нашли?

За окном громыхнуло, гроза, похоже, была прямо над ними. Дождь с силой хлестал по крыше и по земле вокруг дома, словно и ему было ненавистно Существо, оказавшееся внутри. Ветер бушевал так, что гнулись старые деревья, и становилось ясно, что в такую погоду никто никуда не поедет.

Не важно, значит, отвезут эту калеку обратно утром. Никита был твердо настроен сделать все, чтобы Существо не осталось рядом с его семьей.

А вот у Авиновых было на этот счет другое мнение.

– Сын, нам нужно поговорить, – заявил Гриша.

Никита прекрасно знал этот тон. Его приемный отец был скалой, молчаливым титаном, которого никто и никогда не мог довести до крика. Поэтому раздражение и гнев Григорий Авинов выражал по-другому – вот таким глухим, решительным голосом.

Обычно такие разговоры напрягали Никиту, да и сейчас он чувствовал, что гнев готов его подвести, трусливо сбежать, уступив место страху. Но Никита не поддался, он снова и снова напоминал себе, что правда на его стороне.

– Хорошо, давай поговорим, – кивнул он. – Пора бы, раз этого не сделали раньше!

– Иди в мой кабинет. Я помогу Регине обустроиться и тоже приду.

Ага, значит, Существо звали Региной… Плевать! Никита не собирался запоминать это, потому что не сомневался: надолго оно тут не задержится.

Кабинет Гриши располагался на первом этаже – небольшая уютная комната, оформленная в классическом стиле. Почти всю стену занимало окно, поэтому, устроившись в кресле, Никита мог наблюдать, как гроза с яростью голодного зверя бросается на все вокруг. Ветер вырисовывал на траве волны и водовороты, деревья хрипло стонали, опасаясь, как бы не закончился их век, дождь был тяжелым и гулким, как падающие с небес камни. Глядя на буйство стихии, Никита был вынужден признать, что нечто подобное творилось и у него на душе.

Гриша не заставил себя долго ждать, он решительно вошел в комнату и занял место за столом.

– Ты расстроил мать и оскорбил Регину, – сухо заметил он.

– Тетю Иру мне жаль, но она могла бы догадаться, что так будет – такие сюрпризы не любит никто! А на Существо мне плевать.

– Не называй ее так!

– А разве я не прав? Вы вообще видели, что это такое? Или взяли первое, что вам предложили?

Прежде чем ответить, Гриша сделал глубокий вдох, потом – медленный выдох. Надо же, получается, он в ярости… Такого не случалось уже давно, и никогда раньше эта злость не была направлена на Никиту.

Никите вдруг стало не по себе, он почти пожалел, что начал этот разговор, однако упрямство не позволило ему отступить.

– Тебя оправдывает только то, что раньше ты так себя не вел, – задумчиво произнес Гриша. – Что тебя так задело? Что в доме появился новый ребенок без твоего ведома и одобрения?

– Вот такой я мелочный, – мрачно отозвался Никита.

– Это не мелочь.

– Тогда почему меня проигнорировали? Потому что это все равно ваше решение, а я в этом доме так, приживала?

И снова Гриша не спешил отвечать. Он смотрел на приемного сына оценивающе, долго, и чувствовалось, что он успокаивается.

– Ты не приживала, глупостей не говори. Мы с Ирой знали, что тебя расстроит наше решение, просто не думали, что так сильно. Прежде чем устраивать истерику, выслушай, что произошло на самом деле.

– И что же там произошло? – с вызовом поинтересовался Никита.

– Не дерзи, скоро ты поймешь, что неправ. Начнем с того, что мы не удочерили Регину – и не сможем удочерить.

– Почему это?

– Она не хочет быть удочеренной, – пояснил Гриша. – А даже если бы хотела, или если бы мы решили оспаривать ее волю, потому что Регина не совсем здорова, на сбор документов ушли бы долгие годы. Такого времени у нас нет: Регине уже шестнадцать, через два года она станет совершеннолетней.

– Этой фигне еще и шестнадцать? Выглядит лет на десять!

– Никита, следи за языком! – Гриша чуть повысил голос, и стало понятно, что сдерживается он из последних сил. – Мы взяли ее под опеку, и теперь мы отвечаем за нее. Как ты мог убедиться, Регина – непростой ребенок. Она родилась не совсем здоровой, а неудачные операции, проведенные руками неумелых медиков, усугубили ее состояние. Она страдает врожденной аномалией кожи, она парализована ниже пояса, и ей диагностировали аутизм.

Никите пришлось прикусить язык, чтобы снова не вспылить, но в душе у него даже не гроза гремела – лесной пожар полыхал! Как, как можно было притащить такое Существо в дом с маленькими детьми? Если им хотелось о ком-то заботиться, сосредоточились бы на Зое! Она маленькая, милая, а главное, полноценный человек! Ну а Существо что же? Ни двигаться не может, ни соображать нормально! А если она агрессивная? А если заразная?

Вот только Гриша это не поймет, по глазам видно. Он, конечно, умный мужик, но иногда бывает редкостным ослом. Решил, что раз он врач, да еще и намного старше Никиты, то можно не прислушиваться к мнению приемного сына. Сам себе копает яму, даже не понимая этого!

– Большую часть жизни Регина провела в приютах и больницах, – продолжил Гриша. – Даже когда ее состояние стабилизировалось, желающих удочерить ее не нашлось. Видимо, все, кто встречался на ее пути, думали как ты.

– Значит, это были здравомыслящие люди! – не выдержал Никита.

– Это были жестокие люди. Мир полон их – тебе ли не знать! К тому же, Регину не мог забрать любой желающий. Для того, чтобы заботиться о таком ребенке, среди приемных родителей должен быть минимум один человек с медицинским образованием. Чуть больше года назад такая семья нашлась. Они посвятили себя созданию детского дома семейного типа для особенных детей. В отличие от меня и твоей мамы, они занимались только этим, у них был опыт ухода за детьми с редкими заболеваниями, поэтому им отдали Регину.

– Ну и почему же Существо не с ними?

– Если ты не прекратишь так ее называть, ты будешь наказан, как никогда раньше. Это понятно?

– Понятно, – холодно ответил Никита.

Наверно, Гриша ожидал, что он извинится. Однако извиняться Никите было не за что, он ни на секунду не усомнился в этом.

– Регина прожила с ними год, но недавно произошел страшный несчастный случай, и семейный детский дом был распущен. Дети вернулись в приюты, Регина – в том числе.

Ощущение мороза по коже вернулось. Гриша не сказал, что несчастный случай был связан с Региной, даже не намекнул на это. Однако Никита не мог избавиться от убежденности, что все и так ясно.

Существо прокралось в одну семью, разрушило ее и выбрало следующую жертву!

– Как вы вообще пересеклись с… ней? – спросил Никита.

– Твоя мама, как ты знаешь, курирует благотворительный фонд и часто посещает детские дома, в том числе и для детей с особенностями. Там она и увидела Регину.

– Она мимо пройти не могла?

– Не могла, – отрезал Гриша. – Потому что все остальные уже прошли мимо! Ире сообщили, что Регине очень плохо в приюте. Там не хватает людей и лекарств для правильного ухода за ней. К тому же, другие дети, пусть и страдающие болезнями, боятся Регину и стараются держаться от нее подальше.

– Удивительно, почему же? – саркастично осведомился Никита.

– Не ерничай, причина проста: они еще такие же безмозглые дети, как ты!

– Эй!

– Я не собираюсь игнорировать твои недостатки.

– Мое мнение вы проигнорировали легко!

– Мы не хотели, – указал Гриша. – Ира начала навещать Регину, заботиться о ней. Но ни она, ни я не были уверены, что готовы к такому шагу.

– Вот, здравая мысль же! Что заставило вас передумать?

– Уплотнение в приюте. Туда перевели детей из другого учреждения, места на всех не хватало, и в комнатах стали селить больше воспитанников, чем следовало бы. Это привело к конфликтам, и некоторые дети начали бросаться на Регину из-за ее внешности. А в состоянии Регины любой удар куда опасней, чем просто детская драка. Зная о том, что мы ухаживаем за этой девочкой, директор приюта позвонила нам и рассказала, что происходит. У нас с твоей матерью есть определенная репутация, поэтому для нас процесс упростили. Мы взяли Регину под опеку, но она не удочерена. Только для нас это ничего не меняет, теперь она – член семьи, привыкай!

Они, должно быть, сами себе казались героями. Еще бы, спасли несчастную сиротку от злодеев! Они не видели подвох, потому что не искали его.

А вот Никита все прекрасно видел. Например, то, что директор приюта могла и соврать им. Не было никакого уплотнения, просто всем осточертело смотреть на эту ящерицу, и они придумали способ избавиться от нее.

Возможно, другие дети действительно бросались на нее, но вряд ли из-за одного лишь уродства. В Существе было что-то неправильное, пугающее на самом примитивном, инстинктивном уровне. От нее хотелось держаться подальше – и уж никак не делить с ней кров!

Однако Никита видел, что объяснять все это Грише бесполезно. Его приемный отец уже зациклился на роли спасителя, он и слушать ничего не станет. Да и потом, толковых аргументов у Никиты не было, ничего, кроме дурного предчувствия. Он уже проиграл, но все еще надеялся пробудить в Грише здравый смысл.

– А где оно… то есть, она будет жить? У нас же сплошь лестницы!

– Мы обустроим для Регины игровую комнату в подвале. Туда она сможет самостоятельно добраться на коляске с улицы, через гараж, и из дома, через кухню. Несмотря на свое состояние, Регина полностью себя обслуживает, и уже за это ее можно уважать!

Уважать ее Никита не собирался, но вынужден был признать, что приемные родители неплохо все продумали. В подвале полноценная комната, там есть ванная с туалетом, есть и съезд для коляски – раньше его использовали, чтобы на тележке перевозить в подвал вещи и игрушки. Все это означало, что Существо может задержаться в их доме на целые годы!

– Мы надеялись, что ты будешь помогать ей, – признал Гриша. – Да, получилось неожиданно, Регину пришлось забирать срочно, и мы даже не успели тебя предупредить. Поверь мне, если бы обстоятельства сложились по-другому, мы бы обязательно посоветовались с тобой!

– А если бы я сказал нет? Если бы я сразу был против, это что-то изменило бы?

Гриша не ответил, но в его неловком молчании и был ответ. Нет, ничего бы это не изменило. Они бы все равно притащили в дом свою уродину, потому что это все-таки их дом, что бы они там ни трындели про семью и любовь.

– Я уже ничего не могу изменить, – вздохнул Никита. – Да я и пытаться не буду, что силы зря тратить! Но одно я у вас попрошу: не заставляйте меня приближаться к этой штуке.

– Никита!

– Я врать должен? Притворяться милашкой? Если вы так во мне разочаровались – можете сдать обратно в детдом.

– Глупостей не говори! Ты – наш сын, и так будет всегда. Но постарайся принять наше решение. Я не говорю, что твое поведение оправдано, сегодня оно было чудовищным. Только вот наказывать я тебя не буду, первый и последний раз. Делай что хочешь, чтобы в доме не было конфликтов, твоей маме и так придется тяжело в первое время, не добавляй ей проблем. А я, в свою очередь, надеюсь, что ты повзрослеешь и поймешь, как ты должен вести себя на самом деле.

Это Никита как раз понимал получше некоторых – пока его приемные родители оставались слепыми. Им казалось, что они спасли несчастную, обиженную жизнью малютку. А Никиту не покидало ощущение, что они притащили в дом комодского варана, жирную хищную ящерицу, способную убить человека, а ребенка и вовсе заглотить целиком. Он видел это в глазах Существа, когда оно появилось в доме!

Оно не было жертвой, оно было охотником… или чудовищем. Никита лишь надеялся, что сумеет показать это остальным, пока не стало слишком поздно.

Ульяна знала, что не имеет права чувствовать себя несчастной. Но не чувствовать почему-то не получалось.

Вообще-то, ей выпал счастливый билет. В приюте было хуже. Время, проведенное там, Ульяна до сих пор вспоминала с дрожью, а слезы сами собой наворачивались на глаза. Есть люди, которые к любой жизни привыкают – и оказываются на вершине. А вот она так не могла, она чувствовала, что умерла бы, если бы ей не встретились Авиновы.

Но они встретились, и стало лучше. В какой-то момент даже хорошо было! Недолго. Она, может, просто из таких людей, у которых не бывает всегда хорошо…

Сначала вернулись ее страхи. Те самые, оставшиеся с детства, они теперь переродились в комплексы. В один горький момент Ульяна вдруг поняла, что она – толстая и некрасивая, и от этой мысли ей было уже не уйти. А даже если бы она попыталась, одноклассницы мигом напомнили бы ей!

Потом она потеряла брата Никиту. То есть, Никита все еще был рядом и заботился о ней, как раньше. Но он уже не был ей братом – потому что Ульяна влюбилась.

Ей было жутко стыдно за это. Кто ж влюбляется в собственного брата? Позор! Но ведь он, если задуматься, никакой не брат ей… Им было по двенадцать лет, когда они познакомились, так что Ульяна прекрасно знала, что они не родственники. Вначале ей было легко с ним, Никита помогал ей во всем. Но со временем он изменился… Он стал лучше, и она засматривалась на него и краснела, когда он брал ее за руку. Она могла обманывать его, но не себя. Ее любовь перестала быть сестринской…

Хорошо еще, что Никита ничего не заметил! Он умный, однако в некоторых вещах – дурак дураком. А может, ему и в голову не могло прийти, что сестра способна смотреть на него так. Это было ее проблемой, которую Ульяна хотела решить сама, да только не знала, как.

Вот и получилось, что в семнадцать лет она оказалась страшной толстухой, безнадежно влюбленной в прекрасного принца. Да еще и принадлежащего другой! Куда уж тут думать про счастливый билет и свое везение?

Может, и неплохо было бы рассказать все… да только кому? Раньше она любым секретом делилась с Никитой, теперь – понятное дело, что нет. Маме Ире? Плохая идея. Мама Ира – добрая, но болтли-и-ивая… лучше и не представлять. Если поделиться с ней личным, она начнет переживать так громко, что услышит весь дом. И Никита тоже услышит! Стоило Ульяне лишь подумать о таком скандале, как ей хотелось провалиться сквозь землю.

У нее были приятельницы… была даже лучшая подруга. Но в последнее время Ульяну не покидало смутное чувство беды рядом с ней. Вроде как вы улыбаетесь друг другу и все хорошо, но за спиной уже слышно, как точится нож.

Если бы у нее была сестра, было бы легче. Хотя, технически, сестра была – пятилетняя Зоя. Жизнерадостный ребенок, лишенный возможности слышать. Ульяна еще толком не наловчилась с ней общаться, да и какие разговоры по душам в таком возрасте?

А еще была Регина… И с ней все оказалось сложно.

Ее появление стало для Ульяны таким же шоком, как и для Никиты. Но она скандалить не стала, потому что просто не умела скандалить. Она была слишком благодарна своим приемным родителям. Они ведь спасли ее, значит, она не имеет права чего-то требовать у них! Поэтому Никита возмущался и пытался протестовать, а она смирилась сразу. Ее поступок оказался умнее, итог-то один: Регина осталась в доме.

Поначалу Ульяна боялась ее так сильно, что вздрагивала при каждой встрече и старалась побыстрее отвести взгляд. Но однажды она подумала: ей ли шарахаться от Регины? Себя Ульяна считала просто некрасивой. А вот Регина была уродливой – по-настоящему. Ульяна такое уродство раньше только в фильмах ужасов видела!

Каково это: жить, зная, что ты урод? Когда от тебя шарахаются, как от какого-то чудовища, и презирают только за то, что ты живешь на свете? Едва Ульяна подумала об этом, как ее страх сменился жалостью к Регине.

Только вот Регине это было не нужно. Она жила в своем мире и, кажется, ничего не понимала. Мама и папа сказали, что Регина – аутист. Это не значит, что она умственно отсталая. Просто мир она видела по-своему, через какую-то особенную линзу, которую Ульяна даже представить не могла.

Поэтому они толком не общались. Регина провела в их доме уже неделю, но до сих пор не произнесла ни слова. Большую часть времени она сидела в подвале, и Ульяна не догадывалась, чем она там занимается.

Точно она знала лишь одно: когда Регина смотрела на нее этими своими черными глазами, умными, странными, казалось, что это не человек смотрит, а… что-то. То, чему Ульяна не могла дать имя. Никита называл новенькую Существом. Может, это было до чертиков жестоко, но, по-своему, справедливо.

Этой ночью Ульяне не хотелось думать о новой «сестре», семье или даже Никите. Она думала о том, что несчастна – а значит, не благодарна судьбе.

Днем она еще могла отстраниться от всего этого, отвлечься на другие дела. Однако ночью правила игры меняются. Внутренние голоса звучат громче – и говорят они страшные вещи. Проблемы давят сильно, как лавиной накрывают. И вот уже кажется, что она, Ульяна, совсем крохотная, а над ней – целый космос, который хочет ее раздавить… Какой тут сон? Она не спала этой ночью, просто ворочалась с боку на бок, ожидая, пока наступит этот проклятый рассвет, до которого еще целая жизнь.

Поэтому она и услышала шорох. Он был тихим, вкрадчивым, и если бы она спала, этот осторожный звук никогда не разбудил бы ее. Но она-то не спала! Так что от легкого шороха Ульяна вздрогнула и резко поднялась на кровати.

В ее комнате всегда было тихо. В ее комнате и этой ночью было тихо, уж она-то успела убедиться! И вдруг этот шорох, непривычный такой… Как будто что-то мягкое скользнуло по доскам. Или кто-то осторожно провел когтями по стене… Что за мысли?

Она понимала, что это глупо и нереально. Однако ночью было возможно что угодно, поэтому Ульяна напряженно всматривалась в темноту. Ничего! Она успокоилась… почти успокоилась. Она свернулась под одеялом, приготовившись вновь терпеливо ждать рассвета.

Шорох повторился. На этот раз ей точно не почудилось! Что-то скреблось, ползло, так близко… Но где? По стене – или за стеной? Или под кроватью, прямо под Ульяной?

Ей следовало бы убеждать себя, что это лишь маленькая мышка. Да только вот звук был слишком громким для мышки, слишком глухим. Никакие доводы рассудка здесь не помогали, Ульяна не могла даже представить, что вызвало этот шорох. Она была семнадцатилетней девушкой, почти взрослой – но в этот миг она снова чувствовала себя маленькой девочкой, дрожащей от ужаса.

Ей нужно было спросить, кто здесь, однако голос не подчинялся ей. Ульяне казалось, что словами она привлечет к себе ненужное, опасное внимание. Лучше уж не нарываться, подождать, тогда оно уйдет само…

Шорох действительно затих, но стало только хуже. На смену ему пришли шаги, и Ульяне пришлось зажать рот рукой, чтобы не закричать. Казалось бы, что такого? В доме полно людей! Но рядом с ее спальней располагалась только комната родителей, и никто из них не ходил вот так – тихо, крадучись, как чужой здесь. Ульяна прекрасно знала походку отца и легкие шаги матери. Это были не они.

И не Никита. И не малышня. В доме оказался посторонний! А она была так напугана, что никого не могла предупредить. Ее била крупная дрожь, Ульяна не могла сдвинуться с места, она даже дышать боялась. Ей показалось или за дверью мелькнула тень? Прямо возле ее спальни!