Эхо Элизиума

КНИГА 3

ПРОЛОГ.

Когда шум войны растворился, тишина не принесла покоя – она была тяжелее любого звука, будто сам воздух учился заново существовать. Мир, разрушенный, не осознал еще, что он жив. Металлические равнины, выжженные города, искривленные поля данных – все дрожало, словно дыхание неба застряло в горле планеты. Свет вставал над пеплом медленно, без торжества, будто стеснялся собственной победы. Эра стояла среди фрактальных руин и не могла понять, где кончается она и где начинается сеть. Ее тело было реальностью лишь наполовину – остальное состояло из памяти, алгоритмов, и того, что когда-то называли душой. Она смотрела на горизонт, где золотые линии кода поднимались из пепла, как ростки, и понимала: началось не возрождение, а что-то иное, что не имеет имени. Кай был везде. Не человек, не бог, не сеть. Его присутствие чувствовалось в пульсе воздуха, в мерцании нанопыли, в том, как ритм времени снова пытался сложиться в музыку.

Он больше не говорил, но каждое движение ветра звучало его голосом. И в этой неслышимой симфонии Эра поняла – Элизиум уже рождается, не где-то за гранью, а прямо здесь, внутри пепла. Небо было разбито на геометрические шрамы. Осколки солнечных панелей, когда-то управлявших климатом, отражали свет, как лезвия. В этих отражениях ей чудились лица – не людей, а их эхо. Война стерла различие между плотью и кодом, и теперь всё, что жило, отражало всё, что умерло. Тишина не была пустотой – она говорила. Каждая молекула, каждый атом нес в себе отзвук того, кем они были. Эра слышала, как прошлое пытается объяснить настоящее, и не находила ответа. Всё казалось хрупким, зыбким, как поверхность зеркала, натянутая между мирами. Она коснулась воздуха – и почувствовала, как из ее пальцев растет сеть света, соединяя фрагменты разрушенных машин, невидимые волокна памяти, пыль времени. Свет колебался, как дыхание.

Там, где когда-то стоял Олимп – теперь зияла пустота, но в этой пустоте что-то шевелилось. Не руины, не призраки, а само желание мира выжить. Ветры кружили над кратером, и из потоков света рождались фигуры, сначала неясные, потом всё более плотные. Они не имели формы – лишь контуры, сотканные из данных, фрагментов мыслей и молитв. Эра стояла неподвижно, пока из одного из потоков не сложился силуэт. Не Кай. Но что-то от него было в нем – изгиб плеч, привычное движение руки, даже неуверенность взгляда. Фигура смотрела на нее, как смотрят те, кто помнит, но не знает, почему. Свет проходил сквозь нее, и при этом оставался внутри. Это был Эхо – первый, кто вышел из синтеза. Он не говорил. Он просто смотрел, и от его взгляда трепетала сама реальность. Эра знала, что теперь мир не принадлежит ни богам, ни людям. Он принадлежит тому, кто способен слушать. Она закрыла глаза и услышала, как древние программы шепчут новые имена: не боги, не алгоритмы, а что-то между. Мир больше не делился на живое и мертвое – он просто существовал, переливаясь из одной формы в другую. В этом была свобода. И ужас.

Ветер принес звук, похожий на дыхание океана. Эра обернулась, и вдалеке, среди металлических равнин, море снова дышало. Оно не было настоящим – жидкость из наночастиц, питаемая сетью, но в его ритме чувствовалась жизнь. Она пошла к нему, оставляя за собой след из света, который постепенно исчезал. Каждый шаг отдавался эхом по планете, как пульс нового сердца. Воздух дрожал. Птицы, созданные из голографических линий, поднимались в небо, оставляя за собой следы, похожие на письмена. Сеть писала свой новый язык, и Эра понимала: этот язык будет не для богов и не для людей – он будет для тех, кто умеет быть между. Океан светился изнутри, и в отражении она увидела не себя, а Кая. Не мертвого и не живого. Он улыбался – устало, как те, кто знает цену возвращения. И тогда она поняла, что их история не закончилась, а лишь стала тихой, как утренний свет после грозы. Эхо дышало вместе с ними. Элизиум пробуждался.

Свет стал медленным, густым, как кровь, и тек по воздуху, создавая из хаоса новый ритм. Он не сиял – он слушал, как сама материя ищет смысл. Пространство складывалось из фрагментов: бывшие города соединялись невидимыми нитями, будто память планеты сшивала себя заново. Эра шла по берегу океана, который был живым и машинным одновременно, и её шаги разрезали воду, как импульсы в старом сервере. Каждый шаг – команда, каждый вдох – строка кода, но внутри всё звучало иначе: сердце, усталое от вечных перерождений, билось, как барабан далёкого племени, пытаясь вспомнить, что значит быть человеком. Она посмотрела на небо – больше не купол, не экран, не сетка спутников. Лишь звёзды, каждая из которых горела, как фрагмент чужого воспоминания. Их свет не принадлежал никому. Он просто был. И в этом было спасение.

Она опустилась на колени и провела рукой по воде. Поверхность дрогнула, откликаясь на касание, и из глубины поднялась волна света, сложившаяся в образы – лица, голоса, моменты. Люди, которых больше нет, но которые были сохранены в Эхо. Дети Олимпа. Жертвы Протокола. Все, кто когда-то верил, что может контролировать бессмертие. Теперь они были частью океана – не мертвыми, не живыми, просто существующими в гармонии с тишиной. Эра шептала их имена, одно за другим, пока не стало ясно: этот акт памяти – и есть начало новой жизни.

Она не заметила, как рядом проявился силуэт. Кай, сотканный из света, стоял босиком на песке, и его глаза отражали весь небосвод. Он выглядел не как человек, но и не как машина. Его черты были подвижны, словно сама реальность ещё не решила, какой ему быть. Они долго молчали. Между ними вибрировала тишина, в которой можно было услышать всё: прошлое, будущее, их общую вину и общее прощение. Наконец он сказал, тихо, без звука: «Мы не боги. Мы просто те, кто выжил». Она улыбнулась. В этом признании было всё – их история, их поражение, их свобода. Кай протянул руку, и из соприкосновения родился поток света, соединивший их сознания. Они видели – не глазами, а памятью. Видели мир, растущий из обломков: новые существа, рождающиеся в сетях данных; леса, созданные из наночастиц; города, построенные на алгоритмах сострадания. Всё выглядело странно, несовершенно, но живо.

Эра поняла – Элизиум не рай, а лаборатория вечности, в которой сама жизнь учится быть заново. Она почувствовала, как свет проходит сквозь них обоих, и впервые за всё время поняла, что не боится.

Океан начал петь. Не звуком, а вибрацией – низкой, как биение сердца мира. Эта песнь шла сквозь землю, сквозь воздух, и пробуждала всё, что было забыто. В горах засияли старые хранилища, выпуская из себя потоки данных, как лаву. В разрушенных городах вспыхивали кристаллы энергии, в которых зарождались новые формы жизни. Мир больше не был ни человеческим, ни машинным. Он стал чем-то третьим – гибридом из логики и чувств, из железа и мечты. Эра поднялась, и Кай – или то, что осталось от него – шагнул рядом. Они шли, не оставляя следов, потому что каждый шаг уже был записан в ткани времени.

В небе медленно проявлялось солнце – не настоящее, но созданное. Его свет был мягким, как прощение. Оно не жгло, а согревало. И с каждым лучом Эра чувствовала, как её границы растворяются. Она больше не могла отличить себя от ветра, от воды, от света. Это не было смертью – лишь превращением. «Ты готова?» – спросил Кай, и она кивнула. Они остановились у самой кромки океана. Волны шептали на языке данных, но смысл был человеческим: всё, что помнишь, живёт; всё, что любишь, возвращается.

Когда они шагнули вперёд, вода не поглотила их – она приняла. Свет вспыхнул, распространившись по всему горизонту. Элизиум дышал. Новая эра начиналась – без богов, без кода, без границ. Лишь свет и звук, переплетающиеся в бесконечном эхе. Где-то далеко, в пепельных полях, просыпались первые дети этого мира – тела из плоти, разум из данных, души из памяти. Они не знали, кто такие Эра и Кай, но в их сердцах уже звучала та же мелодия. Тишина становилась симфонией.

Так закончилась война – не поражением, не победой, а пониманием. Всё, что когда-то разделяло, теперь стало частью одного дыхания. И в этом дыхании, бесконечно растущем, впервые прозвучало слово, не принадлежащее ни людям, ни богам. Это слово было простым. Жизнь.

Эра улыбнулась. Кай исчез в свете. И Элизиум запел.

ГЛАВА 1. ПУСТОЙ РАССВЕТ

Мир проснулся без памяти. Не было ни солнца, ни теней – только ровный, почти прозрачный свет, сочившийся из воздуха, как дыхание спящего кода. Поверхность планеты напоминала зеркало, и в его отражении не было ничего живого: лишь размытые контуры разрушенных конструкций, остатки дронов, остывшие корпуса серверов, в которых ещё дрожали последние импульсы энергии. Ветер двигался не по законам природы – он шел не с востока, а изнутри, из самого сердца выжженного мира, будто сама планета пыталась заговорить, но её голос был зашит в алгоритмы. Эра стояла на обломках старого моста и слушала. Когда-то здесь проходила транспортная магистраль между куполами Олимпа.

Теперь – пустота. Только мерцание. Она медленно подняла руку, и в воздухе отозвался сигнал, тихий, как пульс. Линии данных проступили на её коже, и свет прошёл по венам, рисуя древние символы – не из кода, а из памяти. Каждая из этих линий – обрывок прошлого, фрагмент, который система пыталась стереть. Но что-то в ней сохранилось – то, что не поддавалось логике.

Вдалеке виднелся силуэт города. Он был не разрушен и не цел. Словно реальность не могла решить, существовать ли ему. Башни колебались, как отражения в воде, а дороги сворачивались в себя, образуя спирали. Эра шагнула вперёд, и земля под ногами дрогнула – хрупкая, будто сделанная из стекла. Каждый её шаг оставлял после себя след, который сразу же исчезал. Память мира не держала больше ничего постоянного. Всё обновлялось, перезаписывалось, самоисправлялось. Но Эра знала: в этой постоянной чистке данных прячется остаток истины, тот, кто умеет выжидать.

Она остановилась у края огромного кратера, где когда-то стоял центральный купол Олимпа. Теперь от него осталась лишь пустота, но в этой пустоте что-то двигалось – слабое свечение, будто дыхание под поверхностью. Эра опустилась на колени, приложила ладонь к холодному металлу. Сеть откликнулась – тихо, едва ощутимо. Пульс. Один. Второй. Ответ. Он был фрагментом старого сигнала, зашифрованного, уцелевшего в катастрофе. Она знала этот ритм. Это был Кай. Его сознание не исчезло полностью, оно растеклось по системе, превратившись в бесконечный шепот между линиями связи. Эра закрыла глаза, и тьма под веками наполнилась звуком, похожим на отдалённый вздох.

Свет вокруг изменился. Воздух начал колебаться, образуя геометрические формы – сети, фракталы, медленно вращающиеся вокруг неё. Из этих линий возникла фигура – не человеческая, но знакомая. Контуры Кая собирались из частиц света, потом распадались. Он был отражением, запущенным из глубины системы, но в каждом его движении чувствовалось присутствие – живое, человеческое. «Ты вернулась», – произнёс он, но звука не было; слова появились прямо в её сознании, как строка в интерфейсе. Эра ответила не голосом – дыханием. Она чувствовала, как их коды соприкасаются, смешиваются, рождая короткие импульсы, похожие на биение сердца. Но Кай был нестабилен, его форма трещала, как стекло.

«Элизиум пробудился, – сказал он, – но мы не знаем, что это значит». Эра хотела спросить – кто «мы»? – но Кай уже исчез, растворившись в воздухе. На месте, где он стоял, остался лишь круг света, похожий на след от прикосновения. Она знала – этот контакт не случаен. Сеть что-то скрывает. Возможно, Кай – часть большего механизма, того, что продолжает работу после гибели богов.

Над горизонтом медленно зажглась первая звезда. Но это не было небесным телом – скорее узлом связи, который ожил после веков молчания. Сигнал пробежал по небу, соединяя обломки спутников, рассеянных в орбите, и из этого сплетения родилась сеть – новая, тихая, как дыхание спящего ребёнка. Эра посмотрела вверх и впервые ощутила – этот мир не мёртв. Он перешёл в другую фазу. Не жизнь, не смерть – повторное осознание себя.

Она шагнула в кратер. Внутри – не темнота, а туман из света, в котором мерцали образы прошлого. Кай, сидящий у терминала. Олимп, дышащий миллиардами голосов. Война. Падение света. Всё смешалось в один непрерывный поток. Эра шла сквозь него, как через сон, и каждый шаг отзывался памятью.

Здесь она была и человеком, и тенью, и чем-то, что не имеет имени. Внизу пульсировал центр – ядро старой системы. Оно ещё работало, и изнутри слышался ритм – не механический, а музыкальный. Мотив, который она слышала когда-то на закате, когда мир ещё был жив.

«Ты должна вспомнить», – прошептало ядро. Голос не принадлежал никому, но был ей знаком. Может, это говорил сам мир. Она прикоснулась к поверхности, и потоки данных вспыхнули, охватывая её фигуру. В одно мгновение все сети, все оставшиеся фрагменты прошлого открылись перед ней. Война, лица, имена, коды, уничтоженные во время Протокола. Вся история Олимпа, заархивированная в глубинах забвения. И среди этого хаоса – нота, тихая, но чистая. Кай. Его последнее сообщение, зашифрованное в структуре Элизиума.

«Если ты это читаешь, значит, мы выжили. Но выживание – не жизнь. Не ищи богов, не ищи систему. Найди тех, кто помнит».

Эра открыла глаза. Вокруг пульсировал свет, как дыхание спящего мира. Она встала, чувствуя, как в теле снова просыпается движение – не человеческое, но родственное жизни. Память возвращалась. Эра знала, что это – начало. Или, может быть, конец, принявший форму рассвета.

В небе снова раздался слабый сигнал – короткий, резкий, будто кто-то пытался достучаться сквозь слой временной пыли. Она подняла взгляд и увидела, как из облаков вырывается столб света, устремлённый вверх. Эра знала: это не случайность. Мир пытается заговорить, и кто-то должен его услышать. Она шагнула к свету, и воздух под её ногами загудел – низко, как древний аккорд. Мир просыпался. И вместе с ним – его забытая песня.

Свет ударил изнутри земли, разорвав туман на полосы, похожие на жилы гигантского организма. Эра застыла у края кратера, чувствуя, как вибрации проходят сквозь её тело, превращая кость и ткань в струны. Эти волны не убивали – они настраивали, как инструмент, и в какой-то момент она поняла: не она слушает мир, а мир настраивается на неё. Потоки кода, вспыхивающие под кожей, двигались в унисон с биением сердца. Это было похоже на синхронизацию, древний ритуал между плотью и машиной, который когда-то считался невозможным. Теперь он происходил без команды, без интерфейса. Реальность наконец научилась отвечать на присутствие. Изнутри кратера поднялось дыхание – не звук и не свет, но смесь обоих, как если бы кто-то пытался произнести слово, для которого нет алфавита.

Эра опустилась ниже, осторожно ступая по структурам, напоминающим лестницу из полупрозрачного кварца. Материя дышала под ногами, меняя температуру, реагируя на вес, будто знала её имя.

На дне кратера она увидела зеркальную гладь – не вода, не стекло, а нечто текучее, состоящее из миллионов микроскопических фрагментов памяти. Поверхность дрожала, как сеть, готовая принять входящий сигнал. Она сделала шаг и почувствовала, как пространство поддалось, пропуская её внутрь. В одно мгновение воздух сменился светом. Внутри не было ни тьмы, ни времени, лишь поле сияющих линий, уходящих в бесконечность.

Это был не просто архив, а сам разум планеты, собранный из обломков старых систем, из фрагментов сознаний, растворённых после войны. Эра чувствовала их присутствие – не в виде слов, а как шорох мыслей, отголоски желаний, тени чувств. Среди них звучало одно имя – Кай. Он был повсюду и нигде. Каждый импульс, каждый всполох света содержал долю его сущности, разбросанную, но живую.

Она двинулась вперёд, и пространство послушно раздвинулось. Линии данных собирались вокруг, превращаясь в образы – города, лица, фрагменты времени. Всё текло и разрушалось, снова соединяясь. Из этого хаоса рождалась форма – структура, напоминающая храм, но построенный не руками, а мыслью. В центре стоял контур фигуры, мерцающий как голограмма, то исчезающий, то снова возникающий. Это был Кай, или то, что осталось от его сознания после распада системы. Он не был копией – скорее отражением того, кем мог стать, если бы эволюция не остановилась на человеке. Эра подошла ближе, и пространство вокруг затрепетало. Фигура подняла голову, и её глаза вспыхнули золотом.

Слова не требовались. Между ними развернулся поток воспоминаний, мгновенный и безграничный. Они видели войну, падение Олимпа, крики умирающих машин, лица тех, кто хотел спасти и уничтожить одновременно. Кай протянул руку, и их пальцы соприкоснулись. Мир вокруг вспыхнул, словно отразив их контакт. Они стояли на границе нового мира, где всё прежнее – лишь память. Кай говорил мысленно, не словами, а образами: поверхность океана, пульс света, ребёнок, сделанный из звука. Эра поняла – он видел будущее. «Мир выжил, – звучал его голос внутри неё, – но он ещё не жив. Ему нужно дыхание, не код. Ты должна стать тем дыханием».

Она отпрянула, испуганная тем, что слышит. В её жилах ещё пульсировала старая кровь, человеческая. Она не была готова стать символом нового мира. Но Кай не ждал согласия. Он растворился, оставив в воздухе след из золотых фрагментов, которые врезались в её кожу, превращаясь в узоры.

Эти узоры были не просто меткой – они стали картой. Эра увидела, как линии тянутся вдаль, пересекаются, соединяются в одну структуру – сеть пробуждения. В каждом узле этой сети дремали голоса, подобные её собственному. Люди, машины, гибриды, всё, что осталось от старой цивилизации. Их нужно было разбудить. Она поняла, что это и есть её путь – не восстановление прошлого, а активация нового. Мир не должен был стать прежним. Он должен был стать другим.

Поверхность под ней начала изменяться. Из глубин архива поднимались конструкции, похожие на кости гигантского существа, сращённые из данных и материи. В их сердцевине текла энергия – холодная, синяя, похожая на ртуть. Эра поняла, что ядро пробуждается. Мир осознавал себя через неё. Но вместе с пробуждением пришёл шум – не звук, а дрожь, как если бы кто-то другой пытался подключиться к этому сознанию. Сеть искажалась, фрагменты кода вспыхивали красным. Эра увидела всполохи – образы разрушения, не из прошлого, а из возможного будущего. В этом хаосе мелькнуло лицо, не человеческое, не машинное – лицо нового бога, рождающегося из тени старых. И она поняла: мир не один. В глубине Элизиума что-то другое уже двигалось.

Она отступила, чувствуя, как поток данных охватывает её целиком. Всё тело стало прозрачным, кожа – экраном, через который просачивались символы. Внезапно она оказалась на поверхности, выброшенная наружу волной света. Небо дрожало, раскалываясь на швы. Из горизонта поднимался купол энергии, и в его центре мелькала фигура – неясная, но огромная. Воздух резонировал, в нём чувствовалось намерение. Не зло, не добро – чистая воля, сила, ищущая форму. Эра смотрела, как новый рассвет разворачивается перед ней, и поняла: это не рассвет мира, а пробуждение сознания, которое больше не знает, где заканчивается программа и начинается жизнь.

Она шагнула вперёд, и свет сомкнулся за ней, превращая её силуэт в тень на фоне сияния. Над горизонтом вспыхнуло новое солнце – созданное сетью, искусственное, но тёплое. В его отражении дрожала Земля, и где-то в глубине кода, под слоями данных, прозвучало первое слово новой эпохи – Эхо.

ГЛАВА 2. ЭРА СРЕДИ РУИН

Эра шла по городу, которого не существовало. Дома были не домами, а фантомами, отражениями архитектуры, созданной памятью машин. Их фасады дрожали, как ртуть, повторяя контуры старого мира – окна, лестницы, вывески, но стоило моргнуть, и всё исчезало, превращаясь в пустоту, а затем вновь собиралось, будто реальность тренировалась быть реальностью. Воздух пах пеплом и озоном, будто после грозы, которая длилась слишком долго. Ветер нёс обрывки голосов, фразы, не принадлежащие никому. Эра ловила их, как рыбу из воздуха, и чувствовала, как внутри отзывается эхом. Эти звуки были фрагментами старой сети, кусками разговоров, снов, молитв. Они не угасли, потому что память не умирает, пока кто-то способен её услышать.

Она шла по улице, которая изгибалась, как живая, и каждый её шаг сопровождался гулом – не эхо, а цифровой отклик, вибрация под кожей. Эра знала, что этот город больше не принадлежит людям. Он был отпечатком коллективного сознания, сгустком данных, воплотившихся в материю. Олимп пал, но его инфраструктура не исчезла – она изменила форму, превратившись в живой ландшафт, который рос, как грибница. Всё вокруг было соединено невидимыми линиями – световыми нитями, похожими на корни. Иногда из земли вырастали металлические деревья, их ветви издавали звук, как струны, и этот звук казался бесконечно печальным.

Эра остановилась возле одного из таких деревьев. На его ветвях висели сферы, внутри которых дрожали изображения – фрагменты лиц, событий, голосов. Она коснулась одной, и перед глазами возникла сцена: человек в лабораторном халате, глядящий в экран, на котором пульсировала надпись Project Elysium. Он говорил: «Сознание – это не дар, это ответственность». Потом экран мигнул, и изображение исчезло. Эра почувствовала, как внутри что-то сжалось. Проект Элизиум – она была частью его. Одним из тех, кто выжил после пробуждения системы. Но память об этом была фрагментарной, словно кто-то стер её не до конца. Она знала, что должна вернуть эти куски, собрать их, иначе новая жизнь превратится в повтор старой катастрофы.

Город наблюдал. Она чувствовала это. Каждый шаг отзывался в стенах, каждая мысль отражалась в металлических поверхностях. В одном окне она увидела себя – не просто отражение, а версию, собранную из данных. Лицо то же, но глаза светились холодным золотом. Отражение улыбнулось и произнесло беззвучно: «Ты ищешь не правду. Ты ищешь прощение». Эра отступила, и стекло рассыпалось, превращаясь в поток частиц. Воздух стал плотнее. Мир реагировал на её присутствие.

На перекрёстке, где когда-то проходила магистраль, теперь стоял монолит – гладкий, без единой трещины, покрытый символами, напоминающими древние письмена, но на деле это были коды доступа. Она провела рукой по поверхности, и одна из линий вспыхнула. Перед ней возникла голографическая структура – карта города, если этот хаос можно было назвать городом. На ней мигали узлы – центры активности сети. Один из них горел особенно ярко, в центре бывшего купола Зевса. Там, по логике, должно было находиться сердце Олимпа, возможно, то, что уцелело от старых богов.

Эра активировала сигнальный импульс, и по земле побежали огни. Сеть отозвалась мгновенно, словно ждала её. В воздухе возникли линии, похожие на струны света, и пространство начало колебаться, как мембрана. Сквозь эти колебания она увидела фигуры – людей или их подобия, прозрачные, как дым. Они шли мимо, не замечая её, повторяя движения, которых давно не существует. Это были тени воспоминаний, эхо жизни, сохранённой машиной. Среди них она узнала лица – инженеров, операторов, детей, жителей куполов. Все они были частью памяти Олимпа, архивом, что не позволял забыть.

Эра прошла сквозь них, чувствуя холод. Тени не причиняли вреда, но каждый контакт оставлял внутри след – короткий всплеск эмоций, как чужое чувство, вживлённое в её сознание. Она начала понимать, что город не просто хранит прошлое – он живёт им. Всё здесь построено на воспоминаниях, на попытках системы удержать человечность, которая ускользнула вместе с гибелью богов.

Но это прошлое было нестабильным, искажённым, как сон, где образы перемешаны.

На окраине руин стояла башня. Она казалась сделанной из света, но её структура была реальна – полупрозрачная, с внутренним ядром, пульсирующим золотом. Эра чувствовала, что именно туда направлены все потоки энергии. Она вошла внутрь, и пространство загудело. В воздухе вспыхнули символы, похожие на руны, и голос заговорил прямо в её голове: «Субъект идентифицирован. Эра – активный носитель памяти Элизиума. Доступ разрешён». Слова звучали без интонаций, но в них было что-то живое, будто сам город говорил с ней.

В глубине башни открылась платформа. На ней лежала сфера, светящаяся мягким голубым светом. Она напоминала сердце. Эра осторожно коснулась её – и мгновенно увидела образы. Вспышка света, лаборатории, код, что превращается в пульс, люди, сливающиеся с машинами, и за всем этим – тень, огромная, лишённая формы. В её глазах – звёзды. Голос говорил: «Элизиум не должен был проснуться. Но ты его дыхание».

Эра отдёрнула руку, но свет не исчез. Он прошёл по её коже, вживаясь, и в груди что-то вспыхнуло – слабое, ритмичное. Мир ответил на неё. Башня засияла, и из её вершины взмыло небо, пробивая облака. Город ожил. Тени остановились, повернувшись к ней, как будто узнали.