ИМПЕРИЯ БЕЗ МАГИИ (трилогия «ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН»)

КНИГА 2

Глава 1. Где чудеса снова попали под налог, а ведьма получила письмо с гербом бессмысленности

Империя проснулась с похмельем. После пира, устроенного драконами, улицы были усеяны обугленными листовками, в которых вчера призывали «верить в чудеса», а сегодня уже собирали подписи за «их безопасное регулирование». Дворцовые писцы торопливо переписывали указы, министры делили ответственность, а казначей с блаженной улыбкой подсчитывал новый источник дохода – «Налог на проявления сверхъестественного». С утра вышел свежий документ, пахнущий чернилами и лицемерием, озаглавленный: «О временном контроле над непредсказуемостью».

Лисса обнаружила конверт с красным сургучом на подоконнике, рядом с миской для кота. На печати красовался герб Империи – в виде спящего орла с перевязанными глазами. Она аккуратно вскрыла письмо, приготовившись к худшему, и не ошиблась.

Уважаемая гражданка (бывшая ведьма) Лисса фон Мар,

В соответствии с новым законом о гармонизации магических процессов, ваша таверна «Последний дракон» временно приравнивается к учреждению повышенной чудесности.

Вам предписывается в течение трёх дней предоставить:

Перечень всех аномальных посетителей.

Сведения о запасах магического алкоголя.

Документы, подтверждающие происхождение дракона, фамильяра и чувства юмора.

С уважением,

Департамент мирного контроля над хаосом.

Фрик выглянул из-за занавески. – Ну что там? Опять повышают налоги на сарказм?

– Почти. Теперь нам нужно доказать, что кот, дракон и вера в чудеса – не террористическая организация.

– Тогда всё ясно, – вздохнул Фрик. – Сдаёмся. Но требуем отдельную камеру для философов.

Пепелок, уже выросший до размеров телеги, сунул морду в окно, фыркнул, и от письма остался только дымящийся край.

– Прости, – сказал он. – Я нервничаю, когда чувствую бюрократию.

– Ничего, – сказала ведьма. – Это нормальная реакция организма.

В таверну вошла Тия, встряхивая волосы, на которых сидела пара искр. – Я была в городе. Там теперь ставят магические светофоры, чтобы чудеса переходили улицу только по правилам. Один уже взорвался от возмущения.

– Мир становится упорядоченным, – мрачно сказала Лисса. – Это всегда первый признак конца света.

Рован вошёл позже всех, в плаще цвета дождя и с выражением лица, от которого прокис бы даже хмель.

– Совет восстановлен. Новый Верховный Комиссар по безопасности чудес прибыл из столицы. И да, – он бросил на стол папку, – твоя таверна теперь в списке «потенциально вдохновляющих».

– О, это почти комплимент, – сказала ведьма. – Обычно они называют нас «опасно креативными».

– Хуже, – ответил он. – Комиссар – мой бывший наставник. Он знает, как я думаю.

Фрик хмыкнул. – Это беда. Значит, тебе придётся начать думать иначе.

На улице гудел город. Повсюду стояли палатки проверяющих, на каждом углу – плакаты: «Чудо без разрешения – преступление!» и «Сдайте магию добровольно – получите талон на рациональность!» Люди шли мимо с поникшими головами, будто их заставили поверить в скуку.

Ведьма вытерла руки о фартук, достала из-под стойки старую книгу с заклинаниями, переплетённую в кожу архивных документов, и сказала: – Ладно. Раз они снова объявили войну чудесам, придётся напомнить им, кто здесь начал этот фарс.

– И как мы это сделаем? – спросил Рован.

– Откроем официальный фестиваль магии. С бесплатным входом и драконьим фейерверком.

– Они нас за это арестуют.

– Зато с улыбкой, – сказала ведьма. – Это важно для прессы.

Фрик уселся на стол. – Предлагаю лозунг: «Мир без магии – это просто бухгалтерия с климатом».

Тия добавила: – И «Чудеса – не роскошь, а средство выживания».

– Отлично, – сказала ведьма. – Мы устроим им идеальный скандал.

Они провели вечер за планами. Фрик рисовал схему сценического заклинания, Пепелок тренировался выпускать дым в форме лозунгов, Тия варила зелье, которое должно было заставить чиновников на время говорить стихами. Ведьма, смеясь, писала списки участников: «все, кто устал жить по инструкции».

Когда солнце село, город зажёг огни – ровные, одинаковые, как зубы у чиновника. Лисса смотрела на них и думала: странно, как быстро человек забывает запах свободы, если ему предложить взамен комфорт.

Фрик сказал тихо: – Ведьма, а если мы проиграем?

Она ответила, не поворачивая головы: – Тогда хотя бы сделаем это красиво.

К полуночи таверна снова ожила. Пришли первые гости – старые ведьмы, уставшие наёмники, алхимики, у которых конфисковали вдохновение, и даже один бывший архивариус, решивший перейти на сторону жизни. Все говорили тихо, но в голосах их слышалось ожидание чего-то большего.

Рован встал у двери, как всегда настороженный, и спросил: – Мы действительно собираемся бросить вызов Империи?

– Нет, – сказала ведьма. – Мы собираемся напомнить ей, что даже Империя не может отменить смех.

Ночь прошла в подготовке. Пепелок чихнул, и в небо взлетела стая светящихся искр – они сложились в слова: «Завтра. Всё начнётся завтра».

Лисса стояла в дверях, глядя, как над городом гаснут последние звёзды. Она знала: завтра на их пороге будет стоять Комиссар. И, возможно, с ордером. Но где-то внутри она чувствовала то, что когда-то называла магией – живое, тихое пламя, которое не поддаётся учёту и не требует разрешений.

Она обернулась к своим друзьям и сказала: – Ну что, мои ненормальные, завтра мы снова станем преступниками.

Фрик ухмыльнулся. – Зато с отличным слоганом.

И мир, кажется, услышал. Потому что где-то далеко, за границей имперских земель, громыхнул первый раскат грозы – мягкий, как обещание перемен.

Ночь не спала. Империя тихо шевелилась, как старый зверь, чутко улавливающий запах неповиновения. Над крышами висели фонари нового образца – теперь они работали на «обезвреженной магии», безопасной и сертифицированной, а потому светили скучно, ровно и без вдохновения. В таверне же всё дышало иначе: воздух был густ от предчувствия, на столах лежали разложенные карты, в котле лениво бурлило зелье под названием «А вдруг сработает», а в углу Фрик пытался приручить молнию в банке. Она сопротивлялась, шипела, но философ, похоже, получал от этого удовольствие.

Лисса сидела у окна, размешивая ложкой остатки кофе, в котором давно утонуло её отражение. В такие ночи мысли звенят громче колоколов. Империя без магии – это ведь не просто глупость, думала она, это попытка стереть само чувство неожиданного. Как будто кто-то решил объявить скуку национальной добродетелью. Вздохнула, поднялась, подошла к Пепелку. Тот спал, свернувшись клубком, и посапывал с таким шумом, будто во сне гонял стаю метеоров. Ведьма прикрыла его крылом одеяла и сказала: «Если нас завтра сожгут, ты хотя бы выспись».

Рован, как обычно, не спал. Он стоял у двери, слушал ночь и напряжённо жевал травинку, от которой становился ещё мрачнее.

– Ты нервничаешь, – сказала ведьма.

– Я всегда нервничаю, когда рядом люди с идеями, – ответил он. – Особенно с твоими.

– Тогда тебе со мной не повезло, – улыбнулась она. – У меня их слишком много.

Он усмехнулся краешком губ. – Да, я заметил. После каждой твоей идеи мне нужно новое пальто и новый паспорт.

На полке тикали часы. Вдруг стрелки дёрнулись, словно закашлялись, и начали двигаться в обратную сторону.

– Это нормально? – спросила Тия, выглядывая из кухни.

– Вполне, – ответила ведьма. – Мир просто проверяет, помним ли мы, что время – выдумка.

– А если они так и останутся?

– Тогда завтрак придётся готовить вчера, – заметил Фрик. – Зато экономия на ингредиентах.

Они засмеялись. Этот смех был как дыхание перед бурей – короткий, хриплый, но необходимый. Потом Лисса взяла со стола старый плащ, повесила его на плечи и сказала: «Я схожу в город. Надо узнать, как они готовятся к нашему фестивалю».

– Тебя же узнают, – сказал Рован.

– Узнают – значит, вспомнят. А память, – она усмехнулась, – худший враг любой Империи.

Город встретил её сыростью и сонным светом. На площади уставшие глашатаи приклеивали новые указы поверх старых, не глядя, что там написано. В воздухе пахло дождём и страхом. Лисса шла мимо рядов лавок, где продавали лицензированные талисманы – каждый снабжён номером, штампом и гарантией, что «никаких чудес не произойдёт без разрешения». Ведьма остановилась у одной витрины, где стояли стеклянные шары, в которых когда-то плавали мечты. Теперь они были пусты. Продавец зевнул, не узнавая её.

У поворота стояла группа детей, рисующих мелом на мостовой. Она наклонилась – рисунки были странно живыми: солнце улыбалось, дракон махал крылом, а над всем этим крупно было написано: «Когда взрослые забудут, мы напомним». Ведьма задержала дыхание. Кто-то ещё помнит.

Она пошла дальше и вскоре заметила знакомый плащ – серый, с выцветшим гербом Империи. Комиссар. Он стоял у фонтана, разговаривая с магистрами контроля. Тот самый наставник Рована – Клавдий Мортен, человек, который мог объяснить бессмыслицу так, что она выглядела как план. Его голос был мягок и опасен, как шёлковая верёвка.

– Угроза хаоса, – говорил он, – всегда начинается с улыбки. Поэтому любые проявления веселья в магических заведениях нужно фиксировать и протоколировать. Смех, друзья мои, – это форма неподконтрольной энергии.

Лисса едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть вслух. Подкралась ближе, заслушалась. Мортен продолжал:

– Завтра мы устроим проверку в таверне этой ведьмы. Каждую ложку, каждый взгляд – под наблюдение. А дракона… его нужно будет доставить для анализа.

Ведьма почувствовала, как внутри неё поднимается что-то похожее на радость. Потому что если они решили прийти сами, значит, праздник действительно состоится.

Она вернулась, когда небо уже светлело. Пепелок зевал, выдыхая облака дыма в форме бюрократических печатей. Фрик дремал на столе, а Рован чистил меч – привычка, от которой его не могло отучить даже спокойствие.

– Ну что? – спросил он.

– Всё идёт идеально, – ответила ведьма. – Они придут.

– Кто?

– Все, кто считает чудо угрозой. А значит, у нас будет публика.

Тия вынесла поднос с завтраком: омлет с искрами и кофе, который сам себя подогревал от настроения.

– Ты хоть понимаешь, что это безумие? – спросила она.

– Конечно. Но это ведь не преступление – пока не попадёмся.

День прошёл как во сне. К вечеру они украсили таверну гирляндами из светящихся трав, расставили по столам бутылки с зельями, которые имели свой характер, и вывесили баннер: «Фестиваль нелицензированных чудес. Вход свободный, здравомыслие оставьте у двери».

К первому закату пришли десятки людей. Кто-то в масках, кто-то в плащах, кто-то просто потому, что устал бояться. И в каждом взгляде Лисса видела то самое пламя, которое невозможно погасить – даже налогами.

Музыка заиграла сама собой, будто мир вспомнил, как звучит радость. Пепелок выпустил первый салют, и небо расцвело огненными словами: «Живите с ошибками, но живите!» Толпа зааплодировала, и впервые за много месяцев город звучал не как механизм, а как сердце.

А потом на пороге появилась тень. Высокая, в плаще с эмблемой Империи, с лицом, которое помнило только долг. Комиссар Мортен. За ним – отряд. Ветер принёс запах холодного железа.

– Госпожа фон Мар, – произнёс он ровно. – Ваша деятельность нарушает…

– Многое, – перебила ведьма. – Но, знаете, иногда нарушать – единственный способ вспомнить, что ты жив.

Он посмотрел на неё, потом на толпу, на дракона, который дремал в углу, и вдруг тихо сказал:

– Вы играете с огнём.

– Разумеется, – улыбнулась Лисса. – Без этого не горит ни одно утро.

И Пепелок снова чихнул. На этот раз искры сложились в слово: «Началось».

Империя, возможно, и думала, что пришла арестовать ведьму. Но на самом деле она просто явилась на собственное пробуждение.

Глава 2. Где герб Империи потерял одно крыло, а ведьма нашла новое применение бюрократам

Фейерверк длился ровно до того момента, когда первый из чиновников понял, что аплодирует. В воздухе висел запах озона и карамели, дракон с наслаждением дремал под вывеской «Алкоголь лицам с магической предрасположенностью», а толпа всё ещё хлопала, не совсем понимая, кто кого победил. Мортен снял перчатку, бросил на землю, как вызов, и сказал: «Закрыть таверну. Конфисковать чудеса». Но фраза не успела долететь до адресата – Пепелок лениво зевнул и выпустил дым в форме герба Империи, у которого отлетело одно крыло. Толпа взревела, кто-то засмеялся, и в этот момент порядок окончательно уступил место веселью.

Лисса поднялась на стойку, как на трибуну, и громко произнесла: «Друзья, добро пожаловать на первый в истории Фестиваль нелицензированной радости! Не уходите – это единственное мероприятие, где арест может быть частью шоу!» Толпа захлопала, а Фрик откуда-то достал медный колокол и зазвенел им, как будто объявлял начало новой эпохи.

Мортен нахмурился. – Госпожа фон Мар, вы осознаёте, что препятствуете исполнению закона?

– Разумеется, – ответила она. – Это мой любимый спорт.

– Тогда вы вынуждены будете пройти со мной.

– С радостью, – улыбнулась она, – но придётся подождать, пока я закончу речь. Я всё-таки ведущая.

Он шагнул вперёд, но в этот момент из зала раздался хор голосов: старушки, торговцы, алхимики, дракон – все начали петь. Это было что-то между гимном и насмешкой, нестройное, но живое. Мортен остановился. Ему, человеку формулы, не хватило слова, чтобы описать хаос.

Рован, стоявший у двери, тихо сказал: «У нас есть минута. Потом придут солдаты».

– Этого достаточно, – ответила ведьма.

Она взмахнула рукой, и лампы, висевшие под потолком, вспыхнули зелёным. Из бутылок поднялись огненные нити, переплелись в воздухе, превращаясь в гигантскую надпись: «Империя без магии – это чай без воды». Смех разнёсся по залу, и даже пара чиновников не удержалась, прикрыв рот бумагами.

Мортен медленно вынул перо из нагрудного кармана – символ власти, острее любого меча.

– Вы подписали себе приговор, ведьма.

– Отлично, – ответила она. – А можно расписаться вашим пером?

Пепелок вдруг поднял голову и сказал: «Знаешь, Лисса, кажется, я начинаю понимать людей. Когда им слишком страшно, они начинают шутить».

– Да, – кивнула она, – а когда шутить запрещают, остаётся только гореть.

И дракон поднялся. От него пахло жаром, солнцем и свободой. Люди расступились, но не убежали. Мортен сделал шаг назад, впервые за многие годы растерянно.

– Не бойтесь, – сказала ведьма. – Это просто напоминание, что чудеса существуют даже без протокола.

Она шепнула Пепелку на ухо, и тот выдохнул огромный клуб дыма, из которого сложилась фигура танцующего чиновника с крыльями. Толпа взорвалась смехом, а Мортен побледнел.

В этот момент в дверь вбежал гонец, перепачканный пылью.

– Господин Комиссар! Из столицы приказ! Новый указ!

Мортен выхватил бумагу, пробежал глазами и побледнел ещё больше.

– «Все проявления магии подлежат учёту, если они приносят пользу экономике».

Он поднял глаза. – Ваш фестиваль признан… коммерчески выгодным.

Фрик рухнул в смех, Рован схватился за голову, а ведьма, едва сдерживая хохот, сказала:

– Видишь, мы легализовались. Даже революция не может устоять перед бухгалтерией.

Толпа снова зааплодировала, и Мортен, поняв, что битва проиграна не мечом, а смехом, тяжело опустился на стул.

– Вы не победили, – сказал он. – Вы просто отсрочили неизбежное.

– Конечно, – ответила ведьма. – Всё неизбежное нуждается хотя бы в отпуске.

Она подошла ближе, посмотрела ему в глаза и добавила:

– Ты ведь знаешь, Клавдий, когда-то ты сам верил в чудеса. Просто решил, что безопаснее их классифицировать.

Мортен отвёл взгляд. В его пальцах дрогнуло перо.

– А ты всё та же. Безрассудная, непослушная.

– Да, – сказала она. – И счастливая.

Он встал, взял со стола бутылку с зельем и выпил. Лицо его изменилось – в глазах промелькнула тень человека, которого он когда-то был.

– На одну ночь, – сказал он. – На одну ночь разрешаю вам безумие. Потом всё вернётся на свои места.

– На одну ночь, – повторила ведьма. – Иногда этого хватает, чтобы поменять век.

Музыка снова зазвучала. Люди танцевали, чиновники путались в отчётах, Фрик устроил философский конкурс на тему «Почему законы физики нуждаются в отпуске», а Пепелок уснул на крыше, согревая город своим дыханием.

Под утро ведьма вышла на улицу. Ветер разносил запах смеха и дыма. На горизонте медленно гасли огни имперских дирижаблей. Рован подошёл, усталый, но улыбающийся.

– Ты знаешь, они всё равно придут снова.

– Конечно, – ответила Лисса. – Но теперь у нас есть песня, кот и дракон. Этого, поверь, хватит на пару войн.

Они стояли молча, глядя, как над городом поднимается рассвет. И впервые за долгое время свет не казался им врагом.

Где-то за горами Империя готовила новые указы, штамповала новые запреты, писала новые инструкции. Но в этот миг, среди искр, дыма и запаха кофе, ведьма знала: пока кто-то смеётся – магия жива.

И когда первый луч солнца лёг на герб Империи, оказалось, что у орла действительно не хватает крыла. Второе, видно, улетело в сторону свободы.

Глава 3. Где министр рациональности встретил кофе с характером, а ведьма поняла, что революция пахнет ванилью и углём

Утро началось с неожиданного визита. Таверна ещё не успела остыть после ночи безумного фестиваля, как на пороге появился чиновник в идеально выглаженном мундире, с лицом, напоминающим небо перед дождём. На воротнике – эмблема Министерства рациональности, свежесозданного после того, как Министерство магии признали «излишне вдохновляющим». Мужчина держал в руках папку толщиной с моральный кодекс и сказал, не глядя: «Проверка после чуда».

Фрик, сидевший на стойке, с интересом наклонился вперёд. – Интересно, проверяют ли они чудеса на свежесть или на срок годности?

Чиновник не ответил. Он обвёл взглядом таверну, где на потолке ещё плавали остатки вчерашних фейерверков – ленивые искры, напоминающие о том, что веселье плохо поддаётся уборке.

– По пункту 12, параграфу 8, – начал он, – заведение, подозреваемое в превышении допустимого уровня вдохновения, подлежит инспекции.

Лисса медленно подняла глаза от чашки кофе, в котором дымился символ бесконечности.

– Проходите, – сказала она. – Только осторожно, вдохновение оставляет пятна.

Он открыл папку, достал перо и спросил: – Есть ли в заведении предметы, обладающие непредсказуемыми свойствами?

– Только я, – ответила ведьма. – И мой кот. Но он тоже иногда считает себя философом.

Фрик кивнул. – Иногда – это когда я не сплю.

– И часто ли это случается? – спросил чиновник, морща лоб.

– С тех пор как вы запретили сны – постоянно, – ответил Фрик.

Чиновник записал что-то в блокнот, не заметив, что чернила на его пере сменили цвет на радужный. Он продолжил:

– Ваше заведение подозревается в нарушении указа о гармонизации общественного сознания.

– Это где нужно радоваться строго по расписанию? – уточнила ведьма. – Или где за грусть теперь взимают пошлину?

Он поднял голову. – Ваша ирония зафиксирована.

– Надеюсь, в хорошем освещении, – усмехнулась Лисса.

В это время Пепелок спустился с чердака. Его крылья чуть задевали люстру, а на шее висел фартук с надписью «Главный бариста».

– Желаете кофе? – спросил дракон самым вежливым тоном, на какой был способен существо, недавно чуть не съевшее инспектора.

– Нет, спасибо, – ответил чиновник.

– Тогда зря пришли, – сказал Пепелок. – У нас без кофе люди теряют магическое чувство смысла.

Лисса подала ему чашку. Кофе зашипел, в нём появилась лёгкая пенка с узором, напоминающим герб Империи, но с языком, высунутым наружу. Чиновник побледнел.

– Это провокация?

– Это капучино, – сказала ведьма. – Иногда разница неочевидна.

Он отодвинул чашку и достал новую бумагу. – Согласно последним изменениям, вы обязаны зарегистрировать каждого посетителя.

– Даже тех, кто приходит во сне? – спросила Тия, выглядывая из кухни. – У нас постоянные клиенты из подсознания.

– Сонные личности подлежат особому учёту, – ответил он серьёзно.

Фрик закашлялся от смеха. – Империя начинает вторгаться даже в REM-фазы. Осталось ввести пошлину на мечты.

Чиновник посмотрел на них как на диагноз. – Я вижу, здесь царит коллективное нарушение дисциплины мышления.

– Нет, – сказала ведьма. – Здесь царит утро после надежды. А это куда опаснее.

Он хотел что-то ответить, но в этот момент дверь распахнулась, и внутрь вошла женщина в зелёном плаще с эмблемой Пресс-бюро. В руках – блокнот, глаза – полные любопытства.

– Я от столичной газеты, – произнесла она. – Говорят, вы провели самый масштабный несанкционированный праздник за последние сто лет. Хотелось бы взять интервью.

Чиновник вскочил. – Без разрешения Совета это невозможно!

Журналистка улыбнулась. – Уже возможно. Ваше министерство только что признано ответвлением культурного департамента. А это значит, всё, что происходит здесь, автоматически становится достоянием искусства.

Ведьма подняла бровь. – Видите, чудеса не исчезли, они просто нашли лазейку в бюрократии.

Толпа начала собираться у дверей. Люди шли посмотреть на ту самую таверну, где официально нарушали здравый смысл. Кто-то принёс гитару, кто-то – пироги, один старый маг даже притащил тележку с надписью: «Магия – не преступление, а побочный эффект энтузиазма».

Пока чиновник метался между обязанностью и растерянностью, Лисса наклонилась к Пепелку:

– Кажется, мы снова на грани катастрофы.

– Прекрасно, – сказал дракон. – В прошлый раз это было весело.

Рован вошёл с улицы, покачивая мечом, словно это была ложка от супа.

– В городе паника. Все говорят, что в таверне ведьмы снова зажгли звёзды без разрешения.

– Неправда, – сказала Лисса. – Мы просто не выключили старые.

Чиновник, видимо, решив, что борьба с поэзией бесполезна, достал из кармана документ и положил на стойку.

– Подпишите. Раз вы всё равно считаете себя вне закона, пусть хотя бы будет бумага.

Лисса взглянула – сверху было написано: «Акт об отклонении от предсказуемости». Она улыбнулась. – Это лучший договор, что я когда-либо видела.

Он вздохнул, устало собирая бумаги. – Вы думаете, всё это шутка. Но Империя не любит, когда над ней смеются.

– Империя, – ответила ведьма, – просто забыла, что смех – это форма уважения. Только к тем, кто его заслужил.

Он посмотрел на неё, впервые без злости. – Может быть. Но смеяться всё равно опасно.

– Опасно, – согласилась она. – Но молчать – смертельно.

Снаружи вновь заиграла музыка. Люди танцевали, чиновник сжимал бумаги, словно молитвенник, а ведьма смотрела на всё это с тихой радостью. Фестиваль закончился, но началось нечто другое – медленное пробуждение.

Когда все разошлись, Лисса осталась одна. Кофе на столе остыл, но запах его всё ещё был жив – ваниль, уголь и немного тревоги. Она подумала: магия – не сила, не проклятие, а просто память о том, что мир может быть удивительным. Даже если для этого приходится каждый день придумывать заново законы физики и любви.

За окном ветер тихо перевернул вывеску. Теперь там было написано: «Империя без магии. Но с кофе». Ведьма рассмеялась и шепнула Пепелку: – Пожалуй, начнём с революции завтра. Сегодня нужно дожарить булочки.

И пламя в очаге отозвалось тихим урчанием, как будто соглашаясь: никакая власть не страшна тому, кто умеет смеяться и варить кофе, который не поддаётся классификации.

Ночь снова опустилась на город, как слишком плотное одеяло – со складками тумана, запахом мокрой черепицы и редкими звуками дальних шагов. В таверне «Последний дракон» тихо потрескивал очаг, свет от него окрашивал стены в янтарные пятна, и каждый из них словно хранил отблеск вчерашнего смеха. За стойкой Лисса мыла кружки, лениво, будто совершала ритуал очищения не от грязи, а от излишков смысла.

После визита чиновников и журналистки весь день приходили странные люди – одни приносили подарки, другие хотели «почувствовать магию из первых рук». Один художник даже пытался нарисовать Пепелка, но тот в ответ нарисовал художника дымом, причём значительно красивее оригинала. Теперь, когда всё наконец стихло, ведьма впервые позволила себе усталость. Она села у окна, посмотрела на улицу: мокрый булыжник отражал редкие огни, как если бы город случайно разлил звёзды. В отражении её лица в стекле блестели два разноцветных глаза – один серый, другой янтарный. Она вспомнила, как однажды в детстве мать сказала: «Так бывает у тех, кто умеет видеть мир одновременно снаружи и изнутри».