ИМПЕРИЯ БЕЗ МАГИИ (трилогия «ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН»)

Он вошёл, осторожно, будто ступал по снам. Рован дал ему одеяло, Тия принесла кусок пирога, Фрик принюхался к чужаку и снисходительно признал его членом коллектива. Мальчик сел у огня и начал тихо перебирать струны. Звук был неровный, но тёплый, словно кто-то шептал огню сказку.

– Как тебя зовут? – спросила ведьма.

– Нол. Это значит “ничего”, – сказал он. – Мама так шутила.

– Хорошее имя, – сказала Лисса. – Всё великое начинается с ничего.

Когда он заснул на лавке, ведьма подкинула дров. – Теперь у нас ещё один жилец.

Рован усмехнулся. – Мы превращаемся в приют для странных и бездомных.

– Именно так и строится вселенная, – ответила она. – Из тех, кого некуда поставить в учёт.

Пепелок хмыкнул. – Главное – не регистрировать счастье. Его нельзя хранить в ведомости.

Наутро город проснулся с хмурым небом и новыми правилами. На стенах появились объявления: «Чрезмерное воображение подлежит штрафу. Сны длиной более трёх минут необходимо сообщать в бюро контроля». Фрик прочёл, распушил хвост и заявил: – Тогда я вне закона. Я сплю исключительно с намерением изменить мир.

Тия добавила: – Тогда мы все преступники.

Лисса сняла объявление со стены и аккуратно повесила его внутри таверны, рядом с рецептом пирога. – Пусть напоминает, чего стоит тепло.

К вечеру к ним пришёл гонец. Он был молод, запыхавшийся и немного напуган. В руках – свёрток с печатью. – Это вам, хозяйка. От старых шахт.

Письмо пахло землёй. Лисса вскрыла его и увидела короткую надпись: Источник пробуждается. Мы не удержим.

Рован нахмурился. – Начинается.

– Да, – сказала ведьма. – Всё, что долго спит, просыпается голодным.

Они собрали мешки. Тия спрятала ножи и чай. Фрик взял карту и крошки. Пепелок гордо объявил, что будет лететь впереди разведчиком, несмотря на то, что его крылья были размером с салфетку.

Когда они вышли из города, небо уже темнело. Вдали виднелись холмы, похожие на спящие звери. Снег скрипел под ногами. Город оставался позади – с огнями, похожими на глаза, которые не умеют смотреть вдаль.

Ночью они остановились у костра. Фрик сидел у Лиссы на коленях и мялся. – Знаешь, я ведь не герой. Я просто не люблю, когда становится скучно.

– Герои редко осознают, что они герои, – ответила она. – Обычно они просто не успевают испугаться.

Рован молчал, глядя на север. – Там, где источник, – сказал он, – когда-то было поле. Цветы светились по ночам. Моя мать рассказывала, что это дыхание земли.

– Может, оно снова хочет вдохнуть, – сказала ведьма. – Мы просто должны не дать Империи задушить его протоколами.

Они замолчали. Пламя потрескивало, звёзды шептали о древних дорогах. Пепелок лежал у костра и дремал, шевеля лапами – снился, наверное, жареный космос.

Утром они увидели дым. Серый, густой, не домашний. С холмов доносился низкий гул. Земля под ногами дрожала, словно вспоминала своё сердце.

– Началось, – сказал Рован.

– А мы всё равно пойдём, – ответила ведьма. – Потому что если не идти к источнику, он сам придёт к тебе.

Они спустились по склону. Воздух стал горячим, будто под снегом горел костёр. Ветер шёл снизу вверх, нес запах железа и соли. И где-то там, внизу, сияло нечто – не солнце и не пламя, а сама возможность.

Пепелок подлетел ближе, глаза его сверкали янтарём. – Это не магия, – сказал он тихо. – Это голод самого мира. Он хочет снова чувствовать.

– Тогда накормим его, – сказала ведьма. – Только осторожно, чтобы не перекормить.

Фрик посмотрел на неё с тревогой. – А если мы ошибёмся?

– Тогда хотя бы сделаем это со вкусом, – ответила Лисса. – И с имбирём.

Они подошли к краю расщелины. Внизу бил свет – густой, как мёд, золотой и опасный. Всё вокруг вибрировало, словно само время перестало быть уверенным в себе.

Рован сжал руку ведьмы. – Ты уверена?

– Нет, – сказала она. – Но я голодна. А мир – тоже. И, кажется, настало время разделить трапезу.

Она шагнула вперёд, и свет принял её – мягко, как тёплый хлеб. Фрик затаил дыхание, Пепелок замер. В ту секунду земля перестала дрожать. Небо, казалось, вдохнуло впервые за столетие.

Когда всё стихло, над холмом поднялся запах имбиря. Сладкий, домашний, человеческий. Как напоминание, что даже в сердце катастрофы можно испечь пирог.

Глава 8. Где кот стал дипломатом, а ведьма – источником паники среди чиновников

После того, как свет утих, а земля перестала пульсировать, Лисса очнулась на краю воронки, вся в пепле и запахе поджаренного космоса. Рядом валялся Фрик, шевеля усами и бормоча во сне дипломатические фразы вроде «согласно протоколу девяти жизней». Пепелок стоял над ними, делая вид, что всё происходящее – часть тщательно спланированной миссии. Рован пытался записывать наблюдения, но перо у него плавилось, а бумага, кажется, шептала возмущённо: «это выше моего понимания».

Из расщелины всё ещё поднимался слабый свет – теперь мягкий, будто мир наконец устал кричать и перешёл на шёпот. Ведьма с трудом поднялась, стряхнула пепел с волос и пробормотала: «Кажется, я случайно включила весну».

– Весну, – поправил Фрик, поднимаясь, – с побочными эффектами в виде небольшой тектонической истерики.

Пепелок выпустил струю дыма и торжественно объявил: – Я всё рассчитал. Примерно.

– Примерно, – переспросила Лисса. – Это слово, из-за которого цивилизации рушились.

Они стояли на краю вновь ожившей земли. Внизу медленно прорастали зелёные побеги, и даже воздух шевелился как-то по-новому, будто всё живое вспоминало, что можно дышать. Над холмом закружились птицы, которых в этих краях не видели десятилетиями. Мир, казалось, не собирался спрашивать разрешения у Империи.

– Империя это не одобрит, – сказал Рован.

– Империя не одобряет сам факт существования понедельников, – ответила ведьма. – Это не мешает им происходить.

Они двинулись обратно к городу. Снег под ногами таял, превращаясь в ручьи, которые звенели, как смеющиеся дети. И где-то вдалеке ветер нёс на себе запах корицы и будущих проблем.

Через пару часов они увидели первую группу чиновников. Люди в серых мантиях стояли посреди дороги, держа свитки и измерительные приборы, явно не предназначенные для измерения чудес. Один из них, заметив Лиссу, поджал губы.

– Ведьма Лисса из таверны «Последний дракон»?

– К вашим услугам, если у вас есть чувство юмора.

Чиновник нахмурился. – Нам сообщили о несанкционированном всплеске природной аномалии.

– Природа просто вспомнила, что она природа, – сказала ведьма. – Без уведомлений.

Второй чиновник склонился к первому и прошептал: – А вдруг это террормагия?

– Скорее термо-магия, – сказал Фрик. – Немного подогрела атмосферу.

Пепелок гордо взмахнул хвостом и выдохнул маленькое облачко искр. – Я могу дать официальное заявление: всё под контролем.

– Вы кто? – нахмурился чиновник.

– Независимый эксперт по возгоранию надежды, – ответил дракон.

Лисса вздохнула. – Господа, если вы хотите оформить отчёт – оформляйте. Только быстро. Весна ждать не будет.

Чиновники растерялись. Один достал свиток, другой попытался измерить температуру воздуха, третий просто наблюдал, как из-под снега тянется росток и шепчет что-то вроде: «наконец-то». В итоге они решили сделать вид, что ничего не произошло.

– Мы сообщим начальству, – сказал старший, – и, возможно, вернёмся с проверкой.

– Возьмите зонтики, – посоветовала ведьма. – Проверки обычно сопровождаются дождём здравого смысла.

Когда чиновники ушли, Фрик распластался на камне. – Мы живы. Мир жив. А значит, скоро появятся формы для заполнения.

Рован усмехнулся. – Я когда-то думал, что магия – это хаос. Теперь понимаю, что настоящий хаос – это бюрократия, пытающаяся его учесть.

Путь обратно занял несколько часов. Город уже жил слухами. Кто-то говорил, что видели, как земля загорелась сама собой, кто-то – что Лисса вызвала древнего духа печи. На площади даже начали продавать «обереги от стихийной оптимистки».

В таверне было тепло и пахло тестом. Тия встретила их фразой: – Ну что, устроили революцию?

– Скорее дегустацию апокалипсиса, – ответила ведьма.

Фрик запрыгнул на стойку. – Мы с Пепелком спасли цивилизацию. И теперь требуем компенсацию в виде пирога.

Пепелок кивнул серьёзно. – И моральное вознаграждение в форме комплиментов.

Тия поставила перед ними тарелку и сказала: – Ваш пирог и моё сочувствие. Осторожно, оба горячие.

Они ели молча. Каждый думал о своём: о свете в земле, о чиновниках с линейками, о том, как просто можно пробудить весну, если перестать бояться ошибиться.

Вечером в таверну зашёл гонец, снова тот же, запыхавшийся. – Весть из Империи! – Он развернул свиток. – Согласно новому указу, любая магическая деятельность подлежит предварительному одобрению Комиссии по благоразумию.

– А если благоразумие отсутствует? – спросил Фрик.

– Тогда оно будет выдано в порядке очереди, – прочитал гонец.

Лисса вздохнула. – Великолепно. Теперь нам запретят даже мечтать без лицензии.

Пепелок прищурился. – А что, если мы оформим таверну как культурно-историческое учреждение?

Рован улыбнулся. – С пометкой “возможны чудеса непредсказуемого характера”?

– Именно, – сказал дракон. – Пусть попробуют запретить культурное наследие.

Так родилась идея. На следующий день Лисса, Тия, Фрик и Рован отправились в канцелярию. Пепелок настоял, что будет официальным представителем. Его записали в журнале как «мелкое магическое существо, склонное к перегреву».

Комиссия встретила их холодно.

– Название вашего заведения? – спросил секретарь, не поднимая глаз.

– “Последний дракон”.

– Цель деятельности?

– Сохранение здравого смысла и умеренного уровня счастья среди населения.

– Методы?

– Кофе, пироги, сарказм. Иногда – чудеса.

Секретарь поднял глаза. – Последний пункт уточните.

– Чудеса без предварительного согласования. Но с чувством меры, – ответила ведьма.

После часа споров, обмена репликами и короткого спора о том, сколько граммов юмора считается легальной дозой, комиссия неожиданно выдала разрешение. С грифом: действительно до первой катастрофы включительно.

– Это успех, – сказал Рован, выходя из здания.

– Это начало, – поправила ведьма.

Они вернулись в таверну, где уже ждали люди. Кто-то принёс свёртки, кто-то – истории. Кто-то просто пришёл посидеть в тёплом воздухе, где пахло хлебом и возможностью. И когда за окнами снова пошёл дождь, Лисса подумала, что, возможно, в этом и есть смысл магии: создавать пространство, где можно смеяться без разрешения.

Фрик зевнул, облизнулся и сказал: – И всё-таки я дипломат. Я убедил Империю признать чудо культурным феноменом.

– Иди спи, дипломат, – ответила ведьма. – Завтра мы снова будем незаконно счастливы.

Огонь в очаге вспыхнул, словно соглашаясь, а за стенами таверны ветер донёс запах первых цветов. Мир снова учился быть живым – неловко, шумно, но с надеждой.

Ночь снова застала их в таверне, где тепло спорило с усталостью, а смех пах ванилью и дымом. За окнами дождь барабанил по вывеске «Последний дракон», будто проверял, не осмелится ли кто-нибудь объявить заведение очагом культурного сопротивления. Внутри всё было как обычно: Пепелок пытался грозно рычать во сне, Фрик писал манифест о правах котов, Рован чинил старую лампу, а Тия лепила вареники, уверяя, что тесто поддаётся лишь тем, кто не боится его испортить.

Лисса сидела у стойки с кружкой мятного настоя и рассматривала новую табличку, выданную Империей: «Объект культурного значения, допускающий спонтанные чудеса в рамках благоразумия». Табличка сияла бронзой, но почему-то пахла пылью архива. Ведьма усмехнулась: – Даже бумага теперь верит в чудеса, но только по регламенту.

– Бумага всегда была склонна к мистике, – сказал Фрик, не отрываясь от пергамента. – Она же живёт в страхе перед чернилами.

– А чернила – это эмоции, уставшие молчать, – добавила ведьма. – Поэтому все отчёты пахнут тоской.

Рован поднял голову: – В Империи начались проверки. Говорят, что магия расползается, как плесень. Вчера в столице зацвела площадь. Цветы пробились сквозь камень, прямо под памятником Совету благоразумия.

– Красиво, – сказала Лисса. – Природа решила процвести без лицензии.

Пепелок прищурил глаза. – Цветы – это ещё полбеды. В архивах завелись книги, которые отказываются хранить ложь. Писари в панике.

– Представляю, – протянула ведьма. – Истина без печати – худший кошмар бюрократа.

Фрик с достоинством сложил свитки. – Предлагаю дипломатическую миссию. Мы должны отправиться в столицу и объяснить властям, что чудеса не подлежат инвентаризации.

– И как ты собираешься это сделать? – спросил Рован.

– Через пресс-конференцию, – ответил кот. – С пирогом и сарказмом.

Лисса вздохнула. – Опасная комбинация. Но звучит как план.

На следующий день они выдвинулись в путь. Дорога в столицу шла через поля, где земля уже дышала весной. По обочинам цвели маки – яркие, как выговор. Воздух был полон запаха трав и грядущих неприятностей. Пепелок летел впереди, оставляя за собой струйки дыма, напоминавшие подписи на небе.

К вечеру они добрались до первого поста. Стражник, увидев их повозку, нахмурился: – Назовите цель визита.

– Просвещение, – сказал Фрик. – И, возможно, дегустация.

– Везём пирог, – уточнила Тия. – Он, кстати, не взрывается. Пока.

Стражник моргнул, потом махнул рукой: – Проезжайте. Но если пирог начнёт говорить – сообщите в канцелярию.

– Мы уже пытались, – буркнул Рован. – Канцелярия сказала, что это не в их компетенции.

Столица встретила их привычным хаосом. Улицы были полны глашатаев, читающих новые постановления, и торговцев, продающих обереги от здравого смысла. На стенах висели афиши: «Скоро: Великий фестиваль благоразумия. Вход по лицензии на радость!»

Фрик посмотрел на них с ужасом. – Фестиваль благоразумия – это же оксюморон с музыкой.

– Именно поэтому мы сюда и приехали, – ответила ведьма.

Они остановились у площади, где должен был начаться фестиваль. Толпа гудела, сцена была украшена флагами с эмблемой Империи – замок в форме сердца, запертого изнутри. На трибуну вышел верховный чиновник в белом мундире.

– Граждане! – провозгласил он. – Сегодня мы празднуем очищение от стихийного мышления! Пусть благоразумие царит в наших сердцах!

В этот момент из толпы донёсся голос Фрика: – А если у меня мышление со специями? Его надо мариновать или сушить?

Толпа замерла. Чиновник побледнел.

– Кто осмелился?

– Я, – сказал кот, шагая вперёд. – Независимый дипломат от имени чудес.

Он запрыгнул на сцену и развернул свиток, на котором аккуратным почерком было написано: «Чудеса существуют, даже если вы не подали заявку». Толпа ахнула. Рован уже приготовился вытаскивать его обратно, но Лисса подняла руку – не мешать.

Фрик поднял хвост и начал говорить: – Вы хотите контролировать магию, но разве можно выдать разрешение на вдох? На смех? На любовь? Вы пишете законы, забывая, что бумага не дышит. А чудо – дышит. И ещё оно прекрасно пугает тех, кто слишком серьёзен.

Пока чиновники пытались понять, как реагировать, Пепелок сделал вдох и выпустил маленькое облачко света. Оно вспыхнуло над площадью, распалось на тысячи золотых искр. Люди заулыбались. Кто-то заплакал. Кто-то впервые за годы засмеялся.

Лисса стояла в толпе, чувствуя, как воздух меняется – словно весь город вспомнил вкус свободы. В глазах чиновника отразилось пламя, и он, кажется, впервые задумался, зачем запрещать то, что делает людей живыми.

Фрик поклонился и спрыгнул со сцены. – Миссия выполнена. Мы вызвали массовое несоблюдение благоразумия.

– И теперь нас будут искать, – сказал Рован.

– Отлично, – ответила ведьма. – Пусть попробуют поймать весну.

Они исчезли в переулках, оставив за собой след запаха корицы и смеха. Когда добрались до повозки, Лисса сказала: – Знаете, что самое страшное?

– Что? – спросила Тия.

– Империя начнёт печатать новые законы. О смехе, о любви, о чудесах. Но всё равно опоздает. Потому что мы уже – в обращении.

Пепелок ухмыльнулся. – И у нас отличная реклама. «Чудо. Без рецепта».

Они выехали из города ночью. Фонари отражались в лужах, ветер нес по улицам запах весны. Мир снова дышал – неровно, но с надеждой. В небе вспыхивали звёзды, как подписи тех, кто верил, что магия – это не сила, а напоминание.

Лисса посмотрела на спящих в повозке Тию и Фрика, на Рована, тихо держащего поводья. – Когда-нибудь они назовут это восстанием, – сказала она.

– Пусть, – ответил он. – Главное, чтобы не забыли запах пирога.

Пепелок вытянулся у них на коленях, из его пасти вырвалась струйка дыма, в которой на миг можно было различить слово «дом». И, возможно, это и было настоящее чудо.

Глава 9. Где Империя выдала лицензию на надежду, но потеряла чернила

Имперская канцелярия на рассвете выглядела так, будто сама страдала от переизбытка инструкций. По каменным коридорам носились клерки, тащившие кипы бумаг, которые размножались быстрее, чем кролики на благословении плодородия. На стенах висели портреты министров благоразумия, каждый из которых смотрел так, будто вот-вот собирался наказать алфавит за непослушание.

Рован стоял у входа, в руке – свиток с новой печатью. На нём было написано: «Приказ № 108. О временном упорядочивании необъяснимого». Подписи чиновников тянулись вниз, как цепи. Лисса стояла рядом, закатав рукава и с выражением лица, которое обычно предшествовало катастрофам с элементами выпечки.

– Они всерьёз решили систематизировать чудеса, – сказала она. – Следующий шаг – расписание вдохновения и тариф на улыбку.

– Они уже обсуждают налог на метафоры, – ответил Фрик, сидя на перилах. – Вчера арестовали поэта за превышение нормы пафоса.

Пепелок усмехнулся, выдыхая крошечные искры. – Зато теперь магия легализована. Правда, в виде государственной службы. Каждому чародею полагается униформа и недельный план по производству чудес.

Лисса вздохнула. – Ничто не убивает магию так надёжно, как отчётность.

В таверну пришло первое распоряжение. На гербовой бумаге, с золотым шнуром, значилось: «Обязать хозяйку заведения "Последний дракон" производить не более трёх чудес в неделю, согласованных с Комиссией по благоразумию». Подпись: «С почтением, отдел регулирования волшебства и непредвиденных обстоятельств».

Фрик вчитывался в документ, мурча раздражённо: – "Непредвиденные обстоятельства" – это мы.

– Значит, всё по плану, – сказала Лисса. – Сегодня испечём три официально санкционированных чуда. Начнём с кофе, который способен воскресить веру в человечество.

Пока ведьма возилась с кофейником, Рован раскладывал карты. Он заметил, что линии рек изменились. – Смотри, – сказал он. – Магия течёт иначе. Как будто земля решила заново начертить себя.

– Это не магия, – ответила Лисса. – Это память. Её слишком долго держали в чернилах, вот она и вырвалась наружу.

Пепелок расправил крошечные крылья. – А значит, скоро кто-то попытается её поймать.

– Не кто-то, – уточнил Рован. – Империя. Они создают новое ведомство – Инспекцию по контролю над вдохновением.

Фрик хмыкнул: – Осталось только Министерство случайностей и Академию неловких пауз.

Когда Лисса вынесла первую порцию кофе, дверь распахнулась, и в таверну вошёл человек в форме чиновника, но с лицом, которое выглядело слишком живым для канцелярии. – Госпожа Лисса, – сказал он, кланяясь. – Я уполномочен уведомить вас, что ваше заведение включено в список культурных аномалий особого наблюдения.

– Приятно, когда бюрократия наконец замечает твоё существование, – сказала ведьма. – Хотите пирог?

– По инструкции, мне нельзя принимать подарки.

– А если я назову это доказательством сотрудничества?

Чиновник колебался, потом взял кусочек. Когда он попробовал, его глаза слегка расширились – как будто внутри него что-то давно замершее снова вспомнило вкус жизни.

– Это незаконно вкусно, – прошептал он.

– Тогда считайте, что это консультация по предмету преступления, – сказала ведьма.

Он ушёл, забыв часть своих бумаг на стойке. Среди них оказался странный лист с грифом «секретно»: список объектов, где зафиксированы «неконтролируемые ауры тепла». В числе первых значилась их таверна.

– Ну прекрасно, – сказала Лисса. – Теперь мы официально источник климатических изменений.

– И это зимой, – добавил Фрик. – Экономия на отоплении.

К вечеру в таверну пришли новые посетители – путники, студенты, торговцы. Все хотели просто посидеть, где можно дышать без отчёта. И каждый из них приносил слухи. Говорили, что на юге проросли каменные статуи, на востоке вода в колодцах поёт, а в столице начали исчезать тени, будто устали принадлежать людям.

Рован слушал, делая заметки. – Если всё это правда, то магия не возвращается – она мстит.

– Или напоминает, – сказала Лисса. – Мы забрали у мира право быть странным, а теперь он требует компенсацию.

Вечером, когда гости ушли, ведьма сидела у очага и смотрела, как огонь отражается в чашке. Пламя было беспокойным, почти живым.

– Ты чувствуешь? – спросила она Рована.

– Что?

– Воздух. Он стал гуще. Как будто мир затаил дыхание перед чем-то важным.

Фрик, растянувшийся на подоконнике, зевнул: – Если это снова революция, можно я останусь дежурным по философии?

Вдруг дверь тихо отворилась. На пороге стоял мальчишка, тот самый Нол, теперь уже повзрослевший. В руках он держал ту самую балалайку, но струны светились мягким янтарным светом.

– Я слышал, – сказал он. – Империя ищет тех, кто умеет петь без разрешения.

– И что же ты решил? – спросила ведьма.

– Что пора спеть громче.

Он ударил по струнам, и звук разошёлся волной – не громкой, но настойчивой, как шаг весны по льду. В пламени очага дрогнул свет, а на стенах зашевелились тени – не страшные, а человеческие, словно память о тех, кто смеялся здесь когда-то.

Рован тихо сказал: – Это ведь и есть магия. Простая. Без гербов.

– И без ведомств, – добавила Лисса. – Самая трудная для контроля форма жизни.

Они слушали, как музыка заполняет пространство, и даже Фрик притих, мурлыча в такт. Мир, казалось, снова на мгновение перестал делиться на разрешённое и невозможное.

Когда мелодия стихла, ведьма сказала: – Знаете, что странно? Каждый раз, когда Империя пишет новый закон, в мире появляется новая песня.

Пепелок задумчиво кивнул. – Может, бумага просто отчаянно хочет звучать.

Снаружи ветер перевернул объявление на стене. На обороте кто-то приписал углём: «Надежда. Допускается без ограничений».

Лисса улыбнулась. – Ну что ж, кажется, у нас наконец легализовали чудо. Рован поднял кружку. – За это можно выпить.

Фрик фыркнул. – И за то, что бумага наконец перестала притворяться реальностью.

Ночь прошла спокойно. Мир снова казался абсурдным, но живым. А где-то в недрах канцелярии, среди кип бумаг, кто-то случайно пролил кофе на гербовую печать. Чернила растеклись, складываясь в непредусмотренное слово – «свобода».

В ту ночь Лиссе долго не спалось. Ветер бился в ставни, как письмо, которое не успело дойти, и где-то за горами гудели колокола, будто сама Империя пыталась убедить себя, что всё ещё держит ритм. Она сидела у окна, наблюдая, как внизу медленно гаснут огни таверны. Мир вокруг будто устал от собственных распоряжений – и теперь слушал, дышал, осторожно пробуя на вкус тишину.

Фрик шевелился на подоконнике, лениво поглядывая в сторону очага. – Ты заметила, – сказал он, – что с тех пор как нам разрешили чудеса, стало куда меньше людей, готовых их творить?

– Это нормально, – ответила Лисса. – Разрешение убивает смелость. Когда что-то становится узаконенным, исчезает азарт, остаётся только инструкция.