ИМПЕРИЯ БЕЗ МАГИИ (трилогия «ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН»)

– Добрый вечер, – сказал он. – Говорят, здесь можно выпить с мифами?

– Только если они не спорят о чаевых, – ответила Лисса.

Старик сел к камину, заказал кружку мёда и долго молчал. Потом спросил: – Вы знаете, что Империя готовит новый указ? Они собираются объявить «эмоциональные проявления» источником общественной нестабильности. Слёзы, смех, вдохновение – всё под наблюдением.

В таверне стало тише. Тия поставила кружку, Рован перестал чистить меч.

Фрик медленно прошёлся по стойке. – Так-так… выходит, нас ждёт эпоха без смеха?

– Эпоха без искры, – уточнил старик. – Они хотят, чтобы всё было ровно, без всплесков. Ни счастья, ни боли.

Лисса задумалась. – Значит, мы снова возвращаемся к старому: чудо запрещено, чувство под запретом, дыхание на учёте.

– А значит, – добавила Тия, – пора снова учиться смеяться подпольно.

Старик улыбнулся – в этой улыбке было больше света, чем в любой магии. – Именно. И я пришёл, чтобы попросить вас об этом. Нам нужно место, где смех будет не преступлением, а правом.

Фрик фыркнул. – Полагаю, таверна «Последний дракон» вполне подходит. У нас и дураков хватает, и философов. Иногда в одном лице.

С тех пор в таверне начали собираться люди, которых мир считал «излишне чувствительными». Музыканты, которые слышали, как поёт дождь. Писцы, влюблённые в слова. Старые учителя, запомнившие вкус вдохновения. Они приходили тихо, без афиш, но с улыбками, которые можно было разглядеть даже в темноте.

Лисса поставила у двери новую табличку – «Дом свободного смеха». Никто не осмелился её снять. Даже чиновники, проходящие мимо, отворачивались, будто не замечали. Слухи о месте, где разрешено смеяться, распространялись быстро. Люди приходили просто посидеть, послушать, как кто-то читает свои сны, или сыграть на флейте из обыкновенной кости, звучащей лучше любого золота.

Фрик, наблюдая за всем этим, стал чуть мягче. Даже перестал ворчать, когда Лисса, не глядя, ставила ему под нос тарелку с жареной рыбой.

– Скажи честно, – как-то спросила она, – тебе ведь тоже нравится, что всё живое возвращается?

– Мне нравится, – ответил он после паузы, – что даже самые глупые идеи умеют светиться. Особенно если их подать с правильным соусом.

Но покой длился недолго. Однажды ночью, когда все уже спали, на пороге появился тот самый имперский курьер – теперь без очков, с лицом, испачканным копотью.

– Ведьма… – прохрипел он. – Они идут. Совет решил ликвидировать все источники «иррациональных проявлений». Ваш дом первый в списке.

Рован вскочил, Тия побледнела.

Лисса не пошевелилась. – Значит, время пришло. Пусть приходят.

Фрик вытянул когти, и в его взгляде впервые мелькнуло не раздражение, а нечто древнее – память пламени. – Я предупреждал, что мир не любит смех. Но он его заслужил.

Через час таверна уже дышала как живое существо. Фонари мигали, словно набирая воздух. В камине пламя сложилось в очертания крыльев. Все гости – живые, мёртвые, легендарные – собрались вместе.

Лисса встала на стол, подняла чашу. – Если они придут за чудом, пусть получат его целиком. Мы не прячем магию – мы ей дышим.

В дверь постучали. На пороге стояли имперские инспекторы, сухие, как пепел. Их глаза отражали пустоту, в которой не было места ни боли, ни радости.

– По приказу Совета… – начал один, но договорить не успел.

Таверна загудела, как сердце перед ударом. Из стен поднялся свет – не огонь, не молния, а что-то между дыханием и песней. Воздух стал тёплым, время – медленным. Даже дождь за окном застыл.

– Это нарушение! – закричал чиновник.

– Это жизнь, – ответила ведьма.

Свет прошёл сквозь них, и на мгновение все – и люди, и призраки, и даже чиновники – увидели то, чего давно не видели: себя живыми. Кто-то заплакал. Кто-то рассмеялся. И, что удивительно, никто не умер.

Когда всё стихло, имперцы ушли, не сказав ни слова. Только один из них оставил на двери табличку: «Закрыто на смех».

Лисса сняла её, повернула обратной стороной и написала углём: «Открыто навсегда».

Фрик вздохнул. – Ну что, снова победа без отчётов?

– Скажем так, – ответила ведьма, – бюрократия впервые капитулировала перед чайником и пирогом.

Она села у камина, слушая, как дракон в пламени тихо смеётся, а дождь снаружи поёт новую мелодию. Мир снова жил, как хотел – странно, шумно, неправильно, но по-настоящему.

И именно в этом заключалось всё волшебство.

Глава 16. Где дракон находит себе юриста, а ведьма теряет терпение, но не чувство юмора

Утро началось с вопля. Точнее, с трёх – один принадлежал Фрику, второй чайнику, третий, судя по тембру, драконьему яйцу, которое вдруг решило, что пора заявить о себе. Лисса выскочила из комнаты, на бегу заплетая волосы, и остановилась в дверях кухни. Там царил хаос: чайник бегал по полу, выпуская пар, Фрик прыгал по столу с видом драматического героя, а посреди этого беспорядка стояло яйцо, сияя золотистыми трещинами.

– Ну что, вылупляется? – спросила Тия, выглядывая из-за мешка муки.

– Либо вылупляется, либо репетирует, – буркнул Фрик, – этот звук слишком уверенный.

Лисса подошла ближе, ощутила исходящее от скорлупы тепло. Оно было не просто живым – оно дышало, как сердце.

Изнутри раздался лёгкий стук, потом ещё. Трещины разошлись, и из них выглянул глаз – зелёный, с золотой искрой. Маленький дракон вытянул мордочку, чихнул, выпустив клуб дыма, и, недолго думая, упал в миску с овсянкой.

– Великолепно, – сказала Лисса, – родился и сразу пошёл по моим запасам.

Фрик наклонился, принюхался. – Пахнет апокалипсисом и детством.

Тия с восторгом подала полотенце, но дракон уже успел облиться молоком и теперь выглядел так, будто его собрали из облаков. Он попытался взмахнуть крыльями – те оказались неуклюжими, но сияющими. Потом поднял голову и неожиданно сказал:

– Есть можно?

Все замерли.

– Говорящий дракон, – наконец произнесла Лисса. – Это уже уровень юридических проблем.

На всякий случай она поставила на стол табличку «Жалобы подавать в письменном виде».

Дракон тем временем забрался на подоконник и внимательно осматривал мир. Его глаза отражали всё сразу: город, дождь, чайник, Фрика, который выглядел так, будто пытается вспомнить правила приличия для общения с новыми видами.

– Как тебя зовут? – спросила Лисса.

– Ещё не решил, – ответил он. – Может, вы подскажете?

– Тогда пока будешь Случайностью, – сказала ведьма. – Всё в этом мире начинается именно так.

Случайность кивнул, зевнул и обвился вокруг самовара.

Рован вошёл в кухню в тот момент, когда яйцо окончательно превратилось в завтрак с крыльями. Он посмотрел на происходящее и сказал ровно:

– Я знал, что без юридической помощи не обойдётся.

Через час у таверны появился невысокий мужчина в шляпе и с портфелем. Он представился как Мерид, «адвокат чудесных существ и прочих форм нестабильной реальности». В руках держал толстую папку с надписью: «Регистрация магических новорождённых».

– Госпожа Лисса, – сказал он, проходя внутрь, – вы нарушили минимум четыре указа и один свод космологических рекомендаций. Драконы ныне считаются историческим наследием, а значит, принадлежат Империи.

– А если я скажу, что этот принадлежит сам себе?

– Тогда Империя подаст на вас в суд за философскую крамолу.

Фрик прыснул. – О, я чувствую запах грядущего суда, где здравый смысл будет свидетелем защиты.

Лисса села напротив Мерида, сложила руки на столе. – Хорошо. Пусть подают. Но пусть попробуют найти закон, который запрещает рождение того, кто просто хотел жить.

Мерид замялся. – В сущности… такого закона нет. Но вы же понимаете, что бюрократия не терпит пустот.

– А мы – как раз из пустоты, – ответила она. – У нас там клуб по интересам.

Дракон чихнул. Из его ноздрей вылетел крошечный язык пламени, прожёг угол стола и нарисовал на воздухе знак, похожий на перевёрнутую спираль. Мерид посмотрел на это с профессиональным ужасом.

– Это же символ первичного договора! Он подтверждает личность. У вашего питомца есть юридическая душа!

– Видите, – сказала ведьма, – теперь у вас новый клиент.

Фрик захохотал. – Великолепно. Мы официально открываем отдел магической юриспруденции. Осталось завести печать и штамп «Дело закрыто по причине здравого смысла».

Мерид вздохнул и спрятал бумаги. – Ладно, ведьма. Считайте, что я ничего не видел. Но если Совет узнает…

– Пусть узнает, – ответила Лисса. – Мир должен вспомнить, что закон без души – просто бумага.

Когда адвокат ушёл, Тия поставила на стол кружки, налив всем горячего какао. Дракон улёгся у камина, зевая и грея крылья. В воздухе стоял запах молока, золы и свежего смеха.

Рован сказал: – Думаю, мы только что официально стали семьёй.

Фрик усмехнулся. – Семья, в которой юрист – единственный разумный.

Но Лисса знала – за этим спокойствием стоит буря. Империя не простит публичное нарушение рационального порядка. Появление дракона уже стало событием. Газеты писали о «чудесах, возрождающих хаос», проповедники спорили, философы писали трактаты. Кто-то называл Лиссу ведьмой-революционеркой, кто-то – угрозой цивилизации, а кто-то – надеждой.

В тот вечер, когда таверна закрылась, ведьма вышла во двор. Небо было низким, облака – тяжёлыми, словно мир готовился к экзамену. Случайность подошёл к ней, положил голову на колени.

– Я сделал что-то плохое? – спросил он.

– Нет, – ответила она. – Ты просто напомнил людям, что они живы.

Он зевнул, и в его дыхании мелькнула искра. – А почему они забывают?

– Потому что боятся. Иногда легче не чувствовать, чем чувствовать слишком много.

– Глупо, – сказал дракон. – Без чувств мир скучный.

Она улыбнулась. – Знаю. Поэтому ты здесь.

Они сидели долго, слушая, как ветер шепчет о переменах. Вдалеке, за горами, сверкнула молния – короткая, но тихая, будто предупреждение. Мир готовился к чему-то новому, и Лисса чувствовала это каждой клеткой. Но сейчас, пока ночь была тёплой, а Случайность сопел у ног, она позволила себе забыть о грядущем. Ведь иногда чудо – это просто возможность отдохнуть до рассвета.

Ночь выдалась беспокойной. Ветер завывал в дымоходе, как недовольный дух налоговой службы, а где-то под полом тихо стучали старые бочки, будто совещались, стоит ли им снова брожением заняться. Лисса не спала. Она сидела у окна своей комнаты и считала, сколько раз за последние месяцы судьба успела постучать к ней в дверь под разными масками: курьер с приказом, призрак с просьбой, адвокат с портфелем и теперь вот дракон с вопросами о жизни. Мир, похоже, окончательно утратил чувство меры.

Фрик дремал на подоконнике, но делал вид, что бодрствует. – Не спишь, – пробормотал он, не открывая глаз. – Это к неприятностям или к новому меню?

– К обоим, – ответила Лисса. – Мне кажется, мы накануне чего-то большого.

– Обычно так говорят перед апокалипсисом. Или свадьбой. Иногда это одно и то же.

Она усмехнулась. Дракон Случайность спал у камина, свернувшись кольцом. В свете огня его чешуя блестела, как расплавленное золото, и Лиссе вдруг показалось, что весь дом дышит вместе с ним. Каждый вдох тихо сдвигал воздух, каждое шевеление казалось обещанием грядущего.

На рассвете раздался стук. Не угрожающий, не властный, а осторожный, словно сама вежливость решила позвонить в дверь. Лисса спустилась вниз и открыла. На пороге стояла женщина в сером плаще, с лицом, которое могло быть любым – таким, что его забываешь, едва отвернёшься. Она держала в руках коробку, перевязанную лентой из печатей.

– От Совета, – сказала она, не поднимая взгляда. – Передать лично ведьме Лиссе.

– Это я. Что внутри?

– Официальное уведомление о проверке. И… приглашение.

Лисса взяла коробку, и женщина сразу исчезла, будто её смело ветром. Внутри лежал кристалл-перо и лист пергамента, на котором сияли буквы: «Собрание Совета по гармонизации реальности. Присутствие ведьмы Лиссы необходимо. Повестка дня: нарушение границ вероятности».

Фрик заглянул через плечо. – Нарушение границ вероятности. Как звучит! Почти как тост.

Тия уже стояла за спиной с тревожным лицом. – Это ловушка. Они не зовут ведьм просто так.

– Может быть, – сказала Лисса. – Но если не пойду, они придут сами. А лучше уж самой выбирать, где стоять.

Рован, как всегда, молча собрался в дорогу. Его меч висел на плече, словно продолжение воли. Случайность решил идти с ними – «чтобы посмотреть на взрослых, которые боятся чудес». Ведьма не стала отговаривать: иногда именно детская непосредственность спасает от катастрофы.

Зал Совета находился в сердце столицы – огромная круглая башня из чёрного камня, где даже эхо говорило официальным тоном. Когда они вошли, воздух внутри был настолько сухим, что казалось, он прошёл цензуру. На возвышении сидели семеро – Хранители Логики. Перед ними стоял прозрачный сосуд, внутри которого тихо пульсировала маленькая сфера света.

– Ведьма Лисса, – произнёс главный хранитель, седой мужчина с глазами цвета стекла. – По вашим действиям мир начал самопроизвольно генерировать чудеса. Это недопустимо.

– Простите, – сказала она, – но разве чудеса нуждаются в разрешении?

– В разрешении нет. В контроле – да.

Случайность, сидевший у её ног, поднял голову. – А если чудо само решило случиться?

Хранитель нахмурился. – Кто позволил ребёнку говорить?

– Ребёнок – это дракон, – заметил Фрик. – Он сам себе позволил.

Тишина растянулась, как натянутая струна. Потом хранитель медленно произнёс:

– Мы можем закрыть источник.

– Попробуйте, – тихо ответила ведьма.

Она шагнула вперёд и раскрыла ладонь. Между пальцами зажглось пламя – не огонь, а воспоминание о нём: тёплое, живое, неуничтожимое. В тот миг даже холодные стены дрогнули.

– Это не магия, – сказала она. – Это память о свободе. Вы можете подписывать указы, переписывать реальность, но пока хоть один человек способен удивляться – чудо живёт.

Рован поставил меч остриём вниз. Фрик сел на перила, и от его хвоста пошли искры. Случайность поднялся в воздух, расправил маленькие крылья, и потолок засиял отблесками пламени.

– Вы не сможете уничтожить то, что принадлежит сердцу, – сказал он.

Хранители переглянулись. Один из них устало произнёс:

– Мы не хотим войны. Мы хотим порядка.

– А я – чтобы мир не скучал, – ответила Лисса. – Значит, нам придётся учиться сосуществовать.

Молчание длилось долго. Потом главный хранитель вздохнул, опустил взгляд и произнёс:

– Пусть остаётся. Но помните, ведьма: вы взяли на себя ответственность за хаос.

– Всегда брала, – сказала она. – Он – моя родня.

Они вышли из башни под серым небом. Ветер пах мокрым камнем и бумагой. Лисса остановилась, посмотрела вверх и сказала тихо, почти про себя:

– Кажется, мы выиграли не битву, а передышку.

– Иногда передышка и есть победа, – ответил Рован.

– А иногда это приглашение на вторую серию, – вставил Фрик.

Случайность шёл рядом, глядя на город, где из каждого окна выглядывало что-то живое: тени, кошки, мечты. Он вдруг сказал:

– Знаешь, мне кажется, чудеса – это просто смех, который научился летать.

Лисса улыбнулась. – Тогда нам стоит держать его подальше от чиновников.

Когда они вернулись в таверну, солнце садилось, окрашивая стены в мёд. Внутри было тихо. На столе лежала записка от Тии: «Пирог в духовке. Не забудьте смеяться». Ведьма взяла её, приколола к двери и прошептала:

– Пусть это станет новым законом.

Фрик зевнул, растянулся на стойке и сказал:

– Всё равно они придут снова.

– Конечно, – ответила она. – Мир всегда возвращается к тем, кто умеет смеяться.

Снаружи дракон поднял голову к небу и выпустил тонкую струю пламени. Из неё сложилась надпись, мерцающая в воздухе: «Добро пожаловать туда, где чудеса не требуют разрешения».

И мир, кажется, согласился.

Глава 17. Где инструкции по чудесам оказались толще Библии, а чай – сильнее революции

Утро началось с визита проверяющих. Не бурных, не грозных – вежливо-пугающих, как дождь, который улыбается, прежде чем зальёт улицы. Два чиновника в одинаковых плащах цвета варёной бумаги стояли у входа в таверну, держа перед собой папку толщиной с добрую ведьмовскую энциклопедию. Один кашлял с достоинством, второй просто страдал от мысли, что родился не бюрократом, а человеком. На груди у них блестели жетоны нового департамента: «Управление по гармонизации чудес».

Лисса уже знала этот запах – смесь пыли, чернил и предстоящего головной боли. Фрик развалился на стойке и наблюдал за ними, как кот за парой жирных голубей, обдумывая, с какого конца их стоит начать опровергать. Рован сидел в углу с чашкой чая и видом, будто предпочёл бы сражаться с демоном, чем присутствовать при ревизии.

– Госпожа Лисса, – начал первый чиновник, листая бумаги, – согласно новому императорскому постановлению, все учреждения, где наблюдаются чудеса, подлежат регистрации и согласованию.

– Согласованию чего с чем? – спросила ведьма. – Реальности с воображением?

– Существования с регламентом, – ответил второй с тяжёлым вздохом, словно это была древняя истина.

Фрик зевнул. – Звучит как брак по расчёту.

Тия поставила перед гостями чай, не дожидаясь приглашения, и спросила с самым невинным видом:

– Вам с лимоном или совестью?

Они не поняли. Это было предсказуемо.

– Согласно пункту пятому, – продолжил первый, – вы обязаны предоставить списки всех магических объектов, существ и явлений, находящихся на территории вашего заведения.

– Хорошо, – сказала Лисса и достала со стены старую доску для объявлений. – Вот список: «Случайность – один. Фрик – зависит от настроения. Магия – как воздух, повсюду. И чай. Много чая».

Первый чиновник побледнел, второй попытался записать, но перо у него почему-то задымилось.

Случайность, который до этого дремал под столом, высунул мордочку, моргнул и сказал:

– Я не объект. Я – процесс.

Это добило проверяющих. Первый уронил папку, второй стал креститься по уставу «Общеимперского светского поведения», после чего они решили, что лучше отчитаться о «временном непредвиденном обстоятельстве».

Когда дверь за ними захлопнулась, Фрик сказал:

– Если бы бюрократия могла сжигать себя, у нас был бы вечный огонь.

– Если бы бюрократия могла думать, она бы исчезла, – добавила Лисса.

Она села за стол, налила всем чай и достала письмо, которое пришло утром. На конверте стояла печать Совета – теперь уже не вежливо-серая, а угольно-чёрная. Внутри лежала карта столицы с красным кругом на месте, где раньше располагался Академический сад чудес. Теперь там значилось новое название: «Министерство контроля эмоций».

– Они пошли дальше, – тихо сказала ведьма. – Теперь регулируют чувства.

Рован поставил чашку. – Это уже не контроль. Это страх.

Фрик почесал ухо. – Страх – удобный инструмент. Его можно занести в смету.

Тия нахмурилась. – А что будет с теми, кто не согласится?

Лисса посмотрела в окно. За стеклом шёл снег, медленный и тихий, как память. – То, что всегда бывает, когда люди перестают верить в живое. Оно просто уходит.

Она поднялась. – Мы поедем в столицу. Если чудеса пытаются посадить на цепь, значит, кому-то нужно напомнить, что цепи ржавеют.

Дорога заняла два дня. Город встречал их холодом – не зимним, а бюрократическим: ровным, одобренным, с подписью на каждом облаке. Слухи шептали, что теперь даже мечтать можно только по лицензии. Фрик заметил, что воздух пах не дымом, а отчётностью. Тия дрожала, не от холода – от чувства, что они вошли туда, где смеху место только в архивах.

Площадь перед Министерством была пуста. На стене висел лозунг: «Эмоции – источник хаоса. Спокойствие – форма верности Империи». Лисса усмехнулась. – Значит, теперь нас обвинят в верности жизни.

Рован тихо сказал: – Это место мертво.

– Мёртвые места – моя специализация, – ответила она и направилась внутрь.

В зале царила стерильная тишина. На стенах висели зеркала, но отражения в них были странно вежливыми: они улыбались чуть раньше, чем человек. Из-за стойки выглядывала девушка с идеально ровной причёской. – Добрый день. Ваше эмоциональное состояние на момент входа?

– Сарказм и лёгкий голод, – ответила Лисса.

– Неприемлемо. Мы регистрируем только позитивные отклонения.

– Тогда запишите: устойчивый оптимизм с примесью презрения.

Фрик прыснул, Тия прикрыла рот рукой. Девушка не отреагировала, просто выдала жетон с надписью «Проверка чувств одобрена».

Они прошли вглубь. В каждом кабинете сидели люди, сортировавшие эмоции по папкам: «радость», «печаль», «сомнение», «любопытство». В воздухе стоял запах старых бумаг и потери смысла. На полу стояли кристаллы, в которых медленно мерцали чужие воспоминания – запечатанные, архивированные, безопасные.

Лисса подошла к одному из них, коснулась пальцем, и изнутри вспыхнуло изображение: девушка смеётся под дождём, у неё в руках чайник, а на плечах кошка. Сцена простая, почти обыденная, но в ней было больше жизни, чем во всём этом здании.

– Они хранят эмоции, – прошептала Тия. – Как образцы.

– Они их убивают, – поправила ведьма.

Рован выхватил меч, но Лисса остановила его. – Не сталью, – сказала она. – Смехом.

Она подошла к центру зала, подняла чашку, которую несла в сумке, и налила туда чай. Запах корицы и дыма разошёлся мгновенно.

– Для протокола, – произнесла она громко. – Это – чудо. Незарегистрированное. Добровольное.

Чай закипел без огня, и по залу прошла волна тепла. Бумаги дрогнули, зеркала на миг показали настоящие лица людей, а один из кристаллов вдруг расцвёл изнутри, выпуская свет.

– Что вы сделали? – закричала девушка с ресепшена.

– Вернула людям вкус, – ответила Лисса. – Он пахнет свободой.

Случайность, выскользнув из сумки, поднялся в воздух и пустил струйку пламени в форме улыбки. Люди замерли, кто-то засмеялся. Это был тихий, неуверенный смех, но он быстро разросся, как трещина в стене.

Фрик подмигнул Лиссе. – Кажется, мы начали революцию чайного масштаба.

– Самое опасное – тёплое, – сказала ведьма. – Оно растапливает лёд.

И пока стражники бежали, пока тревожные колокола кричали о «незаконной эмоции», она стояла посреди зала, улыбаясь. Потому что знала: любое чудо, даже самое малое, начинается именно так – с глотка горячего чая и мысли, что жизнь всё ещё способна быть вкусной.

Тревожные колокола выли на всю столицу, словно город сам не знал, кого предупреждает – граждан, власть или собственную совесть. Эхо разносилось по узким улицам, вздрагивая в витринах лавок, где продавали бумагу и страх, – именно в таком порядке. Лисса шла спокойно, будто не слышала гул тревоги. Плечи прямые, пальцы в пальцах Фрика, который принял форму дымного силуэта – удобную, чтобы не путаться под ногами. Рован прикрывал их сзади, мрачный, сосредоточенный, готовый защищать чудо как стратегию выживания. Тия несла под плащом Случайность, который засыпал, урча, как чайник на слабом огне.

На перекрёстках стояли патрули с зеркалами – проверяли, отражаешься ли ты должным образом. В новых имперских правилах говорилось, что честный гражданин отражает только внешность, без лишних эмоций. Ведьма подошла к зеркалу, посмотрела – и её отражение подмигнуло, а потом показало язык. Солдат растерялся, а зеркало лопнуло, не выдержав уровня сарказма. Фрик шепнул: «Засчитать как победу малой формы».

Они свернули в переулок, где пахло вчерашним дождём, гнилыми объявлениями и свободой, которая боялась говорить громко. На стене кто-то мелом написал: «Не пытайся поймать чудо – оно всё равно выскользнет и облезет вместе с обоями». Лисса улыбнулась: «Значит, кто-то ещё умеет думать».

В глубине переулка открылась дверь с потускневшей вывеской: Клуб незаконных эмоций. Когда-то здесь был музыкальный трактир, теперь – подпольное убежище для тех, кто не желал жить по инструкции. Внутри царил полумрак, но воздух вибрировал от жизни: смех, музыка, запахи специй и непослушных идей. Люди говорили шёпотом, но глаза у всех были живые.

Хозяин заведения – худой человек с глазами, как две склянки янтаря, – узнал ведьму сразу. «Вы привели революцию?» – спросил он тихо. «Нет, – ответила Лисса, – я просто принесла чай». На столе мгновенно появились чашки. Фрик уселся на спинку стула, Случайность зевнул и выпустил крошечное облачко дыма, пахнущее карамелью.

– Что у вас происходит? – спросил Рован.

Хозяин вздохнул. – Мы смеёмся по расписанию. Если слишком громко – штраф. Если без разрешения – перевоспитание. Они хотят стереть непредсказуемость. Сначала – эмоции, потом – сны.