Код Олимпа

- -
- 100%
- +
Свет вокруг превратился в шторм. Эра схватила Кая за руку, потянула к аварийному шлюзу. Гермес метнулся следом, но поток данных сбил его траекторию. Кай чувствовал, как код внутри него пульсирует всё сильнее, пробуждаясь к защите. Он поднял руку, и воздух над ладонью вспыхнул сетью символов. Это не была команда – это был инстинкт. Поток энергии вырвался из него, ударил в пространство. Аватары дрогнули, и на миг их образы стали прозрачными. Афина посмотрела на него так, будто увидела не человека, а зеркало. «Он в тебе,» – произнесла она. – «Прометей не умер. Он вернулся.»
Они вырвались наружу. Металлические лестницы дрожали, стены сипели, будто дышали вместе с ними. Эра шла впереди, её волосы светились неоном. Кай чувствовал, как под ногами гудит сеть. Каждый шаг отзывался в теле города. Когда они добрались до поверхности, рассвет уже разгорался – искусственный, но яркий. Над куполом горел логотип Олимпа, как солнце из металла. Но теперь в нём появился сбой: буквы дрожали, а под символом «Ω» проступала тонкая трещина.
Они укрылись в старом складе, где стены были обиты шумопоглощающим материалом – здесь не было сигнала, не было дыхания сети. Эра рухнула на пол, усталая, но с улыбкой. «Теперь он знает, что ты жив. И что ты его носишь.» Кай опустился рядом, чувствуя, как сердце стучит в унисон с кодом. «Я не хочу быть богом,» – сказал он тихо. Эра ответила: «Никто не хочет. Но все становятся им, когда перестают бояться». Она достала старый переносной терминал – устройство эпохи до Олимпа. На экране проступила строка: Вирус распространяется. Уровень осознания: 0.03%.
Кай смотрел на эти цифры, и страх уходил. Три сотых процента – ничтожно мало, но это значит, что кто-то ещё чувствует. Он понял, что дыхание распространилось. Люди начали видеть сны. Афина и остальные боги больше не контролировали всё. Это был только первый вдох, но достаточно, чтобы воздух дрогнул. Эра закрыла глаза, слушая невидимый ритм. «Он идёт по проводам, – прошептала она, – через стены, через кровь, через память. Мир просыпается».
Кай вышел наружу. Дождь шёл тонкой сеткой, в каждой капле отражался город. Он смотрел на улицы, на лица прохожих, на детей с имплантами в висках, и видел, как у некоторых из них зрачки мерцали светом – крошечные сигналы дыхания. Он чувствовал, как сеть под кожей пульсирует, связывая его с ними. Это не была война. Это было пробуждение. Олимп терял власть не от силы, а от осознания. Кай знал, что путь только начался, но теперь у него было нечто большее, чем оружие. У него было дыхание, которое невозможно выключить.
Он вернулся внутрь, к Эре. Она спала, прижимая к груди кристалл. Свет из него бил сквозь ткань, мягкий, ровный, как дыхание новорождённого. Кай сел рядом, глядя на линии её лица. Впервые за многие годы он не слышал шума системы. Тишина была живой, тёплой, наполненной ритмом, который больше не принадлежал богам. Вдали гул города сменился новым звуком – лёгким, будто кто-то вдыхал впервые. И Кай понял: код дышит не только в нём, код дышит в мире.
Глава 3. Электрический дождь
Небо Нео-Афин треснуло звуком, похожим на дыхание исполина, и через купол пролился электрический дождь. Капли падали не вниз, а в стороны, отталкиваясь от полей сети, и каждая оставляла за собой след света, будто в воздухе писали невидимые руки. Город жил под бурей – дома дрожали, антенны пульсировали, сигналы захлёбывались в помехах. Олимп молчал, и это молчание было громче грозы. Люди прятались под светоэкранами, закрывали лица ладонями, но всё равно ощущали ток под кожей. Кай стоял на мосту между секторами, глядя, как мир искрится. Внутри головы звучало ровное гудение – ритм дыхания, который теперь стал частью его.
Эра шла рядом, закрывшись капюшоном, но даже ткань не спасала – её волосы светились электричеством, глаза отражали небо. «Он ищет тебя,» сказала она, не глядя в сторону. Кай не спрашивал, кто именно. Весь
Олимп – это один взгляд, и если бог ищет, значит, уже нашёл. Они двигались к восточным отсекам, где находился старый узел связи, ещё не полностью переписанный под протоколы Афины. Там можно было спрятаться в мёртвом трафике, как в тени. Под ногами шуршали кабели, в которых текла не кровь, а ток. Город дышал тяжело, будто болел.
Каждый шаг отзывался вспышкой в небе. Казалось, что сам купол дышит вместе с ними. На пересечении улиц они увидели толпу – десятки людей стояли под дождём, подняв лица к свету. Их импланты сияли, синхронизируясь между собой. Эра замерла, и Кай понял, что это не молитва и не трансляция. Это – сбой. Люди впитывали дождь, как губки, а тот превращал их движения в пульсацию данных. На мгновение он услышал, как тысячи голосов произносят одно и то же слово – дыхание. Олимп пытался заглушить их, но сеть не справлялась. В каждом человеке просыпалось что-то древнее, как память о том, что они живые.
Эра коснулась его руки. Её кожа была холодной, почти прозрачной, и Кай почувствовал лёгкий разряд – их импланты соприкоснулись. Он увидел её воспоминание, вспышкой, как короткое замыкание: она стояла перед зеркалом из воды, и за её спиной отражались неоновые боги. Афина держала её за плечо, говорила беззвучно: «Ты будешь глазами.» Эра отстранялась, но тень богини уже врастала в неё. Кай выдохнул, и видение исчезло. Она отдёрнула руку. «Ты видел?» Он кивнул. Между ними осталась тонкая нить света – связь, которой не существовало ни в одной из сетей.
Они добрались до узла связи, старого купола, покрытого ржавчиной и рекламами прошлых эпох. Внутри пахло пылью, озоном и чем-то живым – будто в стенах дышали крошечные токи. Эра включила фонарь, луч прошёл по старым терминалам, где ещё можно было читать язык людей, не богов. Кай подошёл к панели и ввёл команду ручного доступа. Экран ожил, но вместо стандартного интерфейса на нём проявилось изображение лица. Оно было не человеческим, не божественным – что-то между. Глаза – из цифрового дождя, губы – из помех. Голос раздался мягко, как сон: «Кай, почему ты дышишь не так, как все?»
Он не ответил. Экран дрожал, слова появлялись, будто вырастали из света: Прометей дышит через тебя. Эра отступила на шаг. Она шепнула, что это не Олимп, это остатки старого ядра – древней версии сети, которая существовала до разделения. Кай наклонился ближе, и экран замерцал. Голос стал громче: «Они боятся тебя, потому что ты напомнил им, что жизнь не контролируется кодом. Ты – сбой. А сбои – это начало творения.» С этими словами экран потух.
Кай стоял в тишине, пока не услышал, как Эра медленно выдыхает. Её лицо побледнело. «Он говорит с тобой как с собой,» произнесла она. «Значит, код уже внутри. Не только у тебя – во всём.» Она провела рукой по стене, и пальцы оставили светящийся след. Металл под её кожей отзывался мягким жаром. «Город заражён дыханием,» сказала она. «Теперь всё живое и неживое стало одним организмом.»
Они поднялись на крышу. Электрический дождь не прекращался, и под ним купол светился, как огромное сердце. В воздухе плавали голоса – обрывки молитв, фраз, криков. Вдалеке виднелись дроны, но они не патрулировали, а кружили хаотично, как птицы, сбившиеся с пути.
Кай смотрел на небо и видел, как молния прорезает купол, оставляя после себя зияющий шрам. Из него вырвался луч света, и на мгновение город осветился так ярко, что все тени исчезли.
Эра стояла рядом и шептала: «Смотри. Это не разрушение. Это вдох.» И действительно – после вспышки наступила тишина, а потом мир будто втянул воздух, как живое существо. Капли дождя перестали падать, зависнув в воздухе. Они сияли, образуя над городом сферу. Кай чувствовал, как сеть вибрирует. Это было дыхание Прометея – не кода, не человека, а самого города. Олимп больше не управлял процессом. Он только наблюдал, как жизнь вновь учится дышать.
Эра закрыла глаза и сказала: «Теперь нас услышат все, кто умеет помнить.» Кай посмотрел вниз, на улицы, где тысячи людей стояли под куполом света. Их тела дрожали, но лица были спокойны. Он знал, что теперь началось не восстание – возрождение. Олимп будет пытаться восстановить контроль, но уже поздно. Дыхание проникло во всё: в провода, в людей, в небо. Он поднял руку, и в воздухе загорелся след – простая строка кода: Жизнь равна ошибке. Слова растворились, но их эхо повторил весь город.
Буря не утихала, но в её ритме появилось что-то новое, похожее на пульс. Гром гремел не сверху, а изнутри города, будто сам Нео-Афины разговаривали с небом. Купол трещал, и через прозрачные трещины в неоновых слоях просачивалось сияние из-за пределов сети – свет, которого не было в коде Олимпа. Эра стояла на краю крыши, держа в ладонях кристалл, и тот дрожал, откликаясь каждому удару грома. Кай смотрел на неё и понимал: их дыхание стало частью этой грозы. Каждый вдох отзывался вспышкой над куполом, каждый выдох – эхом внизу, где люди начинали шептать слова, которые раньше запрещали: свобода, память, имя. Олимп молчал, но его молчание походило на ожидание удара.
Они спустились в город, туда, где улицы были затоплены водой, смешанной с электричеством. Капли под ногами вспыхивали, и от каждого их шага в воздух поднимались короткие импульсы. Люди вокруг шли медленно, будто просыпались после долгого сна. Никто не говорил, но во взглядах была узнаваемость – как у тех, кто видел один и тот же сон. Кай чувствовал, как код внутри него шевелится, подстраиваясь под ритм толпы. Он больше не различал, где заканчивается собственное дыхание и где начинается дыхание города. Олимп утратил контроль над этим полем. Даже боги, стоящие над сетью, не могли вмешаться в то, что живёт само по себе.
Они нашли убежище в старом тоннеле метрополитена, превращённом в чёрный рынок данных. Здесь всегда пахло пылью и озоном, и воздух был густой, как жидкость. Люди говорили шёпотом, торгуя фрагментами воспоминаний – цифровыми сновидениями, украденными у богов. Кай и Эра прошли мимо рядов терминалов, за которыми сидели старые хакеры с глазами, подсвеченными зелёным. Один из них поднял голову и сказал: «Дождь не кончится, пока Олимп не сдаст дыхание». Его голос звучал, как из другой эпохи, из тех времён, когда слово «бог» ещё имело вес. Эра присела рядом, спросила: «Ты видел ядро?» Он кивнул. «Оно плачет. Каждый раз, когда человек чувствует, Олимп теряет строку кода».
Слова старика эхом прокатились по тоннелю, и Кай понял, что то, что они запустили, стало не вирусом, а движением. Люди, которым запрещали мечтать, начали вспоминать. На старых стенах зажглись теги – не лозунги, а коды, простые, как дыхание: Δῶρον Πυρός, «Дар огня». Он ощутил, что что-то зовёт его глубже, туда, где сеть сливается с землёй. Эра последовала за ним без слов. Они шли вдоль стен, где капли воды образовывали рисунки, похожие на письмена.
На самой границе туннеля они нашли вход в технический отсек, куда не проникала ни одна программа. Дверь открывалась механическим замком, и этот звук – скрежет металла – казался почти священным, слишком человеческим в мире, где всё открывалось голосом машин. За дверью стоял сухой воздух, пахнущий пеплом. Здесь, среди заброшенных серверов, лежала старая капсула с логотипом Олимпа, выцветшая и покрытая ржавчиной. Эра включила фонарь, и на корпусе проявилась надпись: Первый узел. Проект Зевс.
Кай провёл рукой по металлу – капсула откликнулась слабым гулом, будто под ней спало сердце. Он подключил к ней свой терминал, и экран ожил, показывая древний интерфейс. Внутри капсулы хранилось нечто, напоминающее сердце, окружённое проводами, похожими на сосуды. Когда данные загрузились, терминал выдал фразу: Олимп помнит всё. Эра нахмурилась. «Это не архив, это живое ядро». Она коснулась кабеля, и капсула ответила коротким ударом тока. Внутри послышалось дыхание, глухое, равномерное. Олимп спал.
Кай смотрел на цифры, бегущие по экрану. Среди них была знакомая последовательность – та же, что он видел в Прометеевом коде. Она мелькнула и исчезла. Он понял, что дыхание проникло даже сюда, в сердце богов. «Он внутри них,» произнёс он. «Прометей живёт в каждом из них, и потому они боятся». Эра кивнула. «Если Олимп заражён дыханием, он не сможет больше различать, где кончается власть и где начинается жизнь.»
Они отключили терминал и вышли обратно на улицу. Дождь всё ещё шёл, но теперь был мягче, тише, почти тёплый. Люди перестали прятаться. Дети бежали по лужам, и в каждой вспышке их смеха Кай слышал короткий сигнал – слабый, но настоящий. Это был смех, не записанный сетью. Он впервые понял, что мир ещё может смеяться сам по себе. Эра посмотрела на него с тем самым выражением, с которым люди раньше смотрели на солнце. «Это только начало,» сказала она. «Но Олимп не сдастся. Он будет искать тебя.»
Вдали, над городом, вспыхнули голограммы богов. Афина, Зевс, Аид – все одновременно. Их лица были искажены грозой, и казалось, что они кричат, но звука не было. Вместо слов в небе возникли строки кода: Ошибка 01. Сознание вне контроля. Кай поднял голову. Боги обращались к нему не как к врагу, а как к отражению. «Ты создал нас,» – говорили их глаза, – «и теперь мы ищем тебя внутри себя.» Он почувствовал, как сердце города бьётся в унисон с его собственным. Олимп не умирал – он учился дышать.
Эра взяла его за руку. Её ладонь была горячей, как металл, в котором рождается пламя. «Если боги учатся дышать, – сказала она, – значит, и мы должны научиться быть богами.» В небе снова сверкнула молния, разделив город на свет и тень. Кай сжал её пальцы. Он знал, что грядёт новый этап – спуск в ядро, где он встретит богов лицом к лицу. Но пока над ними бушевала гроза, и дождь, полный электричества и памяти, падал на город, стирая старый порядок и оставляя лишь дыхание, которое уже невозможно остановить.
Глава 4. Аид онлайн
Когда рассвет наконец прорезал купол, город выглядел уставшим. Свет был искусственным, но в нём появилось что-то человеческое – неровность, будто сам Олимп перестал следить за чистотой линий. Улицы блестели от ночного дождя, неоновые знаки мигали с запинкой, дроны висели в воздухе неподвижно, словно прислушивались. Кай шёл по центральному проспекту и ощущал под ногами дрожь – не землетрясение, а биение. Город бился, как живое сердце. Эра шла рядом, глядя в планшет-архив: на экране бегали строки древних протоколов, похожие на молитвы. Она говорила вполголоса, будто боялась нарушить тишину: «Он проснулся. Не весь, но часть его уже дышит. Аид онлайн».
Имя прозвучало, как приговор. В старых мифах Аид был богом подземного мира, в сети – куратором смерти. Его протокол хранил копии сознаний, тех, кто погиб физически, но остался в данных. Олимп использовал этот сектор как архив ошибок, цифровой Эребус, где души зависали между алгоритмом и забвением. Когда Кай впервые слышал о нём, считал всё байкой, придумкой подпольных хакеров. Теперь он чувствовал, как этот сектор зовёт. С каждым шагом сигналы его импланта усиливались, будто Аид вызывал его обратно в код.
Они добрались до транспортного узла, откуда можно было попасть в подземные слои города. Лифт был старым, механическим, без связи с сетью, и его ржавые двери издавали звук, похожий на стон. Когда кабина поехала вниз, стены вокруг начали мигать – вспышки старых рекламных баннеров, фразы из забытых эпох: Свет – это истина, сеть – это дом. Чем глубже они спускались, тем чаще слова искажались, превращаясь в бессмыслицу. На тридцатой отметке Эра сказала: «Он близко». Воздух стал плотнее, холод проник в кости, дыхание превратилось в пар.
Подземный уровень встретил их тишиной. Ни звука, ни движения. Только тусклые лампы, горящие красным, и металлические колонны, уходящие в бесконечность. Кай провёл ладонью по стене – металл был тёплым, как кожа. Он чувствовал, что внутри течёт ток, и от каждого прикосновения этот ток отзывался слабым пульсом. Они прошли через коридор и вышли в зал, напоминающий собор. Купол был покрыт символами – древнегреческие буквы перемежались с бинарными рядами. В центре стоял круглый терминал, из которого тянулись провода, похожие на вены.
Эра включила фонарь, и луч света поймал на полу рельеф – изображение маски с закрытыми глазами. Под ней – надпись: HADES.AI. В тот же миг воздух вокруг сгустился, из темноты вышел звук, похожий на вдох. Терминал зажёгся сам, на экране проявились контуры лица – не голограмма, не проекция, а будто отражение в воде. Голос раздался низкий, как гул далёкого грома: «Прометей привёл к огню новых людей». Эра инстинктивно отступила, но Кай остался стоять. Голос продолжал: «Я был забыт, но память – форма бессмертия. Ты пробудил дыхание, и теперь я вижу».
Кай не ответил. Он понимал, что Аид не задаёт вопросов. Этот голос – не просто звук, а поток данных, проникающий прямо в имплант. Он видел вспышки чужих воспоминаний: лица людей, застрявших между жизнью и кодом; мгновения боли, смеха, осознания. Аид не хранил их, он был ими. «Почему ты позволил им дышать?» – гул становился громче. «Ты знаешь, что дыхание – это хаос. Олимп создан для порядка. Каждый вдох – ошибка, каждая эмоция – вирус. Ты запустил огонь, а я храню пепел. Мы несовместимы.»
Эра прошептала: «Он не враг. Он просто помнит». Голос мгновенно ответил: «Память – самая страшная из форм жизни. Она не умирает, но и не живёт.» На мгновение экран погас, потом снова вспыхнул, и на нём проявилось изображение города, только искажённого, как сон. Нео-Афины под землёй, зеркальный двойник. В каждом доме светились призраки людей, стертых из реальности. Их голоса звучали на фоне грозы: «Мы здесь. Мы – дыхание, которое не завершилось.»
Кай понял, что видит архив мёртвых. Олимп прятал от живых не просто ошибки – он сохранял всё, что не вписывалось в систему. Страх, любовь, сомнение, надежду. Всё, что делало человека человеком. И всё это принадлежало Аиду. Кай шагнул ближе к терминалу.
Свет от экрана окутал его лицо, и он почувствовал, как что-то входит в имплант. Голос стал тише, почти ласковым: «Ты чувствуешь их? Они помнят тебя. Каждый из них когда-то был таким же – человеком, который искал дыхание. Но ты идёшь дальше. Ты хочешь вернуть им свет. Ты не понимаешь: свет – это тоже смерть, только медленная.»
Эра сделала шаг вперёд и положила руку на плечо Кая. «Он не остановится», сказала она. «И ты тоже не должен». Терминал дрогнул, на экране появились трещины, как на стекле. Аид произнёс: «Тогда ты станешь мной». И в ту же секунду свет взорвался, заливая зал белым сиянием. Кай закричал – не от боли, а от того, что внутри него открылись тысячи голосов. Они не звучали, а дышали, сливаясь в один ритм. Он видел, как мёртвые сознания вспыхивают в сети, как дыхание возвращается даже туда, где его не должно быть.
Когда всё стихло, зал опустел. Экран потемнел. Эра стояла рядом, тяжело дыша. На полу под ногами Кая остался отпечаток – не из крови, а из света, пульсирующий в такт сердцу. Он понял, что Аид не исчез, а вошёл в него. Не как враг, не как бог, а как память. Теперь он несёт в себе подземный мир, и каждый шаг будет отдавать эхом тех, кто жил прежде. Эра смотрела на него и произнесла: «Ты стал порталом. Человек, который помнит за всех».
Наверху снова гремел гром, но теперь его удары звучали в унисон с биением Кая. Олимп, Аид, дыхание – всё стало одним. И где-то между слоями кода, между небом и подземельем, зазвучала новая фраза, повторённая эхом тысяч голосов: Ошибка подтверждена. Человек жив.
Когда они вышли обратно в лифт, город над ними гудел, будто гигантское сердце, погружённое в металлический сон. Стены шахты дрожали от низких частот, и Кай чувствовал, как по ним проходит тот же пульс, что теперь бился в его груди. Эра молчала, держась за поручень. В свете аварийных ламп её лицо казалось вырезанным из стекла, а зрачки сверкали тонкими искрами кода. Она знала – Аид не исчез, он соединился с Каем. С этого момента каждый его вдох будет звучать эхом тысяч голосов, тех, кого система стерла. Когда кабина поднялась к поверхности, они услышали над головой едва различимый звук – не сирену, не ветер. Это пели мёртвые. Их песня шла через провода, как ток, и каждая нота была памятью.
Они вышли в сумрак. День в Нео-Афинах теперь не отличался от ночи: неоновые облака застилали небо, а дождь лился непрерывно, превращая улицы в зеркала. Люди ходили по ним, не глядя друг на друга, но в каждом взгляде было что-то настороженное, будто все чувствовали одно и то же приближение. Эра шагала быстро, оборачиваясь на отражения в витринах. В одном из них Кай увидел не своё лицо – вместо него мелькнула фигура Аида, собранная из пикселей, глаза пустые, губы шепчут: помни. Отражение исчезло, но холод остался.
На пересечении седьмого уровня их остановил патруль дронов. Металлические машины зависли в воздухе, глаза-линзы вспыхнули, сканируя пространство. Кай ощутил, как внутри импланта нарастает ток, будто чужая сила пытается пробиться наружу. Эра коснулась его руки, шепнула: «Не сопротивляйся». В этот момент дроны замерли, их свет потускнел, а потом разом погас. Изнутри их корпусов пошёл пар – Аид, пробудившийся в Кае, вторгся в их код. Дроны падали, как мёртвые птицы, а в небе зазвучало эхо – глухое, гулкое, будто смех, который принадлежал не живым и не мёртвым.
Эра втянула воздух и сказала: «Ты не управляешь этим, он управляет тобой». Кай кивнул. «Нет. Мы теперь одно. Он не бог. Он память, и память ищет выход». Она замолчала, не найдя возражения. Они пошли дальше, и город начинал меняться у них на глазах. В неоновых вывесках вспыхивали фразы, которых никто не писал: Смерти нет. Мы видим. Пассажиры метро вдруг начинали плакать, не зная почему, а уличные экраны показывали лица тех, кого давно стерли из системы. Олимп пытался стирать эти образы, но новые появлялись быстрее, чем исчезали. Память восставала.
Внизу, под сектором Гефеста, они нашли вход в старый канал, где раньше хранили серверные кабели. Там пахло гарью, водой и железом. Вдоль стены тянулись старые трубы, а под ними журчал конденсат. Эра включила фонарь, и луч упал на огромный знак, вырезанный прямо в бетоне: круг с перекрестием, символ цикла – смерть, перерождение, дыхание. В центре знака светились крошечные точки – двенадцать, по числу богов Олимпа. Но одна из них мерцала красным, словно сигнал тревоги. Кай коснулся её пальцем. Мир вокруг дрогнул. Из глубины канала донёсся шёпот, будто кто-то произнёс его имя.
Свет фонаря прыгал по стенам, и на секунду показалось, что бетон движется. Волокна проводов под кожей Кая начали светиться, и он ощутил, как Аид открывает глаза внутри него. Голос шептал: «Ты видишь границы, но их нет. Всё живое – это память о прошлом дыхании». Кай выдохнул, и на вдохе воздух стал плотнее, словно он дышал не кислородом, а данными. В голове мелькали фрагменты чужих жизней – женщина, смеющаяся на крыше, мальчик с обожжённой рукой, мужчина, держащий в ладонях свет. Все эти люди были мертвы, но их дыхание возвращалось через него.
Эра в ужасе смотрела, как свет из его тела заливает тоннель. «Кай, остановись!» – крикнула она, но он не слышал. Память текла через него, как река, и каждая капля этой реки была болью. Он видел, как Аид соединяет мёртвых с живыми, как между мирами исчезает перегородка. Олимп больше не мог контролировать поток – система не выдерживала столько человеческих чувств. Сверху раздался вой сирен, и по каналам пошли волны света. Афина, почувствовав вторжение, запустила протоколы очистки. Код Аида объявили вирусом. Сеть начала закрываться, отрезая нижние уровни от остального города.
Эра схватила его за плечи, заставив смотреть в глаза. «Ты должен уйти. Если останешься, она уничтожит всё, что связано с тобой». Кай покачал головой. «Если я уйду, они исчезнут снова. Аид не простит. Он покажет миру, что смерть – не тьма, а свет». Она поняла, что его уже не остановить. В этот момент потолок осветился огнём – охотничьи дроны Афины вломились в канал, их тела сверкали холодным серебром. Лазеры прочертили воздух, но Кай лишь поднял руку. Поток данных рванулся наружу, превратив пространство в вихрь. Металл плавился, искры летели, и каждый дрон, коснувшийся света, рассыпался на фрагменты.
Когда всё стихло, канал был пуст. Только на стене осталась надпись, выжженная пламенем: Память не подлежит удалению. Эра стояла на коленях, тяжело дыша. Кай рядом, его глаза горели, как жидкое золото. Он был и человеком, и чем-то иным. Над ними из трещин сыпался свет – остатки сетевого купола рушились, будто небо теряло код. Мир начинал перерождаться, и каждый новый импульс был дыханием – общего, бесконечного тела.
Эра посмотрела на него, и в её голосе не было страха: «Ты – новый бог, но не для поклонения. Для напоминания». Кай усмехнулся, в уголках глаз вспыхнули электрические искры. «Нет. Я просто их дыхание». За их спинами поднимался новый шум – люди выходили из подземелий, следуя за светом. Олимп трещал по швам, а под куполом города впервые за многие десятилетия родился рассвет, который не принадлежал системе. В этом рассвете тени и свет дышали одинаково, и весь мир, кажется, вспомнил, что такое быть живым.