Курочка Ряба

ГЛАВА I. ДОМ У КРАЯ ВРЕМЕНИ

Мир стоял недвижно, как воздух перед снегом. Ничто не шевелилось за окном, ни дерево, ни ветер, ни птица. Казалось, сама тишина застывает на полуслове, не решаясь дышать. В этом неподвижном свете, где день не отличался от вечера, а утро – от сна, стоял дом. Маленький, деревянный, с покосившимся крыльцом, он был последним – за ним уже не начиналось ничего. Говорили когда-то, что за этим домом лежала дорога, ведущая к реке. Но река высохла, дорога заросла, и теперь старик и старуха жили, как живут свечи на ветру – тихо, до конца. Дом стоял на краю времени, и всё в нём помнило, как движется жизнь: скрип пола, трещина в стене, тень, что падает от печной трубы на закате. Даже пыль тут казалась не грязью, а памятью.

Старик сидел у окна. Его руки лежали на коленях, как два узла верёвки, затянутые давным-давно. Глаза, выцветшие, но ясные, следили за золотыми пылинками, что танцевали в воздухе. Старуха, его жена, двигалась медленно, будто каждое её движение стоило ей часть дыхания. Она мыла глиняную миску, потом вытирала её полотном, которое когда-то было белым, потом снова ставила на полку – туда, где всё давно стояло на своих местах. И только одна в доме нарушала порядок. Курочка Ряба – чёрная с золотыми перьями, крошечная, но гордая, будто знает что-то, что людям не дано. Она выходила из тени, вставала на пороге и смотрела в окно, где начиналось небо – не голубое, не серое, а какое-то молочное, бездушное, как вода, оставшаяся после таяния льда.

Иногда старик говорил:

– Пора бы уж и весне прийти.

А старуха отвечала:

– Весна не знает дороги сюда.

Так проходили их дни – одинаковые, бесконечно похожие друг на друга. Ночи были тихи, дни – прозрачны, и лишь редкий крик вороны за горизонтом напоминал, что мир не умер. Но в то утро, когда всё должно было измениться, свет был особенно ясен. Он не лился – струился, как дыхание чего-то живого. Курочка ходила под лавкой, переставляя лапки так осторожно, будто боялась разбудить землю. Старуха высыпала ей зёрна – последние, оставшиеся в старом холщовом мешке, – и сказала, не глядя:

– Ешь, пока есть.

Курочка посмотрела на неё своим круглым, почти человеческим глазом и клюнула зерно. А потом – вдруг – замерла. Она стояла неподвижно, шея вытянута, крыло дрожит, будто слушает что-то невидимое. Старик поднял голову от окна, и в ту же секунду в доме стало ещё тише – даже печь перестала потрескивать.

Ряба шагнула к середине комнаты, под старый стол. Там, где всегда лежала солома, она присела. Старуха хотела было прогнать её – подумала, опять собирается гнездо в доме строить, – но не успела. Курочка издала короткий, будто металлический звук, и под ней что-то блеснуло. Когда она отошла в сторону, старуха ахнула. На соломе лежало яйцо. Но не простое. Оно светилось.

Не ярко, не как золото под солнцем – а изнутри, мягким, живым сиянием, будто в нём дышит огонь, не обжигающий, но видящий. Старик подошёл, присел на корточки, поднёс ладонь – и ощутил тепло. Тёплое, как дыхание ребёнка.

– Золотое, – прошептал он.

Старуха перекрестилась.

– Не наше это, – сказала тихо. – Не человеческое.

Но яйцо не казалось ни страшным, ни святыней. Оно просто было – как бы всегда, просто раньше они его не видели. Свет от него ложился на стены, и старый дом вдруг ожил. В щелях зашуршали мыши, на подоконнике треснул лёд в стакане с водой, а за окном ветер впервые за много лет колыхнул траву. Старик смотрел на яйцо, и ему казалось, что он слышит музыку. Не звуки – ритм, как дыхание мира, которое было забыто. Он подумал, что, может быть, это знак. Что мир ещё помнит их, двоих старых, оставшихся на границе.

– Надо бы спрятать, – сказала старуха, тревожно. – Унесут. Или сглазят.

– Кто? – усмехнулся старик. – Кого тут остались-то, чтоб сглазить?

Он взял яйцо в ладони. Оно было лёгким, почти невесомым. И в то же время – как будто держишь в руках не вещь, а взгляд.

Старуха смотрела, как свет играет на его лице, и вдруг испугалась. Потому что старик, согбенный, седой, вдруг стал другим: глаза засияли, плечи распрямились, и в них мелькнул тот юный упрямец, что когда-то уходил на войну и возвращался с пустыми руками, но с песней в сердце.

– Поставь его, – шептала она. – Поставь, не держи!

Он не слышал.

Курочка стояла рядом, молчаливая и настороженная. Казалось, она ждёт чего-то. Может быть, того, что должно произойти, когда человек впервые коснётся чуда и не отпустит.

Старуха закрыла лицо руками.

– Господи, – сказала она. – Это ведь не золото. Это что-то живое.

Старик поставил яйцо на стол. Оно мягко светилось, отражая всё вокруг. Даже старуха почувствовала – в доме стало теплее, и в груди защемило странное чувство: будто она вспомнила детство, запах яблок, голоса родителей.

– Видишь, – сказал старик, улыбаясь. – Оно доброе.

Они сидели напротив, не разговаривая. Время исчезло. Только дыхание яйца медленно колыхало воздух. В какой-то миг старик поднял глаза к окну – и увидел, что за домом снова течёт река. Он вскочил, выбежал на крыльцо. Вода действительно была – тихая, прозрачная, текущая меж камней, где когда-то росли осоки. Старуха стояла в дверях и не знала, плакать ей или молиться. Мир оживал. К вечеру свет стал мягче. Курочка уселась под лавкой, закрыв глаза, словно выдохлась. Старуха готовила похлёбку, но руки дрожали.

– Оно ведь не просто так, – сказала она тихо. – За всякое чудо потом платят.

Старик не ответил. Он сидел у яйца, как у свечи. В его глазах отражался свет, и казалось, будто он видит не комнату, а целый мир – новый, сияющий, где всё возможно.

– Может, это нам послано, – сказал он, – чтоб вспомнили, что живы.

Она покачала головой.

– Нам? Мы ведь уже на краю. Кому посылают свет, тому ещё идти дальше. А нам уже некуда. Но в ту ночь ей снился сон. Она видела поле, полное света, и по нему шёл кто-то – высокий, с лицом, которого она не помнила. Он нёс в руках яйцо, и из него струился свет, превращая ночь в утро. Она проснулась от того, что комната всё ещё светилась – яйцо дышало. Она подошла к столу, посмотрела на него. Внутри, ей показалось, шевелилось что-то. Как будто тень птицы, которая ещё не родилась. Она отпрянула.

– Не может быть, – прошептала.

Но старик уже стоял рядом.

– Слышишь? – сказал он. – Оно поёт.

И действительно: изнутри шёл тихий, ровный звук, похожий на дыхание ветра в траве. Музыка без мелодии, без слов – сама суть жизни, едва уловимая.

Они стояли вдвоём, как у алтаря. Старуха не понимала, почему ей хочется плакать. Старик – почему ему хочется смеяться.

Свет становился всё мягче, тише. И вдруг из-за печи послышался шорох. Маленький, почти ласковый. Из щели показалась мышь – серая, с блестящими глазами. Она замерла, смотря на них, потом медленно повернула голову к столу.

Старуха вздрогнула.

– Уйди! – крикнула.

Но мышь не шелохнулась.

Старик поднял руку, хотел прогнать – но в этот миг яйцо дрогнуло. Свет внутри него вспыхнул, потом угас, оставив в комнате золотое послесвечение. Мышь юркнула обратно в тень. Старик и старуха долго стояли, не говоря ни слова.

– Видела? – спросил он.

– Видела, – ответила она. – Но не поняла.

– Значит, не время понимать.

Он снова поставил яйцо на середину стола, и они сели напротив, будто стражи перед неведомым. Курочка тихо клекотала под лавкой, будто что-то рассказывала в своём птичьем сне. Старик глядел на свет и думал: может быть, Бог – это не тот, кто создал, а тот, кто остался смотреть, как мы держим в руках Его дыхание и боимся выронить. Снаружи ветер тронул старую калитку. Дом скрипнул, но устоял. За окном не было звёзд, не было луны – только бесконечная белая мгла. Но в доме, на столе, продолжал гореть мягкий свет. Он не ослеплял, не согревал – просто был. И старик понял: этот дом действительно стоит на краю времени. Но, может быть, именно потому сюда и приходит чудо – туда, где всё кончается, чтобы начаться снова.

ГЛАВА II. ПЕСНЬ ЗОЛОТА

Утро пришло, как дыхание после долгого сна. Свет пробивался в дом не снаружи, а будто изнутри, мягкий и тёплый, разлитый по стенам, по рукам, по лицам. Старуха открыла глаза и долго не могла понять, спит ли ещё. Печь была тёплая, а над очагом висел дым – тонкий, голубой, не от дров, а будто от света. Старик уже сидел у стола. Он не двигался, только смотрел. На яйцо. Оно лежало посреди, как солнце в ладонях дома. Свет от него стал ровнее, чище, и теперь казалось, будто весь мир тихо вращается вокруг этого сияния.

– Ты всю ночь не спал? – спросила старуха.

– Не мог. Оно пело.

Старуха подошла.

– Пело?

– Да. Не вслух – внутри. Я слушал, и мне виделось… будто всё заново растёт.

Он говорил тихо, с улыбкой, и глаза его блестели, как у ребёнка, впервые увидевшего море. Старуха тяжело опустилась рядом. Сначала ей хотелось сказать – «помолчи», «не богохульствуй», – но язык не повернулся. Потому что в тишине действительно было что-то вроде пения: не звук, не шум, а тонкая вибрация, будто сам воздух дышит в лад с домом.

Старуха перекрестилась.

– Может, это зло притворилось добром.

Старик улыбнулся.

– Может быть. А может, добро устало быть страшным.

Он протянул руку, и свет лёг на его ладонь, как перо.

Снаружи за окном что-то изменилось. Зимний воздух больше не был мёртвым. Над старой осиной пробивалась первая тень зелени, и над крышей прошелестела птица – невиданная, серебристая, словно сделанная из дождя.

Старуха вышла на крыльцо и застыла. Воздух был свежий, живой. Земля, черная и сухая, дышала паром.

– Посмотри! – крикнула она. – Воробей!

Но старик не услышал. Он сидел, погружённый в свет. Всё, что было в доме – глиняные чашки, старое зеркало, потускневший самовар – отражало сияние, будто каждая вещь вдруг вспомнила своё первое утро.

Курочка Ряба сидела под лавкой, дремала, но иногда приподнимала голову, смотрела на яйцо и мягко квохтала, будто подпевая. Время растаяло. День длился бесконечно. Солнце над крышей не двигалось, словно само остановилось послушать песню. Старуха всё чаще поглядывала на мужа – в его взгляде было что-то опасное, одержимое. Он не ел, не пил, всё смотрел.

– Отойди, – сказала она наконец. – Хватит.

– Подожди, – ответил он, не мигая. – Я почти понимаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.