Код 29. Верни ключи от Алатырей

- -
- 100%
- +

© Родогой Орлов, 2025
ISBN 978-5-0067-8905-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Пролог. Камень
Утро началось не с кофе, а с ударов сердца, которых было два. Первое – его собственное: тяжёлое, густое, как шаги по пустому коридору. Второе – из прикроватной тумбы. Из-под лампы.
Из окна тянуло дрожжевым теплом от булочной на углу – хлеб. В комнате стоял холодный запах пластика и техники – металл. Два запаха тёрлись друг о друга, как два характера. Сегодня побеждал металл. Хлеб запомнил.
Макс Воронов лежал на спине и считал вдохи, стараясь не двигаться. Голова гудела после вчерашнего: тридцать – это было смешно. Двадцать девять – красиво. Он даже устроил мини-конференцию в лофте, раздал аудитории свою коронную фразу про медитации, продал курс на миллион и уложил себя в кровать в три ночи с мыслью, что мир по-прежнему прост и понятен, если знаешь, где у него болевые точки.
Стук. Ещё один.
Он приподнялся на локте. На тумбе, среди банальных вещей – часы, телефон, визитница с тиснением – лежал камень. Серый, как старый асфальт. Небольшой, размером с яблоко, весь иссечённый трещинами. В трещинах – тончайшие линии света, будто кто-то залил поры металлом и подсветил изнутри.
– Кто из друзей шутник? – прохрипел Макс. – Кто притащил декорацию из лавки «эзотерика всё для дома»?
Камень ответил пульсом. Раз-два. Раз-два. В такт его собственному сердцу. Совпадение было настолько точным, что Макс ощутил дрожь в дёснах.
Он протянул руку и коснулся. Камень оказался холодным, как ледяное стекло. В следующую секунду всё покатилось под уклон.
Комната отъехала, как декорация на роликах. Пахнуло гарью и травами. Над головой – потолок из чернёных балок. По стенам – тени людей, сотканные из огня. Перед ним – алтарь. Белый камень с золотой прожилкой посередине. На алтаре – кристалл, высокий, как клинок, и в нём – то самое свечение, только во сто крат ярче. Кто-то держал факел. Кто-то шептал. Кто-то пел. Макс смотрел на свои руки – и они были не его; шрамы на костяшках, тёмные линии рун на запястьях.
– Ты… – сказал кто-то рядом. Голос был знаком без причины. – Ты помнишь.
Он отдёрнул ладонь. Комната вернулась, тупо и плоско. Кристалла не было. Была его спальня, белая стена, окно с полосой зимнего неба. И камень – снова на тумбе.
На губе выступила тонкая кровь. Он стёр её тыльной стороной ладони – как будто ничего. В горле встал сухой песок.
– Окей, – сказал Макс. – Нет. Спасибо. Без меня.
Телефон вспыхнул, как будто ждал этого «окей»: на экране россыпью посыпались уведомления. Команда писала про утренний прогон и гоу-лайв в 11:00, партнёр кидал шутки в чате, а ещё наверху торчало странное: «Системная ошибка 29. Сеть недоступна».
Он щёлкнул по иконке. Экран поморгал и… на секунду показал не интерфейс, а сетку. Тончайшую кристаллическую решётку, как если бы кто-то оторвал плёнку реальности и подсветил подслой. По линиям бежали искры.
– Красивая анимация, – сказал Макс вслух. – Молодцы дизайнеры. Пугаете старика.
Над головой пискнул «умный» диффузор – тупая банка с подсветкой и запахом цитруса. Он включился сам, потянул струю холодного аромата и начал хрипеть, как больной принтер. В углу загудел робот-пылесос, сделал один круг по ковру и встал посередине комнаты.
– Чудесно, – вздохнул Макс и взял камень в ладонь. – Ладно, друг. Ты смешной. Увидимся после эфира. Я тебя продам в магазин безделушек, и мы оба будем счастливы.
Камень молчал. Но пульс – его и чужой – продолжал синхронный танец.
Вчера, на один шаг назад
Лофт гудел, как улей на солнце. Голые кирпичи, фанерная сцена, тридцать человек «на прогрев», ещё сотня в онлайне. Макс держал зал двумя пальцами – большим и указательным, как чашку. Притча, кейс, острая фраза – и туда же оффер, завернутый в отзывы.
– Давайте честно, – сказал он в тот момент, когда публика уже кивала в такт. – Кто хочет чувствовать себя живым, а не просто выглядеть? Вижу руки. Молодцы. Так вот: медитация – это не путь. Это мастурбация для тех, кто боится нажать «Enter» в Системе. А мы здесь молодые, чтобы жать газ.
Зал рассмеялся тем самым «вау, он сказал то, что мы думаем». Камера слайдила по кругу. Глеб показывал из-за колонны большой палец. В воздухе пахло кофе и амбициями.
После – бокалы, селфи, «Макс, вы спасли мне бизнес». Девчонка в зелёном пальто сказала «спасибо» слишком серьёзно, как будто про другое. На мизинце у неё – тонкое серебро с крошечной буквой «А». Макс кивнул, но не запомнил лица. Запомнил запах: ванильная шерсть, детство без пластика. На секунду дернуло где-то под грудиной, как от перегруза, и тут же отпустило.
Он лёг поздно, с убеждённостью человека, который нащупал рынок за задницу. И поэтому утро – с двойным пульсом – показалось не угрозой, а вызовом.
Душ, кофе, белая рубашка. Режим спасает даже от галлюцинаций. Макс щёлкнул замком, накинул пальто и, уже закрывая дверь, поймал себя на том, что зажал что-то в кулаке. Разжал пальцы. Камень. Он был уверен, что оставил его на тумбе.
Он положил его обратно на мраморную полку в прихожей, провёл ладонью по холодной поверхности – и вышел.
Лифт ехал вниз слишком медленно. В зеркалах кабины Макс видел своё лицо, знакомое, как логотип: усталость под глазами, тонкие губы, фирменная усмешка «я знаю ответ до вопроса». Телефон снова мигнул: «Системная ошибка 29». Он отключил уведомления.
Во дворе снег скрипел идеально, как в кино. Дворник вычерчивал метлой классическую геометрию. Макс на секунду представил, что весь мир – это и есть аккуратная сетка линий, которая только и ждёт, чтобы её кто-то переозначил. Он тряхнул головой и сел в такси.
– К студии, – сказал он. – Быстро.
– Без проблем, – ответил водитель, и на полсекунды его голос сломался в металлический шорох, как радио между станциями.
Макс сжал кулаки. Ладонь снова была пустой. Камня не было – и это было единственным хорошим знаком этого утра.
– Радио включить? – спросил водитель и не дождавшись ответа щёлкнул кнопкой.
На частоте хрипели новости, втиснутые в улыбку: «город просыпается… корпоративная отчётность…», а потом голос ровно, без эмоций произнёс, будто читая чужим ртом:
– Верните ключ.
Водитель похлопал по панели. – Опять эта реклама лезет.
– Какая реклама? – спросил Макс.
– Да чёрт её знает, – водитель пожал плечами. – Слоганы какие-то. То «Верни ключ», то «Стань настоящим». С утра как помеха.
Радио снова захрипело и перешло на веселый джингл про йогурты. Макс выдохнул. Холодок в ладони не проходил.
Студия встретила привычным теплом: лампы, хромакей, запах канифоли и кофе. Команда суетилась, как маленькая армия: тут проверяли звук, там тестировали чат, админ в наушниках сверял списки. На экране – таймер: до начала семь минут.
– Король прибыл! – выкрикнул Глеб, партнёр. Он был шире Макса в плечах, с вечной лёгкостью в голосе, которая продаёт не хуже скидок. – Макс, у нас всё пушечно. Сегодня добьём план и ещё сверху. Я тебе потом покажу график. Ты просто скажи свою штуку про медитацию – и касса поплыла.
– Касса плывёт? Конечно.
Просто вы – в надувном круге, а Макс – крутит воронку, как чёрную дыру.
Он не ловит деньги. Он делает, чтоб клиентов высасывало.
Глеб расхохотался, хлопнул его по плечу и подмигнул звукорежу.
– Слушай, а это что? – он наклонился и поднял с края стола серый комочек. – Макс, ты чё, с камнем? Новый формат «камень желания»? Мы точно не в эзотерике?
Макс даже не сразу понял. Камень лежал в руке Глеба. Тот самый.
– Откуда он здесь? – спросил он.
– Ну, как откуда? – Глеб пожал плечами. – Лежал. Думаю, декор. У нас люди любят, когда картинка «чуть-чуть магии». Надо было ещё свечку и хрустальный шар. Давай? – Он протянул камень Максу, и на секунду его взгляд помутнел, как стекло в дождь. – Верни ключ, – сказал Глеб чужим, плоским голосом.
Воздух в студии сжал горло. Макс машинально пошёл назад, натыкаясь на стойку с микрофонами.
– Глеб?
– А, да, – Глеб моргнул, как проснувшийся. – Я сказал «в эфир, ключ к продажам». Понял? Ключ к продажам. Чего ты такой… Ты бледный.
– Всё норм, – сказал Макс. – Дай сюда.
Глеб протянул пальцы, как берут микрофон со стойки. – На кадр, – шёпотом.
Макс не дал. Пальцы встретились – короткая статическая искра.
Он взял камень и сунул в карман пиджака. Ладонь отозвалась ледяной иглой.
Режиссёр отсчитал три, два, один. Красная лампа вспыхнула.
– Дамы и господа, – сказал Макс, и голос его был таким же, как всегда, – добро пожаловать на «Мозг на миллиард». Сегодня поговорим о самом вредном мифе – что якобы «надо искать себя», «медитировать», «слушать вселенную». Давайте честно: медитация – это…
– …мастурбация для нищебродов, – откликнулась тысяча микрофонов в чате, как хор.
Смех. Любимый, нарочитый. Макс чувствовал, как тонет в этом смехе, как в тёплой ванне, где он – хозяин температуры.
– А кристаллы силы? – он улыбнулся ровно настолько, чтобы на обложке было красиво. – Это камни для домохозяек.
Экран перед ним, где шёл поток комментариев, забился от смайликов. Админ гордо поднял большой палец. Глеб за камерой показал «огонь».
И тогда экран умер.
Не «повис». Не «подлагал». Он погас, как свеча под колпаком. Свет в студии дрогнул. Налобные прожекторы разом мигнули и ушли в темноту. Только красная лампа над камерой продолжала гореть, будто насмехаясь. Звук в ушах перешёл в тонкий йодный писк.
– Бэкап! – крикнул режиссёр. – Перекидывай поток! – и исчез где-то в тени.
У Макса под кожей загудел холодок. Камень в кармане выбил трель, как капель в подвале. Из аппаратной донёсся мат. На мониторе сбоку на долю секунды промелькнула цветная решётка – как будто кто-то провёл ладонью по тонкому льду, и подладонные узоры проступили из глубины.
– У зрителей… – админ сорвал наушники. – У всех чёрный экран. Тысяча человек. Серверы целы. Связь… Связь есть – но они нас не видят.
– Давай превьюху, запись, что угодно, – приказал Макс. Он был тренирован держать лицо. Любая форс-мажорная ситуация – это новая точка входа в продажи, если правильно держать паузу.
Только пауза стала слишком плотной. Слишком живой.
Глеб подошёл ближе. В его глазах снова на секунду рябью поплыл дождь.
– Верни ключ, – сказал он тихо.
– Что за хр… – начал Макс и осёкся.
В наушнике, который оставался у него на шее со вчерашней репетиции, кто-то выдохнул прямо в ухо. Этот выдох был как ветер в шахте. Глухой, каменный.
– Ты слышишь, – произнёс голос. Не мужской и не женский – голос, у которого не бывает связок. – Ты помнишь. Ты – ключ.
Макс сорвал наушник и уставился в пустоту.
Лампы вспыхнули. Студия захрустела светом, как лёд, ставший стеклом. На столе снова загорелся монитор. Комментарии, тысячи ников, эмодзи, смех.
– Мы в эфире, – сказал админ растерянно. – Сами. Без рестарта. Как будто ничего не было.
Макс втянул воздух, пробуя вернуть привычную, жирную реальность. Улыбка нашлась – та, которую он тренировал годами, чтобы в ней было всё: уверенность, лёгкая насмешка, обещание денег.
– Видите? – сказал он. – Даже техника не выдерживает, когда мы подходим к правде.
Зал, которого он не видел, но всегда чувствовал, отозвался: «ха-ха-ха».
Он говорил по тексту. Он даже шутил. Его язык помнил углы, которые срезают сопротивление. Но теперь каждое слово давалось, как шаг по пружинящему полу. Камень в кармане не замолкал. Он бился. Словно внутри него сидело сердце другого существа, и оно пыталось пробиться сквозь ткань пиджака.
За двадцать минут он сделал то, что должен. Дал три кейса, два фрейма, один «вау». Подвёл к офферу, как водят к краю бассейна ребёнка, который боится воды: аккуратно, с шутками, чтобы прыгнул сам.
– Кнопка под видео. Пакет «Профессионал» – самый разумный выбор, – сказал он, и на долю секунды экран снова показал сетку.
В этот раз узор был не абстрактным. Он сложился в знак. Треугольник с прожилками, как если бы кто-то нарисовал по стеклу ногтем карту молний. По коже Макса побежали мурашки.
– На сегодня всё, – выдохнул он и вырубил микрофон.
Закулисье пахло пластиком и потом. Глеб хлопнул его по спине.
– Ну ты и вытащил! – сказал он. – Я думал, всё, приехали. Но ты как всегда… Макс?
Макс сидел на стуле, уставившись в один пиксель стены. Пальцы нащупывали карман. Они нашли камень так легко, как будто карман – это его дом.
– Слушай, – сказал Макс медленно. – Что ты сказал на старте?
– На старте? – Глеб на секунду замялся. – «Король прибыл». «План добьём». «Ключ к продажам». А, да! Я ещё… – Он улыбнулся, и улыбка треснула посередине. – Верни ключ, – произнёс он тем самым пустым голосом.
– Ты издеваешься? – тихо сказал Макс.
– Чё? – Глеб моргнул. – Я говорю: «Круто ключевые метрики у нас бьют». Макс, ты чего?
Макс встал. Мир слегка качнулся. В воздухе висел тонкий звон, как перед грозой. Он достал телефон. На экране пусто, пока он не коснулся пальцем. Тогда всплыло уведомление: «Системная ошибка 29. Сеть недоступна».
– Мы на кабеле, – пробормотал Макс. – Мы на бэкапе. Мы в облаках. Почему сеть недоступна, если всё доступно?
– Дружище, – Глеб обеспокоенно положил ладонь ему на плечо. – Может, ты поешь? Или поспишь? Мы и без тебя добьём продажи, ты же знаешь.
Макс кивнул. Поднял взгляд на лампы. Они еле-заметно дрожали, как натянутые струны.
Хлебный запах
Прямо напротив студии был скромный ларёк – хлеб, булки, ватрушки. Макс редко ел углеводы – «публичная морда», «камера добавляет пять кило». Но после странного эфира его потянуло именно туда, где пахнет живым.
Внутри было тепло, как в детстве. На полке лежал «кирпичик», резкий, коркой вперёд. Девушка-продавец завернула батон в серую бумагу, как младенца в пеленку, и подала с улыбкой, не из сервиса – из людей.
– Вам нарезать? – спросила она.
Она на секунду замолчала, глядя мимо. На шнурке у неё висел маленький ключ – детский, крашеный под золото.
– Вам… вернуть сдачу? – спросила и вздрогнула от собственного слова.
– Нет, – сказал Макс. – Я сам.
Он вышел с батоном в руке, отломил корочку, и тепло, как из печи, ударило в ладонь. Металл утреннего мира чуть-чуть отступил. На секунду стало легче дышать.
На остановке двое спорили о какой-то политике, третий ругался на телефон. Макс поймал себя на том, что смотрит не на них, а на их горла. Грешная профессиональная привычка – слушать интонацию, а не слова. У того – зажим. У этой – скоба. У паренька – пустой звук, как у пластиковых бутылок, если дуть не туда.
Он выдохнул и пошёл обычно.
Он вышел на холод. Небо было свинцовым. Машины ехали обычно. Люди шли обычно. Он тоже пошёл обычно. И всё равно мир казался ему чужим плакатом, натянутым на раму. И под плакатом – решётка цветная. И в ней – ток.
В кармане стучало.
– Ладно, – сказал он камню. – Играем.
Он свернул в тупиковый двор, где шершавый бетон, голые трубы и чёрные двери. Достал камень. Подержал в ладони. Вгляделся в трещины.
Свет в них слабо, но уверенно перекатывался, как дыхание маленького зверя.
– Что тебе надо? – спросил Макс. – Деньги? У меня их хватает. Внимание? Его тоже. Смысл? – он усмехнулся. – Такой товар я пока не продаю.
Камень ответил не светом. Звуком.
Сначала в глубине воздуха что-то тонко щёлкнуло. Как будто переключили невидимый тумблер. Потом по стене медленно проползла тень, хотя солнца не было. Из-за угла вышла женщина в красной куртке, с пакетом из супермаркета. Она шла, не глядя, взглядом въедаясь в телефон. Проходя мимо, она подняла глаза на Макса – и нажала невидимую кнопку у себя в зрачках.
– Верни ключ, – сказала она. И пошла дальше, как будто ничего не сказала.
Макс замер. Мир тихо качнулся второй раз. Из подъезда вышел мальчик с портфелем – словно из другого фильма. Он бросил короткий взгляд и произнёс тем же мёртвым тембром:
– Верни ключ.
Следом вышел мужчина в сером пальто. Остановился, как учтивый прохожий, и с той же пустотой во взгляде произнёс:
– Верни ключ.
И все трое ушли. Как люди из снов, которые забываются, когда открываешь глаза.
Камень в руке стал горячим, почти обжигающим. Пульс в его трещинах ускорился, догоняя и обгоняя сердце Макса. Издалека донёсся шум – не города. Земли.
– О’кей, – сказал Макс, не понимая, кому он отвечает. – Не верну.
Воздух улыбнулся мёрзлой улыбкой. Где-то в вышине щёлкнуло ещё раз. Все уведомления на телефоне сгорели, как бумага. На чёрном экране мигнуло:
СЕТЬ: НЕДОСТУПНА (29).
А потом проступила серая надпись:
КОД: АКТИВИРОВАН
Эхо повторило это без слов. Где-то далеко скрипнула стеклянная подкова – будто лифт в чужом здании поехал вниз. Воздух пахнул стоматологией, холодом клиники. На секунду у него заныла эмаль на зубах. Потом стало тихо. Слишком.
Сверху падал пустой снег.
Макс впервые за день не усмехнулся, а рассмеялся по-настоящему – коротко, нервно, в две ноты.
– В добрый путь, – сказал он. – Раз уж ты меня выбрал.
Камень не ответил. Но где-то далеко – не ушами, телом – он услышал, как поворачивается древний механизм. И как в глубине, под всеми сетями, под всеми проводами, кто-то открывает очень старый замок.
И показывает вниз.
В мизинце левой руки поселилась немота – мелочь, но не отпускает.
Послесмак – минута немоты
Пока снег решал, падать или висеть в воздухе, телефон ожил от чужого номера. «Мама». Макс не сразу решился взять.
– Сыночек, – сказала мама, будто бы не слышала тишину между ними последнего месяца. – Мне тут снилось, как ты маленький в сарае у деда, и там камень такой… большой… белый… Я проснулась – хлеб в духовке уже поднялся, я без будильника. Ты там как?
– Работаю, – сказал он и неожиданно улыбнулся. – Всё хорошо.
– Ты приходи. Я тебе кирпичик свой дам. С корочкой. Помнишь? – и мама вдруг шёпотом, словно простыла: – Ключ не отдавай никому, понял? Ты его вернёшь, когда сам захочешь.
Связь хрустнула, как ледяная корка на луже. В трубке остался пустой воздух и отдалённый запах хлеба из памяти. Макс стоял, слушал снег и понимал: какая-то очень старая история снова нашла его. И будет держать, пока он не откроет.
Он повернул камень в ладони, как поворачивают кран – осторожно, чтобы не сорвать резьбу. В трещинах шёл тихий, уверенный свет.
– Окей, – сказал он. – Беру аванс. Остальное – потом.
Сверху, в той стороне, где должны быть башни, невидимо двинулась тяжёлая тень. Но это – уже другая глава. А эта – заканчивается продажей:
Если ты читаешь это место и чувствуешь, как у тебя шевелится горло и теплеют ладони, значит, сделка уже случилась. Ты берёшь билет не в книгу – в мир, где хлеб держит, металл ждёт, а ключ – у тебя в кармане. И однажды кто-то скажет тебе: «Верни ключ». И тут решишь ты.
Телефон вибрнул: «Пойдём дальше?» – сообщение без отправителя.
Макс усмехнулся. – Пойдём.
Глава 2. Друзья-агенты
Кофе в московских кофейнях всегда пах одинаково: будто обжарили не зерна, а маркетинговые бюджеты. Горечь уверенности, сладость обещаний – идеальный напиток для тех, кто продаёт смысл по подписке.
Макс сел у окна, так чтобы видеть вход и две стены. Привычка – контролировать углы. На столе – стакан американо, телефон экраном вниз, ключи, которые не нужны, потому что домофон умный, дверь умная, дом умный. Всё умное – кроме того, что случилось утром.
Камень был в кармане. Холодный, точный, как скальпель. Каждое прикосновение ладони – будто проверка реальности: да, тут.
Он машинально прогнал в голове план дня: созвон с командой в 13:00, смета для партнёров, разбор вчерашнего эфира, показательный созвон с «китами». Всё расписано, всё под контролем. И всё же нет.
Два слова застряли в висках: «Верни ключ». Чужим, плоским, механическим голосом. Произнесённые Глебом, его лучшим другом и сооснователем, человеком-праздником, человеком-акселератором.
Макс не верил в мракобесие. Не верил в судьбу. Но он верил в аномалии. Аномалия – это тоже система, просто правила ещё не описаны. Он пришёл раньше, чтобы проверить: действительно ли это было, или мозг устроил ему интерактив после тридцати.
Дверь вздрогнула, и в кофейню ворвался Глеб.
– Король! – голос, который заполнял помещения лучше любой акустики. Глеб хлопнул баристу по плечу, подмигнул девушке у стойки, на лету отшутился с кем-то у окна и плюхнулся напротив. – Ты вчера устроил! График продаж – как ракета. Надо праздновать. Я знаю место, где наливают так, что стыдно становится вдвойне.
Макс улыбнулся. Проверь детали. Тембр голоса – тот же. Мимика – та же. Плечи расслаблены, руки открыты ладонями вверх: «я свой». Глаза… На долю секунды – как будто стекло. Или показалось.
– Слушай, – сказал Макс и сделал вид, что смотрит на проходящих мимо людей. – Перед эфиром ты сказал странную вещь.
– Я многое говорю странного, – Глеб цокнул крышкой стакана. – Конкретизируй, партнёр.
– «Верни ключ».
Глеб расхохотался – громко, заливисто, по-детски. Люди у соседнего столика невольно улыбнулись. Смех Глеба действовал так всегда – такой смех даёт ощущение, что мир добр и прост.
– Ты чего, Макс? Я сказал «ключ к продажам». Ну, наша фишка. «Ключ к продажам, и касса поплыла». Ты реально не выспался.
Макс сжал стакан. Пластик треснул тонкой белой ниткой. Слишком гладко. Слишком правильно.
– А в эфире? – он постарался, чтобы голос звучал привычно-лениво. – Ты тоже так сказал?
– Конечно, – без паузы ответил Глеб. – Я вообще люблю эту метафору. Ключи/замки – людям заходит.
Макс кивнул, сделал глоток. Горечь обожгла язык. Проверим ещё раз.
– Слушай, – сказал он, – а этот камень… серый, с трещинами. Ты его откуда взял?
– Какой камень? – Глеб на долю секунды моргнул чаще обычного. – А. Тот? Он лежал в студии. Я думал, декор. Ты ж в карман убрал – свой новый амулет, да? – Он улыбнулся. – Ты, бывает, меня удивляешь.
Макс почувствовал, как сердце сделало лишний удар. Он видел, как я его беру. Значит, камень был реальностью для всех.
– Амулеты – для домохозяек, – сказал Макс по инерции.
Глеб заржал.
– Точно. Наш месседж: «Вера – хорошо, продажи – лучше». Бро, ты вчера ещё сказал «кристаллы – камни для домохозяек» – там чат разорвался. Я, честно, пересматривал дважды.
Макс поставил стакан. На столешнице остался влажный след, похожий на отпечаток кольца.
Разговор рассосался по привычным руслам. Планы, цифры, гипотезы. Макс слушал, комментировал, давал быстрые решения. Глеб был в своей форме – резкий, остроумный, уверенный. И всё же где-то под кожей у Макса холодило.
– И ещё, – Глеб наклонился, заговорщицки понизив голос. – Я подумал. Давай внедрим «ключевую» механику в воронки. Типа: «получи ключ – открой доступ к инсайту». Будем выдавать цифровые ключи, красиво. Народ обожает ощущение тайны.
– Хм, – Макс кивнул, делая вид, что прикидывает. – Ключи, говоришь… Вернуть бы этот ключ.
Он сказал это специально, небрежно, как бросают приманку.
Глеб поднял взгляд.
Его глаза стали ровными, как две стальные монеты. На лице повисла пустота, выбранная лицо-по-умолчанию какого-то чужого интерфейса.
– Верни ключ, – произнёс он, не шевельнув губами. Голос шёл как будто из другой комнаты, сквозь стекло.
Воздух в кофейне чутко дрогнул, словно кто-то прошёл через натянутую струну.
Макс почувствовал, как замерли пальцы. Он ничего не ответил, просто смотрел. Его сердце било ровно, слишком ровно, как метроном перед оркестром, где уже знают, что сейчас случится.