От автора.
Человеческая жизнь бесценный дар. Так считается во многих религиях и эти слова произнесены устами многих мудрецов. Но, что же такое человеческая жизнь и зачем она дана людям? На этот вопрос нет однозначного ответа. Ведь человеческое мировоззрение во многом зависит от религии или философского течения, которые на него повлияли, и к которому он считает себя принадлежащим, именно считает…
Пролог
Еще один обычный день в ожидании приговора. Хотя день ли? Здесь время течет по-другому. Оно тут как будто бы в спячке. И кажется, что кругом, за границами огромной залы, которая как будто не имеет границ, беспросветная ночь, и она отсюда никуда и никогда не уходит. Темно, постоянно темно. Слышны голоса других, находящихся здесь, рядом с тобой. Их тысячи, сотни тысяч. Кто-то плачет, кто-то кричит, кто-то что-то бормочет, ужасная какофония звуков. Но это не наводит ужаса, да и голоса слышны слабо, как отзвук. Мрак, окутывающий все вокруг, поглощает и весь шум. И вот ты слышишь свое имя, но это не то имя, которое ты привык слышать, истинное имя, такое завораживающее и неповторимое, не похожее на другие, и слышишь его только ты. Как ты узнал что оно именно твое? Это осознание приходит откуда-то из глубины памяти, и пронизывает тебя этим знанием. Ты ощущаешь безмерную радость, слыша его. Оно звучит ни как слова, да и вообще не похоже на звуковые колебания, привычные уху. Это своего рода энергетический код, волна, зовущая тебя за собой, туда во тьму. И ты повинуешься ей, и это делает тебя еще более счастливым. И она вырывает тебя из вековечного мрака, и ты исчезаешь объятый настигнувшей тебя эйфорией. Но где же ты был, и куда ты идешь…
Глава 1. Старик.
Старая деревня. Маленький ветхий домик на краю единственной улицы. За домиком такой же ветхий, покосившийся сарайчик. Вокруг гнилой полуразрушенный забор, стерегущий границы участка. Трухлявая калитка. Не далеко от калитки стоит автомобиль светло-зеленого цвета, детище отечественного автопрома. Вечереет. На деревеньку ложится мрак, накрывая ее плотным непроницаемым покрывалом. Через окно домика видно как в нем теплятся огоньки от свечи и керосиновой лампы. Электричества в деревеньке не было уже давно, так как кто-то уже лет 10 как присвоил казенный кабель с линии электропередач. А новый, администрация прокладывать не стала, «мол денег нет, да и для кого прокладывать то, живут то там одни старики, да и тех не много, человек 10 осталось, а бюджет не резиновый».
В доме одна комната. Из обстановки деревянная кровать, по-видимому самодельная, стол сколоченный из грубых досок, табурет – березовый чурбачек и шкаф, ручной работы, дореволюционного производства. По всему видно, что шкаф работы какого-то известного мастера, но из-за старости и изношенности шкафа, клеймо мастера разглядеть не возможно. В одном из углов стоит старая русская печь. Кругом пыль и паутина. На кровати лежит старик, уставившись широко открытыми глазами в стену. Глаза его, то вспыхивают, то снова тускнеют. Его взгляд, как будто, проникает куда-то далеко за стены дома в мрачную и темную даль. Со стороны может показаться, что он что-то увидел там далеко, что-то чего не видел уже давно, а может быть и никогда, и потерял это из виду, а теперь мучительно, до рези в глазах всматриваясь в даль, пытается это найти, будто от этого зависит его жизнь. Но перед ним всего лишь стена ветхого старого дома, с облупившейся местами побелкой.
Рядом с кроватью стоят четыре фигуры. Две маленькие и две побольше. В мраке, рассеиваемом тусклым светом, свечи и лампы, можно разглядеть стоящих. Мужчина и женщина, средних лет, в маленьких фигурках можно разглядеть двух мальчиков – близнецов, лет пяти, они еще мало что понимают, и стоят, безучастно смотря на старика. Кем приходятся эти люди старику, непонятно, но можно предположить, что они его родственники. Женщина плачет, мужчина пытается ее успокоить.
Старик умирает. Внезапно его взгляд сосредотачивается в одной точке, на стене. Проследив за взглядом, можно увидеть, куда он смотрит. Его взгляд сосредоточен ни на пустоте, нет, во мраке, скрывающем стену, можно разглядеть рамку портрета, висящего на стене. А если бы света хватило, то можно было бы увидеть и женщину, изображенную на нем. На нижней части рамки, это, наверное, единственные предмет из обстановки, на котором нет пыли, видна надпись: 1973 год, по видимому дата изготовления фото. На фото изображена красивая светловолосая женщина, это жена старика, его любимая жена. Она умерла лет 10 назад. Глазам старика мрак, окутавший портрет и срывающий его, как будто не мешает, он отчетливо его видит. Но вот его взгляд снова тукнет и становится смотрящим, но не видящим ничего вокруг, словно устремленным куда-то в даль, в иные миры.
Время приближается к ночи, сумерки окутали неказистую деревеньку целиком. На улице начинает лить дождь, гремит гром. В нескольких домиках, составляющих единственную улицу, гаснут теплящиеся со времени наступления сумерек свечи и лампы. Молодежь в деревне не живет уже давно, все уехали в город. Да и что, казалось бы, делать, к примеру, молодому человеку, в глухой деревне, из которой до районного центра, только, добираться 50 километров. Ну так, обычно, думает молодежь. Хотя конечно иногда, кто-нибудь, нет-нет да и приедет, навестить стариков, доживающих там свой век.
Но вернемся к тому самому домишке, на краю деревни-улицы. Старик почти умер, последние вздохи, и вот он устремляет свой мутный взгляд в стену, на которой весит портрет его жены. И портрет оживает. Что же это? Предсмертный бред? Но все так реально. К нему идет его любимая. Живая. Она подходит к нему. Такая же молодая красивая светловолосая, как на старой фотографии. Старик всматривается в ее лицо. Те же родные и восхитительные глаза, смотрят на него, с такой же нежностью и любовью как раньше. Те самые глаза, которые в далекой юности он увидев, однажды потерял покой, влюбившись в них с первого взгляда. Глаза что всегда лучились светом и добром. Уши старика слышат голос любимой, такой мелодичный и ласковый, как в годы далекой юности. Она зовет его, нежно и ласково, по имени. Он так долго ждал встречи с ней, со своей единственной любовью. Она берет его за руку, оживляя воспоминания о ее нежных руках, и тянет, увлекая с собой.
Однако для всех находящих в комнате все выглядит совсем иначе. Вот взгляд старика стал вновь ясным и осмысленным. Он смотрит на портрет, висящий на стене. Тянет руку к нему, глаза вспыхивают последней, самой яркой искрой, и гаснут. С его губ срывается последний вздох. И тянувшаяся куда-то рука безвольно повисает. Старик умер.
Глава 2. Суд.
Место, которое нельзя указать географически. Здесь каждый будет взвешен, и направлен по усмотрению высокого суда. Тут оказался и старик. Но как же оно ему представилось. Полутемный небольшой зал. На стенах как-будто размещены факелы, которые освещают помещение, но при более внимательном осмотре видно, что огонь как будто сам висит на стене, без какого либо источника. По всему периметру таких очагов около восьми. Потолка видно не было, вместо него зияла, казалось, темная бездна. В центре залы стояли весы с двумя чашами, левая чаша на вид из обычного железа правая же, как будто из золота. Весы были довольно внушительного размера и напоминали обычные рычажные, только в несколько раз больше. За весами старик увидел трибуну, за которой стояла фигура, как будто бы, в просторном светлом одеянии, но лик ее был затенен, не смотря на наличие света. В этот момент старику вспомнилась картина страшного суда, предрекаемая священным писанием. Ведь старик был с детства обращен в православие, и ни единожды читал библию. В лике стоящем за трибуной угадывались черты Иисуса Христа, а может быть, ему просто показалось.
И тут старик услышал сильный, но в то же время приятный и мелодичны голос, спросивший его:
– Кто явился на суд мой?
От неожиданности старик как будто бы лишился дара речи, но тем не менее выдавил из себя сдавленным голосом свое имя.
– Назовись именем во крещении, – прогремел голос.
К этому моменту старик, не много, пришел в себя и представился крестным именем уже более уверенно.
– Взойди на весы, – молвил голос, назвав старика крестным именем.
Чаши весов располагались не высоко, практически над землей, и взойти на них не составляло особого труда. Пойдя вперед к весам, старик ощутил, что он идет босиком. Первоначально оказавшись в этом месте он настолько был увлечен переменой обстановки что и не заметил перемены в своем костюме. Между тем старик был абсолютно наг и бос. Под ногами же было что-то очень мягкое и волокнистое, что это именно, старик в полумраке царящей обстановки разглядеть не мог, да и не пристало на таком мероприятии под ноги себе глядеть, думал он.
Ноги сами понесли его на железную чашу. Может быть потому, что золото он никогда не любил. И вот мгновение, и он стоит на левой, от себя, чаше. Над ним зажегся луч, очень яркого света, освещавший его.
– Удобно ли тебе? – спросила тень, – может быть тебе нужна одежда или сидение, еда или напитки, женщины или мужчины? Все это я могу тебе дать прямо сейчас, пока взвешиваю тебя. Может быть ты хочешь увидеть свои близких умерших или живых?
Чаша была достаточно большой, чтобы на ней разместить маленький диван и такой же маленький стол.
– Спасибо, – ответил старик – меня все устраивает.
– Тогда начнем, – ответил голос.
Странно, но когда старик взошёл на висы, чаши не сдвинулись, оставаясь в первоначальном ровном положении. И вот на золотой чаше возникла груда камней. В полумраке сложно было разобрать, но, кажется, они были серыми. После этого весы пришли в движение и чаши весов закачались вверх вниз, как качели. В этот момент старику вспомнилось детство, и как они с мальчишками сооружали самодельные качели из небольших бревнышек, и как он любил в самой нижней точке спрыгивать с качелей, после чего его партнер летел со своей стороны кубарем вниз.
Но вот весы вновь уравновесились.
– Сойди с весов – сказала тень. И старик сделал несколько шагов назад. Проделал он это спиной вперед, не решаясь повернуться задом к трибуне. Далее в одно мгновение на чашах весов оказались не большие округлые камни, величиной с мяч для пинг-понга. Они были навалены кучками уступавшими в размерах той первой куче из серых камней. На железной чаше лежали камни белого цвета, на противоположной, золотой – черного, и черных камней было несравненно больше. И правая чаша весов склонилась вниз.
– Скажи мне, – молвил стоявший за трибуной, – чего ты достоин?
И в этот момент где-то в глубине стрик понял, что жил он не так как завещалось в писании, и не всегда делал так, как говорила ему совесть, и куда же еще он мог попасть, как не в то место где он может искупить свои деяния.
– Твоя судьба решена, – торжественно и как показалось старику с упреком, провозгласил голос, – каждому по делам его, затем добавил он.