Глава 1
Изабелла сидела у окна, разглядывая двор. День выдался тёплым, но к вечеру поднялся прохладный ветер. В доме Робера Бюро готовились к ужину: внизу хлопотала прислуга, а взрослые беседовали в большой зале.
Сегодня ожидали гостей.
Изабелла знала, что их приезд обсуждали заранее. Знала, что дядя Робер сначала удивился, но потом согласился их принять.
Во дворе послышался стук колёс.
Карета остановилась у крыльца. Экипаж был изящным, но без герба – скорее, подобный мог бы принадлежать купцу или богатому путешественнику.
Из него первым вышел высокий мужчина в тёмном плаще. Он осмотрелся с лёгкой улыбкой, будто изучая новое место.
Но внимание Изабеллы привлекла не он.
Вслед за ним из кареты вышла женщина.
Она двигалась мягко, плавно, но с какой-то особенной уверенностью. В её жестах не было суеты, но было спокойное, естественное чувство превосходства, которое ощущалось даже на расстоянии.
Изабелла невольно сжала в руках подол платья.
Она не могла объяснить, почему, но не могла отвести взгляда.
Женщина поднялась по ступеням, и вдруг её взгляд скользнул вверх – точно туда, где за занавеской пряталась Изабелла.
Они встретились глазами.
Изабелла почувствовала лёгкую дрожь, но не от страха. Скорее от… непонимания.
"Почему я чувствую, что знаю её?"
Женщина слегка улыбнулась.
– Ты, должно быть, Изабелла, – сказала она, и её голос оказался таким, каким Изабелла его ожидала.
Тёплый, но полный скрытого смысла.
Изабелла молча кивнула.
Она не понимала, что именно произошло, но чувствовала, что этот вечер она запомнит надолго.
Изабелла услышала, как внизу зашуршали платья и раздались голоса – слуги поспешили принять гостей. Через мгновение дверь в большую залу открылась, и Изабелла, всё ещё стоя у окна, увидела, как вошли новоприбывшие.
Дядя Робер поднялся навстречу гостям, лицо его оставалось дружелюбным, но в его взгляде мелькнула тень любопытства. Он поклонился женщине и её спутнику:
– Донна Анна, мессер Тагеретто, милости просим в наш дом.
– Вы слишком любезны, месье Бюро, – женщина ответила так, словно говорила не просто вежливые слова, а утверждала нечто неоспоримое.
Изабелла наблюдала, как Донна Анна двигалась по комнате, едва касаясь пола, – не то чтобы она плыла, но в её походке было что-то неуловимо грациозное, как у хищной кошки, которая знает, что всё вокруг принадлежит ей, но не считает нужным демонстрировать это.
Тагеретто же выглядел проще: он тепло улыбался, приветствуя хозяев, и легко вступил в разговор с дядей Робером, словно они были старыми знакомыми.
Изабелла знала, что должна спуститься к ужину – ей велели присутствовать, – но ноги сами несли её вниз не из-за долга, а из-за внутреннего желания понять, кто же эта женщина.
Когда она осторожно вошла в залу, Донна Анна повернула голову, и их взгляды снова встретились.
Теперь, при свете свечей, лицо женщины казалось ещё более необычным: его нельзя было назвать молодым, но и старым оно не было. Изабелла заметила странное чувство неизменности в её чертах, будто время само решило обойти её стороной.
– Вот и ты, дитя, – мягко сказала Донна Анна.
Изабелла подошла ближе, почти не дыша.
– Ты не боишься меня? – с лёгкой улыбкой спросила женщина, чуть склонив голову.
Изабелла хотела сказать, что боится. Или что чувствует что-то странное.
Но вместо этого слова сами сорвались с губ:
– Нет.
Донна Анна посмотрела на неё долгим взглядом, потом медленно протянула руку и коснулась её щеки.
– Верно, – тихо сказала она, словно что-то в этом ответе её удовлетворило.
Изабелла почувствовала, как по коже пробежал тёплый, лёгкий озноб.
Она не понимала, что именно только что произошло, но знала одно:
Эта женщина изменит её судьбу.
Изабель стояла в сумеречном свете у дверей дома, где прошли её самые важные годы. Париж медленно погружался в вечернюю тишину, и запах прелой листвы, смешанный с ароматами воска и пергамента, наполнял воздух.
Донна Анна стояла напротив неё – высокая, непоколебимая, но в этот момент в её глазах отражалась едва уловимая тень печали. Изабель не могла вспомнить ни одного случая, когда эта женщина, столь сильная и непреклонная, позволяла себе хоть малейшую слабость.
– Ты готова? – Голос Донны Анны был мягче, чем обычно.
Изабель кивнула, хотя внутри всё сжималось. Как можно быть готовой оставить того, кто стал для тебя не только наставницей, но и кем-то большим – кем-то, кто видел в тебе будущее, вкладывал в тебя знания, словно знал, что однажды они спасут тебе жизнь?
– Я не хочу уходить, – наконец прошептала она.
Анна шагнула ближе, её ладонь, тёплая и твёрдая, коснулась щеки Изабель.
– Ты должна. Это не конец, дитя. Это начало.
Изабель знала, что в этих словах – истина, но ей хотелось оспорить судьбу. Хотелось остаться, ещё немного учиться, ещё хоть раз услышать, как Донна Анна объясняет ей сложные латинские конструкции или ловко парирует её удары во время фехтования.
– А если я не справлюсь?
Анна усмехнулась, и в этой улыбке была вся её суть – ирония, уверенность, сила.
– Если бы я хоть на мгновение усомнилась в тебе, ты бы не стояла сейчас здесь.
Изабель стиснула зубы, пытаясь сохранить самообладание, но в груди что-то дрогнуло.
– Обещай мне, что ты не исчезнешь.
Анна долго смотрела на неё, и в её взгляде было нечто древнее, неведомое, но не пугающее. Она не дала обещания, потому что, возможно, знала: дороги их разойдутся далеко и надолго.
– Верь в себя. Верь в знание. И знай – я всегда рядом, даже если ты меня не видишь.
Изабель сжала пальцы на рукаве платья Донны Анны, ещё мгновение стояла так, запоминая тепло, силу, ту неизменную уверенность, что исходила от этой женщины. А затем отпустила.
Шаг назад. Ещё один. Развернуться. Сделать первый шаг в новую жизнь, оставляя за спиной Париж… и её.
Когда дверь закрылась, Изабель поняла, что это было самое трудное прощание в её жизни.
Изабель ощущала, как тяжёлый мужской камзол немного стесняет движения, а высокие сапоги непривычно давят на лодыжки. Она нервно поправила пояс, чувствуя себя неуклюжей в этом новом облачении.
– Зачем? – спросила она, обернувшись к Донне Анне.
Та склонила голову, изучая её с лёгкой усмешкой.
– Потому что в платье ты выглядишь как юная благородная девушка, а в этом – как человек, которому не стоит переходить дорогу, – спокойно ответила она. – Впереди тебя ждёт дорога, Изабель. Возможно, опасная. Женщина, путешествующая одна, – лёгкая добыча. Но мужчина… – она сделала паузу, – мужчина с мечом уже не так прост.
Изабель не знала, что сказать. Она привыкла доверять Донне Анне во всём. Если та сочла необходимым, чтобы она выглядела не как благородная дама, а как молодой человек – значит, так было нужно.
– И потом, – добавила Анна, с лёгким оттенком насмешки, – ты не раз доказывала, что умеешь обращаться с клинком. В мужском платье тебе будет проще защитить себя, если придётся.
Изабель глубоко вздохнула и кивнула.
Анна сделала знак рукой, и вперёд вышли шестеро мужчин – её телохранители. Все крепкие, опытные, закалённые в боях. Старший из них, статный воин с коротко подстриженными тёмными волосами, шагнул ближе.
– Это Этьен, – сказала Донна Анна, глядя на него с непроницаемым выражением лица. – Он лучший среди моих людей. Я доверяю ему.
Изабель заметила, что в голосе Анны было что-то особенное – не привычная командная строгость, а почти незаметная, но всё же ощутимая теплота.
– Он останется со мной? – тихо спросила Изабель.
Анна кивнула.
– Да. Он будет твоим щитом.
Изабель взглянула на Этьена. Тот спокойно кивнул ей, словно подтверждая, что его судьба теперь связана с её.
– Ты не жалеешь, что отправляешь его со мной? – спросила Изабель, осторожно наблюдая за выражением лица Анны.
Женщина медленно повернула к ней голову. В её взгляде было что-то похожее на сожаление… но лишь на миг.
– Я никогда не жалею о своих решениях, – тихо сказала она. – А теперь иди. Время не ждёт.
Изабель глубоко вдохнула, последний раз взглянула в глаза своей наставнице и, сжав кулаки, сделала первый шаг в новую жизнь.
Донна Анна хмыкнула, наблюдая, как Изабель неловко застёгивает ремень камзола.
– По крайней мере, пока тебя не будет, в доме станет тише, – с лёгкой усмешкой сказала она. – Никакого звона шпаг с утра до вечера. Мои уши наконец-то отдохнут.
Изабель фыркнула, взглянув на наставницу искоса.
– А мне казалось, вы находили этот звук весьма приятным, – парировала она.
Анна слегка склонила голову, как будто размышляя.
– Возможно. Но мне не помешает пара месяцев без вечных стуков рапиры о деревянный пол.
Этьен, стоявший рядом, позволил себе лёгкую улыбку, но тут же снова принял серьёзный вид.
Изабель чуть сильнее затянула ремень на поясе, чтобы скрыть внезапную волну эмоций. Она знала, что это была лишь шутка, но в словах Анны всё же прозвучало что-то большее – тонкий намёк на то, что время их совместных тренировок действительно подходит к концу.
– Ну что ж, постараюсь вернуться скорее, чтобы не дать вам заскучать, – ответила она, надевая перчатки.
Анна не ответила, лишь наблюдала за тем, как Изабель уверенно шагнула к лошади, за которой уже ждали шестеро её сопровождающих. Только когда девушка взобралась в седло, она услышала тихий голос наставницы:
– Я на это рассчитываю.
Ранним утром, когда первые лучи солнца осветили шпили Нотр-Дам, Изабель покидала Париж. Каменные мостовые столицы ещё хранили ночную прохладу, но город уже пробуждался. Тишина, с которой она выходила из семейного дома, быстро сменилась шумом торговцев, перекличкой возниц и мерным стуком копыт по булыжнику. Она не оборачивалась, но сердце сжималось: Париж был её домом, его узкие улочки, мастерские, рынки – всё это оставалось позади. Она знала, что впереди её ждёт новое, но чувство прощания не отпускало.
Предместья Парижа были полны жизни. Здесь находились мастерские ремесленников, кузницы, кожевенные лавки и небольшие харчевни для путников. Воздух наполнялся запахами свежего хлеба, дыма и горячего железа.
На базаре торговцы уже выкрикивали цены:
– Свежие яблоки, сладкие, как поцелуй юной девушки!
– Тёплый хлеб! Горячий, прямо из печи!– Лучшие меха, прямо из Фландрии!
Изабель наблюдала за жизнью, но её мысли были где-то далеко. Одна сцена особенно врезалась в память: перед кузницей коренастый кузнец выковывал подкову, а рядом мальчишка-ученик держал в руках длинный меч, ещё не отполированный. Она вспомнила, как Донна Анна учила её фехтовать, и вдруг ощутила на себе вес мужского камзола, который наставница заставила её надеть перед дорогой.
– Привыкнешь, – сказала тогда Донна Анна. – В нём удобнее ездить верхом, да и путников с мужской одеждой останавливают реже.
Изабель тогда лишь рассмеялась, но сейчас, покидая город, поняла, что наставница вновь думала наперёд.
Первый большой привал был у Марны. Группа добралась до переправы в полдень, когда солнце стояло в зените. Берега реки были поросли ивами, их тонкие ветви касались воды, будто желая зачерпнуть прохладу.
Паромщик – жилистый мужчина лет пятидесяти с густой бородой – принимал плату с купцов и внимательно осматривал каждого нового путника. У переправы всегда было оживлённо: торговцы с повозками, крестьяне с мешками муки, вооружённые всадники.
– Далеко держите путь? – спросил пожилой купец в богатом плаще, когда Изабель остановилась рядом.
– В Страсбург, – ответила она, не вдаваясь в детали.
Купец понимающе кивнул:
– Тогда вам ещё долго трястись в седле. Пути нынче не самые спокойные. В лесах близ Бар-ле-Дюка появились бродячие солдаты, бывшие наёмники. Кто-то из них теперь разбойничает.
Этьен, старший из сопровождающих, молча сжал поводья, внимательно слушая.
Когда их лошади и припасы были погружены на паром, Изабель села на деревянную скамью, наблюдая, как медленно проплывает берег. Её спутники молчали, погружённые в свои мысли.
Изабель закуталась в плащ и выглянула в окно кареты. Дорога в Страсбург была долгой, и к вечеру колёса уже неприятно дребезжали по камням. Спутники молчали, каждый занят своими мыслями, а ей оставалось лишь смотреть на пейзаж, который медленно проплывал мимо.
Она откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Мысли сами собой унесли её в прошлое.
Латынь и рапира
– Repetitio est mater studiorum, – голос Донны Анны звучал ровно, но в нём не было терпения учителя. Скорее – требовательность командира, который не терпит слабости.
Изабель сидела за массивным дубовым столом, перед ней лежал манускрипт. Её рука уже болела от постоянного переписывания фраз, но она не смела жаловаться.
– Ты не должна знать язык. Ты должна владеть им. – Донна Анна медленно прошлась по комнате, взглядом оценивая её работу.
Изабель кивнула.
– Повтори.
Девочка вдохнула и чётко, как на суде, произнесла:
– Repetitio est mater studiorum.
Донна Анна улыбнулась – едва заметно, но одобрительно.
– Хорошо. Теперь по-французски.
– Повторение – мать учения.
– А теперь на греческом.
Изабель сжала перо в пальцах. Греческий давался ей сложнее…
Она хотела угодить наставнице. Хотела услышать это редкое одобрение.
Но как только она открыла рот, Донна Анна вдруг сказала:
– Стой.
Изабель замерла.
Женщина подошла ближе и легко вытянула руку – ловко, стремительно, как вспышка клинка.
– Как ты держишь перо?
Изабель моргнула, не понимая, к чему этот вопрос.
– Как… обычно?
Донна Анна усмехнулась, и в этот миг её глаза стали чуть темнее.
– Вот в этом твоя ошибка, – она развернулась к стене, где на крюке висела рапира, и протянула её девочке. – Рука, что держит перо, должна быть так же точна, как рука, что держит клинок.
Изабель только взялась за эфес, как Донна Анна атаковала.
Рапира соскользнула по её клинку, быстро, неожиданно, и в следующий миг конец оружия был направлен ей прямо в горло.
– Ты проиграла.
Изабель сглотнула.
– Но… я не была готова!
– А враг предупредит тебя? – Донна Анна опустила рапиру и наклонилась ближе. – Враг всегда нападёт тогда, когда ты не готова.
Изабель молчала.
– Давай ещё раз, – сказала Донна Анна.
И они продолжили.
Возвращение в реальность
Карета подпрыгнула на ухабе, и Изабель открыла глаза.
Всё это было так давно.
Но всё ещё жило в ней.
Она посмотрела на свои руки.
– Рука, что держит перо, должна быть так же точна, как рука, что держит клинок.
Изабель усмехнулась и покачала головой.
– Ты оказалась права, Донна Анна, – пробормотала она себе под нос.
Страсбург приближался. А с ним – и её судьба.
Дорога после переправы пошла на подъём. Поля и виноградники сменились редкими лесами, воздух стал прохладнее. К вечеру впереди показались первые строения Сен-Дизье.
Город встречал путников высокими стенами и башнями, возвышавшимися над каменными домами. Это был укреплённый пункт на границе Шампани и Барруа, важный для защиты от нападений.
Войдя в город, группа оказалась на узких улицах, мощённых булыжником. Здесь всё было иначе, чем в Париже: меньше суеты, но больше военной строгости. Стражники у ворот проверяли прибывающих, на улицах можно было встретить закованных в латы рыцарей.
Изабель с облегчением спешилась у трактира. Завтра предстоял новый день, и путь в Нанси ждал их впереди.
Дорога после переправы пошла на подъём, петляя среди редких рощ и широких полей. Лошади шагали ровно, их копыта мерно отбивали ритм по утоптанной земле. Воздух здесь был свеж, напоён запахами прелой листвы и влажной земли – осень начинала вступать в свои права. Изабель вглядывалась в горизонт, но пока кроме холмов и рощ впереди не было видно ничего, кроме сероватой дымки, клубившейся над землёй.
– К ночи будем в Сен-Дизье, если не задержимся, – заметил Этьен, взглянув на небо.
– А что нам делать в дороге, кроме как двигаться? – усмехнулся один из солдат.
– Лишь бы погода не испортилась, – добавил другой, указывая на тучи, сгущавшиеся к западу.
К вечеру наконец показались первые строения Сен-Дизье. Город возвышался над равниной, словно каменная цитадель, охраняющая торговые пути между Шампанью и Лотарингией. Высокие стены, крепкие башни, узкие бойницы – всё говорило о его военном значении. Время от времени на стенах мелькали силуэты часовых, а у ворот стояли вооружённые стражники.
Войдя внутрь, путешественники попали в лабиринт узких улиц, вымощенных булыжником. Здесь всё было не так, как в Париже: меньше суеты, больше суровости. Дома стояли плотно, будто прижимаясь друг к другу, а жители казались менее оживлёнными, чем в столице. В воздухе пахло дымом, кострами и варёным мясом – где-то в трактире готовили ужин.
– Будем ночевать здесь? – спросила Изабель, спешиваясь.
– Да. Завтра на рассвете двинемся дальше, – ответил Этьен. – Впереди Лотарингия, и лучше пройти её как можно быстрее.
Изабель кивнула, в последний раз оглядываясь на улицу. Этот город был для неё лишь временной остановкой, но его холодные стены и суровый облик оставались в памяти.
С первыми лучами солнца, когда воздух ещё хранил ночную свежесть, город начинал просыпаться. Где-то уже шумели кузницы, раздавались голоса торговцев, а над крышами домов поднимался тонкий дымок от утренних очагов.
Этьен поднялся первым и сразу же распорядился отправить двух солдат в дозор. Остальные готовили лошадей, проверяли оружие и подтягивали ремни седельных сумок. Изабель, закутавшись в плащ, наблюдала за сборами, вдыхая прохладный воздух раннего утра.
– Думаешь, мы встретим кого-то в дороге? – спросила она, подходя к Этьену.
– Вряд ли, – ответил он, задумчиво глядя на расстилающуюся впереди равнину. – Но осторожность никогда не бывает лишней. Нам говорили о разбойниках, но они редко нападают на группы с охраной.
– Или просто не рискнули выйти нам навстречу, – пробормотал один из солдат, проверяя меч.
Когда всё было готово, группа двинулась к городским воротам. Стражники лениво проверили их документы, пожелали удачи в пути и, отворив тяжёлые деревянные створки, выпустили их за пределы города.
Впереди лежала дорога на Нанси, и, хотя ночь прошла спокойно, напряжение ещё не рассеялось. Изабель поёжилась – то ли от утреннего холода, то ли от чувства, что спокойствие может оказаться обманчивым.
Глава 2
Колёса кареты мерно стучали по дороге, убаюкивая, но Изабель не могла уснуть. Долгий путь оставляет слишком много времени для мыслей.
Она откинулась назад, прикрыв глаза. И воспоминания сами собой всплыли в голове…
Голос, зовущий в ночи
Изабель было лет восемь, когда впервые услышала голос.
Это случилось в доме Робера Бюро. Все уже спали, но что-то разбудило её.
Она открыла глаза и вдруг поняла, что не одна.
Комната была тёмной, лишь слабый лунный свет пробивался сквозь ставни. Но в этой тишине раздался шёпот – тихий, древний, зовущий.
– Изабель…
Она сжала одеяло, сердце бешено заколотилось.
Голос звучал не пугающе, но властно, словно он был здесь всегда.
Изабель хотела закричать, но не смогла.
– Ты знаешь меня, дитя.
Она не знала, кто говорит.
Но знала, что говорит правду.
Её тело двигалось само. Изабель встала с кровати и, не понимая, зачем, подошла к окну.
И увидела её.
На фоне сада, в свете луны, стояла женщина.
Высокая, в тёмном платье. Волосы спускались волнами, и казалось, что ветер не колышет их, а подчиняется.
Изабель узнала её сразу.
Донна Анна.
Но в тот миг она выглядела иначе.
Не как знатная дама.
Не как человек.
Изабель не могла объяснить этого.
Она просто чувствовала.
– Спи, дитя, – прошептал голос.
И Изабель послушалась.
Она закрыла глаза, а когда проснулась – Донны Анны не было.
Она никогда не спрашивала о той ночи.
Но с тех пор, когда Донна Анна смотрела на неё, Изабель знала, что между ними есть связь.
Глубже, чем слова. Древнее, чем сама память.
Карета снова подпрыгнула, и Изабель вздрогнула, выходя из полусна.
В груди осталось странное чувство.
Было ли это сном? Или реальностью?
Она не знала.
Но знала одно:
Донна Анна всегда знала о ней больше, чем говорила.
Они покинули Сен-Дизье рано утром, когда город только пробуждался. За его стенами открывалась широкая равнина, расстилающаяся на многие лье вперёд, укрытая лёгким туманом, который медленно растворялся в лучах восходящего солнца. Дорога сначала шла вдоль реки Марны, петляя среди лесов и перелесков, а затем уходила вглубь Лотарингии.
Здесь всё было иначе, чем в Шампани. Земля казалась более дикой, реже заселённой, а деревушки, встречавшиеся на пути, были небольшими и скромными. В отличие от богатых городов, здесь дома выглядели простыми, крыши покрытыми соломой, а стены – деревянными или глинобитными. Лишь изредка попадались каменные постройки – чаще всего это были небольшие часовни или укреплённые дома местных сеньоров.
Лотарингия находилась под властью герцога Иоанна II, и его влияние ощущалось повсюду. По дорогам курсировали вооружённые отряды, следящие за порядком и безопасностью, а на перекрёстках встречались герцогские знаки – белые кресты на красном фоне. Однако путешественники не спешили останавливаться в каждом селении – путь был долгим, а осенняя погода переменчивой.
Изабель, закутавшись в плащ, ехала рядом с Этьеном, поглядывая по сторонам.
– Я думала, здесь будет больше людей, – заметила она.
– Мы ещё не доехали до крупных городов, – ответил он. – В этих краях люди не любят путешествовать без необходимости. Кто-то боится разбойников, кто-то просто не хочет покидать свои земли.
Изредка им попадались торговые обозы, спешащие в сторону Нанси или на юг, в Бургундию. Крестьяне, увидев вооружённых всадников, спешили сойти с дороги, провожая их настороженными взглядами. Войны и набеги давно приучили местных не доверять чужакам.
Преодолев несколько небольших лесных участков и болотистых низин, они к полудню достигли Мёзеля – крупной реки, пересекающей Лотарингию. Здесь дорога стала более оживлённой: попадались путники, повозки, крестьяне с мешками зерна, направлявшиеся в сторону Нанси.
На горизонте уже угадывались контуры города
Карета продолжала свой путь в Страсбург. Изабель, укутавшись в плащ, вглядывалась в линию горизонта, но мысли её вновь унеслись в прошлое…
Старый дом, тёплый свет свечей
Ей было лет шесть или семь. В тот вечер она сидела на коленях у отца, прижимаясь к его груди, и слушала, как он беседует с Донной Анной.
Комната была тёплой, пахло воском свечей и старыми книгами. Изабель любила эти вечера, когда отец позволял ей оставаться при взрослых разговорах.
Но этот разговор был особенным.
– Книга должна стать оружием, Тагеретто,– голос Донны Анны был спокоен, но в нём звучало что-то железное, непреклонное. – Мир не изменится, пока слово принадлежит немногим.
Изабель не сразу поняла смысл сказанного, но дед , казалось, не удивился. Он задумчиво поглаживал её по волосам и смотрел на гостью с лёгкой улыбкой.
– Вы хотите, чтобы печатные книги заменили рукописные?
– Я хочу, чтобы мысль больше не приковывали цепями, – Донна Анна склонилась вперёд, и её тёмные глаза вспыхнули в свете свечи. – Люди должны учиться, должны видеть, должны знать.
Тагеретто задумался.
– Но готовы ли они?
Донна Анна усмехнулась.
– А был ли мир когда-либо готов к истине?
Изабель чувствовала, что её отец сомневается.
Он знал цену знания. Он знал, как опасны перемены.
– Но, если печатать книги, они станут дешевле…– осторожно заметил он.
– И доступнее.
– А значит, власть теряет контроль над знанием…
Донна Анна молчала, но Изабель почувствовала её улыбку, даже если она не отразилась на лице.
– Вы хотите революции? – тихо спросил отец.
– Я хочу будущего.
Тагеретто задумался.
Изабель, всё это время молчавшая, вдруг тихо спросила:
– А книги смогут учить, как вы?
Донна Анна повернула к ней голову.
Изабель не испугалась её взгляда.
– Если их писать умные люди – да, – ответила она.
Изабель кивнула, словно приняла это как данность.
Дед тихо усмехнулся и поцеловал её в макушку.
– Вот видите, Донна Анна, моя дочь уже верит в ваши идеи.
Донна Анна улыбнулась.
– Она чувствует правду, Тагеретто. А это редкий дар.
Карета подпрыгнула, и Изабель очнулась от воспоминаний.
Теперь она понимала:
Этот разговор изменил её жизнь.
Она смотрела в окно, и в голове звучал голос Донны Анны:
"Я хочу будущего."
А что, если это будущее – теперь в её руках ?
Когда путники приблизились к Нанси, город предстал перед ними во всей красе. Он не был таким огромным, как Париж, но имел особый облик: величественные стены с башнями, мощные ворота и крыши домов, поблёскивающие в лучах солнца.
За стенами начиналась жизнь герцогского города: широкие улицы, величественные здания, богатые лавки. На главной площади, украшенной фонтаном, царило оживление – торговцы выкрикивали цены, всадники пробирались сквозь толпу, уличные музыканты играли весёлые мелодии.
Двор герцога Лотарингии располагался в центре города, возле собора. Здесь собирались придворные, советники и знати, обсуждая дела герцогства. Изабель с интересом наблюдала за окружающими – одетыми в дорогие ткани дамами, воинами в гербовых плащах, клириками с важными лицами.
Этьен повёл отряд в сторону постоялого двора, где они намеревались остановиться. Завтра им предстояло двигаться дальше, но пока можно было позволить себе немного отдохнуть.
– Добро пожаловать в Нанси, – с улыбкой сказал Этьен, помогая Изабель спешиться. – Здесь начинаются настоящие интриги.
Она лишь кивнула, ощущая, что этот город действительно может многое изменить в её путешествии.
Изабель провела ладонью по запотевшему стеклу кареты. Дорога казалась бесконечной, но воспоминания не отпускали её.
Тогда, в детстве, она не сразу поняла смысл разговора отца и Донны Анны.
Но теперь… теперь всё становилось яснее.
Разговор о власти слова
– Книги изменят мир, но не все будут рады этому, Тагеретто.
Донна Анна сидела у очага, её профиль мягко освещал огонь. В руках она держала пергамент, но взгляд был устремлён в пустоту, словно она видела будущее.
– Кто же воспротивится книге? – спросил Тагеретто, поглаживая Изабель по волосам.
– Те, кто держит истину в оковах.
Дед задумчиво кивнул.
– Церковь.
Донна Анна перевела на него взгляд.
– Не церковь как вера, а церковь как власть.
Изабель ещё не понимала, что значит власть. Но чувствовала, что в этом слове прячется страх.
– Папство живёт тайнами, Тагеретто. Они не могут позволить каждому держать истину в руках.
Тагеретто вздохнул.
– Но разве книги не могут служить и им? Они ведь тоже печатают буллы, послания…
– Могут. И будут. – Донна Анна отложила пергамент. – Но только те, которые угодны им. Что будет, если появится книга, что скажет правду? Если люди смогут читать не только то, что им велят?
Тагеретто нахмурился.
– Еретики.
– Вот именно. Они заклеймят это ересью, ибо любая новая мысль – угроза старому порядку.
Изабель внимательно слушала.
Она любила книги. Они были её друзьями. Но впервые поняла, что не все считают книги добром.
– И что же будет? – спросил дедушка.
Донна Анна усмехнулась.
– Сначала они попробуют подчинить это себе.
Она подняла пергамент.
– Будут печатать только то, что служит им. Будут прославлять власть и укреплять страх перед сомнением.
Она сжала пальцы на краю листа.
– Но затем придёт то, чего они боятся больше всего.
Огонь в очаге вспыхнул ярче, отбрасывая длинные тени.
– Появятся книги, которые их разрушат.
Тагеретто молчал.
– И тогда они начнут борьбу.
Возвращение в реальность
Карета тряхнулась, и Изабель открыла глаза.
Теперь она видела, как сбывались слова Донны Анны.
Папство уже начало сопротивляться. Великие мастера печати находились под давлением. Судебные процессы, запреты, угрозы…
Но поток уже не остановить.
Истина вышла из-под пера.
Изабель прикрыла глаза.
Где-то вдалеке раздавался звон печатного станка, и с каждой новой страницей старый мир рушился.
Постоялый двор, в котором остановились путешественники, находился недалеко от городских ворот. Это было крепкое каменное здание с просторным внутренним двором, где уже стояли несколько повозок и лошадей. Внутри царила уютная полутьма, пахло жареным мясом, хлебом и вином. Уставшие путники расположились в общей зале, заказав ужин и немного вина.
Изабель, несмотря на усталость, никак не могла заснуть. Комната, отведённая ей, была небольшой, с тяжёлым деревянным ложем и толстым шерстяным одеялом. За стенами всё ещё слышались приглушённые голоса, скрип ступеней и редкие выкрики с улицы. Она лежала, глядя в потолок, и вспоминала Париж, Донну Анну и тот момент, когда впервые услышала имя Гутенберга.
Она знала, что в Страсбурге ей предстоит сделать первый шаг в исполнении задуманного, но чем больше приближался этот момент, тем сильнее её охватывали сомнения.
Ранним утром, когда улицы Нанси ещё окутывал туман, путешественники покинули город. Лошади бодро шагали по вымощенной камнем дороге, воздух был свеж и прохладен.
Путь до Страсбурга предстоял нелёгкий. Им предстояло пересечь густые леса Вогезов, преодолеть крутые подъёмы и не менее сложные спуски. Лотарингия оставалась позади, а впереди лежал один из крупнейших городов Священной Римской империи.
Этьен, едущий рядом с Изабель, задумчиво смотрел на дорогу.
– В Страсбурге тебе нужно быть осторожной, – произнёс он после долгого молчания. – Это не Париж, здесь другие законы, другие обычаи.
Изабель кивнула, крепче сжимая поводья. Она чувствовала, что приближается к тому, ради чего покинула родной дом.
Лес Вогезов встретил путников молчаливой, величественной тишиной. Высокие дубы и буки, сплетаясь кронами, заслоняли небо, оставляя лишь узкие полоски света, пробивающиеся сквозь листву. Здесь воздух был другим – сырым, прохладным, напоённым запахами мха, смолы и влажной земли.
Дорога постепенно поднималась вверх, извиваясь между стволами вековых деревьев. Широкий тракт, казавшийся надёжным у подножия холмов, теперь сузился до тропы, покрытой опавшими листьями. Под копытами лошадей потрескивали ветки, а редкие лучи солнца, пробиваясь сквозь зелёный полог, создавали причудливые узоры на земле.
Чем глубже они уходили в лес, тем гуще становились заросли. В некоторых местах деревья росли так плотно, что дорога почти терялась среди подлеска. Изабель с любопытством разглядывала окружающий пейзаж: мохнатые стволы, покрытые зелёной порослью, огромные валуны, будто рассыпанные великанами, заросшие папоротником и лишайниками.
Иногда тишину нарушал дятел, стучавший по коре, или пронзительный крик какой-то невидимой птицы. Лес жил своей жизнью, словно не замечая чужаков, пробирающихся по его тропам.
– Здесь легко заблудиться, – заметил Этьен, осматриваясь. – Даже опытные путники порой сбиваются с дороги.
Он был прав: стоило свернуть на шаг в сторону, и деревья сомкнулись бы, скрывая всё за стеной зелени.
Они миновали старый полуразрушенный мост, перекинувшийся через горный ручей, и углубились в самую чащу. Здесь воздух был ещё прохладнее, а в тени деревьев лежал туман. Корни деревьев, вылезая наружу, словно скрученные змеи, мешали движению, и лошади нервно ступали по влажной земле.