ЗИМА
Хоть мама и говорила всем, что мне только шестой год, я думал, что живу на свете давным-давно. Просто у взрослых время другое. Моя бабушка всё вздыхает: «Ох, как время летит!» А где же оно летит, когда оно совсем не двигается! Начинается день утром, и неизвестно, когда вечер настанет. А уж какая зима длинная! Да ещё когда знаешь, что у тебя весной день рождения и тебе исполнится настоящих шесть лет! Это мне исполнится шесть лет. Весной.
А пока зима. На улице мороз, и бабушка опять не пустила меня погулять. Бабушка добрая, но мороза боится больше, чем я. Тогда я протаял на морозном стекле окошечко и стал смотреть.
Весь наш посёлок в снегу. За посёлком – поле, где прошлым летом, словно жёлтое озеро, волнилась рожь. Теперь это поле под снегом.
За полем – хмурый и заснеженный лес. А за полем, там где встаёт утром солнце, – Москва. Там я ещё не бывал, но очень хочу побывать.
Чаще всего я смотрел вниз на другое поле, у подножья холма. Это поле называлось «лётным», так мне папа сказал. А он, конечно, лучше всех знал его, потому что сам был военным лётчиком. И самолёт его, истребитель, стоял на этом поле.
Я много раз просил папу покатать меня на самолёте. Но папа говорил, что я ещё маленький. Вот исполнится мне шесть лет, тогда мне нужно будет прожить ещё два раза по столько, и лётная семья сама примет меня. Я спросил, что такое «лётная семья». Папа подумал и сказал:
– Видишь, высоко-высоко самолёт летит? А лётчик в том самолёте мне вроде бы брат. И во всех других самолётах, что летают над нашей большой страной, – мои братья. Все мы – лётная семья!
– Такая большая? – удивился я.
– Она ещё больше! – рассмеялся папа.
И объяснил: и те, кто давно летал, и те, кто будет летать потом, – например, я, когда вырасту и стану лётчиком, – это одна большая семья.
Вот почему я так ждал, когда мне исполнится целых шесть лет. Потому что потом мне будет ещё столько и ещё столько, и я стану настоящим лётчиком. Буду я тогда ходить в кожаном пальто, в унтах и в меховом шлеме с очками.
И кататься на самолёте буду с утра до вечера, весь длинный-длинный день.
ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ
Мне купили лыжи. В выходной мы втроём – папа, мама и я – пошли кататься. Я так обрадовался, что даже солнце на улице стало больше. Прямо от нашего дома, взявшись за руки, мы покатились по склону холма. Ехали очень быстро. Мама всё время испуганно вскрикивала. Папа смеялся. А я молчал. Потому что боялся упасть.
А упали все вместе: сначала мама, потом я, потом и папа. Такая куча-мала в снегу получилась! И, оказывается, я совсем не испугался, а даже развеселился.
Тогда папа стал учить нас съезжать с горы. Сам он катался замечательно. И казался мне ещё сильней и смелей, чем всегда. А мама упала два раза, вывалялась в снегу так, что на снеговика стала похожа, и сказала, что с неё достаточно.
Папа стал учить меня одного. И всё удивлялся, какой же я неумелый. Пришлось мне объяснить ему, что лыжи-то мои совсем новые, они ещё не привыкли ко мне. Поэтому и едут всё время не туда, куда я хочу.
Папа рассмеялся и согласился со мной. И он всё учил меня, учил, а я всё падал. Мама рассердилась и сказала, что и мне достаточно. А папа ей ответил, что будущий лётчик должен уметь не только летать, но и падать и вставать. И хоть падать я уже совсем научился и вставал почти сам, я подумал: папа лучше знает, что нужно лётчику. Раз нужно, буду падать и вставать.
Потом папа сделал настоящий трамплин: нагрёб снег в кучу, притоптал его лыжами, разогнался сверху и полетел!
Я даже глазам своим не поверил! А он снова разогнался и снова полетел. Тут и мне захотелось хоть чуть-чуть полетать.
Я тоже взобрался на гору, так же как папа, разогнался и… Что было потом, я не понял – меня словно большой подушкой сзади ударили. Выбрался я из сугроба, рядом папа стоит. Хохочет.
– Нет, сынок, – говорит. – Лыжи – это не самолёт. На лыжах на две точки надо приземляться, а не на три!
Мне и обидно, что я упал, и радостно, что хоть немного, а летел. Папа меня даже поздравил с первым полётом.
Когда шли домой, папа сказал, что весна не за горами. Я посмотрел на поле, на лес, на вершину холма, ничего не понял и спросил, где же весна.
– Рядом! – сказал папа. – Не сегодня-завтра постучится к нам!
А мне стало жалко, что зима уходит: так и не успеют лыжи ко мне привыкнуть!
ВЕСНА
Стало на улице больше солнышка. Побежала с сосулек капель. Снег, ещё совсем недавно пушистый и белый, весь пропитался водой, осел, стал серым и жёстким. Перед нашим домом разлилась огромная лужа. Я сразу понял, что наступила весна.
Лыжи папа убрал, но я не расстроился. Потому что, если весна, то, значит, скоро мой день рождения. И мне будет не шестой год, а полных шесть и даже седьмой. А ещё меня папа научил делать из газеты бумажные кораблики. У меня их уже целая эскадрилья. А может, эскадра? Ну, всё равно – много!
С утра я взял свою эскадру, пошёл на улицу. Весь день пускал кораблики в луже.
Иногда кораблики застревали на мели. Я лез в лужу, снимал их с мели и снова пускал.
Когда я пришёл домой, бабушка посмотрела на меня, заохала, потому что я весь промок. Она раздела меня, уложила в постель, напоила горячим чаем и всё щупала мне лоб. Рука у бабушки была холодная, меня даже знобило от неё.
На другой день я узнал, что заболел. С утра до самой ночи лежал я в постели и расстраивался. Потому что весна пройдёт без меня. И все мои кораблики уплывут. И даже свой день рождения не увижу я из постели.
Но мама меня успокоила. Оказалось, что весна будет долгая, ко дню рождения я ещё десять раз выздоровею. А зачем мне десять раз болеть? Я один-то раз заболел, и то весь расстроился.
Потом я спросил маму, что такое «день рождения». Мама объяснила, что в этот день я родился.
– А как я родился?
Мама засмеялась и ответила:
– На парашюте с облака спустился, я тебя и поймала.
Я почему-то не помнил ни себя на облаке, ни парашюта.
Неужели я до своего рождения был такой смелый? И почему мне ни разу не говорили, что у меня был парашют? И где он теперь?
Я спросил об этом маму.
– Тебя взяла я, – ответила мама. – А парашют твой взял папа.
– Папа тоже с облака прыгать будет? А ты будешь его ловить? Ведь папа большой. И тяжёлый!
– Папа не будет прыгать. У него очень надёжный самолёт. Ну, спи.
Я закрыл глаза. А сам подумал: «Непонятно, почему у меня был самолёт ненадёжный? А может, кто-то хотел проверить, смелый я или нет? Ведь в семью, где папа лётчик, труса не возьмут. Я, наверно, тогда был смелый. Теперь-то с облака я не прыгнул бы. Даже с парашютом».
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Однажды я проснулся и сразу понял – только в такой день мог я родиться. Вся комната была залита солнечным светом. Небо за окнами было голубое-голубое, какое бывает только в праздники. И я побежал на улицу, чтобы всем показаться: вот я, человек, который родился в такой замечательный день. И мне сегодня уже шесть лет, а завтра пойдёт седьмой год.
Но на улице никого не было. И я заскучал. А тут ещё появилась большая белая собака. Она села недалеко от меня и стала смотреть на меня, зевать и облизываться. У собаки была такая огромная пасть и такие большущие белые клыки, что мне стало совсем скучно. Я тихонько ушёл домой.