Деяние Луны

Нина Самохина

– Не умирай! – кричал кто-то, пробиваясь через боль, что терзала сознание. – Пожалуйста. Не надо.

«Что? Кто это?»

Сознание шныряло по памяти, пытаясь собрать осколки воедино, но ничего не выходило. В голове пылало пламя, пируя на останках моего прошлого.

«Как же больно! Почему так?»

Хотелось кричать, молить о пощаде, но губы прилипли друг к другу, и жёсткая корка, словно липкий скотч, тянулась от них к носу, мешая дышать.

– Нина?! – незнакомый голос прорвался сквозь муки, прохладными слезами падая на тлеющее тело, пытаясь этими крохами затушить разбушевавшийся огонь.

«Прости», – я так желала открыть глаза, чтобы взглянуть на того, кто стискивал меня в крепких объятьях, громко стеная. Но пламя поглотило всё, превратив мягкую оболочку в чёрный саркофаг.

Лишь сердце выжило в этой борьбе, содрогаясь от боли, и отсчитывая последние мгновения жизни.

Тудум, тудум, тудум… пело оно, постепенно затухая, как искра, брошенная в жертву ветру, и мой не пожелал раздуть её снова, а приноровившись,холодным дуновением затушил слабое пламя.

Но в последний момент, когда сознание ещё пыталось уцепиться за ощущение пальцев, что нежно гладили по руке, странный терпкий запах проник в нос, пробиваясь через смрад мёртвых тел.

Он был знаком мне, но в тоже время чужд, и потому требовательно взывал из забытья к памяти, словно друг детства, который почему-то оказался потерян среди моих воспоминаний.

«Вспомни, – пронеслось в голове, – ну же».

«Ты, – я напряглась, наблюдая, как начала светлеть тьма перед глазами, будто солнце на моём горизонте, являя свои лучи миру. – Кто ты?»

Я желала знать ответ на этот вопрос, и потому отчаянно вглядывалась в голубое небо, возникшее передо мной, и в огромные кедры, что подпирали его своими верхушками.

«Сон? – взгляд удивлённо устремился к маленькой церквушке, из приоткрытой двери которой вился аромат ладана. – Или нет? Разве, когда спишь, ощущения могут быть настолько живыми?»

«А может прошлое? – произнёс голос внутри, – что не наступило».

Раздался треск за спиной, словно кто-то ворочал могучие деревья, и я обернулась, не чувствуя страха или того, что могло бы меня отшатнуть от огромного чёрного волка, что появился на утёсе.

Он был настолько огромен, что мог с лёгкостью закусить слоном, не особо утруждаясь в разделке мяса. Ведь клыки, которые выглядывали из пасти, были с мою ладонь.

Животное припало к земле, слегка оскалившись, демонстрируя розовый язык, который скользнул по морде.

«Как большая собака»,– пронеслось в голове, и стопы сами направились к нему по хвое, что мягким ковром устилала тропу.

Хвост слегка приподнялся и вильнул в сторону, а во взгляде золотых глаз промелькнули озорные огоньки.

«Кто ты?» – снова повторила я, чувствуя, что сердце искало именно его в этой глуши, мысленно взывая к существу, но не называя того по имени.

– Хочешь поиграть? – губы сам складывались в слова, моим голосом выкрикивая их животному.– Давай! – и лукавая улыбка расползлась на лице, приглашая волка.

А когда тот вскочил, радостно рыкнув, моё тело рванула в лес, следуя по тропе, что петляла меж толстых стволов, то теряясь среди поваленных кедров, то взбираясь на высокие холмы.

Каждый раз их моей груди исторгался смех, когда до ушей доносился грохот. Могучему животному явно было неудобно в столь узком пространстве, и потому он крушил всё, что мешало передвигаться, разнося в щепки гниющие поленья и с треском ломая ветви, которые пытались его задержать.

– Поймал! – внезапно раздалось сзади, ошеломляя человеческой речью, и сильные руки резко потянули назад, привлекая к груди.

Пряди волос, всё ещё повинуясь движению, взметнулись вперёд, смешиваясь с чёрными волосами. Тьма на коричневой земле, такая тёплая и обволакивающая, как и он.

– Нина, – голос настойчиво взывал ко мне снова и снова, вырвав из забытья своими интонациями, и холодной ладонью, что легла на лоб, ласково скользнув по коже.

– Просыпайся, засоня, – тихий шёпот прозвучал в ухе, и тягучий смолистый аромат скользнул в нос, оседая там терпкостью.

«Не уходи», – рука потянулась вперёд, хватая плотную ткань, боясь, что незнакомец снова уйдёт, и запах растворится в пространстве.

– Ты, – распахнув глаза, я осеклась, потрясённо взирая на Данилу, который был удивлён не меньше меня.

Рука сразу разжалась, и ноздри затрепетали, втягивая воздух, пытаясь уловить среди чужих ароматов тот самый, что заставил пробудиться и вскочить, который был так знаком и так …чужд.

Но ничего не было, то дуновение оказалось призраком из воспоминаний, чужим одиночеством, которое тёмным пятном легло на сердце.

Если оно не моё, тогда чьё же? Почему так плохо от того, что не могут почувствовать его вновь?

– Прости.

– Ты как? – Валентина хлопотала рядом, совсем на замечая наши сконфуженные лица, задавая странные вопросы Катерине, что стояла у изголовья кровати, на которой находилась я.

– Не знаю, – взгляд прошёлся по комнате, в спешке восстанавливая события: завтрак, дрова, а что потом? – Как я?

– Тебя брат принёс, – малышка счастливо рассмеялась. – На руках, как невесту.

«Брат?» – на миг в душе шевельнулась надежда, но вопрос так и не был озвучен, потому что я знала ответ.

– Он так за тебя беспокоился, – не унималась та, – принёс в комнату, позвал маму, даже сам бегал за лекарством к Тоне

«Зачем ты это сделал?» – взор вперился в лазурное небо, обрамлённое чёрными ресницами, и в душе начала подниматься досада.

Я не хотела помощи, тем более от того, кто терпеть меня не может.

«Что за лицемерие?»

«Скажи лучше спасибо, – голос разума пытался воззвать к совести. – Он мог бы оставить тебя там».

«Так было б лучше».

Не знаю, откуда эта злость, но сейчас моё сердце растерзанно на множество кусков, и большая их часть была не здесь. Видимо они потерялись там, среди жара и горьковатого аромата.

«Ненавижу», – губы беззвучно сложились в страшное слово и небесную гладь позолотила рябь.

Тот аромат… Я не могу простить ему это наваждение. Понимаю, не его вина, что сон тому причиной, но душа так стонет, что хочется кого-то обвинить. Так почему не того, кто сам окутан этим чувством?

– Я думаю, всё в порядке, – взгляд рванул в сторону, избегая встречи с густой синевой. – Можете не волноваться.

– Врунишка, – Валентина коснулась моего лба рукой. – У тебя лихорадка. Так что будь добра и лежи в кровати, – уголки губ приподнялись в ласковой улыбке. – Я всё равно тебе не позволю выйти из комнаты.

Увидев понурый взгляд Кати и насмешку Данилы, я поняла, что в устах их матери – это приговор.

И за пару часов смогла убедиться, что дотошная бабушка с её мазями и лекарствами оказалась просто божьим одуванчиком, по сравнению с Валентиной.

Та, когда дело касалось здоровья, превращалась в жуткого параноика, реагируя на высокую температуру очень болезненно. Считая, что тридцать восемь – это не попытка организма справиться своими силами, а уже настоящая агония, и потому постоянно придумывала новые способы сбить её.

В ход шло всё, народные средства, какие-то лекарства, которыми Валентина хвалилась, сообщая, что это последняя разработка учёных, которая может поставить даже слона на ноги в считанные секунды. Может быть, ему это и помогло бы, но для меня все эти фирменные штучки с неизвестными названиями были бесполезны.

Не знаю, что тому была причиной, нетерпеливость женщины, которая считала, что лекарство должно действовать сразу же или не действовать вообще, или страшная помесь с наследием предков, которые горьковатым привкусом прожигали язык.

Ведь для Вали было невыносимо подождать хотя бы тридцать минут, и потому новые порции различных отваров постоянно проникала в мою глотку.

Её муж с нескрываемым сочувствием бросал на меня взгляды, видимо, прекрасно зная, на что способна его благонравная.

«По крайней мере, я знаю, от чего умру», – не скажу, что эта мысль утешала, но когда лежишь на кровати в полной изоляции от внешнего мира, и единственный собеседник – это кружка очередного варева, то начинаешь смотреть на реальность весьма сурово, прикидывая, сколько пациентов погибло от рук такого сердобольного врача.

К обеду, благодаря Валентине, моё состояние только ухудшилось. Тело отказывалось подняться, реагируя на любое движение приступами тошноты и обмороками.

Решив, что причина в этом частое общение с Катей, которая, в перерывах между делами, забегала поболтать, женщина наложила мораторий на наше с ней общение.

– Она слишком подвижная и будет тебя провоцировать на действия, – аргументировала Валентина, объявив о постельном режиме.

Наши мольбы её не волновали. Видимо, строгость шла об руку с паранойей, и легче было винить действия дочери, чем слушать мои стенания о том, что очередная капсула ввергнет и без того слабый организм в ещё больший хаос.

А жаль, ведь малышка была единственным человеком, кто уделял мне внимание, и с кем было приятно общаться, но теперь меня лишили даже её.

Пытаясь чем-нибудь себя занять, я рассматривала узоры на потолке и думала о происходящем.

Даже не верилось, что несколько часов вместили в себя столько событий.

Ведь ещё вчера я была у себя дома и играла с Романом в очередную стрелялку, выводя его из себя своими ошибками, а теперь…

– Неужели город настолько далеко? – прошептала я, вспоминая свои блуждания по лесу. – Сколько километров можно пройти в таком состоянии? Пять, шесть? Или больше? Разве возможно настолько удалиться от него?

Мысли путались в голове, вызывая притуплённую боль, которая всегда появлялась каждый раз, когда вопрос не находил ответа. И болото из сомнений и страха начало медленно затягивать в себя, слепляя думы в вязкий комок, и не давая шанса выплыть среди бури эмоций.

В этот момент меня спасли чужие голоса. Они отвлекли сознание писклявыми интонациями, что резко контрастировали с промозглыми нотами, уже знакомыми мне.

«Данила», – с губ сорвался смешок и внутри опять шевельнулась злость за утренний обман.

Чувствую себя ёлочкой. Не могу убежать, чтобы спрятаться от опасного дровосека, который наматывает круги вокруг меня, приноравливаясь к стволу.

Эти хороводы так надоели! Ведь даже запреты не могут отдалить нас друг от друга, им не под силу спрятать меня от пронзительных глаз. Потому что, даже не видя его, я чувствую незримое присутствие, словно тот холод, что проник сквозь двери, оставил метку, которая временами жарко пылает.

– И где она живёт? – выпалила блондинка раздражённо. – У Кати?

– Не совсем, – неохотно произнёс парень, представляя, во что ему обойдётся сообщение о том, что та живёт с его братом.

– Тогда где? – уже напряглась Лидия, напряжённо теребя прядь пшеничных волос. – С тобой?

«Неужели?» – Светлана нахмурилась, перекинувшись взглядом с подругой. Они знали приверженность Константина к его территории, то, как трепетно он оберегал свою комнату, пуская туда лишь избранных.

Лидия всегда мечтала оказаться там, в святая святых парня, который так нравился ей, что готова была пойти на всё. Сколько раз она предлагала ему себя то лёгкими намёками, то бросаясь откровенными фразами, но дальше флирта дело не заходило.

Принц всегда шутил, забавляясь её привязанностью, лишь изредка позволяя ей чуть больше, чем остальным.

Когда он был в настроении, то мог приласкать, сводя с ума поцелуями–укусами, подводя к грани безумства. В тот момент, казалось, ещё мгновение и они продолжат в одной постели, но каждый раз всё обрывалось. Он смеялся над ней, над её чувствами, отмеривая всегда одинаково, не заходя дальше положенного, будто там, где-то внутри, у него были весы, что кричали «Стоп» из раза в раз, не давая ему увлечься.

– А кто это в окне?– удивлённо произнесла Миса, указывая куда-то пальцем.

Девушка обернулась, обращая свой взор на силуэт в окне, который вздрогнул от обильного внимания и нерешительно махнул рукой.

– Она живёт с ним?! – завопила Лидия, светлые глаза покрылись льдом, сквозь который сверкнул узкий зрачок. – Как вы такое допустили? Чтобы он жил с этой оборванкой. Он же принц!

Она не могла поверить в то, что кто-то чужой, даже чужеродный, прибывший только вчера, смог отобрать у неё самоё ценное.

«Да что эта мерзавка о себе возомнила?» – такое Лидия простить не могла и не хотела.

– Родители предложили сами, – Данила безразлично пожал плечами. – Да и какая разница. После свадьбы ведь всё равно окажутся вместе. Сама понимаешь, никто не в праве нарушать традиции.

– Это мы ещё посмотрим. Я никогда не поверю, что эта чукча станет его женой! – Лидия с ненавистью смотрела на соперницу, удивляясь слепоте Кости.

Ну как он мог позволить этому находиться рядом с собой? Такого просто не может быть. Потомок Ульвальда не может быть настолько слеп, и предпочесть какую-то неряху ей.

– Ты считаешь, что она достойна его?

– Мне плевать, – от его слов веяло стужей, она пронизывала девушек, и, казалось, завывала в ушах. – Главное, чтобы мне не мешались, – развернувшись, юноша направился к дому. – А ты уже порядком надоела.

– Да как так можно! – Лидия рассерженно пнула стоящее рядом дерево, чем вызвала удивлённые взгляды подруг. Ветки задрожали, и пушистые хлопья снега обрушились на голову, украшая её сверкающей короной.

– Оно того не стоит, – рассудительно произнесла Светлана, уже оценившая гостью по шкале привлекательности. Успокоившись тем, что та не дотягивает и до трёх, девушка расслабленно наблюдала за выходками подруги. – Просто поговори ещё раз с дедом.

– Так и сделаю, – Лидия улыбнулась, блеснув клыками.

Да, так и нужно сделать. Ведь дедушка ни за что не покинут свою любимицу. Он поможет, он всегда так делал.

Но сердце дрожало, не внимая словам, и это было странно, потому что малахольная девчонка не могла быть ей соперницей, её вид был неспособен на это. Так почему тогда так страшно? Почему ненависть окутывает сердце, когда взгляды пересекаются с той, кто всё ещё взирает на них со второго этажа.

– Поздравляю, ты нажила себе первых врагов! – Данила радостно хлопнул по моему плечу и, выглянув в окно, помахал девушкам, что стояли возле белой берёзы.

Я так старалась смотреть на белоснежный ствол, украшенный чёрными пятнами, что вновь и вновь натыкалась на яростный взор, который с ненавистью впивался в меня, будто поглощая каждую чёрточку.

– Я редко кому нравлюсь, – поднявшийся ветер растрепал золотые волосы, кидая пряди в лицо. – Красивая.

Даже отсюда можно видеть, насколько гармоничен её облик, как плавно скроены черты, ластясь друг к другу.

«Какое невинное личико. Наверное, много парней потеряли от него голову, – зависть ядовитой змеёй ужалила сердце.– Конечно, куклы нравятся всем».

– Этого у неё не отнимешь, – проворковал Данила, насмешливо вскинув брови. – Скажу тебе по секрету, она пассия брата. Одна из тех, кто хочет быть его девушкой.

– О, так место ещё вакантно? – не знаю, откуда хватило сил на сарказм. – И чего ей не хватило? Мозгов или умения?

Смех, вырвавшийся из груди парня, удивил меня:

– Не скаль зубки, боюсь, обломаешь о таких хищниц.

– А с чего ты волнуешься? Думаешь, что папочка отшлёпает за плохое отношение к гостье?

«Кажется, меня понесло», – хочется остановиться, самой себе закричать «Стоп!», но рот продолжал открываться и сыпать колкостями.

Раздался скрежет, словно камни елозили друг по другу, и белые зубы показались из под приподнятых губ:

– Хватит.

Его рука стремительно метнулась к шее, охватывая пальцами гортань:

– Ещё слово и я сломаю тебе челюсть, – он говорил спокойно, словно беседовал о погоде, но глаза были готовы заморозить меня.

«Давай, ну же», – мы смотрели друг на друга, не отводя взор, и от ощущения скрытой угрозы становилось так жутко, что хотелось закрыть глаза и спрятаться за ресницами, но такую слабость я не могла себе позволить.

«Ой, дура!» – взвыл разум и нырнул в потёмки, понимая, что пламя, которое разгорелось внутри, нельзя потушить простыми словами.

Меня так неодолимо влекло к этому человеку, что хотелось протянуть руку, но в тоже время что-то внутри не давало этого сделать, постоянно отталкивая, прогоняя, заставляя бросаться с ним в спор, как в омут, теряя голову, теряя себя.

– Так чего ждёшь? Или боишься? Раз так, то не бросайся словами. Хватит пугать!

– Так жаждешь боли?

В глазах разом помутнело, когда Данила сжал сильнее и судорожные вдохи сорвались с губ, пытаясь наполнить лёгкие кислородом. Я знала, что он мог переломить шею одним движением, если бы хотел, но парень всё медлил, желая мучить меня, давая сполна насладиться своей беспомощностью.

– Я тебя не боюсь, – прохрипела я, через силу выдавливая слова, ощущая, как ошейник из плоти затягивается всё туже.

Что это? Эти слова звучат так знакома, словно кто-то внутри говорит их вместе со мной, вызывая странное чувство дежавю.

– Врёшь, – его шёпот раздался рядом с ухом, и пряди задрожали от тёплого дуновения. – От тебя разит страхом.

Боль острым кинжалом пронзила голову, дробя сознание, окрашивая всё вокруг тьмой, и на миг знакомый аромат снова затрепетал рядом, невидимой дымкой скользнув в ноздри.

«Что происходит? – странные картинки шныряли в мыслях, пытаясь создать единый узор, но каждый раз пазл не подходил и всё ломалось, лишь очередной вспышкой озаряя вязкую тьму.

– Где я? – глаза распахнулись, желая встретиться с потемневшей лазурью, но вместо них в мои очи смотрело чистое золото, огненными всполохами опутывая вертикальные зрачки.

– Убью тебя, – боль обожгла щёку, когда длинный коготь прошёлся по ней, разрезая тонкую кожу.

– Где я? – пальцы сжали руку, пытаясь оторвать её от шеи, но даже мускул не дрогнул в ответ. – Отпусти.

«Где Данила?» – ладони вспотели, и сердце так бешено колотилось, как будто сейчас разорвётся, не выдержав потока крови, что хлынул в неё.

Тёмные пряди скользнули между нами, когда он наклонил голову и сморщил нос, словно я была мерзким насекомым, которое было держать противно.

«Что происходит?»

Ещё мгновение назад я была в светлой комнате на втором этаже, но сейчас вокруг полумрак, и запах плесени лезет в нос.

«Пусть лучше Данила», – страх расползался по телу, замораживая мышцы, превращая его в деревянного истукана, который от ужаса не мог пошевелиться, и оставалось лишь взирать в искрящийся янтарь, надеясь, что мучения не продлятся долго.

Но так не хочется умирать. Боже… легче сопротивляться человеку, чем впадать в ступор от того, что не можешь понять кто или что перед тобой.

– Умри! – дрожащее пламя выхватило из мрака огромные клыки, которые показались из распахнутой пасти.

– Нет! – собрав остатки силы, я дёрнула держащую меня руку, пытаясь врываться, отклоняясь в сторону от смрадного запаха, что шёл изо рта существа. – Не хочу!

Зубы лишь царапнули шею, но в следующий миг пальцы сжались на ней сильнее, и клыки вонзились в плечо, с силой продавливаясь в глубину.

– Нет! – боль была похожа на ожёг, она горячим пламенем распространялась по телу, дав ощутить, как под сильным давлением разрываются сухожилия и трещат кости.

«Боже, да он сожрёт меня живьём. Не хочу умирать! Нет, нет, нет!»

– Нина?!

Я вздрогнула от звука собственного имени и глаза распахнулись, стирая темноту. Но рядом, вместо чудовища оказался тот, к кому взывала, кого просила быть на его месте. Только теперь вместо сверкающей голубизны на меня взирал штормовой океан.

– Я… Я… – тело дрожало, как листок на осеннем ветру, и по спине скатывались холодные капли, впитываясь в мягкий пояс хлопковых штанов.

– Эй!

– Я… – свернувшись калачиком на кровати, я не могла заставить зубы перестать отбивать барабанную дробь. – Мне так больно, так больно.

Зубы вонзились в кулак, не давая закричать от страха. Ведь ощущения ещё жили, они не пропали вместе с пробуждением и там, где были клыки существа, всё ещё пылало. И потому я боялась, что если протяну руку, та окрасится в алый цвет.

– Успокойся, – руки парня обвили тело, поднимая с кровати. – Всё хорошо.

Они так сильно прижали к крепкой груди, что судороги пропали, затерявшись в жарких объятьях.

– Я, – приглушённый всхлип сорвался с губ, являясь лишь предвестником той истерики, что бурлила внутри, – так испугалась.

– Прости, – тиски сжались еще сильнее, и щека коснулась моего затылка.

Тудум-тудум-тудум. Я уткнулась ему в грудь, позволяя себе минутную слабость. Только сейчас. Ещё немножко. Потом мы снова будем ненавидеть друг друга, а сейчас просто отдохну.

– Всё из-за тебя. Ты постоянно меня пугаешь, – мой голос вместо того, чтобы звучать яростно, почему-то был похож на слабое ворчание.

– Знаю, прости.

– Никогда.

– Вижу, приходишь в себя.

– Испугался родителей? Поэтому… – я никак не могла подобрать слово, мягок, нежен, что именно? – Помог?

– Тебя прошлое ничему не учит, – грудь вздрогнула, и я услышала тихий смех. – Нет, временами бываю волонтёром.

– Значит, мне повезло, – я смотрела в окно, не желая покидать объятья. – Наверное, это хорошо.

Руки вздрогнули и стиснули сильнее, принося боль, но это было приятно. Она дарила защиту, убеждая в том, что не так то легко будет вырвать из крепких тисков:

– Может быть.

– Данила, – я вскинула голову, оказавшись настолько близко к его лицу, что смогла разглядеть, как линии в радужке то скрещиваются, образуя лепестки, то закручиваются тугой спиралью. И там, в глубине, был только лёгкий бриз, приглашающий к себе отдохнуть.

Голова парня дёрнулась, клюнув носом в щёку, и тут же зрачок разросся, стирая линии, пряча всё за тьмой.

– Мне пора, – Данила вскочил с кровати, выглядя ошеломлённым, и спешно направился к двери. Только перед тем, как закрыть её, бросил на прощание. – Лучше поспи, иначе мама вновь вольёт в тебя очередную гадость.

Данила Орлов

Было уже поздно, когда семья села ужинать, и Данила поразился тому, насколько усталой выглядит мать.

– Может присядешь? – участливо предложил юноша, одной рукой отодвигая стул, но женщина в ответ лишь отрицательно мотнула головой.

– Не волнуйся, я в порядке.

«А я волнуюсь, – подумал он, бросив искоса взгляд на отца. – Неужели ты не видишь, как она устала?»