Коммуналка на Петроградке
- -
- 100%
- +
Несмотря на то что в какой-то момент блог был закрыт, жанр блога продолжал влиять на форму, в которой по-прежнему писался текст. Но влиял он на эту форму лишь отчасти, как один из нескольких вышеперечисленных жанров – антропологии/этнографии, художественной прозы, фактографии и документального и этнографического театра (это перечисление, безусловно, не исчерпывает жанровых особенностей текста). Пересекаясь с каждым из этих жанров, данный текст не совпадает ни с одним из них полностью – ни по форме письма, ни по замыслу, ни по этическим и исследовательским принципам, ни по художественной составляющей. Поэтому не совсем правомерно оценивать этот текст с позиции других жанров, например, этических норм только этнографии.
***Жанр, в котором написан этот текст, отличается от перечисленных жанров как минимум по двум причинам. Первой причиной является то, как авторы воспринимают особое пространство коммуналки. В отличие от коммуны, хипстерского сквота или группы друзей, снимающих общее жилье, большинство коммунальных соседей оказалось вместе по случайному стечению обстоятельств. Хотя здесь, безусловно, складывается более-менее единое культурное пространство, говорить о солидарном сообществе трудно. Проводя много времени в этом пространстве, соседи тем не менее разобщены. Социальная близость здесь сосуществует с атомизацией, а возникающие приятельские отношения – с соперничеством, раздражением и безразличием. Тут многие наблюдают за многими, и все обсуждают всех. В этом контексте, как, видимо, кажется авторам, рассказать соседям о проекте и предложить им его комментировать – означает сделать проект невозможным и разрушить с соседями отношения.
Возможно, авторы правы. Возможно, приглашение соседей участвовать в проекте, в котором описываются их быт, поведение, отношения и язык, вызовет у них отторжение. Правда, как вам скажут антропологи, имеющие опыт полевых исследований в разных контекстах, такой вывод далеко не очевиден, и многое зависит от того, как сформулировать тему этнографии. С другой стороны, проводить какие-то части этнографического наблюдения, не включая в него комментарии наблюдаемых, не редкость и в самой антропологии. Существует множество ситуаций, в которых открыто проводить этнографию становится невозможно, неэтично или небезопасно. Поэтому неверно было бы настаивать на одинаковых правилах этнографии в каждой ситуации, превращая их в «фетиш», не зависящий от контекста14. Но тем не менее, занимаясь наблюдениями и публичным описанием, надо стремиться следовать базовому принципу – не навреди. Его хорошо сформулировала антрополог Зинаида Васильева: «Если принять метафору хирургической практики применительно к науке, важно помнить, что антрополог/этнограф, в отличие, скажем, от историка античности, „режет по живому“, „без наркоза“15». Можно ли данный проект отнести к ситуациям, в которых участвующее наблюдение невозможно? Следует ли он базовому принципу этнографической этики? Насколько важна для него эта этика? Ответить на эти вопросы непросто, но этическая дилемма здесь есть и ее стоит обсуждать.
Второй и самой важной причиной, по которой этот текст отличается от всех перечисленных жанров, является желание авторов не столько или не только описывать коммуналку, взаимоотношения людей или изменения своего «я» в коммунальном контексте, сколько экспериментировать с природой, формой и процессом письма как такового. Это желание ощущается в разных частях текста в большей или меньшей степени, но оно всегда присутствует. Если смотреть на этот текст под таким углом, то видно, что объектом наблюдения авторов становится не окружающая реальность, а непосредственный процесс письма, возникающий из взаимодействия с этой реальностью. То, что авторы относятся к живым людям, присутствующим в тексте, как отчасти вымышленным персонажам, связано, мне кажется, с этой особой ситуационностью авторского взгляда – с тем, что этот взгляд смотрит не на окружающий мир, а на природу письма через призму этого мира.
Однако этот вывод тоже верен лишь отчасти. Очевидно, что авторы могут рассматривать природу текстуальности и процесс письма через призму окружающего мира именно потому, что они погружены в мало привычную им реальность и окружены живыми людьми, которые кажутся им необычными, непривычными, играющими роль «других». Один из читателей авторского блога написал в своем комментарии: «Все персонажи настолько фриковые», что в них появляется «своя магия». Этот комментарий оставлен нашей общей хорошей знакомой, которую невозможно заподозрить в классовом снобизме. Суть комментария не в том, что «другие» выглядят аутентично странными и потому интересными, а в том, что авторский взгляд на реальность вообще, благодаря наличию этих персонажей, становится иным взглядом, нетрадиционным, ненормальным, а потому продуктивным (магическим). Но вновь возникает вопрос: насколько оправданно (этически, методологически, художественно) использовать «инаковость» людей в качестве приема по исследованию авторского взгляда и жанров письма? На этот вопрос у меня тоже готового ответа нет, но его тоже стоит обсуждать.
Еще один вывод мне кажется важным. То, что авторский взор устремлен в первую очередь на текст через призму «необычной» реальности, приводит к интересному результату на уровне процесса письма. Этот процесс можно рассматривать как эксперимент по доведению каждого из перечисленных жанров письма до предела, за которым эти жанры начинают меняться и преобразовываться друг в друга. Онлайн-блог превращается в этнографическое наблюдение, но при этом этнография наследует от блога нехарактерные для нее принципы и методы, которые в традиционной этнографии были бы неприемлемы. Относясь к реальным живым людям как к художественным персонажам, этнография, в свою очередь, превращается в театральную пьесу. Но пьеса наследует у этнографии необычную для пьесы глубину наблюдения изнутри, а у блога – метод публичного подглядывания за живыми героями без их ведома. Театральная пьеса, в свою очередь, преобразуется в книгу с художественным нарративом и особой поэтикой языка, а книга превращается в теоретический текст, полный метакомментариев, самоанализа и методологических обоснований. Эти жанровые преобразования в тексте происходят не поступательно одно за другим, а спорадически, проявляясь в разных частях текста и в разных формах его публичного существования.
Именно междужанровость и текучесть данного вида письма, мне кажется, являются его наиболее интересными и продуктивными чертами. Такой подход неизбежно сталкивается с этическими, методологическими и художественным проблемами. Не все в нем продумано до конца, и что-то вызывает сомнения. Но для эксперимента это не удивительно. Текст ставит под вопрос многие общепринятые принципы и открывает пространство для дебатов на темы, которые часто остаются за скобками. Видимо, для этого авторы и затеяли свой проект. То, что они доверили антропологу написать вступление к своей книге, лишний раз это подтверждает. За что я им благодарен.
Коммуналка на Петроградке 16
Хроники коммунальной жизни Анастасии Вепревой и Романа Сергеевича ОсминкинаКоммуналка еще с советских времен являет собой образ места, где приватное и публичное смыкаются в общем «бытии выставленности», образуя «напряженный диалог» между социально и психологически разными акторами. Поэт Роман Сергеевич Осминкин и художник Анастасия Вепрева несколько лет проживали в одной из коммунальных квартир на Петроградской стороне Петербурга. Чтобы хоть как-то справляться с коммунальной действительностью, Роман Сергеевич и Анастасия завели блог, куда записывали свой опыт проживания в коммуналке в виде то ли дневниковых заметок, то ли антропологических очерков, то ли репортажей с места событий. Блог быстро обрел популярность, а письмо настолько захватило своих субъектов, что переросло в настоящее вовлеченное исследование, с той разницей, что было уже совсем не ясно – кто и кого тут исследует. Роман и Анастасия и не заметили, как из соглядатаев и подслушивателей сами стали объектами чужих глаз, ушей и разговоров. Иногда возникает ощущение, что это не наши герои описывают свой коммунальный быт и соседей, а сама коммуналка вписывает их в свою драматургическую машину, проходя через их биосоциальные тела – табачным дымом, жиром соседских котлет, укусами клопов, настенными инструкциями, протечками, детскими визгами и полупьяной игрой на расстроенной гитаре посреди коммунальной кухни. Коммунальная реальность в заметках Романа и Анастасии предстает в виде хоть и упорядоченной, но все же антиутопии, наполненной нежелаемыми аффектами и соседствами, включающими связи агрессии и близости.
Данная схема пронумерованных комнат представляет карту социальной драматургии отдельно взятой коммунальной квартиры, где каждый номер комнаты отсылает к глоссарию действующих лиц. Схема позволяет наглядно представить топологию разворачиваемых взаимодействий между персонажами (социальными акторами).
1Оксана – полненькая приземистая сибирячка 30–35 лет, доброго нрава, болтлива при выпивке, неформальный лидер и душа коммуналки.
Вадим – тучный коренастый мужчина 35 лет, дальнобойщик, после ввода налога «Платон» продал фуру и открыл мастерскую по изготовлению ключей. Суровый, но незлобивый, выпивал до обострения язвы, сейчас реже. Страдает одышкой. Брат Артемия.
Стасик – 7–8-летний полненький насупившийся мальчик, сын Оксаны от первого брака и приемный сын Вадима. Чтобы стать чуть более бесстрашным, записался на карате. Занимается творческой самодеятельностью.
Собачка-блохоловка по кличке Кукла – вызывает волны умиления у всех, кто ее видит. Часто бегает по кухне.
2Катя и Света – молодые девушки-медики. Работают по очереди в разные смены, тем самым решая проблему ограниченного пространства комнаты, так как почти никогда не появляются вместе.
Нина, Игорь – молодая пара. Она – худощавая вертлявая болтливая короткостриженая брюнетка 20+, мерчандайзер. Он – татуированный с ранней плешью молодой человек, простоватый, но неагрессивный. Часто ругаются на повышенных тонах между собой.
Кошка Киса – пугливое существо, никогда не покидает пределы комнаты.
Костик – мужичок с ноготок, хозяйственный, но запойный.
Тарас и Андрей. Обычные курсанты Военно-космической академии имени А. Ф. Можайского, считаются идеальными квартирантами.
3Артемий – пухлощекий инфантильный мужчина за тридцать, выпивоха и заядлый геймер в онлайн-игру «World of tanks». Работает сутки через трое в хлебопекарне. Брат Вадима.
Ольга – крепко сбитая женщина за тридцать, грубоватая, но незлобивая и отходчивая, де-факто глава семьи. Работает на кондитерской фабрике.
Сын Славик – 7–8 лет, щуплый тихоня-проказник, бойкий непоседливый мальчик, любящий носиться по квартире и включать воду и свет.
Кошка Катя – время от времени собирается с силами и старается покинуть комнату, правда, сразу же теряется и забывает, зачем ей это было нужно, и начинает прятаться.
Двоюродная бабушка Ольги. Ольга перевезла ее в коммуналку, чтобы о ней заботиться.
4Зинаида Геннадиевна – мама Вадима и Артемия, свекровь Оксаны и Ольги. Поджарая короткостриженая женщина чуть за шестьдесят, ростом ниже среднего, хирургическая сестра – работает сутки через трое, старожилка, живущая в коммуналке более пятидесяти лет. По факту является «смотрящей» за хатой: когда дома – следит за каждым шагом соседей и не преминет отчитать за малейшую, с ее точки зрения, провинность.
Собака Тотоша и два австралийских попугая.
5Настя и Рома – молодая пара, проживающая в коммуналке третий год и ведущая дневниковые записи. Настя – субтильная девушка под тридцать, приехала из Архангельска, современный художник, куратор, имеет обманчиво холодное выражение лица и индифферентную манеру держаться на людях. Рома – поэт, мужчина под сорок, член Союза писателей Петербурга, несколько лет пытается получить научную степень по искусствоведению. Невротик, наивно считает коммунальный опыт полезной вакциной от буржуазного сознания.
Из растений и животных – два алоэ, молчаливы, нетребовательны.
6Никита, Илона – молодая пара съемщиков. Рано встают и рано ложатся, много работают, делают заготовки еды на неделю вперед, в конфликты стараются не вступать.
Ваня – молодой человек под тридцать, редко выходит из комнаты, работает непонятно где, дома имеет столярный станок и часто что-то вытачивает.
Сима – родственница Оксаны и ее кот Босс – ловелас, нахал и повеса.
Жанна, ее дочь Аглая, а также 10-летний сын и бабуля-мать из Удмуртии + кот Барсик – семья, оказавшаяся в тяжелом финансовом положении и вынужденная съехаться в одну коммунальную комнату.
7Витек – запойный молодой человек лет тридцати, осветитель на Ленфильме, в трезвые периоды кроток и меланхоличен, что в сочетании с мускулистой конституцией производит странное впечатление.
Вера, Валера – пара среднего возраста, съемщики родом из Луганской области, переехавшие еще до конфликта на Донбассе. Их дети выросли и живут отдельно.
Вера – крупная короткостриженая брюнетка с низким голосом и характерным восточноукраинским акцентом. Работает горничной в отеле.
Валера – поджарый рукастый мужичок лет сорока, ниже Веры на голову, с небольшим дефектом речи, любит ерничать, неагрессивен, почти не пьет. Работает на стройке.
Кошка Муся – любопытное животное, все время желающее знать, что происходит в соседних комнатах.
2016
Январь
1 января 2016
Мы, Анастасия Вепрева и Роман Сергеевич Осминкин, открываем дневниковые записи в жанре включенного наблюдения за одной коммунальной квартирой на Петроградской стороне. Что из этого выйдет, мы сами пока не очень представляем. Присоединяйтесь к чтению этого документа, предоставляемого нам самой жизнью!
Эти грибы выросли у нас в комнате между паркетин в новогоднее «прекрасное» утро, став последним знаком о необходимости начала ведения наших коммунальных очерков.
1 января. Осминкин пишет:
Поздним утром у одного из наших соседей – Витька – началось что-то похожее на белую горячку. Я заслышал женские визги и вышел в коридор. Там я разнимал драку Витька и другого соседа, Вадима. Почти нежно я просил не устраивать поножовщины в первый же день нового года (как будто бы ее можно было бы отсрочить на несколько дней). Витек вращал безумными глазами, как шарнирами. Метафора избитая, но единственно верная в данном случае, так как я почти слышал скрип его шарообразных белковых телец внутри глазниц – они были расширены и немигающе устремлены во все стороны и в никуда одновременно. Тучный и короткий Вадим был зол и пыхтел, грозясь зарыть Витька в землю заживо. Маленькая круглая Оксана, его жена, жизнерадостная сибирячка-повариха, пританцовывала рядом, умоляюще прося Вадима успокоиться, а меня помочь разнять дерущихся. Я спросил у Оксаны и Вадима, не стоит ли вызвать скорую психиатрическую помощь, ведь если у Витька действительно белая горячка, то перспектива жить бок о бок с человеком, могущим в любой момент уснуть с сигаретой в кровати, или забыть газ выключить, или наброситься ни с того ни с сего с ножом, не оставляла мое болезненное воображение. Ответом было снисходительное: «Витек у нас дрессированный, не боись…» В итоге для жителей коммуналки все на этот раз закончилось благополучно. Витек остался со своей «белочкой» наедине – были слышны только его лихорадочные передвижения в комнате и нечленораздельные вопли, которые ближе к ночи стихли.
2 января. Вепрева пишет:
Разбудили ранним утром, в 12 часов, колотили в дверь и вопили: «Открывай, сука, открывай, тварь». Вроде не в нашу. Представила картину, что Виктор, наш сосед-алкоголик, заснул в ванной и утоп, а другие хотят ее принять и нервничают из‐за грядущей уборки.
2 января. Осминкин пишет:
После вчерашнего происшествия с Витьком Вадим сидел и курил на кухне. Рядом его женщины – мама и Оксана – нахваливали, какой Вадимчик молодец, что припугнул этого Витю. Вадим для еще большей значимости отвечал, что он бы его вообще убил, если бы их не разняли. А разнял их я и поэтому не избежал заочной похвалы от Оксаны, что она будет знать, что если ее будут убивать в этой квартире, то найдется хоть один человек, который не допустит этого, – сосед Роман.
Когда я появился для приготовления утреннего омлета, Оксана с Вадимом начали выпытывать мои занятия по жизни и наши с Настей планы по поводу регистрации брака и заведения детей. Всегда ожидаю этих вопросов, но никогда не могу быть к ним готовым в абсолютной мере и всегда горожу половину не по сценарию. Вот и сегодня отвечал что-то про то, что я работаю в бюджетной сфере от Минкульта в научном институте, исследую современное искусство, перформанс и общество. Оксана напоследок дала совет: «Настя такая скромная девушка, таких сейчас мало, в основном все вульгарные такие, курят, матерятся, так что, Рома, зарегистрируйте брак и не тяните».
3 января. Вепрева пишет:
На кухне собрался консилиум. Смеясь и плача, соседи сказали, что Виктор упер у них новогоднюю утку. Холодильники были забиты, поэтому ее пришлось оставить на противне на кухне. Жаркую, нежную, с яблочками и медом, завернутую в фольгу. С утра ее уже не было. Вначале подумали на мать, что унесла ее на работу, но когда она вернулась и все отрицала, возмущение достигло предела – и они стали колотить ему в дверь. Меня уверили, что на нас никто не думает, ведь мы веганы и вообще хорошие люди. Я с нежностью вспомнила обилие употребленных на Новый год мясных блюд и старалась не умереть от смеха, слушая эту трогательную историю. Они продолжили смаковать подробности алкоголизма Виктора вперемешку с воспоминаниями об утраченной утке. Засим вынесли вердикт – выписывать Виктору штрафы за аморальное поведение – и разошлись.
Осминкин пишет свою версию:
Оксана, оказывается, испекла утку 31 декабря, но так как все наелись, то утку оставили в духовке до возвращения мамы с дежурства 2 января, и вот 2 января все семейство в предвкушении утки уже сидело в одной из комнат нашей коммуналки, но утка исчезла. Сначала никто не поверил в произошедшее, все думали, что мама унесла утку с собой на работу. Мама (Зинаида Геннадиевна) клялась, что не брала утку, но успела ее попробовать и та была очень вкусненькая. Дальше все стрелы были пущены в сторону Вити. Решали, что делать с Витей и какие санкции еще ввести против него, чтобы они наконец возымели действие.
Ольга рассуждала здраво и сдержанно: хочется кушать, так отрежь кусочек, но всю-то зачем забирать. У нас такая маленькая коммуналочка, а не общежитие на сорок комнат, где она раньше жила и все у всех пиздили еду.
Муж Ольги – Артемий пожаловался, что видел, как с утра Витек не стал дожидаться очереди в туалет и пописал в ванную. Все запричитали и постановили выписывать Витьку с этого дня штрафы в сумме нанесенного ущерба.
Вепрева добавляет:
Стоит отметить, что версия Осминкина написана с моих слов, так как он свидетелем события не был.
3 января. Вепрева пишет:
Сегодня утром попросились о вписке московские знакомые Ира и ее друг граффитист Дима. Они приехали со своими большими сноубордами. Их выбежала встречать наша глубокоуважаемая соседка, мать семейства, Зинаида Геннадиевна, зажав в узком темном коридоре, где они и так уже застряли, пытаясь раздеться и разуться. «Не пачкайте мою одежду!» – недовольно проворчала она и убежала на кухню. Мы посадили их на два свободных квадратных метра, расчистив место у стола и достав спрятанный стул, и незамедлительно напоили чаем с тортом «Наполеон», который на Новый год испекла Ромина мама. Самому Роману, по его словам, стало дико стыдно, что к нам не могут спокойно прийти друзья, не будучи зажатыми в узком темном коридоре и обласканными чудесной Зинаидой Геннадиевной. Перед родственниками ему стыдно было бы еще больше, но, слава богу, к нам и так почти никто не ходит.
Ира прочитала в туалете и ванной объявления-диалоги, написанные Зинаидой Геннадиевной, и очень смеялась. Мы выложим их как-нибудь потом. Затем ребята позвонили другой подруге – Ане – договориться о следующей вписке, сказали, что у нас тут мало места и злые соседи, оставили сноуборды и дорожную курицу в ананасах и ушли гулять.
P. S. Виктор в краже утки не сознался.
4 января. Вепрева пишет:
Сын Оксаны скакал на кухне и спрашивал:
– Мама, мама, а мы поедем в Турцию?
Она с сожалением отвечала:
– Там война. Путин запретил нам туда ездить.
– Ну, тогда поехали в Египет! – не унывал ребенок.
– Туда Путин тоже запретил, – взгрустнула Оксана.
– Иди вообще занимайся! Твоя школа скоро сожрет все наши деньги, отдыхать он еще захотел! – грубо вмешалась его курящая рядом бабушка, Зинаида Геннадиевна.
4 января. Осминкин пишет:
Снова про утку. В 22.10 захожу в туалет (он прямо в кухонном предбаннике).
На кухню заходит семейство.
Зинаида Геннадиевна: «Оксана, убери супы в холодильник, чтобы не было как с уткой. У тебя есть место? А то я к себе поставлю».
Оксана: «У нас шаром покати после Нового года, ничегошеньки не осталось, мы все на стол выставили и всех кормили – вот такая мы семья лошариков, полные лошарики».
Зинаида Геннадиевна: «Я к вам тоже носила и колбаску, и салатики, и 1, и 2 и 3 января, а сама ничего не ела, между прочим, носила и не ела…»
Вадим: «А Витюша зато как в рэсторане покушал – пришел, глядь, лежит уточка… с корочкой сучка была, эх так и уебал бы…»
Оксана: «Тише, тише, Вадим, при детях-то…»
Зинаида Геннадиевна: «Хорошо, я свою порцию сразу отрезала и убрала, и вам надо было сразу разделать и убрать».
Оксана: «Так все и так обожравшись были, куда еще и утку-то. Вот и оставили в маринаде лежать, соками напитываться».
Зинаида Геннадиевна (передразнивая): «Вот и оставили в маринаде, вот и напиталась желудочными соками этого бугая…»
Оксана: «Ой, мама, не травите душу. Мы семья лошариков, чего уж там».
5 января. Вепрева пишет:
Сделали шторы из пододеяльника, найденного на помойках Петроградки. Затраты практически гетеронормативные. Осминкин: покупка карниза, доля за новый карниз 490 рублей; высотные работы, удаление остатков старого карниза, монтаж нового, длительность сорок минут, развеска шторы – десять минут, мытье пола – пятнадцать минут. Вепрева: доля за карниз 490 рублей; подача шурупов, страховка высотных работ, моральный хелпинг – сорок минут; распорка найденного пододеяльника, внедрение карнизных крючков в тканую плоть – длительность тридцать минут; вытирание пыли – пять минут. Общая длительность: 1 час 40 минут.
6 января. Осминкин пишет:
Открылась тайна красных глаз и нервного курения двух соседей мужеского полу. Инфантильный муж Ольги Артемий и бодрый съемщик Никита с утра на кухне:
Артемий (не здороваясь): «Ну что, бля, апгрейдил семерку свою?»
Никита: «Нет, бля, ебался с немцами до трех ночи, сука, и почти дожал гадов».
Артемий: «А я на восьмере весь день хуячил, сказочно порезвился, восьмера круче, там есть бонусы несгораемые и снаряды можно покупать».
Никита: «У меня движок на восьмерку не потянет. И да ну на хуй возиться с интерфейсом по новой».
Артемий: «Ну зря, я, бля, вчера ночью только так загасился заебца, пока они меня жмут фюзеляжами, я – бац – с другой стороны хуяк тэдэщ тыдэщ троих сразу, и главное, зарабатывать можно на бонусах, на хуй восьмера круче сто пудов».
Никита: «Ну движок не тянет, надо карту апгрейдить вначале. В пизду, в пизду. У меня уже на тэшки тридцать четвертые рука натаскана, как облупленных знаю пиздец ха-ха».