Доктор Торндайк. Безмолвный свидетель

Переводчик: Грузберг Александр Абрамович

© Грузберг Александр Абрамович (перевод)

© ИДДК

Глава 1. Начало загадки

История, которую я собираюсь рассказывать, начинается с такого поразительного случая, что я чувствую что-то похожее на скептицизм по отношению к собственным воспоминаниям и мне почти хочется извиниться перед читателем. Некоторые из этих воспоминаний настолько не соответствуют повседневной жизни, в которой происходили данные события, что кажутся совершенно невероятными; нет ничего более загадочного, чем то, что довелось мне испытать в сентябрьский вечер прошлого года, когда я заканчивал обучение, и вызвало такие поразительные последствия.

Было уже больше одиннадцати часов, когда я вышел из своей комнаты в «Евангельском дубе»; ночь стояла темная, теплая, облачная и угрожала дождем. Но, несмотря на неблагоприятную погоду, я быстро пошел по Хайгейт Роуд и вскоре свернул на Миллфилд Лейн. Это мой любимый маршрут, и красивая аллея, так причудливо извивающаяся и между Нижним Хайгейтом, и холмами Хэмпстеда, знакома мне во всех подробностях.

Прекрасные летние утра, когда кукушки кричат в глубине Кенвуда, когда на тропу падают золотые пятна солнечного света, а дерзкие белки играют в прятки в тени под грандиозными вязами (хотя это место на расстоянии слышимости от Вестминстера и откуда виден купол святого Павла); зимние дни, когда Хит кутается в белую мантию и слышен звон коньков внизу на пруду; августовские вечера, когда я неожиданно натыкаюсь на уединившихся влюбленных (к нашему взаимному замешательству) и ухожу, делая вид, что ничего не заметил. Я знал все такие моменты и любил их. Само название этого места уносило мое воображение в те сельские времена, когда остряки собирались в таверне «Старая фляжка», а Джон Констебл ходил по этой самой аллее, повесив через плечо палитру.

Едва я миновал фонарь на входе в аллею, стало очень темно. Очень тихо и одиноко. Не было ни души, потому что последние влюбленные в этот час разошлись по домам, а это место редко посещается даже днем. Вязы нависли над дорогой, погружая ее в почти ощутимую черную тень, их листья таинственно шептались на ночном ветерке. Но темнота, тишина и одиночество были для меня приятным отдыхом после долгих часов учения и блеска печатных страниц, и я шел мимо призрачного пруда и маленького дома с соломенной крышей, окунувшись в тишину и темноту, испытывая сожаление, что вскоре придется с этим расстаться. Потому что я сдал последний экзамен и вскоре должен буду начать профессиональную карьеру.

Вскоре начался легкий дождь. Предчувствуя, что придется сократить прогулку, я пошел быстрее и, пройдя мимо двух столбов, оказался на самой узкой и уединенной части аллеи. Дождь усилился, и резкий ветер подул поперек дороги. Я встал под защиту высокой дубовой изгороди на краю аллеи и ждал, пока пройдет ливень. Стоя спиной к изгороди и задумчиво набивая трубку, я впервые ощутил полное одиночество этого места.

Я осмотрелся и прислушался. Здесь было темнее, чем в других местах аллеи, это место похоже на траншею между двумя высокими изгородями. Я смутно видел столбы у входа и группу больших вязов над ними. А в противоположном направлении, там, где аллея резко поворачивала, была абсолютная тьма, только слабо блестела влажная земля и из-за угла выступал пень или корень дерева, очень похожий на ногу, лежащую пальцами вверх.

Дождь шел непрерывно с мягким шорохом, листья шептались и отвечали дождю. Шотландские сосны у меня над головой шевелились на ветру со звуком, напоминающим далекий плеск моря. Голоса природы, приглушенные и торжественные, не зависели от человека, не обращали на него внимания, и над всем этим висела глубокая, все обволакивающая тишина.

Я сильнее прижался к изгороди и слегка вздрогнул, так как ночь становилась холодной. В узкой, похожей на траншею аллее немного посветлело не потому, что небо прояснилось, а потому, что земля была залита водой. Столбы стали виднее на фоне черной влажной дороги, и странно выглядящий пень на углу тоже стал виден отчетливее. И снова мне показалось, что он удивительно похож на ногу – в обуви с носком, направленным вверх.

Над Хитом послышался звон церковного колокола, словно человеческий голос прорезал эту унылую тишину. Через короткий промежуток над спящим городом торжественно прозвучал Биг Бен.

Полночь, и мне пора идти домой. Нет смысла ждать, когда прекратится дождь. Это не порыв ливня, а устойчивый дождь, который может идти всю ночь. Я снова закурил, поднял воротник и приготовился шагнуть под дождь. И когда сделал шаг, мое внимание снова привлек этот необычный пень. Очень похож на ногу, и странно, что я не замечал его в моих частых прогулках по аллее.

Я почувствовал неожиданное детское любопытство, мне захотелось посмотреть, что это такое, и я пошел по влажной дороге. Конечно, я ожидал, что, когда подойду, иллюзия исчезнет. Но этого не произошло. Сходство усилилось по мере приближения, и теперь меня влекло не только любопытство.

Это была нога! Я с потрясением понял это еще в нескольких шагах и, когда подошел к углу, увидел человека, лежащего на повороте тропы, и его безвольная позиция с одной повернутой ногой сразу все мне сказала.

Я потрогал пальцами его запястье – оно липкое и холодное – и не ощутил пульса. Я зажег спичку и поднес к его лицу. Глаза широко открыты и покрыты пленкой, смотрят прямо в небо. Расширенные зрачки не чувствительны к огню спички, глазное яблоко не реагирует на прикосновение пальца.

Вне всякого сомнения, этот человек мертв.

Но как он умер? Просто упал и умер от какой-то естественной причины или был убит? Никаких очевидных ранений, не видно крови. При огне спички видно только, что одежда влажная, но такое состояние может скрывать значительное количество крови.

Спичка погасла, и я какое-то время смотрел на лежащую под дождем фигуру; дождь падал на лицо, и профессиональный интерес сочетался с тревожным ощущением присутствия смерти. Однако профессиональный интерес победил и заставил попытаться определить причину смерти; я собирался провести более тщательный осмотр тела, как что-то прошептало мне, что нехорошо оставаться ночью одному с мертвым человеком, возможно, убитым. Если бы имелся хоть какой-то признак жизни, мой долг был бы ясен. Но теперь нужно думать и о своей безопасности. Придя к такому заключению, я бросил последний взгляд на лежащую фигуру и быстро пошел в сторону дома.

Свернув с Миллфилд Лейн на Хайгейт Райз, я увидел на противоположной стороне дороги полицейского, стоящего под деревом; свет фонаря падал на его блестящий брезентовый плащ. Я пересек дорогу и, когда он вежливо коснулся своего шлема, сказал:

– Боюсь, там в аллее что-то неладно, констебль. Я видел тело человека на дороге.

Констебль сразу проснулся.

– Вы имеете в виду мертвого человека, сэр? – спросил он.

– Да, он несомненно мертв, – ответил я.

– Где вы видели тело? – спросил констебль.

– В узкой части аллеи, у конюшен Менсфилд Хауса.

– Это на некотором расстоянии отсюда, – сказал констебль. – Вам лучше пойти со мной и сообщить в участке. Вы уверены, что этот человек был мертв, сэр?

– Да, нисколько не сомневаюсь. Я врач, – добавил я с некоторой гордостью. Хотя уже три месяца врач, но это сознание для меня все еще новое.

– Правда, сэр? – спросил полицейский, глядя на мое не вполне зрелое лицо. – В таком случае, полагаю, вы осмотрели тело?

– Только поверхностно, чтобы убедиться, что он мертв, но я не смог определить причину смерти.

– Да, конечно, сэр. Это мы узнаем позже.

Мы разговаривали на ходу, полицейской пошел вниз по холму неторопливо, но в таком темпе, что для меня это оказалось серьезной физической нагрузкой. Я видел, как он время от времени смотрит на меня с явно профессиональным интересом. Мы почти дошли до основания холма, когда впереди появились фигуры в водонепроницаемых плащах.

– Ха! – произнес полицейский. – Это очень удачно. Инспектор и сержант. Можно не идти в участок.

Когда офицеры подошли, он обратился к ним и коротко пересказал то, что ему сообщил я.

– Вы уверены, что тот человек мертв? – спросил инспектор, внимательно глядя на меня. – Впрочем, нам не нужно стоять здесь, обсуждая это. Сержант, сходите за носилками и принесите их как можно быстрей. Я должен попросить вас, сэр, пройти со мной и показать, где лежит тело. Сержант, отдайте джентльмену ваш плащ, в участке возьмите себе другой.

Я с благодарностью принял плащ, потому что продолжал идти сильный дождь, и мы с инспектором пошли назад, туда, откуда я пришел. И пока мы шли по темной аллее, инспектор задавал мне разумные вопросы.

– Как вы считаете, давно ли мертв этот человек? – спросил он.

– Думаю, недавно. Тело еще не окоченело.

– Вы не видели никаких следов насилия?

– Нет. Никаких явных повреждений не было.

– Каким путем вы шли, когда увидели тело?

– Тем же, каким мы идем сейчас. Я иду назад тем же путем.

– Вы кого-нибудь встретили или видели в аллее?

– Ни души, – ответил я.

Он какое-то время обдумывал мои ответы, потом задал ожидаемый вопрос.

– Как вы оказались на аллее в такое время ночи?

– Я гулял, – не смутился я, – как делаю каждый вечер. Обычно я заканчиваю свое вечернее чтение в одиннадцать и прогуливаюсь перед сном, постоянно по Миллфилд Лейн. Ваши люди должны были меня встречать.

Это объяснение, по-видимому, его удовлетворило, и мы какое-то время шли молча. Наконец, когда мы прошли между столбами на узкую часть аллеи, инспектор спросил:

– Мы уже почти пришли?

– Да, – ответил я, – тело лежит впереди на повороте.

Я посмотрел вперед в поисках ноги, которая сначала привлекла мое внимание, но ничего не смог увидеть. Но, к своему удивлению, я не увидел ее и когда мы подошли ближе, а когда дошли до угла, я остановился в изумлении.

Тело исчезло!

– В чем дело? – спросил инспектор. – Я думал, это место, о котором вы говорили.

– Это оно и есть, – подтвердил я. – Тело лежало здесь, поперек дороги, и одна нога высовывалась из-за угла. Кто-то, должно быть, его унес.

Инспектор несколько мгновений пристально смотрел на меня.

– Что ж, сейчас его здесь нет, – сказал он, – и если его унесли, то только в сторону Хэмпстед Лейн. Идемте посмотрим.

Не дожидаясь моего ответа, он быстро пошел по аллее, и я за ним.

Мы шли по извилистой аллее, пока не миновали ворота сторожки, не увидев исчезнувший труп и никого не встретив, и потом повернули назад и вернулись на прежнее место и, когда подходили к повороту, услышали громкий топот.

– Идет сержант с носилками, – заметил инспектор. – Мог бы избавить себя от хлопот. – Он снова посмотрел на меня, на этот раз с нескрываемым подозрением. – Никакого тела здесь нет, Робсон, – сказал он сержанту, с которым были два полицейских с носилками. – Оно как будто исчезло.

– Исчезло! – воскликнул сержант, бросив на меня крайне неодобрительный взгляд. – Это удивительно, сэр! Как оно могло исчезнуть?

– В этом-то и вопрос, – нахмурился инспектор. – И другой вопрос: а было ли вообще тело? Вы готовы дать показания под присягой, сэр?

– Конечно, – ответил я.

– В таком случае, – сказал инспектор, – будем считать, что тело здесь было. Опустите носилки. Дальше в ограде есть проход. Мы пройдем в него и осмотрим луг.

Носилки прислонили к дереву, и мы все прошли дальше, туда, где наблюдательный инспектор заметил отверстие в изгороди. Гравий, хотя и влажный, почти не прогибался под ногами, и, хотя сержант и два констебля осветили поверхность фонариками, мы увидели только собственные слабые отпечатки.

Мы очень внимательно осмотрели отверстие в изгороди и землю вокруг, но не видели ни следа того, что кто-нибудь здесь проходил. Короткая трава на лугу (днем я видел, как здесь пасутся овцы) не рассчитана на сохранение следов, и никаких следов мы не увидели. Старательно и безрезультатно осмотрев луг, мы вернулись на аллею и прошли по ней до «ворот поцелуев» у входа на Хэмпстед Лейн. По-прежнему ничего особенного. Правда, на мягком гравии у турникета нашлось много обычных отпечатков, но они нам ничего не сообщили; мы даже не были уверены, не оставлены ли они нами самими, когда мы проходили здесь раньше. Короче говоря, результат нашего расследования таков: тело бесследно исчезло.

– Исключительное дело, – недовольно проворчал инспектор, когда мы шли назад. – Тело взрослого человека невозможно положить в карман и незаметно уйти даже в полночь. Вы абсолютно уверены, сэр, что этот человек был мертв, а не просто в обмороке?

– У меня нет никаких сомнений в том, что он был мертв, – заверил я.

– Со всем уважением, сэр, – сказал сержант, – я думаю, вы ошиблись. Я думаю, этот человек был без сознания, а когда вы ушли, дождь привел его в себя, и он смог встать и уйти.

– Не думаю, – ответил я, хотя не так уверенно: я все-таки мог ошибиться, потому что не видел никаких смертельных ран, и предположение сержанта казалось вполне разумным.

– Какого роста был этот человек? – спросил инспектор.

– Не могу сказать, – задумался я. – Нелегко судить о росте человека, когда он лежит, а освещение слабое. Но могу сказать, что он невысок и довольно слабого телосложения.

– Можете описать его?

– Пожилой мужчина, примерно шестидесяти лет. Похож на священника: на нем был воротник священника, с узкой черной полоской впереди. Чисто выбрит, и, я думаю, на нем было черное одеяние священника. Рядом на земле лежала высокая шляпа и коричневая трость из ротанга, но точно не могу сказать, потому что большая часть находилась под ним.

– И вы увидели все это при свете одной спички? – спросил инспектор. – Вы очень хорошо пользуетесь своими глазами, сэр.

– В моей профессии без этого работать невозможно, – сдержанно ответил я.

– Это верно, – согласился инспектор. – Должен попросить вас сделать заявление в участке, и посмотрим, не появится ли что-нибудь новое. Простите, что задерживаю вас в такой дождь, но ничего не поделаешь.

– Конечно, – подтвердил я, и мы в мрачном молчании пошли к участку, который выглядел очень жизнерадостно и уютно, несмотря на мрачные синие фонари у входа.

– Что ж, доктор, – сказал инспектор, когда прочел мое заявление и я его подписал, – если что-нибудь выяснится, мы вам сообщим. Но я сомневаюсь, чтобы мы еще что-нибудь услышали об этом. Мертвый или живой, тот человек как будто совершенно исчез. Возможно, сержант все-таки прав, и ваш мертвец сейчас спит в своей потели. Доброй ночи, доктор, и спасибо за все ваши старания.

К тому времени как добрался до своего жилья, я смертельно устал и очень замерз, поэтому смог только вскипятить чашку горячего грога. В результате уснул, как только добрался до постели, и проснулся, когда осеннее солнце прошло сквозь венецианские жалюзи.

Глава 2. Находка ларца

На следующее утро я проснулся со смутным сознанием чего-то необычного и, когда очень быстро, что характерно для молодости и здоровья, вернулся к действительности, сразу вспомнил вчерашние удивительные события, и это вызвало целую цепь рассуждений. Мысленным глазом я снова очень ярко увидел лежащего в расслабленной инертной позе под безжалостным дождем человека, его неподвижные зрачки, нечувствительные глазные яблоки, запястье без пульса. Снова увидел мокрую тропу, лишенную своего ужасного бремени, полного подозрений инспектора, недоверчивого сержанта, и снова начали возникать вопросы, на которые у меня не было ответа.

Может, я все-таки ошибочно принял живого человека за мертвого? В высшей степени маловероятно, но не невозможно. Или тело унесли, не оставив следа? Опять-таки маловероятно, но не невозможно. Два маловероятных предположения исключают друг друга. И каждое из них так же невероятно, как другое.

Бреясь и принимая ванну, я снова и снова обращался к этой проблеме. Я думал о ней во время позднего неторопливого завтрака. Но ни к какому выводу мои размышления не привели. Человек, живой или мертвый, неподвижно лежал на аллее, пока я укрывался у ограды, и, вероятно, какое-то время еще до этого. Пока я отсутствовал, он исчез. Таковы факты, несмотря на открытое недоверие полиции. Как он сюда попал, что вызвало его смерть или бесчувствие, как он исчез и куда – таковы вопросы, на которые не находилось ответов.

Усталость прошлой ночи сделала меня несколько ленивым. Сегодня мне не нужно было идти в больницу. Время отпуска, медицинская школа закрыта, преподаватели в основном разъехались, и в палатах мне нечего делать. Я решил взять день отпуска и провести его гуляя по Хиту. Приняв такое решение, набил трубку, сунул в карман альбом для рисования и вышел.

Ноги сами понесли меня к Миллфилд Лейн. Как я уже сказал, это обычный маршрут моих прогулок, и сегодня утром, когда свежи воспоминания о вчерашнем дне, я вполне естественно пошел привычным путем.

Этим утром аллея выглядела совсем не так как вчера, когда я видел ее в последний раз. Мрачность и ночное опустошение сменились золотым солнечным светом прекрасного осеннего дня. Вязы, уже одетые в неяркое одеяние прошедшего года, задумчиво вздыхали, вспоминая ушедшее лето; пруды отражали голубое небо, и аллея была полна мелькающего солнечного света и холодной, умиротворяющей тени.

Узкое продолжение аллеи за столбами окутывалось, как всегда, печальной тенью, за исключением мест, где сквозь щели между досками изгороди пробивался зеленый свет. Я сразу прошел к тому месту, где лежало тело, наклонился и стал внимательно разглядывать каждый камешек. Но не осталось ни следа. На жесткой, покрытой гравием почве не виднелось углублений ни от тела, ни даже от наших шагов, а что касается пятен крови, даже если они были, их сразу уничтожил дождь: здесь поверхность имеет значительный наклон, и ночью ее покрывал поток воды.

Я прошел к отверстию в ограде – оно с правой стороны тропы, и увиденное меня сразу разочаровало: не осталось даже наших вчерашних следов. После бесцельной прогулки по лугу, теперь занятому стадом овец, я вернулся на аллею и медленно пошел назад мимо того места, где прятался от дождя. И здесь обнаружил первый намек на разгадку тайны. Я немного отошел от места, где видел тело, когда приметил темное пятно на верхней части высокой изгороди. Очень слабое и малозаметное на поверхности дубовой древесины в пятнах от непогоды, но оно привлекло мое внимание, и я остановился, чтобы получше рассмотреть его. Изгородь с пятном на другой стороне от того места, где отверстие: я укрывался здесь, потому что это подветренная сторона, менее подверженная действию дождя.

Я внимательно посмотрел на пятно. Оно тянулось от верха изгороди – изгородь высотой семь футов – на полпути до земли, постепенно тускнея во всех направлениях. Цвет тускло-коричневый; очень похоже на то, что кровь стекала по влажной поверхности. Вблизи края доски с пятном вертикальная щель, и я без труда отломил кусочек древесины; рассматривая сломанный кусочек от стороны трещины, я увидел, что он покрыт красновато-коричневым веществом; у меня не имелось сомнений, что это высохшая кровь; в трещине она была защищена от заметного контакта с дождевой водой.

Естественно, я принялся внимательно разглядывать землю непосредственно под пятном. У основания изгороди в глубокой тени боролись за свое существование сорняки. Видно было, что на них наступали, хотя следы этого почти незаметны. И вот когда я разглядывал несомненное повреждение на стебле сухой крапивы, то увидел среди ее листьев какой-то яркий предмет. Я поднял его и стал рассматривать, и был он очень необычен. Очевидно, это часть какого-то украшения, но ничего подобного я никогда не видел. Похоже на маленький продолговатый золотой ящичек с восемью сторонами; с обеих сторон он заканчивается маленькими восьмиугольными пирамидами с кольцом на вершине, как будто часть ожерелья. Из восьми плоских сторон шесть покрыты четырехсторонней фольгой, по четыре с каждой стороны; на двух сторонах выгравированы буквы: AMDG с одной стороны и SVDF – с другой. Насколько я видел, нет никаких фирменных знаков и никаких средств, чтобы открыть ящичек. Казалось, он подвешивается на тонкой шелковой нити, часть которой еще привязана к одному кольцу; видны следы изношенности там, где нить оборвалась.

Я завернул найденный предмет и оторванный кусочек изгороди в носовой платок (я оторвал кусочек с целью провести химический анализ пигмента крови) и продолжил расследование. Следы как будто показывают, что тело перевалили через изгородь, и в таком случае возникает вопрос: что по ту ее сторону? В течение нескольких секунд я внимательно прислушивался, потом, не слыша никаких шагов, ухватился за верх ограды, подтянулся, сел на нее верхом и огляделся. Изгородь огибала маленькое озеро, заросшее травой; несколько водяных курочек встревожились при моем появлении; за озером темная масса леса Кенвуд. Поверхность между оградой и озером покрыта высоким тростником, и на нем прямо подо мной отчетливые следы ног; особенно отчетливы те следы, что ведут к лесу – или от леса, невозможно сказать, куда именно. Однако в моем случае, так как других следов не было, очевидно, что человек, оставивший их, перебрался через изгородь. Я спрыгнул на траву, осмотрел землю, не нашел ничего нового и пошел по следу.

Какое-то время следы шли по высокой траве, где отпечатки особенно видны; потом пошли по лесу, и здесь, на мягкой почве, покрытой опавшими листьями, следы глубокие и отчетливо различимые, но вскоре они вышли на тропу, и, так как на другой стороне не появились, стало очевидно, что неизвестный человек пошел по ней. Тропа старая, с хорошо утоптанным гравием, и там, где проходила через лесную тень, густо поросла бархатистым мхом и серо-зеленым лишайником; здесь я с некоторым трудом нашел отпечатки ног. Но они оказались неотчетливыми и не представляли непрерывный след; и их невозможно было отличить от следов других людей, проходивших по тропе. Но даже эти отпечатки я вскоре потерял, когда из-за поворота тропы появился мужчина в шнурованных бриджах и подтяжках, очевидно, сторож. Он вежливо коснулся шляпы и спросил, по какому я делу.

– Боюсь, у меня здесь нет никаких дел, – ответил я. Решил, что неразумно рассказывать ему, что привело меня сюда. – Вероятно, я нарушил границы ваших владений.

– Сэр, это частная собственность, – произнес он, – и так как это очень близко к Лондону, нам приходится быть очень разборчивыми. Возможно, вы хотите, чтобы я показал вам путь отсюда на Хит.

Я с многочисленными благодарностями принял его предложение, потому что он очень вежливо избавлялся от нарушителей, и мы вместе прошли по прекрасному лесу, пока тропа не привела к простому турникету.

– Вот ваша дорога, сэр, – сказал мужчина, выпуская меня и показывая дорогу, ведущую вниз в долину Хита.

Я снова поблагодарил его и спросил:

– Этот частный дом принадлежит вашему поместью?

Я показал на маленький дом, стоящий на огороженном участке у края леса.

– Это, сэр, – ответил он, – раньше был дом сторожа. Сейчас его ненадолго сдали джентльмену художнику, который пишет картины Хита, но я думаю, что скоро постройку снесут. Говорят, совет округа решил сделать эту территорию общественной. Всего хорошего, сэр.

И сторож, попрощавшись, пошел назад в лес.

Идя домой мимо прудов Хайгейта, я размышлял о связи моих новых открытий с загадочными происшествиями вчерашней ночи. Странное дело и очень зловещее!

Я был убежден в том, что след вел от аллеи в лес, а не от леса к аллее. Убежден был и в том, что тело неизвестного священника унесли. Но куда его унесли? Очевидно, в какое-то уединенное место в лесу. Лучшего укрытия найти невозможно! Здесь, погребенное в листве и плесени, оно может пролежать столетия, и с каждым годом осенняя листва будет все больше покрывать неизвестную могилу.

«Какая связь, – думал я, – между загадочной трагедией и необычным маленьким предметом, который я подобрал? Может, никакой связи. Его присутствие в этом месте может быть простым совпадением». Я развернул носовой платок и снова осмотрел находку. Очень любопытный объект. У меня были только смутные предположения о его цели или использовании. Может, медальон с прядью волос – мертвого ребенка, жены, мужа или даже возлюбленного. Невозможно сказать. Конечно, можно найти ответ, разобрав сам предмет, но мне не хотелось портить эту красивую маленькую безделушку; к тому же она не моя. Я понимал, что мне следует публично объявить о находке, хотя обстоятельства делали такой шаг неразумным. Но если у него есть какая-то связь с трагедией, то какая связь? Предмет принадлежал покойнику или его уронил убийца, каким я считал второго человека? Возможно и то и другое, хотя значение этих предположений разное.

Далее возникал вопрос, что мне предпринять. Очевидно, мой долг – известить полицию о найденном на изгороди пятне и о следе в траве. Но должен ли я отдать и загадочный предмет? Казалось, это правильный поступок, но ведь между предметом и преступлением может не быть никакой связи. Наконец я подумал, что приму решение в соответствии с отношением полиции.