Не убивай меня больше

© Островская Е., 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Екатерине Островской в детективных романах удается одинаково живо и колоритно описывать и европейское Средиземноморье, и дождливый Питер, и узбекскую пустыню – а это признак большого мастерства писателя, не ограниченного условностями и опасением ошибиться. У Островской виртуозно получается придумывать невероятные, выдающиеся, фантастические истории, в которые точно можно поверить благодаря деталям, когда-то верно замеченным и мастерски вживленным в текст.

Но Екатерина Островская не просто выдумывает и записывает детективные истории. Она обладает редкой способностью создавать на страницах своих книг целые миры – завораживающие, таинственные, манящие, но будто бы чуточку ненастоящие. И эта невсамделишность идет произведениям только на пользу… А еще все книги Островской нравятся мне потому, что всю полноту власти над собственными выдуманными мирами Екатерина использует для восстановления справедливости наяву.

Из романа в роман Островская доходчивым и простым языком через захватывающее приключение доказывает нам, что порядочность, отвага, честность и любовь всегда победят ненависть, подлость, злобу и алчность. Но победа легкой не будет – за нее придется побороться! Героям Островской – самым обыкновенным, зачастую невзрачным, на первый взгляд ничем не примечательным людям – приходится сражаться за свою жизнь, преследовать опасного преступника, а потом героически, зачастую на краю гибели, давать последний бой в логове врага без видимых шансов на успех и… брать верх, одерживая полную победу. «И в этой пытке многократной рождается клинок булатный»: закаляется характер, простые люди становятся сильными, бесстрашными и по-настоящему мужественными героями.

Татьяна Устинова

Глава первая

Следовало бы, конечно, начать издалека, как любят делать признанные рассказчики, но если вспоминать с самого начала эту историю, то можно и вовсе запутаться и не разобраться толком, что к чему, а в этом и без того запутанном и страшном повествовании важно все – каждая мелочь. Но чтобы уж не лезть в самые дебри, начнем с того, что в одном невзрачном провинциальном городке, в ресторанчике, находящемся почти в самом центре этой невзрачности, за столиком у окна с видом на купола местного собора друг против дружки расположились две дамы. Именно дамы, потому что одна из них была, без сомнений, столичная штучка, а вторая, наоборот, казалась интеллигентной и даже милой в своей провинциальности, несмотря на устаревшее ныне мелирование, украшавшее ее не самую пышную прическу. Именно мелирование и выдавало в ней местную жительницу.

– Это заведение, кафе «Не горюй!», местные жители называли просто «Негорюшка» и посещали не то чтобы с большим удовольствием, но в большинстве своем приходили сюда по необходимости. Днем это было действительно кафе, в которое заскакивали пообедать работники окрестных предприятий и расположенного неподалеку офисного центра. Кормили здесь днем достаточно сытно и относительно других заведений – недорого. Зато вечером играла музыка, и можно было танцевать, хотя места для этого было не так уж и много. Однако всегда находились желающие поддержать свою партнершу в медленном танце.

– Да-а, – протянула со скрытым восторгом местная мелированная дама, – разве я могла подумать когда-нибудь, что ты, Ларочка, вернешься к нам!

– Да я и не возвращаюсь, – отмахнулась столичная штучка, – я здесь вообще чужая: я у вас здесь была всего-то раза два или три на школьных каникулах разве что. Это вы с мамой к нам в Москву постоянно мотались. Тетя Нина с моей мамой по магазинам бегали, а меня с тобой оставляли, как старшую. – Лариса рассмеялась. – Надо же: когда-то я была старше тебя и мне тебя доверяли. Кто бы сейчас, глядя на нас, мог такое подумать!

– Мы с тобой на «Щелкунчика» ходили и в Третьяковку, – напомнила ее родственница.

Лариса молча кивнула и вздохнула. После чего посмотрела за окно на сияющее чистотой небо и вздохнула еще раз.

– Да уж… Да я и сама, как ты понимаешь, не думала, не гадала. А так получилось… Кто же к вам по доброй воле в такую глушь стремится… Просто залетела отдохнуть от своих забот, немного развеяться. Навалилось все сразу: проблема за проблемой. Кто ж знал, что муж после двадцати лет брака таким подлецом окажется. Даже не двадцать, а почти двадцать два года мы с ним были, если до свадьбы совместно прожитые полтора года считать. А теперь он себе молоденькую нашел – аспирантку свою. Зачем ему вообще преподавание – он ведь советник министра экономики? Просто на девочек потянуло. Ну ладно, ушел и ушел: хорошо, что квартиру с ним делить не стали: нам оставил. Но с дочкой мы все-таки разъехались. Мы с Юлей нашу квартиру разделили: ей «однушку» в центре, а я в Ховрино в «трешку» переехала… А ведь та квартира, на Кутузовском, которую ты наверняка помнишь, мне от моих родителей досталась.

– Я твоего папу Ивана Васильевича очень боялась: он так строго смотрел, что можно было под землю провалиться.

– Он был очень добрым. Просто взгляд у него пронзительный. У моей Юльки такой же взгляд, поэтому не может себе найти никого… Это странно даже: глаза другие, а взгляд такой же…

– Как дочка ваш развод пережила?

– А ей-то что! Она и сама хороша оказалась! Заявила, что отец сбежал от меня, а не от нее, поэтому она с ним и с его новой женой общается. А что я им такого сделала? Что плохого Владику сделала? Даже наоборот: это мой отец его из грязи вытащил. А он меня на какую-то худосочную аспирантку променял и в Ховрино отправил. Но меня так просто… Короче, я ховринскую «трешку» продала… И на время решила сюда перебраться, чтобы отдохнуть душой на вашей природе, а заодно подумать о будущем: ведь в сорок пять лет жизнь не заканчивается. Осмотрелась я тут и вдруг решила, а почему бы в твой бизнес не вложиться?.. Не стала ничего считать и пересчитывать: внезапно решила, как ты понимаешь. Ресторанчик у тебя неплохой. Хотя, если честно, я привыкла немножко к другим заведениям – более крутым… Но ты ведь расширяться решила…

– Решила, – согласилась хозяйка ресторанчика, – за стеной как раз помещение освободилось – там раньше армянская обувная мастерская была. А я подумала, что там можно сделать танцпол и сцену – то есть эстраду установить. И тогда это будет не ресторан, а клуб. А их у нас в городе всего два, да и то какие это клубы! «Уют» – так вообще забегаловка – по слухам, там наркотой торгуют. Есть еще «Веселая креветка».

– Как? – не поняла Лариса. – Креветка?

– Ну да, – кивнула ее родственница, – Саркисян так назвал клуб в честь своей невесты. Но это он считал, что она – невеста. У нас тут есть такая Сидорова – так она мулатка. Ее мама училась в Смоленске и залетела там от эфиопа. Родила здесь, и когда ее отец, которого и так уже трясло от того, что дочь не замужем и беременна, увидел внучку, то вообще рассвирепел. Потом его убедили, что эфиопы – православные, и Пушкин тоже эфиоп, и вообще получается, что девочка не мулатка, а креолка. Но дедушка все равно смотался в Смоленск, нашел того эфиопа и предложил ему жениться на своей дочери. Эфиоп отказался, за что был избит, вместе со своими соплеменниками, которые в этот момент отмечали в его комнате день независимости России. Дедушку потом хотели посадить, но делать этого не стали, а только погнали из органов – он же был полицейским. То есть тогда еще милиционером – участковым инспектором.

– А при чем тут креветка?

– Короче, девочка-мулатка, которую все считали креолкой, выросла. Кстати, она не особенно темненькая была – как молочная шоколадка разве что. У нас некоторые бабы в летнем ажиотаже загорают на югах вообще до черноты… И вот лет десять назад, когда я была еще редактором районной газеты, решила выпустить календарь к Новому году с фотографиями местных красавиц, чтобы денег подзаработать. Девушки должны были быть в итальянском белье. У нас ведь тут фабрика работает. «Белиссимо» называется. По всей стране идут продажи.

– Что-о? – удивилась столичная штучка. – У вас производят это белье?

– А ты разве не знала?

– Я вообще-то ношу «Обад». Это французская фирма. Она находится во Франции. Слышала про такую?

– Слышала. В районной администрации есть секретарша, которая всем говорит, что у нее трусики «Обад», но они такие дорогие, что приходится ходить без трусов, потому что жалко их снашивать…

– Это шутка такая? – не поняла Лариса.

– Нет. Просто секретарша – дура. Но мы о нашей креолке говорили. Календарь немного спонсировала фабрика итальянского белья, и, когда тираж появился, его раскупили сразу. У нас городок – пятьдесят тысяч населения всего, включая грудных младенцев. Хотя нет: пятьдесят тысяч, это раньше было, а потом, в девяностые, многие за счастьем в столицы рванули. Но, несмотря на все происки демографии, тридцатитысячный тираж разлетелся за две недели. Потом я еще сделала допечатку в сто тысяч. И сразу второй тираж почти весь уехал в Москву, а оттуда уже по всей стране разошелся: в доме каждого труженика наш календарь висел, включая чукотских оленеводов. И у нас здесь везде он красовался, в каждом служебном кабинете городской администрации, в магазинах и парикмахерских, в цехах и в мужских раздевалках кирпичного завода, в кабинах водителей рейсовых автобусов и на станциях авторемонта. Девочки, которые снялись для календаря, вмиг стали звездами. Они потом ко мне за премией приходили. Я им и денег дала, и каждой подарила по золотой цепочке с кулончиком в виде знака зодиака того месяца, который каждая представляла. И в самом деле, красота получилась неописуемая: американский «Плейбой» просто отдыхает. Мулатка Ирочка Сидорова была «Мисс Август». И в нее влюбился местный предприниматель Саркисян, который держал привокзальный рынок, станцию технического обслуживания автомобилей и обувную мастерскую за стеной моего будущего ресторанчика. В журнале, помимо того, что ее назвали «Мисс Август», про нее было написано, что Ира – «Прекрасная креолка». Там были еще «Снежная королева» – январь, еще «Мартовский котенок» – Глаша Щукина, которая покрасила волосы в голубой цвет… Но Саркисян полюбил именно креолку. И решил на ней жениться, начал ухаживать вовсю. Он даже открыл ночной клуб, но зарегистрировал название как «Веселая креветка». Потому что вследствие плохого знания русского языка спутал креолку с креветкой.

– Ха-ха-ха, – рассмеялась Лариса, – у вас не город, а целая страна чудес! Ну, и как – женился ваш армянин на мулатке, то есть на креветке?

Местная жительница вздохнула и посмотрела в сторону.

– Нет, не женился. На Ирочку напали; изнасиловали или нет – неизвестно, скорее всего, вероятно, это произошло. Но дедушка, используя свои старые ментовские связи, видимо, попросил об этом не сообщать. А еще ее резанули по горлу ножом. Ирочке удалось выползти на дорогу… На ее счастье, мимо проезжал директор нашего Дома культуры с тогдашней своей женой. А жена у него врач: она-то и оказала первую помощь. У Иришки была повреждена трахея, и она могла умереть очень быстро… Потом ее увезли в Москву на лечение, и она уже не вернулась.

– Это было у вас в городе?

– На окраине. Там два микрорайона, и между ними маленькая рощица, которую все называют «Овраг». Даже остановка автобусов так называется – Овраг. С одной стороны дороги микрорайон Кирпичники, а с другой стороны Челночный рынок… Ирочка возвращалась к себе от подруги, с которой они собирались отправиться на областной конкурс красавиц… Это как раз была Глаша Щукина – тот самый «котенок» из календаря. Она потом тоже не поехала на конкурс красоты в знак солидарности. И во всех автобусах висели потом фотографии Сидоровой, на которых было написано: «Держись, Иришка, мы с тобой!» Горожане собрали деньги ей на операцию, но дедушка отказался их принять. Сказал, что в городе есть больные дети: пусть им отдадут на лечение.

– Нашли того, кто это сделал?

Директор ресторанчика молча покачала головой.

– Полицейская собака след взяла, а потом потеряла. Менты сказали, что нападавший уехал на мотоцикле, который тут же в овраге был спрятан. Да там овраг-то – название одно: ложбинка небольшая. Я иногда думаю, что ее этот гад караулил специально, потому что она в календарике была самой яркой – стройная фигурка цвета шоколада, как в песне. А может, я во всем виновата, потому что, не будь моего календаря, не было бы этого ужасного нападения. И того, что потом было…

– А что потом было?

Светлана Петровна молча махнула рукой.

– Ты на том календаре много хоть заработала? – спросила ее сестра.

– Сумасшедшие для себя деньги. Да и по меркам нашего города – огромные. На них, кстати, я купила бывшую столовку и превратила ее в ресторан. Вон у меня за стойкой Валя работает: она тоже из того календарика. Она была «Мисс Сентябрь» – «Звездная ночь». На ней было темно-синее белье со звездочками. На это и потянулись к нам первые посетители, чтобы только посмотреть на нее и познакомиться. Классный был календарик, шикарные девчонки: молодые, веселые, бесшабашные. Одна из них все-таки поехала на областной конкурс: заняла там второе место, но получила приз зрительских симпатий и специальный приз от прессы, как перспективная фотомодель. А первой красавицей там стала любовница главного спонсора конкурса. Она потом поехала в Москву на конкурс «Российская красавица», но там не дошла даже до финала. Сейчас ее бывший спонсор скрывается в Англии, потому что здесь его ищут за хищение бюджетных средств. Он почти два миллиарда рублей украл. Но что сейчас об этом…

– Какой у вас замечательный город! – восхитилась Лариса. – Многие… да, пожалуй, никто не знает, что есть такой городишко – Глинск! А здесь, как выясняется, если воруют, то миллиардами!

– Это не у нас: это вице-губернатор из областного бюджета воровал, но он тоже родом из Глинска, когда-то жил на Еленовской улице, от моего дома пять минут пехом.

– Что ж ты такого мужика упустила! – улыбнулась ее родственница. – Сейчас бы сидела в Лондоне или в Шотландии в собственном замке.

– Да мне и здесь хорошо, – рассмеялась Светлана, посмотрела в окно и замерла.

Потом вдруг резко отвернулась, словно внезапно увидела то, на что смотреть ни в коем случае нельзя.

В зал вошел молодой человек в темных очках, в джинсах и спортивной куртке. Джинсы были изрядно протертыми, да и куртка далеко не новой. Молодой человек кинул быстрый взгляд на пустой зал и остановился у стойки. После чего снял очки. Взглянув на него, буфетчица Валентина остолбенела. Так же вдруг стали неподвижны выглянувшая из подсобки посудомойка и скучающий в дальнем углу зала официант Федя, вентилятор под потолком перестал стрекотать, и две пролетающие по своим делам мухи свалились замертво.

Московская гостья удивилась наступившей вдруг тишине, наклонилась над столом и спросила негромко:

– Что случилась? Кто это?

Но ее кузина прижала палец к губам, призывая к молчанию. Незнакомец наклонился над стойкой и что-то произнес негромко.

Буфетчица быстро кивнула, тихо ответила, потом покачала головой, после чего пожала плечами, снова кивнула и произнесла уже громче – так, что за столиком, за которым сидела хозяйка заведения, ее услышали.

– Не знаю: давно ее не видела. Она сюда не заходит и вообще – Милка давно в другом городе живет.

Парень подумал, но ничего не сказал, обернулся, бросил взгляд на хозяйку и быстро вышел.

– Кто это был? – удивилась Лариса.

– Не важно, – махнула рукой ее двоюродная сестра.

– Как это не важно, а вдруг это рэкетир местный, которому вы тут все платите! А я в твое дело хочу вложить полсотни тысяч евро. С чего вдруг мне ему платить? Я единственное свое жилье в Москве продала, а теперь…

– Успокойся. Нет у нас рэкетиров, нет никаких бандитов. С ними тут давно менты разобрались. Это был просто человек… То есть не совсем простой… Это был Леша Снегирев. Именно его обвинили в нападении на девушек… Никто тут в это не верил, но у суда нашлись неопровержимые доказательства, и его осудили на пожизненный срок, но потом адвокат подал апелляцию, и ему заменили на двадцать пять лет по совокупности преступлений. А теперь вот и семи лет не прошло, а он вернулся.

– На каких девушек? – шепотом переспросила московская гостья. – Разве были еще нападения?

– Были, – тихо подтвердила местная жительница и оглянулась.

– Ужас какой! – прошептала столичная гостья. – Что у вас за город! А я-то, дура, решила отсидеться в тихом местечке, укрыться от своих невзгод, да еще деньги вложить в твой бизнес… Завтра же уеду.

– Завтра мы получим документы на перерегистрацию моего предприятия, которое теперь у нас в равных долях, – напомнил Светлана.

– Все равно, у вас тут преступники разгуливают и запросто заходят в приличные заведения. Ведь этот мужик насиловал и резал. Ведь так?

– Так сказали на суде, но настоящих доказательств его причастности к нападениям не было. Но у него в гараже обнаружили орудие преступления и окровавленное платье, в которое была одета жертва. Я же тогда руководила газетой, и мне менты сливали всю информацию, которую можно было публиковать: фоторобот и описание подозреваемого, предупреждение для женщин и девушек не появляться в темное время суток без сопровождения, а лучше вообще не выходить из дома. Всякую тому подобную ерунду я публиковала в своей газете, усиливая панику в городе… Конечно, я и сама проявляла активность и просила обращаться в газету всех, кто хоть что-то знает. Ко мне люди шли толпами, чтобы выложить какую-то информацию, но на самом деле никто ничего не знал. Детей гулять не выпускали, в школу и обратно сопровождали. Девочки постарше ходили только толпами и с мальчиками. Я над своей Ленкой тряслась, потому что не могла контролировать каждый ее шаг… Короче, жуть, что здесь творилось.

В зал начали заходить посетители.

– В офисном центре обед начался, сейчас тут не продохнуть будет, – объяснила директор ресторанчика. – Потом договорим, а пока можешь сама убедиться, какая у меня проходимость – в будние дни эти люди хороший дневной оборот делают… Да вечером тоже народу хватает. А когда у нас танцпол появится, тут вообще центровое место будет… Давай-ка лучше в мой кабинет перейдем, а то сейчас начнут подходить знакомые с разговорами, не отбиться будет – меня тут каждый знает.

Они перешли в небольшой кабинетик, в который с трудом втиснулись рабочий стол, стул и два кресла. Разместились там и продолжили разговор.

– Нет у нас рэкитиров, – вспомнила Светлана Петровна, – и организованной преступности тоже нет. Были локтевские – банда Кости Локтева, очень недолго: их отсюда выбросили полицейские и жители, которые объединились… А сам Локтев был главным свидетелем на процессе Леши Снегирева. Но толком он ничего не показал – сообщил только, что его «кавасаки», который проходил в деле как главная улика находился далеко, чему есть многочисленные свидетели. К тому же подсудимый Снегирев, по показаниям главного свидетеля, неоднократно публично заявлял о том, что всех девочек из календаря он поимеет. Естественно, что дружки Локтева подтвердили эти слова. А вот у Лешки не было алиби ни на один эпизод нападения на девушек. И вообще он не мог произнести ни одного убедительного довода в свою защиту. Утверждал, что во время последнего нападения был дома. Его мама на суде под присягой подтвердила это. А сама она была в нашем музее, где готовила экспозицию по истории семьи Глинских. А в другой раз на даче у подруги. Самого Лешу видели в разных местах, что подтвердили свидетели. Да и орудие преступления, нож в его гараже нашли. И мотоцикл у него имелся.

– Откуда ты все знаешь? – удивилась Лариса.

– Я – самый информированный в Глинске человек, – объяснила Светлана Петровна, – и даже не потому, что я была главным редактором районной газеты. Просто я умела общаться с людьми, доверительно с ними беседовать, со всеми ладила, и со мной делились любой информацией. Меня весь город знал. Газета прежде называлась «Глинский рабочий» и была, как водилось в прежние времена, органом парткома, профкома и комсомольской организации кирпичного завода. Завод назывался по старинке кирпичным, хотя на нем еще в советские времена выпускались не только кирпичи, но и железобетонные конструкции – там был огромный цех этих изделий, едва ли не больше остального завода… Я училась в Петербурге на заочном журфака и работала как раз в заводской газете, но денег там почти не платили; коллектив редакции разбежался. Осталась одна я и за редактора, и за ответственного секретаря, и за фотографа, и за всех корреспондентов. Это было на втором курсе, когда знаний и опыта у меня почти не было. Но я старалась. И тут у завода появился новый собственник Николай Захарович Локтев – местный олигарх. Он меня вызвал и сообщил, что газета ему нужна как собаке пятая нога, но он договорился, что передаст ее на баланс районной администрации. А меня он просит остаться редактором и даже будет платить мне лично, если я буду продолжать писать о его заводе как о современном предприятии, лидере строительной индустрии региона. Так я стала работать и на него, и на городскую администрацию. Больше, разумеется, на Николая Захаровича. Но денег все равно не хватало, работала одна я, а муж мой… Да и не было у меня нормального мужа. Уехал на Север за большим рублем, обещал нас с дочкой вызвать, но ни длинных рублей, ни вызовов мы не увидели. Алименты и те не платил. Мама помогала как могла, но у нее пенсия и вовсе копеечная была…

– Я все это уже слышала, – призналась кузина, – ты лучше про убийства девочек расскажи. Ведь убийца зашел сегодня в наш ресторан как к себе домой, и никто ему ничего не сказал. Ты что, с ним хорошо знакома была?

– С его мамой. Не то что дружила, но общалась с ней тесно. Она была в школе завучем и преподавала историю. И вела в моей газете постоянную рубрику, где рассказывала о прошлом нашего города, об истории каждого старинного здания и о людях, которые там жили. Очень интересные были материалы. Гонорарного фонда у меня не было, но она работала не за деньги, а за идею, как и в школе. Тогда ведь учителя совсем крохи получали, и многие из них ненавидели и свою работу, и школу, и всех своих учеников. У того же Леши Снегирева была классная руководительница, которая гнобила всех. Был у них в классе Ваня Жуков, который часто опаздывал, и каждый раз она спрашивала его: «Опять письмо дедушке отправлял? Не забыл написать „На деревню Константину Макаровичу“?» А дети злые и каждый раз хохотали. Кроме Леши Снегирева и третьего их друга – Васи Колобова. Над Колобовым она не издевалась, потому что у того папа был заместитель начальника РУВД по следствию, а потом и вовсе стал начальником районного управления. Вот Снегиреву доставалось, потому что злобной училке было плевать, кто у Лешки мама. Училка не ученику, а себе пыталась доказать, что она не тварь, а право имеет – хамить сыну завуча.

– Как-то ты уж очень издалека начала.

– Это очень важно, потому что, когда Лешу Снегирева стали подозревать в серийных убийствах, делом начал заниматься его друг Ваня Колобов, который к тому времени уже был в нашем РУВД старшим следователем, а его папа перебрался в областное управление на генеральскую должность. Но Ваню Колобка тут же отстранили от следствия: из Москвы примчалась бригада, потому что подобных случаев по стране оказалось достаточно много. Тогда тоже, как и сейчас, было лето, и вот на берегу лесного озера нашли труп истерзанной девушки. Хотя нет, тогда была весна, потому что возле озера находился летний лагерь, в который дети еще не въехали, а в корпусах шел ремонт. И вот один из рабочих обнаружил тело. А поскольку рабочие были мигрантами, то взяли их всех и на цугундер, как говорил наш дедушка, которого ты не помнишь. Начали узбеков трясти, но те ни в какую. А случай оказался уж очень похож на тот, что был за несколько лет перед тем в том самом овраге… Убитая девушка наша местная, из мастерской росписи изразцов после обжига, и кто-то видел, как она садилась на мотоцикл к парню в кожаной куртке и в мотоциклетном шлеме. А у нас половина мужиков – байкеры. Не у всех, конечно, «кавасаки» имеется, но «иж-планета» или «ява» почти у каждого. Хотя свидетель показал, что байк был, скорее всего, импортный. После убийства девушки из мастерской росписи весь город стоял на ушах, и тут вдруг еще новый случай. – Светлана вздохнула и продолжила: – И ведь напали не просто на какую-то там поскакушку с кирпичного завода, а на хорошую девочку. Ей было тогда пятнадцать, но выглядела лет на тринадцать – ножки тоненькие, как прутики, и голосок совсем уж детский. Нашли ее на карьере. У нас тут помимо упомянутого лесного озера старый карьер имеется, из которого с древних времен глину добывали. Кирпичи из нее делали. У нас тут хорошая кембрийская глина – совсем не жирная, без примесей, без включения известняков, из нее самые лучшие кирпичи получаются. Изразцы у нас всегда делали – едва ли не лучшие в России. За долгие годы выкопали такую яму, что получилось огромное озеро, очень глубокое… А вокруг теперь сосновый лес. И рыбы там много…