Ветер и Сталь

- -
- 100%
- +
– И он убил отца вот этим ножом, – парень показал широкий охотничий нож с резной костяной рукоятью, – это тот самый нож, который отец потерял не так давно. Теперь мы знаем КАК, – он сделал ударение на слове «как», – отец его потерял. Таким образом, ной, пребывая во власти тëмных сил просто принëс нашего пошкпурта в жертву. И всё это ради бóльшего могущества, в угоду Керемет – злых духов. Он предал и продал наших предков Ворша и я не знаю можно ли его ещё спасти… Что скажете?
– Нечего там спасать! – испуганно крикнул кто-то из старейшин.
– Запереть его и не давать воды. – поддержал другой.
– Верно! Воду нельзя давать, а то ещё что наколдует…
– Руки связать.
– Или отрубить!
– И в болото выбросить!
Койла молчал. Лишь слушал гомон стариуов, где каждый предлагал единственно верное, по его мнению, решение. Но споры только разгорались и юноша решил прекратить этот пустой трëп:
– Мне жаль отца! – громогласно заявил он, – мне жаль его жëн и моих младших братьев и сестёр, но и шамана мне тоже жаль. Такой могущественный ной не сумел справится с Керемет… Это его беда и я хочу помочь ему… – он сделал вид, что помялся перед якобы ияжëлым решением, – я решил оставить его в живых, возможно мы найдём решение и спасём хотя бы его дух. Но заключим под стражу и свяжем ему руки, чтобы не наделал бед. И отныне, я объявлю это людям, читать знаки духов и предков станет Совет старейшин вместе со мной. Если нас будет много, Керемет нас не одолеют, чем, если опять найти одного ноя. Пока будет так.
Он прижал кулак к груди и склонил голову в имперском жесте, не обращая внимания на начавшийся гомон, вышел из кудо. Постоял немного, глубоко вдохнул влажный воздух. Полюбовался вырывающимся паром изо рта и направился к группе молодых охотников, ожидавших его. Широко улыбнулся, хлопнул одного по плечу, приобнял двоих других и заявил:
– Теперь по-другому начнём жить, братцы! Скоро не нужно будет в стужу бегать по лесу за зверем – еды будет в достатке. Но придëтся сначала немного напрячься. Я привезу из империи железные доспехи и оружие и мы станем хозяевами этих лесов. Кто пойдёт против нас? Пенгыра? Морале? Они нам не соперники. Мы заберём их женщин и их припасы, а сами они станут нашими рабами, будут прислуживать нам, пока мы будем поглощать яства с металлических блюд.
В глазах парней зажëгся огонь азарта, раздались радостные возгласы. Койла наблюдал с удовлетворением. Осталось решить вопрос с шаманом. Естественно он не собирался оставлять его в живых. Но нужно было обставить дело так, чтобы ещё больше дискредитировать и самого ноя и все эти суеверия в целом. И, кажется, он знает, что нужно делать. Нужно использовать как раз эти самые суеверия. Ну а Ливий сумеет воплотить задуманное лучше, чем кто-либо.
Утром следующего дня, когда шаману принесли еду и питьё, его обнаружили мëртвым. И не просто мëртвым, а убитым сверхестественными силами. Мало того, что в наскоро сооружëнном отдельном кудо всё было затоптано очень странными следами – не человеческими, но и не звериными. Верëвки, которыми был связан старик оказались перегрызены и разорваны чем-то невероятно сильным. Конечности вывернуты в суставах в обратную сторону, а из груди шамана торчала ветвь можжевельника, пронзив сердце заострённым концом и казалось, что она растёт из тела старика, помахивая зелëными веточками. Еа лице старого ноя застыло выражение животного ужаса, а главное, что охранявший его молодой охотник ничего не слышал и не видел, хотя и не спал всю ночь.
В полдень корабли ткнулись носами в размякший берег небольшой речушки. До вечера занимались разгрузкой. Участвовали все – и стар, и мал, и раненые, и ущербные. Дело нашлось каждому.
А утром следующего дня часть воинов начала вытаскивать корабли на сушу, а вторая часть занялась обустройством лагеря – копали землянки, грунтом отсыпали вал по периметру, валили лес, ставили оборонительные сооружения, срубили наблюдательные вышки, создали секреты вокруг становища.
Свободных от работ женщин и детей отправили собирать в окрестностях ягоды под прикрытием подростков и молодых воинов.
– Эти земли пока ничьи, – сказал Тойве, окидывая взором из-под козырька руки, местность.
Рамир кивнул. Хоть лесной охотник всё ещё не выучил язык и, когда говорил, забавно мешал новые для него словенские слова, языка на котором говорили в отряде, и свои, Ветерок его вполне понимал.
– Мой народ придёт в эти места только через несколько лет, – продолжил Тойве, – народ морале вообще всегда сидит на одном месте. Потому что охота для них – не главное, они кормятся с озёр. С малого, что недалеко отсюда, и с большого, через которое вы хотите плыть.
– Да, – согоасился Рамир, – то озеро и правда очень большое. Оно солëное, холодное и зовётся морем.
Юный степич уже видел море и рассказывал новому другу со знанием дела. Тойве не понимал – ну озеро, ну большое, ну большое, ну и что… А вот то, что его действительно тревожило, озвучил:
– Вам нужно охотиться. Времени мало. Нужно запасы делать.
Рамир оглянулся на руководящего строительными работами Леона и согласился:
– Это верно. Скажу сержантам, чтобы Русолав освободил своих охотников. Это дело не менее важное, нежели укрепления.
– Я помогу. Мы с Веймой поможем вам.
Ветерок кивнул и, взявшись за лопату, спрыгнул вниз. Они копали землянку.
А Вейма неплохо сошлась с местными девушками. Но не со всеми, а больше времени проводила в обществе Далилы и Терезы. И они уже вполне сносно щебетали между собой на таком же гибридном наречии, как и Рамир с Тойве.
– Как успехи? – заглянула в яму чернявая голова Корвина.
– Иди куда шëл! – запустил в него ком земли юный степич.
Голова со смехом исчезла. Раздалось недовольное ржание – степняк использовал лошадей, чтобы подтаскивать брëвна с вырубки в лагерь. Рамир развёл руками и притворно посетовал:
– И для чего я его в род принял?
Тойве улыбнулся. Эту историю он уже знал.
А немного поодаль, с высокой сосны, две пары глаз зорко следили за копошащимися внизу людьми.
Глава Четырнадцатая. Отцовский лук
Глава Четырнадцатая. Отцовский лук
Ноги бесшумно ступали по осенней подстилке. Прирождённый охотник двигался по лесу, как рыба в толще воды родного водоëма, ни единая веточка не шелохнулась, ни малейший сучок не хрустнул. Он замер на мгновение, оценивая направление ветра и изменил курс, обходя предполагаемое место по широкой дуге. Сам чутко реагируя на малейший шорох.
В руках копьё. На поясе нож. Лука, достойного своему охотничьему, Тойве не нашёл. Было что-то похожее в их трофеях, но не то. Да, лук можно сделать новый и самому и это не так сложно, как создать рамировский лук, но нужно время, особое дерево, его найти ещё нужно. В общем, проще сходить в селение за своим. А так как пока это сделать не представляется возможным, то – копьë и нож. Но и этого достаточно. Тем более Тойве сейчас явно на пике возможностей. Как ача-ача в молодости…
Почему-то стало грустно. Как-то не хорошо попрощался с дедом. Нагрубил, накричал, в очаг плюнул… Понятно ведь, он беспокоился о нëм. Есть вещи, которые даже старый ной не в состоянии изменить. Надо было как-то… мягче что ли…
Нахлынули воспоминания детства, как они вдвоём с дедом ходили в лес, как вместе мастерили маленькому Тойве маленький, ему под стать, лук. Как дед подарил его первый нож. Который потом где-то потерялся, но всё же.
Интересно стал ли Койла пошкпуртом, как планировал? Может он уже и отменил все эти обычаи и с дедом можно больше не ссориться?
Тойве замер, изучая след. Странно. Чëткий след кабаньего копытца почему-то со слегка обвалившимися краями. Будто кто-то наступил на него неосторожно. Кто? Здесь точно никого нет. Охотники-древичи потащили совместно добытого хозяина чащи в лагерь. Это он, Тойве, решил не возвращаться с пустыми руками и выследить молодого неосторожного кабанчика, следы которого приметил ранее.
Очень сейчас не хватало Огненного. Без верного четвероного друга, как без рук. А вот Тощий Хвост нашла Вейму. И даже пошла за ней в лагерь, до смерти перепугав лошадей. Теперь серая красавица – любимица всего отряда. Особенно детворы.
Да, оказалось, что на кораблях не одни воины, а ещё женщины и дети всех возрастов. Причём женщин даже больше почему-то. Говорят, из них много вдов, потерявших не так давно своих мужей. А ещё сородичи Рамира, освобождëнные им из рабства империи, тоже почти все женщины. Только несколько парней. Правда таких же юных, как и сам Рамир, а то и ещё младше. Да мальчишки грязнопузые, которые ещё не скоро станут мужчинами. Поэтому это удачная его мысль – принять в своё племя инородцев. Корвина и его соплеменников. Старики сказывали, что ппеланчле в тяжëлое время делали также – брали чужаков, чтобы выжить.
Лëгкий, еле слышный шорох. Обычный человек его даже бы и не услышал. Но не лесной охотник. Тойве замер, взяв ки поудобнее.
И тут из-за дерева вышел… Урхе. Какое-то время отец и сын сверлили друг друга взглядами, потом Тойве опустил копьё.
– Ты не пришёл к Корявому Дубу, – сказал Урхе.
Юноша опустил голову:
– Да, отец.
– Я ждал тебя.
Тойве не ответил, заливаясь краской.
– Ты ещё не построил кудо и не получил право идти на Эмалуйыш, ты не можешь решать сам. Сейчас мы уходим. Ты – с нами.
Тойве горько вздохнул, выдохнул, опустил плечи и ещё больше повесил голову, готовый повиноваться. Но тут вспомнил про Вейму. А она? Она останется здесь одна? Да, в отряде её никто не обидит, это точно, но молодой человек вспомнил, как она смотрит на него. С какой искренней верой и надеждой. Для неё не важно построил ли он кудо, получил ли разрешение от старейшин, для неё он тот самый мужчина, который может решать сам. Да и Рамир, опять же, с его соплеменниками, он тоже верит в него. Он, Тойве, нужен им, нужен здесь. А отец… А отец пусть решает сам.
– Нет, – выпрямился юноша, – я останусь.
Урхе уже развернувшийся, готовый уходить, опешил. И обернулся:
– Что?! – во всём его облике читалось искреннее удивление и недоумение.
– Я остаюсь здесь, отец. – твëрдо, глядя в глаза опытного охотника, отчеканил каждое слово Тойве.
Урхе даже потерялся от такой наглости. Открыл рот, захлопнул, попытался что-то изобразить рукой и наконец вновь обрëл дар речи:
– Здесь? С демонами?!
– Они не демоны, – спокойно возразил молодой человек, – они такие же люди, как и мы. И они попали в беду и нуждаются в помощи.
– Это они сказали? – недоверчиво спросил охотник.
– Это правда, я видел сам. Они с боем прорвались сквозь империю, из которой пришёл Койла, и плывут домой. Но их корабли повреждены, они не пройдут холодное солëное озеро зимой, поэтому им нужно остаться здесь до весны.
Урхе почесал переносицу:
– Но ача-ача сказал…
– Ача-ача нас обманул, – Тойве увидел, как мгновенно вспыхнул яростью отец и поспешил поведать ему про свою находку в виде дощечки с ящеркой и челнами. Когда он завершил, Урхе глубоко задумался. Погрузился в себя и долго стоял, не шевелясь, о чём-то напряжëнно размышляя. Юноша уже хотел было толкнуть его, чтобы привести в чувство, но взгляд охотника сам обрëл осмысленность. Он сфокусировался на сыне и сказал тоном человека принявшего решение:
– Ты останешься. И охотники остануться. Если понадобится помощь – клич ты знаешь. А я пойду в селение, нужно поговорить с ача-ача, – он протянул Тойве свой лук, – держи, лучше будет, чем эта палка, – кивок на копьë.
– А ты как? – взял оружие молодой человек.
– А я обернусь скоро, – ответил отец, отстëгивая колчан со стрелами, – только спрошу и вернусь. Ты шëл за кабанчиком?
Тойве утвердительно кивнул.
– Тулеч! – громко позвал Урхе и из кустов вывалился крупный охотник с добычей на плечах, – забирай, – он хлопнул кабанчика по боку, – и будь осторожен там, мало ли…
– И ты, отец.
Урхе ушëл. Охотники тоже растворились в лесу, как не было никого. Остался только тëмный щетинистый зверь у ног, да отцовский лук в руке. Да ощущение какое-то не очень хорошее, такое тягучее, холодное, будто видел отца сейчас в последний раз.
Из всей второй чентуры единственным боеспособным, видимо, остался один их сержант. Риккардо. И так и ходил бы он неприякаянным, пока, глядишь, не прибился бы к какой другой сотне, хоть бы и к вспомогательной Русолава. Да хоть десятником, хоть простым ратником. Но нашлось применение и ему. Его опыту и умениям.
Давеча Рамир едва ли не слëзно уговаривал обучить его и его парней, спасëнных из рудника, воинскому делу. Как чувствовал, что старому вояке позарез нужно делом заняться. Приносить пользу. Особенно после потери всего его подразделения. В отличии от своих выживших бойцов, он не захирел благодаря какому-то чуду. Внутреннему стальному стрежню. Поначалу он активно участвовал в строительстве, а когда лагерь был готов, не находил себе места, мечась, как тигр в клетке, из угла в угол. Много часов проводил в беседах с Жоном. Капитан, бледный и изрядно похудевший, выходил посидеть на осеннем солнышке. К нему подсаживался Риккардо и они часами увлечëнно что-то обсуждали. Потом Алисана уводила отца и сержант вновь искал пятый угол.
Именно в такой момент к нему и подошёл Рамир. Риккардо задумался, почëсывая затылок, а Жон, обернувшись на входе в землянку, подмигнул им обоим. И воин махнул рукой. Почему бы и нет?
Желающих оказалось больше, чем планировалось изначально. Помимо пяти подростков-степичей, в отряд влились и подрастаюшие сыновья воинов-виланцев и ратников-древичей. Всего тридцать два человека.
И здесь Риккардо развернулся на полную. Для отряда выделили отдельную землянку. Сержант установил стальную дисциплину и превратил жизнь подростков в сущий ад. А что вы хотели? Тяжело в учëбе…
Но не сдался никто. Ни один не отказался и не сбежал к мамке под тëплую юбку. Но каждый день с самого рассвета у молодых воинов был столь насыщен, что к вечеру они, не чувствуя ног, буквально теряли сознание. Утро начиналось с изнурительных тренировок, плавно переходивших муштру и завершался день активными играми, направленными на развитие физических данных и усиление командного духа.
Зато уже очень скоро мальчишки выполняли команды, не задумываясь. А синхронностью движений поражали даже бывалых воинов.
И настало время для тренировок стойкости. Несколько чело6 вставали в стену, подняв настоящие виланские щиты, а их в лоб атаковали несколько подростков, бегущих с бревном и врезавшиеся этим бревном в линию щитов. Нужно выстоять всему строю. Если, при встрече с тяжëлым снарядом, колыхнëтся хоть один – рухнет весь строй.
А потом, как-то мимо проезжавший на своём скакуне Корвин, начал в голос ругать того за неповоротливость и медлительность. Чем зародил в голове Рамира определëнные мысли. Он вспомнил, как действовали конные клибаны, вспомнил и быстрых легконогих степных скакунов, совершенно не годных к подобным действиям. Но ведь в лагере есть ещё пять эосских тяжеловозов, выведенных как раз для этих целей.
И он предложил ту же самую виланскую воинскую науку переложить и на конницу. Риккардо отнëсся скептически, но отказывать не стал. Так Рамир и его степичи принялись оттачивать взаимодействие уже верхом. Управляя лошадьми так, чтобы синхронизировать их скорость, одновременно ускоряться и останавливаться; скакать стремя в стремя, делать разворот и производить прочие манëвры. И преимущественно ногами, так как руки будут нужны свободными для оружия.
Корвин наблюдал за их тренировками с усмешкой. Но это только вначале. Потом он понял истинное предназначение этих лошадей и даже перестал ругать своего коня.
А когда ледяная корочка начала схватывать по утрам реку подле берегов, с тревожными вестями Рамира нашла Брунхиль.
Глава Пятнадцатая. Песнь Олава
Глава Пятнадцатая. Песнь Олава
Тойве сидел прямо на мëрзлой земле, не чувствуя холода. Озябшими руками сжимая отцовский лук и напряжëнным взглядом смотрел поверх речушки на противоположный берег. Напряжение он излучал всем своим видом – и позой, и тем, как сжал, красными от холода руками, дерево лука, и как под кожей играли желваки.
– Не пришёл? – подошёл к другу сзади Рамир.
Тойве обернулся. Посмотрел на юношу несколько мгновений не отрываясь, потом вздохнул, потупил взгляд и ответил:
– Нет.
Ветерок был в курсе встречи Тойве с отцом в лесу. Также он уже знал и всю предысторию, рассказанную ему молодым охотником. И то, что Урхе ушёл один в селение, чтобы поговорить со старым шаманом.
– Так может нужно пойти по его следу? Может он попал в беду?
Тойве скосил на него глаза, поднял камешек и запустил его вдоль поверхности воды, глядя, как тот подпрыгивает.
– В лесу? – ответил он, – не мог.
Рамир посмотрел на свои руки, лежащие на коленях. Уже не детские руки подростка, а натруженные оружием, тренировками и работой мозолистые ладони воина.
– Всякое ведь может быть, – протянул он, – а наши родные и семьи – это самое ценное, что у нас есть. Их нужно беречь. Мало ли, может он случайно ногу сломал, лежит сейчас, ждёт помощи…
Тойве подскочил. Сделал несколько шагов из стороны в сторону, всплеснул руками и плюхнулся обратно.
– Не знаю я.
– Ну давай я переговорю с сержантами, отправим с тобой отряд? Что-то же делать надо… – Рамир не договорил.
Серая молния метнулась к берегу, ткнулась мокрым носом ему в щëку и свалила Тойве, пытаясь зализать его до смерти. Тот отбивался, как мог и отталкивал её:
– Всё… уйди… прекрати!
И продолдалось это до тех пор, пока не появилась Вейма. Издала какой-то еле слышный звук и волчица, как прилежная ученица, уселась на землю, обернув лапы роскошным хвостом, преданно глядя на подругу.
Вейма встретилась взглядом с Тойве. В её глазах он прочитал вопрос и отрицательно мотнул головой. Она вздохнула и молча пристроилась рядом.
Лëгкий, первый морозец холодил воздух и сбивал последние листья с деревьев. Которые срывались с ветвей и, кружа, падали на стылую землю.
Ветерок поднялся:
– Пойду я, пожалуй.
И едва не столкнулся с встревоженной Брунхиль. Лекарка покосилась на Тойве с Веймой и сказала:
– Рамир, ты должен об этом знать и должна с тобой поговорить.
Он тоже обернулся на сидящих парня с девушкой и пожал плечами, демонстрируя, что скрывать ничего не собирается. Брунхиль замялась. Была видна её внутренняя борьба, что она решается. И это не на шутку встревожило юношу:
– Что-то случилось? – с тревогой спросил он, – кто?
Лекарка теребила отворот своей шубки и, не поднимая глаз, произнесла:
– Ты ещё слишком молод, но ты должен знать. Ведь это твои люди…
– Да что случилось? – уже не выдержал Рамир. Чем привлёк внимание Веймы. Она с интересом уставилась на них.
– Твои женщины, спасëнные, беременны…
– Что?! Все?
Брунхиль внезапно успокоилась и посмотрела ему прямо в глаза:
– Нет. Только Заряна, Тара и… Искорка.
– Искорка?! – Ветерок удивился, возмутился, разозлился, переживая целый спектр эмоций, рубанул рукой воздух, – да как так-то? Она же… Она ведь ещё…
– Да, – грустно согласилась Брунхиль, – она ещё совсем ребëнок.
– Даже взрослое имя ещё не получила.
– Так бывает…
– И что, как быть?
На дерево рядом прилетела ворона. Уселась на ветку, обозревая людей и волчицу под собой, косясь одним глазом, и громко каркнула.
Лекарка взмахнула рукой, словно отгоняя дурное наваждение:
– Сложно, – ответила она, – они всё ещё слишком слабы и для вынашивания и для изгнания плода. Особенно Искорка. И то, и то может убить их. Даже не знаю, что лучше. Возможно лучше всё же выносить и родить, изгонять опаснее, но «что» они родят?
Рамир горько вздохнул и задумался.
– А что думают сами женщины? – наконец спросил он, – в конце концов это будут дети нашего рода. Я сам приму их в род, если будет нужно.
– Примерно так же сказала Тара: «это дитя от тьмы, но я выращу его светом». А Заряна плачет и просит «извлечь» из неё «это». Искорка пока не знает. Это только мы понимаем, что с ней происходит.
– А что с твоим плодом? – спросила подошедшая Вейма у Брунхиль.
Лекарка удивлëнно раскрыла рот и испуганно инстинктивно схватилась за живот:
– Откуда ты?…
Но охотница тему развивать не стала:
– Можно я поговорю с Заряной?
Брунхиль только развела руками:
– Попробуй.
Заряну нашли в общей землянке, где жили женщины с детьми. В основном спасëнные степнячки, но и вдов павших воинов тоже хватало. Они, уставшие после дневных работ, возвращались сейчас домой, а троицу молодых людей встретила возле входа встревоженная малышка с волосами цвета сосновой коры и огромными, в пол-лица, синими глазами:
– Там мама, – указала она ручкой, – снова плачет.
Заряна сидела в самом углу землянки, обняв колени и закрывшись растрëпанными, давно не мытыми волосами. Сил на слëзы у неё уже не осталось, она только всхлипывала и тихонько подвывала от горя.
Вейма жестом остановила парней:
– Я сама.
Рамир с Тойве, переглянувшись, пошли на выход.
– Знаешь, я думаю ты прав, – сказал молодой охотник, когда они вышли из землянки, – нужно пойти за отцом.
Ветерок согласно кивнул:
– Только сам не ходи. Я попрошу Леона, чтобы с тобой пошли воины.
Тойве покачал головой, закусив губу:
– Нет. Здесь, в лесу остались люди отца, я пойду с ними. Тем более, в лесу от ваших воинов мало проку будет.
Рамир долго и пристально посмотрел на друга:
– Будь по твоему. Но не забывай, здесь ты всегда найдëшь помощь и поддержку. Что бы ни случилось – приходи в любое время.
– Утром пойду, – решил Тойве, пожимая запястье Рамира, – сбереги Вейму.
А Вейма осторожно, стараясь не делать резких движений и не шуметь, потихоньку села на земляной пол рядом с Заряной. Та всё же почувствовала её и попыталась отодвинуться:
– Уйди, – прошипела, не поднимая головы, Заряна, – Брунхиль прислала? Я не буду жить с ЭТИМ, я убью себя! – в голосе прибавилось силы и ярости. Она даже подняла заплаканное и распухшее от слëз, некогда очень красивое и милое, лицо и с вызовом посмотрела на девушку.
– Уйду, – ответила охотница, не глядя в её сторону, – только скажи мне сначала, кто такой Олав?
Молодая женщина резко и с яростью развернулась к Вейме. В глазах горел истинный огонь! Правда не долго. Спустя несколько мгновений её лицо вновь скривилось в гримасе горя и она, заплакав, бросила:
– Это подло! Подло! Подло! Говорить мне про Олава сейчас! – она закрыла лицо, сотрясаясь в рыданиях.
А девушка тихо запела. Путая слова, сложно выговаривая, с жутким акцентом, так, как если бы слышала их впервые и проиносила под диктовку, но мелодично и уверенно:
«Пусть травы степные нам будут постелью,
А небо со звëздами – резной колыбелью.
Мы духам ветров поклянëмся с тобой,
Что я – навсегда твой, ты – навсегда моя».
Заряна затихла. Полностью обратившись в слух. Перестала даже вздрагивать. А девушка продолжила:
«Коль судьба разлучит нас чëрною тучею,
Я стану дождëм, что стучится к тебе по ночам.
Или ветром, что шепчет в сухом ковыле:
«Я рядом, с тобой я до самой земли».
Женщина с недоверием и удивлением смотрела на Вейму глазами, полными слëз. Но это уже были другие слëзы.
– А ещё, помнишь, как на берегу Сича у большого валуна, возле обрыва, где делали гнëзда стрижи, вы дали клятву друг другу ещё до бракосочетания, что всегда будете вместе? – спосила девушка, рыжий локон лëг ей на лицо, бросив тень так, что слегка изменились её черты, – в лунную ночь, вы закопали там свои спутанные волосы и смешали свою кровь и воды реки. Помнишь?
Заряна кивнула и даже робко улыбнулась:
– Я помню. Это не знал никто, кроме него и меня. И наша песня… Мы придумали её сами… Это правда он, ты говоришь с ним?
– Это правда он, – подтвердила Вейма, – он красивый. Темноволосый, темноглазый, сильный… Он ведь обещал заботиться о тебе, как о том маленьком лисëнке, которого вы нашли тогда на тропе вместе. Он вернулся к тебе в твоëм ещё не рождëнном малыше.
Заряна всхлипула и потянулась к охотнице. Девушки обнялись.
– А ещё, – тихо, на ушко шепнула Вейма, – он говорит, что в этот раз не будет бояться пауков.
Заряна негромко засмеялась, в глазах её уже читалась нежность, любовь и тихая грусть. Но не горе и отчаяние.
А утром лагерь разбудил тревожный горн.
Глава Шестнадцатая. Под маской
Глава Шестнадцатая. Под маской
С наблюдательной вышки заметили группу людей, подошедших к противоположному берегу безымянной речушки. С десяток человек, в основном одеты, как Тойве и Вейма в простые кожаные одежды. Только двое из выделялись внешним видом и статью. Оба, скорее эоссцы, чем жители леса – цветные туники, шерстяные штаны, глянцевые сапоги. Только тëплые меховые накидки хоть немного роднили их с остальными. На поясах этих двоих висели короткие эосские мечи, имеющие скорее церемониальное значение, чем воинское.





