Ветер и Сталь

Не понятно, что в нём тогда взыграло – страх всë потерять или он действительно увидел решение, но он заорал во всю мощь лëгких:

– За мной! – крик отразился от скал и заставил врагов обернуться, – стена щитов!

За ним только такие же молодые воины, даже и не воины ещё. Многие, как он дети простых бондров. Но они послушались: слева, справа вставали юноши. Без шлемов, без кольчуг, без мечей. Кто с копьями, кто с топорами. Но ровно. И поднимали прочные клëпанные щиты.

– Вперёд! – скомандовал Хëгни. И строй молодых, неопытных водителей двинулся на врага, – спасëм сеппара!

Насколько же страшно было видеть чëрные лица в обрамлении густых чëрных волос с диким рëвом бросающихся прямо на них. Бросались враги прямо телами, норовя, как тараном сломать их строй. Но стена держалась. Более того, двигалась вперëд, ощетинившись копьями.

Сеппара тогда спасли. Дошли, закрыли собой. А того времени, пока на их неожиданный манëвр отвлеклись дикари, лидманнам хватило, чтобы ппрегруппироваться. И битва обернулась совсем другой своей стороной.

Мореходы разбили нїр-варгов и потом разграбили их селение, вернувшись с богатой добычей. И именно после этого вейгинга сеппар Эргард вручил ему настоящий сакс и объявил при всех лидманном.

А сейчас Хëгни шëл к старому Ульфрару, знатному лидманну, просить руки его дочери Астрид.

Милая Астрид… Сердце заколотилось быстрее. Самая прекрасная из всех женщин. Он влюбился в неё ещё будучи неопоясанным несмышлëнышем и дрался за неё в кровь даже с сыновьями лидманнов. Часто был нещадно бит. Но не сломлен. Наоборот неудачи в бою лишь укрепили его решимость и стойкость.

Он начал всегда побеждать в состязаниях своих сверстников из простых семей бондров и открыто бросал вызов на равных сынкам воинов, часто одерживая верх. Именно благодаря своему упорству и несгибаемому характеру… и любви к белокурой красавице Астрид.

Хëгни вспомнил их последнюю встречу – он явился к тайному камню камню уже будучи лидманном, гордо подвесив сакс на пояс. В прекрасных глазах девушки нежно-небесного цвета он ясно читал восхищение. Он стал для неё героем, тем самым из саг и сказаний, которые преодолевают массу трудностей ловкостью, хитростью и силой добиваются невозможного. Добиваются своего.

Да, сыну бондра крайне сложно выбиться в лидманны. Но он смог. И теперь будет говорить с её отцом, как равный с равным. Воин с воином.

Хёгни подошёл к дому Астрид и кликнул лейга, возившегося перед входом, чтобы тот позвал хозяина. Лейг поклонился и исчез в жилище.

Ждать пришлось недолго. Или долго… Юноша потерял счёт времени, мгновения растянулись в вечность. Руки похолодели и не понятно или это из-за лёгкого морозца, или из-за переживаний. Сердце колотилось, как рыба в сетях – отчаянно и сильно. Но осанку он чётко держал – спина, как скамья в скейде – ровная и крепкая; голова вздёрнута ввысь, взгляд прямой и гордый. Не знал только куда деть руки. Но это продлилось лишь до появления старого лидманна.

Седой ветеран многих вейгингов степенно подошёл к парню и остановил свой твёрдый взгляд на нём.

Поначалу начавший сжиматься Хëгни, вдруг распрямился. Всё! Сейчас или уже никогда! Он ощутил прилив какого-то щекочущего задора, сродни тому, в скалах, когда шëл спасать сеппара. Он поднял глаза, зафиксировав взгляд где-то на границе седины старого воина и сказал:

– Ульфрар, сын Бьярни, я, Хëгни, сын Торвальда-бондра, пришёл к тебе, чтобы проситьу тебя права посвататься к твоей дочери Астрид. В залог своих намерений я приношу тебе это, – он протянул свинцовую фигурку неведомого, но явно могучего зверя, которую он добыл в своём первом бою. Вещь небогатая, но боевая, как воин, Ульфрар не мог не оценить жеста. Это ничто иное, как символ первой славы молодого лидманна.

Старик нахмурился. Погнал бы этого наглеца, но он такой же лидманн, да и доблесть свою доказал. Он взял фигурку и ответил:

– Твоя доблесть известна, Хëгни. И твой дар я принимаю. Но моя дочь – не военная добыча. Докажи, что твой род не прервëтся на тебе. Слышал, дрангир вернулся? Он вот-вот объявит вейгинг. Так вот иди в этот вейгинг. И вернись не просто с добычей, а с настоящим Дренгом! – его выцветшие глаза вспыхнули молниями, – таким, о котором будут сказывать скальды! Тогда мы поговорим снова. До той поры моя дочь не даст тебе слова.

Крупными хлопьями срывался снег. Ветра не было, что удивительно для этих ветренных краëв. И снежинки оставались лежать, не тая, на светлых, заплетëнных с самого утра, по традиции, в множество мелких косичек, волосах. Такая вот ирония. Все надежды, все старания и всё пошло крахом. И даже погода плюëт в праздничное его убранство мокрым снегом.

Где-то в чужом сарае довольно хрюкали свиньи. Их всё устраивало. И погода, и грязь под брюхом и всё, что нужно рядом.

Эх, сейчас бы ледяной ветер с солëными брызгами в лицо и с верным саксом в руке да на чужой берег, да, Ваар-Нїр их побери, добыть истинный Дренг в лютой сече! Да так, чтобы и через поколения сказывали о его подвиге!

А с площади раздаются мерные удары… Никак дренгир велел бить в щит? Хëгни ускорился. Стоп! Ульфрар же ведь именно так и сказал – дренгир объявит вейгинг. Значит это не отказ, это условия. Жëсткие, да, но выполнимые. И что ты стоишь, как столб, Хëгни, сын Торвальда-бондра? Бегом на площадь!

И парень буквально полетел, перепрыгивая слегка прихваченные ледком грязные лужи.

На площади действительно собрались лидманны, которые всё прибывали и прибывали, а в центре, гордо отставив ногу и запрокинув голову, стоял сам дренгир Эргард. На его тëмные волосы и меховую волчью оторочку на плечах спокойно укладывались крупные снежинки. Что его нисколько не тревожило. Он ждал. Стоял, наблюдал. Казалось, любовался сам собой – кожаные одежды, тонкой выделки с искусным узором – постарались его рукодельники лейги; длинные волосы и роскошная борода – всё заплетено, по обычаю, в множество тонких косичек. Ох, и приложились к этому его жëны. Наверное, утра начали плести.

Вот он крякнул и заговорил. Громко, так, чтобы всем было слышно. Даже на краю деревни:

– Лидманны Утгарда! Дух Ворона коснулся моего слуха! На южных берегах, в озëрных краях вантбюэр, амбары ломятся от припасов! Их боги – слабы, их воины – трусливы, а их женщины – прекрасны! Я, Эргард, зову вас в вейгинг! Кто жаждет Дренга, а не сытой спячки – займëт место на скамье моего скейда «Ильд-Сакс»! Мы выпьем их пиво и унесëм их металл! Славная смерть в бою ждëт достойных, а позор – тех, кто останется!

Он замолчал, оглядывая окружившую его толпу. Воины загомонили. Кто-то уже начал подходить к дренгиру и произносить слова согласия.

Хëгни понял – это тот самый шанс. Будто что-то толкнуло его, не он сам пошёл. Юноша ломанулся сквозь толпу здоровенных лидманнов, активно оттесняя даже ветеранов и одним из первых вышел из строя, ударив кулаком правой руки по груди. Взгляд его горел пламенем. Губы тряслись, когда он заговорил, голос предательски дрогнул, но молодого воина это не остановило и не смутило:

– Я, Хëгни, буду на твоём скейде, дренгир! – прокричал он.