Сапоговские рулады

Анализируя услышанное, пришлось прийти к неутешительному выводу- судьба торгаша в эпоху тотального дефицита не завидна. С одной стороны- Прасковья, с другой Бакман, с третьей пожарники и прочие бдительные, сверху устрашают директивные органы. Коллектив ещё….

– Не раскисай, коллега, ты своими замами манипулируй, но с народом будь как отец. Пусть они, сердешные, тявкают, а если все лаять начнёте, тебя же и покусают. Шеф представлял тип виртуозного руководителя, сравнимого даже не с дирижером, а с композитором, умеющим составить из разрозненных нот мелодию, по сложности соответствующую высоте иерархической ступеньки, на которой он в данный момент находился. Но, как часто случается, имел слабости, не чуждые талантливым, артистическим натурам и потому периодически скатывался вниз. Надо отдать должное, не делая из этого трагедии: с той же лёгкостью следовало движение в противоположном направлении. Сдружившись в дальнейшем с Осетровым, я узнал многое из сложной биографии Бориса Евгеньевича и, если бы возвратно- поступательный характер его служебных перемещений приобрёл постоянный вектор, то шеф вполне мог вылететь за пределы солнечной системы.

Глава3. Сметана молодая не созрела и ввела в заблуждение!

Как советовал патрон, я подружился с Ольгой Васильевной, но «копеечек» у меня от этого не прибавилось. Занимался рутинными делами: товарными отчетами, мясо рубил на пару с Иваном Васильевичем, коллектив воспитывал. Руководил! Вроде, всё получалось, кроме одного- не осмеливался вступать в близкий контакт с покупателями, ощущая непонятное чувство вины за право распоряжаться недоступной простому смертному товарной массой. – Сергей Ильич, в зале мужик скандалит- зовёт директора- Непряхина, стоя в дверях развела руками, зная о моей неприязни к территории по ту сторону прилавка. – От меня чего ему надо, вас мало? – Понятия не имею. Уронил очки в свой бидон со сметаной и заладил, как заводной- не уйду пока с главной не поговорю. Думал, что вы женщина. —

В молочном отделе нас ждал длинный костлявый субъект, близоруко изучающий поверхность сметаны. Перегнувшись через прилавок, я тактично потрогал исследователя за плечо.

Я учитель истории-, представился тощий с гордостью. – Не уловив исторической связи с происходящим, я пожал руку педагогу и с облегчением хотел удалиться. —Постойте, вы можете объяснить, почему мои очки провалились в сметану словно в воду, только фонтанчик заметил! – Вы намекаете на необычно жидкую консистенцию продукта, учитель? – Не намекаю, а утверждаю- сметана разбавлена! – Такое оскорбление мне наносили первый в жизни. —Товарищ, вы не правы! Сметана молодая не созрела и ввела в заблуждение, выпад в адрес сметаны отношу на ваше незнание товароведения молочных продуктов. Бегите быстрее домой и пока она не загустела вытаскивайте очки. Вам скоро станет стыдно за свои слова. И потом, они упали с очень большой высоты- и математиком не нужно быть, знаний историка хватит, чтобы понять с какой силой очки вошли в сметану! Ольга Васильевна, клиент плохо видит, проводите его до выхода. Оставив озадаченного подслеповатого, я прошел в холодильник с целью проверить качество молочного продукта и сравнить с проданным худосочному шкрабу.

Органолептический анализ поступившей сметаны подтвердил сомнения любимца ребятишек- одну сорокакилограммовую флягу мой шустрый заместитель превратил, по меньшей мере в три. В той, которую изучил я- ложка стояла! Васильевна прибежала следом и напомнила собаку, виновато виляющую хвостиком. – Как это понимать, товарищ Непряхина? – Она по-настоящему разозлила. Старая торговка оживилась и достала толстую пачку мелких денег. – Возьмите, Сергей Ильич. От многого немножко, не воровство- делёжка! – Не надо, Борис Евгеньевич вызывает, вернусь поговорим.– Вы ему не скажете? – Обернувшись, встретил умоляющий взгляд и загадочно удалился. Она ждала моего возвращения и моментально возникла на противоположной стороне разделяющего нас стола. Такой жалкой Ольгу Васильевну не видел никто. —Забудем инцидент, но…. Беседу прервал деловой мужик с накладной- привёз вино, при его приёмке обнаружилось отсутствие семи бутылок- оказалось, как раз норма боя в пути. – А где раз разбитая посуда? – Ольга развела руки – аккуратно довёз- его! – Пока составляли акт на «разбитие», в винном отделе выстроилась беспокойная очередь. Бурно обсуждалось качество напитка, которое знатоками определялось исключительно крепостью и ценой. Эти параметры должны находиться в обратно пропорциональной зависимости. Чем больше первый и меньше второй, тем потребительские свойства содержимого выше. В данном случае народ выражал одобрение.

Иван Васильевич под наблюдением сотни нетерпеливых глаз затягивал крючком ящики в зону продажи. Бутылки при колыхании издавали нежный малиновый перезвон, лаская слух замершей в напряжении толпы. Вид у Ивана, от осознания миссии особой важности, был значителен и серьёзен. В отдел поставили бойкую на язык Нюру и хмурую коренастую Клавдию Пантелеевну, обладательницу тяжелого взора и не менее увесистой руки, силу которой испытали некоторые ребята. Распродажа началась сразу в ускоренном ритме. Публика была нетерпелива, продавцы деловиты и сноровисты. Заполучившие желаемое, удалялись быстрым шагом спешащих по очень важному делу людей. НО очередь не уменьшалась, наоборот, её голова надувалась, как мыльный пузырь, от прибывающих не организованных товарищей, что вызывало справедливый гнев арьергарда. Атмосфера становилась предгрозовой, раздались первые звуки матерного грома. После особо сильного раската Клавдия Пантелеевна вспомнила о своей принадлежности к женскому сословию и погрозила толпе кулачищем, что охладило пыл ещё не успевших вкусить, а потому не утративших инстинкта самосохранения джентльменов. Пантелеевну уважали и временно наступило затишье, вскоре снова нарушенное боевыми отрядами уже откушавшей, но не утолившей жажды клиентуры. Эти действовали напористо и без компромиссно. Напряжение разрядил диалог двух соискателей истины/истина в вине, говорили древние и потомки с неиссякаемым упорством ищут её/. Гражданин, отмеченный печатью административной значительности, истомившись пребыванием среди неуправляемой аудитории, что уязвляло начальственное самолюбие, углядел своего токаря, лезущего без очереди и раздраженно сделал замечание в адрес обнаглевшего пролетария. —Васюков, ты бы в цехе так в передовики пробивался! – Реакция возбуждённого Васюкова на, в общем, дельное замечание обескуражила командира производства. —Никанорыч, падла рябая, дать бы тебе по рылу! – Побитое оспой лицо Никанорыча, не ожидавшего такого демарша со стороны скромного труженика, покрылось негодующим румянцем, но полемизировать в обстановке далёкой от кабинетной он мудро воздержался. Возмездие оскорбителю последовало неожиданно.

В магазин вошел высокий мосластый парень лет тридцати, верхние пуговицы его рубахи были небрежно расстегнуты. На мускулистой чугунной груди сидел вытатуированный орёл. Нахальные синие глаза, волнистая челка на лбу, не измученном раздумьями, в сочетании с ни разу не глажеными штанами и растоптанными башмаками неимоверного размера, позволяли сделать вывод – в рядах Кпсс детина не состоит. Добрый молодец решительно направился к раздувшемуся от многочисленных желающих достигнуть прилавка изголовью очереди. Васюков, шустрящий как мелкая рыба в заманчивой зоне, утратил бдительность под впечатлением победы над начальством и, ненароком оказался на пути верзилы. Не имея возможности в толчее его обойти, богатырь выдернул преграду словно морковку из грядки и переставил позади себя. Оскорблённый в лучших чувствах подчиненный рябого, вцепившись в брюки, хозяин которых так унизительно поступил с ним, попытался восстановить статус кво не учтя, что дело имеет не с Никанорычем. Парень молча отвесил токарю ленивую оплеуху, под её воздействием мастер резца и повелитель шпинделя вылетел из очереди и затих, позабыв о цели своего визита. Спокойно подойдя к прилавку, ибо никто не хотел присоединяться к обеспамятевшему Васюкову, гражданин приобрёл четыре бутылки портвейна, опустил их в бездонные карманы и не спеша удалился. Наконец, настало время окончания торговли спиртным, установленное властями. Большинство сознательных граждан сокрушенно разводя руками потянулось к выходу, но были и не согласные, выражавшие возмущение.

Нюрка с Клавдией Пантелеевной, привычные ко всякому, с помощью Ивана Васильевича стали невозмутимо выдворять остатки вина в складское помещение, никак не реагируя на тоскливые взгляды «советских покупателей», не угомонившихся в отличии от Васюкова. —Сейчас сюда припрутся, – со знанием дела сказала Непряхина. И точно, не успела она рта закрыть, как в дверях появилось с десяток агрессивных личностей. Одна из них, самая активная, поведала о дне рождения, который совпал с прибытием портвейна в наш магазин. —На этом твоё везение закончилось, товарищ! – Ольга Васильевна ледяным тоном остудила разгоряченную голову именинника. —Вы чё, не русские? – Напирал неопрятный дядя с мокрыми брылами, заполнив помещение вонючими перегоревшими парами. – Советские мы! – Ольга вдруг подскочила к предводителю и с применением физической силы ловко выперла его за дверь, громогласно скомандовав обезглавленной массе. —Милицию ждете? Быстро очистить кабинет! – Лихо! Вы не офицер запаса? – Она пренебрежительно показала на дверь, – эти жиденькие попались. Бывают орехи тверже, но ничего- раскусываем.

Подобные ситуации заставили меня задуматься о способах нейтрализации вздорной Прасковьи и беспардонных ребят, которые в состоянии недопития представляют социальную опасность. Решил начать с бабушки. Вызвав Ольгу Васильевну и Дарью, предложил им проверить насколько безгрешен наш злой гений. – Сделаем вот что. Когда старуха припрётся, утяжелите её покупку, взвесьте в два раза больше. – Женщины поначалу ничего не уразумели, столь сильно была развита профессиональная привычка «отпускать» не исходя из допуска плюс-минус, а исключительно минус. —Зачем? У меня рука не поднимется- Дарья непонимающе пожала плечами. —Посмотрим на её реакцию Дарья Леонидовна. – Это называется проверить на вшивость, – подытожила заговор Непряхина. Через день «объекту» вручили пакет конфет тяжелее на пол кило. Бабуся по привычке проверила массу на контрольных весах, подозрительно понюхала содержимое и впервые ринулась не к книге жалоб, а к выходу, но уйти ей девушки не позволили. Сомкнув круг, они не давали чертовке ускользнуть и высказывали в не корректной форме всё, что думали о её моральном облике. Громче всех неистовствовала Дашка. Послышался звук звонкой затрещины. Воистину, женский гнев не знает предела! Пора вмешаться. Я направился к неистовой кучке. Несчастная, увидев мужчину, облачённого во враждебную униформу, подумала о неминуемой гибели. Страх придал силы старческому телу и протаранив цепь молодых фурий, Прасковья навсегда исчезла вместе с конфетами.

С одной задачей покончено, на очереди стояла вторая. В памяти возник богатырских статей пожиратель портвейна. Иван Васильевич не мог не знать лучших людей посёлка. Я завёл с ним разговор на интересующую тему. – Ты не устаёшь на работе, поди заездили бабы? – Кручусь помаленьку, а чё оклад прибавить хочешь, Ильич? – оживился второй директор /так называли Ваню в народе/. —Видно будет, а пока помоги отыскать парня, который недавно покупал портвейн без очереди, у него ещё орёл на груди —Зачем он? – Помощника тебе хочу взять, доволен? «Второй» поскучнел. Ему не улыбалась перспектива сдавать позиции незаменимого хвата по части виртуозного разруба мясных туш, починки тары и других, сугубо мужских обязанностей, которые он выполнял на правах представителя сильного пола, вызывая восхищение в очах прекрасных дам. Возражать против Мити Иван Васильевич не решился, так как их формальное половое равенство не предопределяло идентичности возможностей. – Рад, вижу – не благодари! Когда появится- подскажи, не заставляй самому искать, -Ванька шмыгнул носом и кисло согласился. По прошествии получаса возникла Непряхина:-вы, Сергей Ильич, хотите Алелюхина в магазин взять? Мы по миру пойдём, он сидел! —Надеюсь парень не расхититель социалистической собственности? – За членовредительство отбывал. Но ведь оттуда! – Не уступала Ольга Васильевна. – И какие члены повредил Митя? —Вроде пьяные привязались к нему, ну, и попали в реанимацию. -Не понимаю вашего страха. У магазина членов нет, а Митька двух Иванов заменит.

Признаться, по мере укрепления позиций, я стал с раздражением поглядывать в сторону умной, властной Ольги. Вот и сейчас она пытается отменить моё решение, такое случалось и раньше. Коллектив принял нового директора, противодействие, хотя и не явное, исходило только от Непряхиной. И Ванька подгаживал иногда. – Что ж вы главный-, но взгляд её говорил о другом. Расстались мы холодно. Через несколько дней «второй» сообщил о появлении Мити, тот покупал «Беломор». Я пригласил членовредителя в кабинет, сговорились быстро. Вскоре Алелюхин влился в нашу дружную семью и стал выполнять функции грузчика и защитника униженных и оскорблённых. С его приходом позиция незаменимого Ивана приобрела второстепенный характер.

Глава4- Будем все Какашины.

Экспедитор Шмелёв, приёмщик стеклотары Сидоркин и мастер по ремонту холодильного оборудования Какашин составляли ядро интеллектуального потенциала нашего торгового предприятия. Все трое были отставными военными. Шмелёв обладал умом государственного деятеля и любил поговорить на экономические темы, при этом удивляясь – почему действия правительства не совпадают с его взглядами на проблемы народного хозяйства. Особенное негодование вызывали расхождения в аграрной концепции. Сидоркин- сухощавый, импульсивный, приятной внешности мужчина баловался на досуге стишками, единственными слушателями которых были Какашин с правительственным оппозиционером, да с некоторых пор и я получил доступ в узкий круг местных эстетов. Родион Севастьянович Какашин не имел ярких способностей, но разговор мог поддержать на любую тему: сведениями располагал изо всех сфер человеческой деятельности. Обычно он бывал молчалив и скромен в отличии от сотоварищей. Характер у него был мягкий, душа нежная и ранимая. В лице Родиона Севастьяновича собеседники получали признание своих талантов и одновременно доброжелательного оппонента. Служебные обязанности в сфере гражданской деятельности друзья выполняли

превосходно. У отставников, Ваш покорный слуга, пользовался авторитетом, как человек начитанный, правда, в перспективе подумывая влиться в славную когорту коммунистов/по совету Бориса Евгеньевича/ не претендовал на обладание всеми знаниями, накопленными человечеством.

Холодильщик был старым холостяком, жил один и его квартира являлась местом уединения друзей, где они могли без помех насладиться обществом друг друга. Иногда, конечно, идиллию нарушали подруги жизни женатых клубменов, но мужская дружба, тем не менее, трещин не давала. Так, за пивком, а когда и за более серьёзными напитками, мирно беседуя, коротали время. Сегодня собрались послушать новое произведение Сидоркина. —Не тяни, Алексей, читай, – уговаривал Шмелёв, не забывая отдавать должное «Жигулёвскому» и приготовленной Какашиным закуске, чем, впрочем, увлёкся и поэт. Наконец, оторвавшись от пивной кружки, приёмщик тары начал:

Идя на пункт приёмки тары

Друзья, я думаю о вас

И, выражаясь по-морскому,

Меня ведёт туда компас

Да нет, не тот с магнитной стрелкой

А тот, что у меня в душе

И, следуя советам мудрых,

Я потихоньку «поспеше».

А там уж ждут меня клиенты,

Как на приёме у врача-

С той разницей, что в их посуде

Было вино, а не моча

Твои клиенты и мочу выпьют, лишь бы с ног валила, -перебил терзаемый противоречиями Шмелёв. -Не кощунствуйте, экспедитор, – ответствовал быв-ший капитан второго ранга и продолжил:

Толпа стоит вся в ожиданьи

Шум, разговоры прекратив

В надежде обратить бутылки

В живительный аперитив

Халат, как доктор, одеваю

Очками зренье укрепив,

Со знаньем дела изучаю

Предмет, полученный от них

Приём веду принципиально,

Изъяны быстро нахожу

На возраженья отвечаю-

Коль не согласны- ухожу!

Забив бутылками ячейки,

Раздав все деньги до копейки,

Исполнив долг перед народом,

Иду домой- баланс свожу.

Вот и покончено с цифирью.

Смотрю на «вечное» перо

И философские раздумья

Ложатся рябью на чело.

В земной юдоли, что имеем?

Зачем Господь нас породил?

Пол жизни в армии тупеем,

Остаток головнёй чадим.

А так хотелось разгореться,

Хотелось в полный голос спеть,

Увы, судьба заставила матроса

Пустою тарою греметь

Одна отрада- здесь собраться,

Забыть суетные дела,

Раздумий грузом обменяться,

С Какашиным попить вина!

Наливай, Севастьяныч, дружище! – растроганный Родион набулькал водки, которую, чокнувшись, синхронно выпили. Действительность не баловала яркими впечатлениями, а потому вирши Сидоркина воспринимались, как белое пятно на чёрной собаке. Пойти в нашем захолустье никуда не хотелось, да и некуда, один способ отвлечься от прозы жизни- собраться на кухне и всласть поговорить. Это развлечение на Руси приобрело национальный характер. Закусили, чем Бог послал: окорочком, селёдочкой, колбаской. Картошку сварил хозяин, грибы солёненькие здесь всегда водились- не изысканная трапеза, но вполне на уровне. Работа в торговле позволяла экспромтом соорудить стол без хлопот. К своему хобби автор относился снисходительно, сочинял исключительно для узкого круга друзей, а они с благодарностью внимали и поднимали тосты в честь сочинителя. Обсуждения протекали в товарищеской атмосфере, все радовались возможности побеседовать на тему, далёкую от повседневных забот и тягот. Но действительность упрямо не отпускала и разговоры не заметно сворачивали в русло «текущего момента». – Молодец, Алексей, живописал технологию приёмки бутылок, а доставку грузов сможешь? – Попробую, Шура, – и «капвторанг» удалился в комнату- творить.

– Помню первый раз поехал за субпродуктами, – экспедитор наполнил свою рюмку и под впечатлением воспоминаний, с обречённостью запрокинул белобрысую голову и одним махом проглотил водку. – О субпродуктах никакого понятия, никого не знаю. Смотрю загружают, по моему разумению, что-то не съедобное. Это что? – Спрашиваю – Субпродукты! – Припёр я их полную фуру, а ваша предшественница, Сергей Ильич, казалась интеллигентной, обозвала меня мудаком в погонах.– А чего ты привёз? – Полюбопытствовал Какашин. Шмелёв, под влиянием выпитого оскорбил тихого, обходительного хозяина нашей пирушки. – Этому грузу можно дать твою фамилию, хотя, – нашёл силы исправиться Шура, – насколько она соответствует ему, настолько ты не соответствуешь ей. А привёз я хвосты и уши. Что у нас за народ! Так и норовит объегорить- Вот и Алексей, – я прервал причитания экспедитора. Сидоркин, глядя в листочек, прочёл с выражением:

Народ стоит, кошель сжимая,

Взгляд вперив в тёмный горизонт

Старушка внучку охраняя,

Над бантиком раскрыла зонт

Но вот со стороны столицы,

Плюя на адскую грозу

Быстрее самой быстрой птицы

Везёт, кормилец колбасу.

Пусть нет уже сейчас заслонов

И белых нет и нет зелёных,

Но верьте мне каких препонов

Пришлось преодолеть ему!

Солдата скромного труда

Не всяк поймёт во всём масштабе,

Но за съедобные дела

Господь узрит его в параде!

Не понимает, что творит,

Но в этом святость и сидит!

Напоминает он Христа

С его хлебами у креста.

Компания оживилась. Я предложил выпить за славные дела добытчиков еды и посожелел о невозможности введения всенародного выходного дня экспедитора. – Было бы справедливо, – возразил Шмелёв. —Шура тебя, как доменную печь нельзя останавливать, подвоз пищи процесс непрерывный, его прервать может только гибель героя. – Не издевайтесь, поднимем бокалы за милейшего Родиона, он больше всех заслуживает внимания. Люблю тебя, Севастьяныч, будь здоров, дорогой! -Мы с Сидоркиным присоединись к экспедитору. Передумав обижаться, осушил и Какашин.

Раскрасневшийся мастер охлаждения продуктов, обычно молчаливо внимавший собеседникам, вдруг подал голос. – Я иногда задумываюсь- почему люди такие варвары? Животные умнее! – Извини, – вклинился Шмелёв, – зверьё по сравнению с хомо выглядит джентльменом. Я слыхал о горных баранах, которые в битве за овцу дерутся по правилам. Представляете? Один баран становится на краю обрыва, другой со всей дури врезается ему в башку. И так по очереди. Заметьте, стоящий на краю не отскакивает в сторону, что сделал бы сапиенс. И добавил- после вас, баран! – Александр, займись закуской, дай договорить Родиону, – поэтическая натура моряка противилась беспардонным, правда, не лишенным истины взглядам прямолинейного экспедитора. Какашин, прожевал грибок и продолжал, – мне думается- человек особый продукт природы или чего-то другого, а чего- сам не понимаю. Дело в том, что он не вписываемся в её организм. Значит мы тут инородцы. Или паразиты? Пришельцы с другой планеты, которых высадили, как преступников, на необитаемую в те времена Землю? – Какашин с непривычки подолгу находиться в центре внимания покрылся росинками пота и мне стало его жалко. Родион вытер влажный лоб цветастой тряпкой, заменившей ему платок.

Может на самом деле, Землю приспособили под космическую тюрьму, а мы преступники, осуждённые на разные сроки заключения? Смерть и есть освобождение? – Я решил подлить масла в огонь полемики. – Если про острог верно, мы сидим в особо режимном, согласился Шура. – Наши фантазии в незнании и попытке хоть как-то объяснить неведомое, -посерьёзневший Сидоркин потёр чело, подёрнутое философской рябью. Мы, участники существующей системы, ограничены её правилами и живём по её законам, оставаясь индивидуалистами. Государства возникают и исчезают. Законное при царе Горохе карается смертью при политбюро. Любая система обречена и палачом становится её мятущийся представитель. Человек одинок. Где желанная гармония между личностью и обществом- не известно. Люди противоречивы. Не могут друг без друга, но и в толпе тошно. Парадокс- в обществе жить не нравится, а без него скучно! Представь, Родион, – все почему-то обращались к давно замолчавшему Какашину, – Земля вдруг обезлюдела. Всё твоё! И променяешь ты это, Родион, на одного представителя рода человеческого, желательно противоположного пола. —И начнёт канитель сначала. Адам, Родион- какая разница. Будут все Какашины! – встрял ядовитый Шура. – Погоди, – отмахнулся Сидоркин, – когда люди преодолеют конфликт между я и мы никому не ведомо. Удивительное в самом человеке. В его стремлении к свободе и, заметь, Севастьяныч, в рамках, именно в рамках общества, что само по себе парадоксально. Противостояние бесконечное- собственная баба стремится взнуздать, чего уж говорить о других. —

Раздался звонок в дверь. Моряк замер с открытым ртом, все испуганно притихли. – Вспомнил! -Шмелёв торопливо налил стопку, предположив, что она последняя. – Пойду открою, – Какашин был храбрым человеком. Из прихожей раздались отнюдь не до боли знакомые голоса жен присутствующих. – Родион Севастьяныч, пусть у вас Верочка побудет, я за молоком выскочу. – О чём речь, Ниночка, – хозяин предпочёл женам друзей Верочку. Он вернулся с кругленькой, весёлой девочкой. —Соседка за дочкой присмотреть попросила, иди в комнату, дитятко. Компания оживилась, как свойственно людям счастливо избежавшим опасность, связанную с жертвами. Шмелёв, позабыл о страхах и уже разливал. Выпили с особым удовольствием и активно занялись закуской.

К нам пришла заметно поскучневшая Верочка, подтверждая теорию Сидоркина о свободе индивидуума, лишенной смысла вне общества. Ей хотелось находиться в коллективе и внимания с его стороны, но мы налегли на закуску, не замечая маленького человека. Обиженная детка решила напомнить о своём присутствии, – дядя Родя, мы вчея с мамой были у бабушки и мне попая в рот пушинка от шайфа и меня выйвало! -намекнула начинающая дама на наше обжорство. – Какое нежное горлышко, – сделал комплимент Какашин. —Пьявда, знаете, как дъяло! – Мы очумело уставились на малышку. Молчаливую сцену нарушил практичный экспедитор, – на вот бутерброд с колбаской, он без пушинки, иди кушай в комнату.– -Ядно, а как тебя звать? – Дядя Саша. —Я пошья, буду там пьятаться, а когда кьикну, ты иди искать, – и, топая толстенькими ножками, девочка убежала. —Вот ведь, маленькая баба, а закрутила, запутала- о чём говорили забыл. Выйвало её, понимаешь. – Это ребёнок! -, заступился Какашин, так и не познавший отцовства.– Кричит! Иди ищи. – Шура отправился на поиски, прерванные возвращением Ниночки. Она увела упирающуюся девочку, обнаруженную в постели Родиона Севастьныча, благоразумно приготовленную загодя для отхода ко сну. Наши посиделки заканчивались далеко за полночь. -Ваше словоблудие ничего не стоит, – нащупал утраченную нить беседы Шмелёв, пропитанный диссидентским ядом. – Пляшите не от той печки. Ваша пляска начинается от человека, а нас в лупу разглядывать надо. – Он разлил остатки водки, чем и завершил мероприятие. Разошлись по домам, оставив Какашину заваленный объедками стол.