Исчезновение в Париже

- -
- 100%
- +
Дэвид остановился у ворот, изучая территорию. Камеры видеонаблюдения были установлены по периметру, но, как говорил комиссар Дюваль, они не покрывали весь сад. Именно в одной из таких слепых зон и исчез Жан-Поль Моран.
– Вы интересуетесь архитектурой? – раздался за спиной мягкий баритон с легким французским акцентом.
Дэвид обернулся. Перед ним стоял мужчина лет сорока восьми, высокий, элегантный, в дорогом сером пальто. Седеющие волосы аккуратно зачесаны назад, умные карие глаза за очками в тонкой золотой оправе. Лицо интеллигента – тонкие черты, высокий лоб, но в уголках глаз притаились морщинки, выдававшие человека, привыкшего к власти и богатству.
– Этьен Лакруа, – представился мужчина, протягивая руку. – Это мой дом. А вы, наверное, журналист из Англии? Комиссар Дюваль предупредил о вашем визите.
Дэвид пожал протянутую руку, чувствуя крепкое рукопожатие.
– Дэвид Макинтош, The Guardian. Извините за беспокойство, мсье Лакруа.
– Никакого беспокойства. Наоборот, я рад, что кто-то всерьез интересуется судьбой Жана-Поля. – Лицо Лакруа омрачилось. – Трагическая история. Прекрасный художник, талантливый человек… И вдруг такое.
– Вы были близкими друзьями?
– Знакомы много лет. Я покровительствую молодым дизайнерам, помогаю им встать на ноги. Жан-Поль был одним из моих протеже. – Лакруа посмотрел на хмурое небо. – Не хотите зайти? Поговорим в тепле.
Дэвид не ожидал такого радушного приема. Обычно свидетели и участники событий избегают журналистов, особенно когда дело касается преступлений или исчезновений. Но Лакруа, казалось, был искренне заинтересован в том, чтобы помочь расследованию.
Особняк внутри оказался еще более впечатляющим, чем снаружи. Мраморный холл с лестницей, украшенной коваными перилами, стены увешаны картинами – Дэвид узнал полотна импрессионистов, работы современных художников. В воздухе стоял легкий аромат дорогих духов и цветов.
– Впечатляет? – улыбнулся Лакруа, заметив восхищенный взгляд гостя. – Коллекционирую всю жизнь. Искусство – это не просто красота, мсье Макинтош. Это память человечества, запечатленная в красках и камне.
Они прошли в гостиную – просторное помещение с высокими потолками, обставленное антикварной мебелью. Огонь потрескивал в камине, создавая атмосферу уюта. На столиках стояли фотографии в серебряных рамках – Лакруа с известными политиками, художниками, звездами.
– Кофе? – предложил хозяин.
– Спасибо.
Лакруа нажал кнопку на старинном столе, и через несколько минут появилась немолодая женщина в форме горничной. Она молча поставила на стол поднос с кофе и изысканным печеньем.
– Расскажите о той ночи, – попросил Дэвид, устраиваясь в кресле напротив камина.
Лицо Лакруа стало серьезным.
– Это была презентация новой коллекции Жана-Поля. Мы проводим такие мероприятия регулярно – помогаем молодым талантам познакомиться с потенциальными покупателями, критиками, инвесторами. – Он отхлебнул кофе. – Жан-Поль был взволнован, но это естественно. Показ новой коллекции – всегда стресс для дизайнера.
– Комиссар Дюваль говорил, что он выглядел особенно нервным.
– Возможно. В последнее время у него были… трудности. Финансовые проблемы, кредиторы требовали возврата займов. Индустрия моды жестока, мсье Макинтош. Здесь или ты на коне, или под конем. Третьего не дано.
Дэвид почувствовал в голосе хозяина нотку, которую не мог определить. Сочувствие? Или что-то другое?
– А что вы думаете о его жене? Изабель?
Глаза Лакруа на мгновение потемнели, но тут же вернулось обычное выражение.
– Замечательная женщина. Очень талантливая стилистка. Но… – он помолчал, подбирая слова. – Их брак переживал не лучшие времена. Жан-Поль был человеком страстным, импульсивным. Не всегда верным.
– У него была любовница?
– Мсье Макинтош, в нашем мире такие вещи случаются часто. Красивые молодые модели, деньги, слава… Соблазн велик. – Лакруа встал, подошел к окну. – Но я не хочу судить Жана-Поля. У каждого свои демоны.
Дэвид записывал в блокнот, но одновременно наблюдал за хозяином. В его манере говорить было что-то театральное, словно он играл роль. Роль чего – скорбящего друга? Или что-то более сложное?
– Покажите мне место, откуда он исчез.
Лакруа кивнул.
– Конечно. Пойдемте в сад.
Они вышли через французские окна на террасу. Сад был обширным, искусно спланированным. Дорожки из белого гравия петляли между клумбами и скульптурами. В центре располагался пруд с фонтаном, а в дальнем конце, за деревьями, виднелась высокая ограда.
– Вот здесь его видели в последний раз, – Лакруа указал на небольшую беседку у пруда. – Он сказал, что хочет покурить и подышать воздухом. Охранник видел его около полуночи. А потом…
– А потом он исчез, – закончил Дэвид. – Как это возможно? Ограда высокая, калитки заперты.
– Именно. Это и озадачивает полицию. – Лакруа развел руками. – Словно он растворился в воздухе.
Дэвид обошел беседку, изучая территорию. Действительно, место было довольно изолированным. От дома его отделял пруд и заросли кустарника, камеры наблюдения не доставали сюда. Идеальное место для… чего? Встречи? Или для преступления?
– А что здесь? – Дэвид указал на небольшую дверцу в дальней части ограды, полускрытую плющом.
Лакруа на секунду замялся.
– Служебный выход. Для садовника, доставки. Но она всегда заперта.
– Можно посмотреть?
Они подошли к двери. Дэвид потянул за ручку – заперто. Но на земле рядом валялось несколько окурков, довольно свежих.
– Здесь кто-то курил недавно, – заметил он.
– Наверное, садовник, – быстро ответил Лакруа. – Или охранник во время обхода.
Но Дэвид заметил, что хозяин дома слегка нервничает. В его голосе появилась напряженность, которой не было раньше.
Они вернулись в дом. Лакруа предложил показать зал, где проходил показ мод. Это было просторное помещение на втором этаже, с высокими окнами и паркетным полом. На одной стене висели фотографии с различных мероприятий – показы мод, выставки, приемы.
– Вот здесь, – Лакруа указал на одну из фотографий. На ней был запечатлен он сам в обнимку с Жаном-Полем Мораном. Дизайнер выглядел счастливым, успешным. – Это было год назад, после его триумфального показа в Милане.
Дэвид всматривался в лицо исчезнувшего дизайнера. Что изменилось за этот год? Что превратило успешного, уверенного в себе человека в нервного, пьющего мужчину, который исчез в ночи?
– Мсье Лакруа, а вы не заметили в последнее время изменений в поведении Жана-Поля? Может быть, он казался напуганным? Или говорил о каких-то угрозах?
Лакруа задумался, но его раздумья показались Дэвиду наигранными.
– Теперь, когда вы спрашиваете… Да, в последние недели он был каким-то подавленным. Часто звонил, хотел встретиться, поговорить. Но я был занят, все откладывал…
В его голосе звучало сожаление, но Дэвид не был уверен в его искренности.
– О чем он хотел поговорить?
– Не знаю. Теперь жалею, что не нашел времени. Возможно, я мог бы ему помочь.
Они спустились обратно в гостиную. Дэвид почувствовал, что получил от Лакруа максимум информации, на который тот был готов. Дальнейшие расспросы могли насторожить хозяина дома.
– Спасибо за гостеприимство, – сказал он, вставая. – И за откровенность.
– Всегда пожалуйста. – Лакруа проводил его до двери. – Мсье Макинтош, если узнаете что-то о судьбе Жана-Поля, пожалуйста, сообщите. Мне небезразлично, что с ним случилось.
Выходя из особняка, Дэвид оглянулся. В одном из окон второго этажа мелькнула тень – кто-то наблюдал за его уходом. Лакруа? Или кто-то еще?
Обратный путь в центр Парижа занял около часа. Дэвид ехал в метро и обдумывал встречу с хозяином особняка. Этьен Лакруа производил впечатление культурного, образованного человека, искреннего друга исчезнувшего дизайнера. Но что-то в его поведении настораживало. Слишком гладкие ответы, театральные жесты, моменты странной напряженности.
И эта потайная дверь в саду. Лакруа явно не ожидал, что журналист обратит на неё внимание. А окурки рядом говорили о том, что дверью пользовались недавно. Возможно, в ночь исчезновения Жана-Поля?
Вернувшись в отель, Дэвид провел остаток дня, изучая информацию об Этьене Лакруа в интернете. Биография выглядела безупречно: потомственный коллекционер, унаследовал состояние от отца-промышленника, покровительствует искусству, состоит в советах директоров нескольких музеев. Женат не был, детей нет. Живет уединенно, изредка появляется на светских мероприятиях.
Но Дэвид знал, что в интернете не найдешь всей правды о человеке. Особенно о таком богатом и влиятельном, как Лакруа. У таких людей есть средства скрывать неприглядные факты биографии, покупать молчание свидетелей, заметать следы.
Около семи вечера он решил прогуляться по Парижу. Дождь прекратился, но воздух все еще был влажным и прохладным. Дэвид шел по набережной Сены, любуясь подсвеченными мостами и соборами. Париж вечером был прекрасен – город превращался в декорацию для романтических историй и тайных встреч.
Но красота не могла отвлечь его от мрачных размышлений. Чем больше он узнавал о деле Жана-Поля Морана, тем более запутанной становилась картина. Успешный дизайнер с финансовыми проблемами, жена, живущая в отчуждении, покровитель с безупречной репутацией, который что-то скрывает.
А где-то в этом лабиринте лжи и полуправды терялся след человека. Жив ли Жан-Поль Моран? Или его тело покоится где-то на дне Сены, а исчезновение – лишь попытка скрыть преступление?
Дэвид остановился на мосту Искусств, глядя на темные воды реки. Завтра он планировал встретиться с Изабель Моран. И интуиция подсказывала ему, что именно эта встреча станет ключом к разгадке тайны. Но он не подозревал, что эта встреча изменит не только ход расследования, но и всю его жизнь.
Ветер с реки развевал полы его пальто, и в этом ветре слышались голоса прошлого – призраки всех тех, кто когда-то стоял на этом мосту, влюбляясь, страдая, принимая решения, которые определяли их судьбы.
И Дэвид Макинтош готовился стать частью этой вечной парижской истории – истории страсти и предательства, любви и смерти, правды и иллюзий.
ГЛАВА 4. ИЗАБЕЛЬ
Дэвид проснулся на следующее утро с чувством предвкушения, смешанным со странным беспокойством. За окном отеля Париж купался в редких для ноября лучах солнца – золотистый свет падал на мокрые от утренней росы крыши, превращая город в живую импрессионистскую картину.
Он долго стоял под душем, позволяя горячей воде смыть остатки тревожных снов. Ему снился лабиринт зеркал, в котором он искал выход, а отражения показывали лица людей из этого дела – комиссара Дюваля с его усталыми глазами, элегантного Лакруа с его театральными жестами, и женщину, которую он видел только мельком, – Изабель Моран.
Завтракая в небольшом кафе на углу улицы Сен-Жак, Дэвид обдумывал предстоящую встречу. Он решил не звонить заранее – опыт подсказывал, что спонтанные визиты часто дают больше информации, чем заранее подготовленные интервью. Люди не успевают выстроить защитные барьеры, продумать ответы, скрыть эмоции.
К десяти утра он уже стоял напротив особняка Моранов на улице де Гренель. Здание выглядело по-разному в утреннем свете – менее мрачным, но не менее загадочным. На первом этаже, за большими витринными окнами, виднелись манекены в изысканных платьях – последняя коллекция исчезнувшего дизайнера. Они стояли неподвижно, как безмолвные свидетели драмы, разворачивающейся в этом доме.
Дэвид нажал на звонок у главного входа. Через несколько секунд раздался женский голос:
– Да?
– Мадам Моран? Меня зовут Дэвид Макинтош, я журналист из The Guardian. Мне бы хотелось поговорить с вами о вашем муже.
Долгая пауза. Дэвид уже подумал, что связь прервалась, когда голос прозвучал снова, тише и напряженнее:
– Я не даю интервью.
– Понимаю. Но я не за сенсацией. Я хочу помочь найти правду о том, что случилось с Жаном-Полем.
Еще одна пауза, еще более долгая.
– Поднимайтесь на третий этаж.
Замок щелкнул, и тяжелая деревянная дверь отворилась. Дэвид вошел в холл, где его встретил аромат дорогих духов, смешанный с запахом кожи и шелка. Стены были увешаны эскизами платьев и фотографиями с показов мод. Широкая лестница с коваными перилами вела на верхние этажи.
На третьем этаже его ждала женщина, которая заставила его забыть о дыхании.
Изабель Моран была еще прекраснее, чем на фотографиях. Высокая, стройная, с точеными чертами лица и кожей цвета слоновой кости. Светло-русые волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались отдельные пряди, придавая ей вид романтической небрежности. Но больше всего поразили глаза – глубокие, серо-голубые, полные печали и какой-то неуловимой тайны.
Она была одета в простое черное платье, которое подчеркивало элегантность ее фигуры, не крича о дороговизне, но говоря о безупречном вкусе. В ушах сверкали небольшие жемчужные серьги, на запястье – тонкие золотые часы. Никакой показной роскоши, но каждая деталь была идеальной.
– Мсье Макинтош? – Ее голос был мелодичным, с легким бельгийским акцентом. – Изабель Моран. Проходите, пожалуйста.
Рукопожатие было мягким, но Дэвид почувствовал легкую дрожь в ее пальцах. Она нервничала, хотя пыталась это скрыть.
Гостиная оказалась просторной и светлой – высокие окна выходили в небольшой внутренний дворик, где росли платаны и стояли скамейки. Обстановка была элегантной, но уютной: антикварная мебель соседствовала с современными картинами, персидские ковры лежали на паркетном полу. Везде были цветы – белые розы, лилии, фиалки. Комната дышала женственностью и утонченным вкусом.
– Кофе? Чай? – предложила Изабель, жестом предлагая ему сесть в кресло у камина.
– Кофе, спасибо.
Она исчезла на несколько минут и вернулась с подносом. Дэвид наблюдал за ее движениями – плавными, грациозными, выдававшими годы работы в мире моды. Но в них читалась и усталость, словно каждый жест давался ей с трудом.
– Вы сказали, что хотите помочь найти правду, – произнесла она, садясь напротив и изящно скрестив ноги. – Что заставляет английского журналиста интересоваться судьбой французского дизайнера?
– Иногда именно взгляд со стороны помогает увидеть то, что скрыто от близких людей, – ответил Дэвид, изучая ее лицо. – А иногда просто нужен человек, которому небезразлична правда.
В ее глазах мелькнуло что-то – благодарность? Или осторожность?
– Полиция считает, что Жан-Поль просто… ушел. Сбежал от проблем.
– А вы что думаете?
Изабель помолчала, глядя в окно на голые ветви платанов.
– Я думаю, что люди иногда делают вещи, которых от них никто не ожидает. Даже самые близкие.
В ее голосе звучала боль, такая глубокая, что Дэвид почувствовал странное желание утешить ее.
– Расскажите мне о вашем муже. Каким он был?
Изабель отхлебнула кофе, и Дэвид заметил, что чашка слегка дрожала в ее руках.
– Талантливым. Страстным. Он жил модой, дышал ею. Когда создавал новую коллекцию, мог не спать неделями, забывал есть… – Она улыбнулась, но улыбка была грустной. – Говорил, что каждое платье должно рассказывать историю. Историю женщины, которая его наденет.
– Звучит романтично.
– Да, он был романтиком. По крайней мере, когда-то. – Ее голос стал тише. – Но последние годы что-то изменилось. Он стал… другим.
– В каком смысле?
Изабель встала, подошла к окну. Солнечный свет делал ее волосы почти белыми, а фигура казалась хрупкой, словно фарфоровая статуэтка.
– Он стал жестоким. Не физически, нет… Но словами. Он говорил вещи, которые ранили глубже любых ударов. – Она обернулась, и в ее глазах блестели слезы. – Я думала, это стресс. Конкуренция в нашем мире безжалостна. Всегда найдется кто-то моложе, талантливее, амбициознее.
– У него были финансовые проблемы?
– Да. Большие долги, кредиторы требовали возврата денег. Последние коллекции не имели ожидаемого успеха. – Изабель вернулась к креслу, но не села, стоя за его спинкой. – Но дело было не только в деньгах. Он потерял… как бы это сказать… веру в себя. В то, что делает.
Дэвид записывал в блокнот, но большую часть внимания уделял ее лицу, интонациям. Она говорила правду, он чувствовал это, но не всю правду.
– Изабель, могу я спросить о вашем браке?
Она застыла, и на ее лице отразилась боль.
– Наш брак… – Она помолчала, подбирая слова. – Мы женились по love, как говорят французы. Настоящая любовь. Или мне так казалось. – Голос стал почти шепотом. – Но со временем я поняла, что Жан-Поль любил не меня. Он любил идею меня. Красивую жену, которая дополняла бы его образ успешного дизайнера.
– У него были другие женщины?
Изабель закрыла глаза, словно от боли.
– Были. Много. Молодые модели, клиентки, журналистки… Он даже не особенно это скрывал. Говорил, что это часть его творческого процесса. – Ее голос стал жестче. – Что каждая женщина дает ему что-то новое для работы.
– Почему вы терпели это?
– А у меня был выбор? – Она открыла глаза, и в них полыхнул огонек гнева. – Я бросила собственную карьеру модели ради него. Мой отец лишил меня наследства за то, что я вышла замуж за "этого французского проходимца". У меня не было денег, связей, возможностей начать сначала.
В ее словах звучало отчаяние, но и что-то еще – жажда свободы, которая долго копилась внутри.
– Но была же последняя капля? То, что заставило вас подумать об уходе?
Изабель подошла к стеллажу с книгами, взяла одну из них – том стихов Бодлера – и принялась листать, не глядя на страницы.
– Месяц назад я узнала о Селин.
– Селин?
– Селин Лемер. Молодая модель, ей всего двадцать восемь. – Голос Изабель стал ровным, почти безэмоциональным. – Красивая, амбициозная. И беременная.
Дэвид перестал писать, подняв взгляд.
– От вашего мужа?
– Она так утверждала. И требовала, чтобы Жан-Поль развелся со мной и женился на ней. – Изабель захлопнула книгу. – Он отказался. Сказал, что не намерен разрушать карьеру ради "маленькой шлюхи". Его слова.
– Что произошло дальше?
– Селин пришла ко мне. Устроила сцену прямо здесь, в этой комнате. Кричала, угрожала, требовала денег. – Изабель села обратно в кресло, и ее лицо стало усталым. – А потом… потом она исчезла.
– Исчезла?
– Да. На следующий день после нашего разговора. Никто не знает, куда она делась. Даже агентство, где она работала.
Дэвид почувствовал, как к горлу подступает знакомое ощущение – предчувствие важного открытия.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.