Миры Пак Чханука. Откровенный портрет Пак Чханука, созданный им самим

Изгнание | 추방

За последние несколько лет выходит столько компакт-дисков с премьерами и новыми интерпретациями старинной музыки, что уследить за всем просто невозможно. Порой я ощущаю настоящий стресс: как найти время, чтобы внимательно все это послушать? Особенно благодаря записям, которые Джорди Саваль и его ансамбль старинной музыки Hespèrion XXI без устали выпускали под новым испанским лейблом Alia Vox, весь прошлый год ощущался насыщенным до предела. Среди многих шедевров мне хочется выделить один альбом, а именно Diaspora Sefardi. Название состоит из двух слов: «Diaspora»[52] – изгнание и скитания евреев, и «Sefardi»[53] – сефарды, евреи, проживавшие на территории Испании и Португалии. Это музыка тех, кто вынужден был покинуть родину и скитаться на чужбине. По сути, данный альбом является средневековоймузыкой мира, которую потомки католиков, тех самых, что изгнали евреев, сегодня исполняют с некоторым чувством вины.

В 1492 году Иберийский полуостров переживал бурные потрясения. Супруги Изабелла Кастильская и Фернандо Арагонский, одержав величайшую победу – полное изгнание арабских сил, господствовавших в этом регионе более 700 лет, – не только отправили Христофора Колумба в Новый Свет, но также издали королевский указ, предписывавший изгнание всех евреев из Испании. Когда пала Альгамбра, Колумб находился там же, в Гранаде. В день, когда его флот отправился в Индию, порт был переполнен судами, увозившими изгнанных евреев. Эпоха смешения культур, терпимости и сосуществования подошла к концу. Золотой век христианства стал одновременно веком преследования и подавления иноверцев. Большинство евреев, за исключением тех, кто принял христианство, бежали в Северную Африку, Португалию, Италию, Францию, на Балканы и даже в Индию.

Что же стало с их культурой? Представьте ребенка, рожденного от еврейской матери и испанского отца, вскормленного арабской кормилицей и выросшего в Боснии. В нем сплелись как минимум четыре чуждые друг другу традиции, образовав нечто, что не является ни одной из них в отдельности, но в то же время воплощает их все.

Открыв для себя эту музыку, я подумал, что это судьбоносная встреча, а все из-за романа Салмана Рушди «Прощальный вздох мавра», который я недавно прочитал. Ведь и сам Рушди – писатель диаспоры, изгнанник, скитавшийся по миру, впитавший в себя влияние различных культур. Я был буквально одержим этой книгой, везде носил ее с собой и читал в перерывах между съемками при любом удобном случае. И представьте себе: один из предков главного героя оказывается евреем, изгнанным в Индию во времена Альгамбры. Боабдиль[54], последний арабский правитель Испании, изгнанный и вынужденный оставить сказочную Альгамбру, прожил несколько лет с еврейской женщиной, которая также стала жертвой изгнания. В конце концов она покинула его, уехала в Индию и там родила ребенка.

Музыка в этом альбоме принадлежит скорее к наследию сефардов, перебравшихся в Восточную Европу, но какое же волнение я испытал, услышав ее всего месяц спустя после прочтения книги Рушди! Эти мелодии сентиментальны до безобразия, но разве это не вполне простительно для музыки без конкретного автора? Я был так потрясен, что всюду носил с собой плеер и слушал ее даже во время съемок.

Удивительным образом период работы над музыкой для «Объединенной зоны безопасности» совпал с воссоединением семей 15 августа[55]. Образ этих людей, рыдающих в объятиях друг друга, долго не покидал меня. Вероятно, использование в этом фильме музыки людей, вынужденно покинувших родину, было закономерным. Я попробовал наложить ее на сцену, в которой Ли Бёнхон и Сон Канхо обмениваются письмами, а также на сцену, где Ли Бёнхон и Ким Тхэу наблюдают за камышовым полем, охваченным огнем, – оба оказались удачными решениями. Это была инструментальная миниатюра, записанная в Сараеве. Музыку исполняют лишь два инструмента – флейта и ударные. Обе сцены – о тоске по другому человеку, поэтому этот музыкальный диалог оказался более чем уместным[56].

После завершения съемок мы с семьей отправились в Испанию. В Толедо, где предок главного героя романа Рушди когда-то был оружейником, до сих пор сохранилась синагога – святилище иудеев. Под высокими сводами синагоги мне мерещилась эта музыка. В Альгамбре, в тех самых покоях, которые, по легенде, Боабдиль покидал в слезах, мы все также были погружены в эту печальную музыку.

Ждущий Том | 기다리는 톰

Том Уэйтс (Tom Waits)[57] – получается, ждущий Том, но разве он кого-то ждет? На мой взгляд, этот Том лишен всякой надежды. Мало того что никакой надежды, его тексты, музыка и тембр полны отчаяния. Но помимо этого он обладает потрясающим чувством юмора, и именно за это я его очень люблю. Это человек, который начинал с простого фолка в духе Боба Дилана, а теперь исполняет странную музыку, охватывающую джаз, фолк, рок, авангард и этнику – сложно отнести все это к какому-то одному жанру. Он также является актером театра и кино, театральным режиссером, музыкальным продюсером для кино. Он дружит с Джимом Джармушем, Фрэнсисом Фордом Копполой, Терри Гиллиамом, Робертом Уилсоном и Робертом Олтменом, а еще, по слухам, он отчаянный любитель выпить. И наверное, именно поэтому, когда он сыграл бродягу в фильме «Король-рыбак»[58] и пьяницу в «Коротком монтаже»[59], говорили, что эти роли идеально ему подошли.

Коль уж мы заговорили об алкоголе, мы с приятелями также большие любители выпить и называем себя клубом поклонников Тома Уэйтса. Лет шесть назад мы с Ли Муёном, который сейчас уже стал кинорежиссером, но тогда был поп-колумнистом и радиодиджеем, остановились в одном отеле в центре города, чтобы писать сценарий для фильма «Трио»[60]. И тогда Ли Муён притащил с собой альбомы Тома Уэйтса, мол, чтобы слушать их за работой. Ли Муён, которого всякий раз приглашали как переводчика, когда иностранные поп-исполнители приезжали в Корею, задавал каждому гостю вопрос: «Знаете ли вы Тома Уэйтса и что о нем думаете?» Десять из десяти глубоко вздыхали и говорили одно слово: «Гений».

Его песни, исполненные хриплым голосом, словно он за раз выкурил целый блок сигарет, звучали скорее как рычание, чем пение. В конце концов его Russian dance был использован в качестве саундтрека к «Трио». Кстати, пользуясь случаем, хотел бы заранее предупредить всех: в будущем планирую использовать Black Wings Тома Уэйтса в одном из своих фильмов[61], поэтому прошу других режиссеров воздержаться от использования этой композиции! В любом случае, после той судьбоносной встречи я начал скупать все его альбомы, пиратские версии, выпущенные в Европе, а также сборники каверов на его музыку. В результате у меня собралось более тридцати пластинок и дисков, и истинные ценители должны понимать, что потратить столько денег только на одного исполнителя, особенно когда у тебя не так уж много средств, – это проявление исключительной преданности.

Если мне нужно выбрать только один его альбом – конечно же, это будет Bone Machine, получивший «Грэмми». Если же нужно будет выбрать только одну песню, я выберу Christmas Card From A Hooker In Minneapolis из его наиболее джазового по атмосфере альбома Blue Valentine (и тут в голове складывается предложение: «Том ждет рождественскую открытку от проститутки из Миннеаполиса»). Звуки клавишных, как будто равнодушные и в то же время имеющие такое терпкое послевкусие, по-своему прекрасны, однако истинное очарование этой песни кроется в тексте. Мелодия практически не меняет высоту, я скорее назвал бы это бормотанием, а не пением, но именно эта простота трогает до глубины души. Это история о жалких неудачниках и их унизительной жизни, но ее красота превосходит любую мелодраму. Насладитесь этой песней в совместном переводе Ли Муёна и Пак Чханука.

Долгие разглагольствования ни к чему. Будь я американским кинорежиссером, я бы обязательно снял одноименный фильм по этой песне. С кастингом тоже все ясно. На задней стороне обложки этого альбома есть фотография, в которой Том Уэйтс шепчет слова любви женщине в красном. Женщина, которую мы видим только со спины, – Рики Ли Джонс, его бывшая возлюбленная, и именно эта мрачно-сексуальная исполнительница, которую можно было бы назвать женской версией Тома Уэйтса, сыграла бы роль проститутки. А Чарли, конечно же, сыграл бы Рики Ли Джонс – мужчина, то есть сам Том Уэйтс.

Что должна чувствовать проститутка, пишущая в тюрьме письмо бывшему любовнику? Она берет ручку, чтобы попросить денег, но в этот момент ощущает себя настолько жалкой, что начинает строчить счастливую ложь, и только в конце, придя в себя, признается в истинной причине своего послания. Ей так стыдно, что она поспешно завершает письмо, даже толком не попрощавшись. Этот неожиданный финал можно отнести к типу очень смешного, оттого столь печального. И как же ничтожно счастье, о котором мечтала наивная падшая женщина, прожившая всю свою жизнь без глубоких размышлений, плывя по течению. А этот работяга, ее бывший возлюбленный, которого она, вероятно, обманывала столько раз, что он, несмотря на любовь, вынужден был расстаться с ней, очевидно, снова отправит ей денег. И конечно, в День святого Валентина будет ждать ее перед тюрьмой в Миннеаполисе.

Каждый раз, когда я, слушая эту песню, дохожу до строки, где она, проезжая мимо заправки, тоскует по своему любовнику и вспоминает машинное масло в его волосах, мне хочется плакать. Никто, кроме Тома Уэйтса, не смог бы написать такие слова. Невозможно написать такое, если ты не родился на заднем сиденье несущегося такси, не был лишен школьного образования и все юные годы не был отчаянным бродягой.

Собаки и кошки | 개와 고양이

Отчего-то моя дочь Чонпхари любит животных больше, чем людей. Вы когда-нибудь встречали девятилетку, которая предпочитает зверей парку аттракционов? Она любит их настолько, что мечтает стать активисткой по защите животных, когда вырастет. Вся ее комната так завалена мягкими игрушками, изображающими самых разных зверей, что пройти невозможно. Благодаря этому ребенку я впервые в жизни узнал, что бывают плюшевые игрушки в виде змеи или летучей мыши. Она рисует исключительно животных, причем делает это на память, без иллюстраций перед глазами. Броненосец, муравьед, ленивец, олень аксис, кролик, обезьяна, сидящая закинув ногу на ногу… что-то в этом духе, и это не полный список.

Но больше всего на свете Чонпхари обожает собак. Здесь велико влияние нетленной классики Джона Бернингема, «Кортни»[62]. К сожалению, ее любовь остается безответной, потому что у ее отца ужасная аллергия на собачью шерсть. Завести собаку в доме невозможно. Однажды она совершенно серьезно спросила, не мог бы папа переехать, за что тут же была строго отчитана матерью. Раздосадованный, отец воскликнул: «Да я сам люблю собак не меньше тебя! Но из-за аллергии вместо того, чтобы завести собаку, пришлось родить тебя!» – за что также получил нагоняй от матери.

Мы понимали все трудности, но все же решились на переезд за город – исключительно ради собаки. Чтобы я и пес могли сосуществовать, нужен был двор. А частный дом с двором в пределах Сеула – это уже из области фантастики. Я не преувеличу, если скажу, что теперь Чонпхари живет только ожиданием августа, когда мы переедем. Все свободное время она проводит за изучением некоей «собачьей энциклопедии», решая, какую породу нам стоит купить. Но все породы в этой книге чертовски дорогие! Я привожу ей в пример «Кортни» Бернингема, говорю: «Настоящая любовь к собакам проявляется не в выборе дорогой породы, а в том, чтобы взять щенка, которого никто не хочет!»

На что она мне отвечает: «Пап… Тогда купи мне никому не нужного английского бассет-хаунда без родословной».

И вот однажды…

Мой заместитель сообщил, что его собака родила восемь щенков, и поинтересовался, не хочу ли я взять одного. Родители – чистокровные чиндо[63]: кобель Чам и сука Исыль, с прекрасной родословной и статной внешностью. Чам – мастер охоты на воробьев, Исыль – гроза мышей. У меня совсем не было причин отказываться. Тем более с учетом того, сколько денег это нам сэкономит… Я поделился радостной новостью с Чонпхари. Она тут же рухнула на пол и и принялась рыдать. Это случалось с ней всякий раз, когда происходило что-то настолько радостное, что она не могла справиться со своими эмоциями.

Но, ах, как же я тоже был взволнован в тот момент!

Однако все оказалось не так радужно. Едва перестав рыдать, Чонпхари напрочь забыла об аллергии отца и тут же заявила, что щенка нужно забрать немедленно. Мол, в этой книге, являвшейся чем-то вроде собачьей энциклопедии, которой она всецело доверяла, было написано, что собаки породы чиндо признают только первого хозяина. Если забрать щенка слишком поздно, он не только совершенно не будет слушаться, но и вовсе может сбежать обратно к старому владельцу. Я уточнил у своего заместителя, и, к сожалению, оказалось, что это чистая правда. Что же теперь делать?

С огромным трудом мне удалось убедить дочь, что щенкам необходимо материнское молоко, и выторговать два месяца. Но даже с учетом этого срока до августа следующего года по-прежнему остается полгода[64]. И как бы мы ни пытались ее уговорить отказаться от этого помета и дождаться летних щенков, моя дочь оказалась непоколебима. Вот уже второй день как Чонпхари целыми днями изображает неловкие шаги полумесячного щенка белоснежного чиндо. Она уверяет, что чиндо настолько бесстрашен, что даже новорожденный щенок рычит при виде тигра, и потому сама постоянно изображает грозный рык. Она рисует собаку чиндо во всех позах, со всех ракурсов, всех размеров. А я, ее несчастный отец, глядя на нее, погружен в мучительные раздумья, и отчего-то мне хочется винить во всем своего заместителя.

А одна моя знакомая актриса обожает кошек. Но, как и я, она страдает от сильнейшей аллергии. Что не мешает ей жить с восемью кошками в доме. Просто она каждый день принимает антигистаминные таблетки, которые обычно пьют только при сильных приступах.

Разнопарные туфли | 짝짝이

Давным-давно в стране, которая называлась Кореей, в городе Сеуле, в районе Банпхо жила-была девочка по имени Сочон. Однажды Сочон с мамой отправились в подземный торговый центр купить новые туфельки.

Мама была погружена в поиск обуви для себя, когда из дальнего угла магазина раздался голос Сочон:

– Мам, посмотри!

На полке, на которую показывала дочь, стояли очень симпатичные туфли – одна ярко-оранжевая и одна черная.

– Дайте, пожалуйста, пару вот этих оранжевых туфель, – попросила мама.

– К сожалению, там нет пары, только одна туфелька, – ответил мужчина с длинными волосами, собранными сзади в хвост.

– Тогда дайте, пожалуйста, вон ту черную пару.

– Увы, там тоже только одна.

– Что? Ты собираешься носить вместе разнопарные туфли? А черная еще и мужская. Зачем?! – мама была сбита с толку.

– Мам, помнишь, прошлой осенью мы ездили к бабушке на Коджедо? Как красиво выглядела намокшая от дождя потемневшая ветка хурмы и ярко-оранжевые плоды на ней!

А как хороша была черная сорока, сидевшая на верхушке дерева и клевавшая хурму! Белые шнурки на черной туфле напоминают мне белоснежное брюшко сороки, а тебе? – вот как ответила Сочон, мечтавшая стать художницей, когда вырастет.

На следующий день девочка радостно отправилась в школу в «туфлях намокшей от дождя ветки с хурмой и сорокой» (ведь именно так она назвала свою обувь). Как вы думаете, что произошло, когда она вошла в класс? Настоящий переполох! Дети начали громко смеяться и дразнить Сочон из-за ее разнопарных туфель. С того дня ее прозвали разнопарной.

Вернувшись домой, Сочон бросилась в объятия матери и горько заплакала:

– Почему люди смеются надо мной, когда я ношу обувь так, как мне нравится?

– Им просто завидно, что твоя обувь гораздо более стильная, чем у них. Но если не хочешь, чтобы над тобой продолжали смеяться, с завтрашнего дня ходи в чем-то другом. А «туфли намокшей от дождя ветки с хурмой и сорокой» носи только дома.

На следующий день вечером мама с Сочон снова направились в тот самый подземный торговый центр, чтобы найти недостающую пару для ярко-оранжевой и черной туфелек. Хозяин магазина, мужчина с длинными волосами, собранными в хвост, рассказал им:

– Дело в том, что их носит моя дочка. Она настояла на том, что будет носить только по одной из пары, поэтому в итоге в магазине осталось только по одной туфле.

Сочон вернулась домой с пустыми руками, а точнее с пустыми ногами. Но она была в замечательном расположении духа, потому что узнала, что где-то в мире есть такая же упрямая девчонка, как и она. И что теперь не она одна разнопарная. В ту ночь Сочон приснилась та незнакомая девочка, лица которой она никогда не видела. Во сне у Сочон на правой ноге была черная мужская туфля, а на левой – ярко-оранжевая женская, а у той девчонки – наоборот: на правой – ярко-оранжевая женская, а на левой – черная мужская.

В следующие два дня Сочон упорно продолжала ходить в школу в «туфлях намокшей от дождя ветки с хурмой и сорокой». Однажды классная руководительница пригласила маму Сочон и попросила запретить девочке ходить в школу в столь странной обуви. Угадайте, что ответила мама?

– Моя дочь сама решит, какую обувь ей носить. Она ведь никому не причиняет вреда своей разнопарностью!

С тех пор прошел один месяц. Больше никто не обзывал Сочон разнопарной. Детям вообще быстро надоедает долго дразнить по одному и тому же поводу. Прошел еще один месяц. Кёнхон и Чэюн, сидевшие сзади Сочон, поменялись туфлями друг с дружкой и стали ходить в разнопарной обуви. Сначала они сделали это со скуки, но потом им это так понравилось! Они даже втихаря признались Сочон: «Если честно, мы с самого начала тебе завидовали. Только боялись, что над нами тоже будут смеяться, и только сейчас набрались смелости».

Вскоре в школе появилась мода на разнопарную обувь. Всего лишь за несколько дней все дети в школе начали меняться обувью с теми, с кем у них был один размер. Мальчики менялись с девочками, а девочки – с мальчиками. При встрече с друзьями дети первым делом говорили:

– Эй, а давай сравним ноги?

Спустя еще один месяц обувью начали меняться не только дети, но и учителя. Преподаватели-мужчины менялись туфлями с педагогами-женщинами. При встрече коллеги-учителя первым делом говорили:

– Коллега, давайте сравним ноги?

Вскоре эта мода распространилась на весь район Банпхо, на весь город Сеул, а затем и на всю Корею. Обувные компании стали изначально производить и продавать разнопарную обувь.

А вот Сочон перестало быть интересно. Теперь все стали ходить в разной обуви, и ей все наскучило. Честно говоря, ей захотелось снова носить одинаковые туфли на правой и левой ногах. Но где их взять, если теперь все обувные фабрики и бренды производили и продавали только разнопарную обувь?

Наконец Сочон придумала. Она отправилась в магазин, где купила «туфли намокшей от дождя ветки с хурмой и сорокой» и заявила хозяину.

– Мне необходимо встретиться с вашей дочкой!

– Зачем тебе Чону?

– Хочу поменяться с ней туфлями.

Так состоялось знакомство Сочон и Чону. Выслушав Сочон, Чону очень обрадовалась и призналась, что сама думала о том же. Держась за руки, они прыгали от радости, прижимались щека к щеке и легонько пинали туфли друг дружки. И еще они безостановочно тараторили, рассказывая друг другу обо всех увлекательных событиях, которые с ними произошли.

Конечно же, Сочон и Чону поменялись туфлями. Спрашиваете, кто взял себе ярко-оранжевые женские туфли, а кто – черные мужские?

Откуда мне знать[65].

Чемпионат мира по футболу | 월드컵

На протяжении прошедших двух месяцев я мучительно колебался: действительно ли мне стоит признаваться в этом? Обязательно ли мне самому сознаваться в своем огромном грехе? И поможет ли мне моя исповедь переродиться новым человеком? Однако я понимал, что не смогу продолжать жить на своей родине, тая в себе этот грех. Мне было стыдно смотреть в глаза своим родным.

И вот наконец в решающее воскресенье я впервые за двадцать лет направился в католический собор. Священник спросил:

– В чем же вы согрешили?

– Я… ну… ах, я не могу рассказать вам!

– Наш Господь гораздо милосерднее, чем вы думаете. Расскажите, какой грех вы совершили?

– Я… я… я не люблю футбол.

– Что?! Так значит… Быть того не может… Но вы же смотрели матчи чемпионата мира по футболу?

– Если честно… Не смотрел ни одной секунды…

– Господи!

Да, это правда. Я сознаюсь в этом сейчас, хотя, возможно, в этом не стоило бы признаваться никогда: я не люблю футбол, особенно чемпионат мира. Даже не спрашивайте, почему. Моя нелюбовь к футболу ничем не отличается от вашего безразличия к моему последнему фильму. Я просто не понимаю, что увлекательного люди находят в том, чтобы просто смотреть на игру, в которой толпа людей загоняет мяч в дыру. И если бы чемпионат мира проходил в другой стране, а Корея выбыла бы из игры на раннем этапе, то моим чувством по отношению к футболу по-прежнему оставалось бы равнодушие. Однако корейская сборная сыграла слишком хорошо на своем поле, а мое безразличие переросло в неприязнь. Во всем виноваты все вы, мои друзья, говорящие только о футболе и не проводящие со мной время. Виной тому телевидение, по которому перестали показывать интересные передачи. То, что ни с кем нельзя встретиться в то время, когда проходят матчи. То, что в кинотеатрах не идет ни один достойный фильм. Или же хулиганы, которые запрыгнули на крышу моей машины и топтались на ней. Все те, кто гудел на улицах так, что я не мог уснуть. И знаете, я был так одинок! Кажется, я стал понимать, что чувствуют дети, которых в школе подвергают травле. Вам, обычным людям, не понять страх предателей нации, вынужденных прятаться в тени. Испытывали ли чхинильпха[66]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

«Обьединенная зона безопасности» (2000) – третий полнометражный фильм режиссера и первый принесший широкую известность, имевший большой успех в коммерческом плане и у критиков. Также считается, что именно с этого фильма началась Корейская волна (Халлю) – бум по поводу всего корейского в разных странах мира. – Примечание научного редактора (далее – Прим. науч. ред.).

2

Первые два фильма Пак Чханука не имели успеха в прокате, и, чтобы заработать на жизнь, он стал кинокритиком. – Прим. науч. ред.

3

«Слишком молоды, чтобы умереть» (죽어도 좋아) – картина режиссера Пак Чинпхё 2002 года. – Примечание переводчика (далее – Прим. перев.).