– Здравствуйте! Меня руководство к вам направило. Вот.
Николай протянул в окно КПП-шной будки фиолетовый бланк, выданный ему вчера вечером главврачом больницы, Михаилом Афанасьевичем Травниковым или, как за глаза называл его персонал – Стравинский1, тем самым признавая тот факт, что их гос. учреждение является тем ещё дурдомом.
– Всё верно, это наш бланк, – дежурный отложил бумагу в сторону. – Будьте добры, какой-нибудь документ, удостоверяющий личность.
Ознакомившись с паспортом, дежурный связался с кем-то по телефону и, через пару минут, Николай шёл вслед за провожатым – бойцом Росгвардии. Этих самых бойцов, на территории огороженной металлическим забором, было не меньше десятка. Двое на внешнем КПП, трое стояли по периметру трёхэтажного здания и ещё по двое на внутренних пропускных пунктах, где Николаю снова пришлось "удостоверяться" и расписываться в журналах посещений.
Первая странность этого места сразу бросалась в глаза – само здание явно пустовало, хотя сей объект гордо именовался НИИ «Искра», если верить всё тому же фиолетовому бланку запроса на имя его. Второй загадкой являлось отсутствие какого-либо транспорта на довольно большой парковке. Ну и присутствие здесь военизированной охраны никак не стыковалось с первыми двумя странностями. Другими словами, что и кого здесь охранять, было непонятно.
Обойдя здание, они вошли в отдельно стоящий флигель, где на входе располагался очередной контрольный пункт. В плохо освещённом коридоре, Николай впервые увидел человека не в форме – мужичок в спецовке деловито ковырялся в распределительном щите.
«Странная у них тут секретность», – подумал Николай.
– Здесь подождите, – сопровождающий его росгвардеец открыл дверь в кабинет.
В свете аварийных плафонов Николай разглядел овальный стол, несколько стульев и…всё. «Небогато» – это мягко сказано. Ждать ему пришлось недолго. Одновременно включился мягкий свет энергосберегающих ламп, резко распахнулась дверь и в комнату вошла слегка полноватая женщина, всем своим видом олицетворяющая словосочетание «руководящий состав».
– Здравствуйте, Николай Леонидович! Ко мне можете обращаться Лариса Степановна. Я – заместитель директора нашего НИИ по организационной части.
– Здравствуйте!
– Вы, наверное, сильно удивились, когда руководство больницы направило вас к нам?
Николай пожал плечами, мол, не каждый день его приглашают в секретные НИИ.
– Понимаю. Вы не волнуйтесь, мы не имеем отношения к карающим органам или к вашему министерству. НИИ «Искра» занимается исключительно наукой и проводимые нами исследования… Хм… Впрочем, перейдём к делу.
Она раскрыла папку и продолжила, листая заламинированные листы:
– Итак, месяц назад, к вам поступила девочка-подросток, с черепно-мозговой травмой, пострадавшая в ДТП. Лебедева Вероника Семёновна, двенадцатого года рождения. Родители погибли на месте, девочку до больницы довезли, но в очень тяжёлом состоянии. Из нейрохирургов дежурили вы. Спасти ребёнка не удалось. В 22:15 была зафиксирована остановка сердца. Реанимационные процедуры продолжались до 22:18. Вспомнили?
– Кхм…
– Хотите воды?
В центре стола стоял поднос с графином и стаканами, в один из которых Лариса плеснула воды и придвинула к гостю.
– Николай Леонидович, напрасно вы нервничаете. Комиссии, служебные проверки позади. Тем более, что для спасения девочки было сделано всё возможное.
– А зачем тогда я здесь?
– Скажите, вы хорошо помните ту операцию? Вот, чтобы освежить вашу память.
Она извлекла из папки и разложила перед Николаем рентгеновские снимки.
– Пожалуйста, ознакомьтесь внимательно и ответьте на несколько моих вопросов.
– Я, – Николай на секунду задумался, – помню тот случай и характер повреждений.
– Прекрасно! Скажите, такого рода травма… к каким последствиям она может привести в случае, если человек выживет?
– Выживет?!? 6 баллов по шкале Глазго, отёк и дислокация. У пациентки не было шансов.
– Ну-ну, успокойтесь. Никто вас ни в чём не обвиняет. Я неправильно выразилась. Если, чисто гипотетически, представить, что человек… Не та девочка, она погибла. А другой человек с похожей травмой. Если бы он выжил, случилось чудо, какие осложнения и патологии его ожидают?
– Послушайте, вы же учёный, насколько я понимаю? Что, по-вашему, я должен ответить? Нужно рассматривать каждый отдельный случай.
– А что бы вы сказали вот об этом?
Лариса Степановна вытащила из папки ещё два листа.
– Будьте добры, изучите эту энцефалограмму и остальные показания.
Дверь в кабинет шумно распахнулась и в помещение буквально ворвался молодой парень, с взъерошенными волосами, выпученными глазами, жадно хватающий ртом воздух.
– Лариса Степановна! – проорал он, не обращая внимания на Николая – Есть активность! Приборы ожили! Вика… э-э-э… Сергеевна вас вызывала, но вы рацию забыли.
Собеседница Николая несколько секунд смотрела на крикуна так, будто впервые его видела. А затем, резко вскочив, она нечаянно смахнула папку со стола и листы разлетелись по полу. Замдиректора бросилась к двери, потом к папке, вспомнила про своего гостя и протянула ему руку.
– Николай, спасибо за помощь! Виталий, – обратилась она к парню. – Проводи. А я вниз.
Лариса Степановна выскочила из кабинета, как ошпаренная. Виталий быстро собрал с пола и стола листы, уложил их в папку, сунув ту подмышку.
– Уважаемый, прошу, – он указал обескураженному Николаю на дверь.
Вместе с молодым человеком, на бейдже которого значилось Болгов Виталий Витальевич, они проделали весь путь до проходной, вновь проходя процедуру заполнения журналов. Когда подходили к выходу с территории НИИ, у Виталия запиликала рация и раздался искаженный помехами и крайне возбуждённый голос Ларисы Степановны:
– Виталий, ты где?
– Провожаю вашего гостя.
– Он ещё не ушёл?
– Мы на проходной.
– Возвращайтесь оба!
– Эм…
– Живо!
Парень пожал плечами, мол, ты сам всё слышал. Николай, которого ситуация уже порядком раздражала, попробовал было возмутиться, но Виталия больше волновал гипотетический гнев начальства, чем аргументы, хоть и по делу, недовольного посетителя. В уже знакомом кабинете, Виталий предложил ему присаживаться. Не прошло и пары минут, как дверь распахнулась – судя по всему, в НИИ никто не знал, что их можно открывать спокойно – и комната вмиг наполнилась людьми. Стулья напротив Николая заняли новые лица, а к нему обратилась замдиректора, севшая на прежнее место, во главе стола:
– Николай Леонидович, приношу вам свои извинения, но обстоятельства вынуждают меня задержать вас ещё на какое-то время.
– Слушайте, – Николай предпринял новую попытку добыть свободу, – не знаю, зачем я вам понадобился, и если бы не моё начальство…
– Я вам больше скажу, – перебила хирурга Лариса Степановна, – ваша «командировка» санкционирована лично заместителем вашего же министра, так что забудьте о дежурстве. Дело, которым мы здесь занимаемся, намного важнее, поверьте.
Лариса замолчала и в кабинете наступила тишина, нарушаемая только поскрипыванием стульев и громким сопением тучного господина в костюме из дорогой шерсти, сидящего на другом конце стола. Остальные действующие лица представляли собой весьма пёструю компанию. Слева направо: после толстяка сидела молодая женщина лет тридцати, с рыжим каре и эмблемой АО «Заслон» вышитой на белом халате; далее – лысеющий "вечный студент", носящий очки с внушительным "плюсом"; за ним сидел Виталий, который носил форменную куртку с символикой, содержащей аббревиатуру РКЦ. «Почти как РПЦ» – подумал Николай. Ближе всех к Ларисе сидела эффектная блондинка, о должности которой свидетельствовали идеальный макияж и внушительной толщины ежедневник, в котором дама что-то спешно записывала. Вновь запиликала рация, но в этот раз у замдиректора.
– Слушаю!
– Лариса Степановна, – раздался в динамике взволнованный мужской голос. – Всё вернулось! Снова те же показатели, даже лучше.
– Ты уверен?
– Уверен. Всё вверх! Система тоже ожила.
– Ясно. Глаз не спускай с объекта!
Пока происходил этот короткий диалог, сидящие за столом активно переглядывались, явно с трудом сдерживая радость. Все, кроме рыжей. Она почему-то не разделяла энтузиазма коллег. Перехватив её мимолётный взгляд в свой адрес, Николай заметил … раздражение?
– Коллеги, – заговорила Лариса, – какие будут соображения?
– Очевидное совпадение! – Очкарик был категоричен. – Нет, можно, конечно, в качестве эксперимента, погонять товарища к проходной и обратно ещё несколько раз, но вероятность того, что именно он является причиной.
Он не договорил, всплеснув руками. Когда до Николая дошло, кого этот "ботан" имеет ввиду, у него одновременно зачесались костяшки на правой, а рот начал открываться для "пары ласковых", но Лариса Степановна пресекла его порыв на корню:
– Николай, погодите! Борис Константинович, твоя позиция ясна. Виктория Сергеевна, вы что скажете?
– А? – рыжая, сидевшая с задумчивым лицом, тряхнула головой. – Я как все.
– Господа! – басом протянул толстяк, вытирая лоб шёлковым платком. – Напоминаю вам, что работа ведётся уже год. Год! Нет, я нисколько не умаляю достигнутых успехов, но хотелось бы на конференции, которая состоится уже через две недели, представить более ощутимые результаты. В конце концов, наша корпорация инвестировала рекордные для России суммы и…
– Махамбет Искакович, этот вопрос вы будете обсуждать с Сергеем Георгиевичем.
– Давайте, просто отведём его вниз, а то может быть зря спорим, – Виталий мотнул головой в сторону Николая.
– Но сначала расписка о неразглашении, – протрубил Махамбет, вынимая из кожаной папки листок.
Тут уже прорвало и плотину терпения обычно профессионально спокойного нейрохирурга.
– Послушайте-ка, уважаемые. Мне это порядком надоело. Ничего подписывать я не буду. Меня пациенты ждут и у каждого вопрос жизни и смерти, поэтому на ваши… кхм… У меня времени нет.
Его монолог заставил всех уставиться на него, словно на заговоривший предмет интерьера. Во взгляде Виктории появилась заинтересованность.
– Николай Леонидович, не горячитесь, – бросила ему Лариса. —Коллеги. Консилиум считаю состоявшимся. Прошу вас пройти на рабочие места. Махамбет Искакович, не могли бы вы оставить нас с господином Александровым наедине?
Когда все вышли, женщина придвинула к "гостю" листок, оставленный толстяком, положила сверху ручку, а сама заговорила вкрадчиво, но со скрытым давлением:
– Николай, вы поймите, дело не в вас конкретно. Будь вы хоть тем же министром. Высочайший уровень секретности нашей работы обусловлен её важностью, понимаете? Если… Когда мы достигнем прорыва, это перевернёт не просто какую-либо науку, это перевернёт… всё. Я вас очень прошу, поставьте "крестик" и пойдём вниз. Сами всё увидите.
Наравне с трудом, любопытство заставило обезьяну очеловечиться, а Николая сейчас – поставить роспись под обязательством "никому и никогда". Лариса сунула листок в карман пиджака и повела Николая по коридору прямо к лифту. По ощущениям, спустились на минус третий этаж. Выйдя, они сразу оказались в огромном помещении, заставленном высокими металлическими шкафами, офисной мебелью и оргтехникой. "Шкафы" мигали многочисленными огоньками и издавали монотонное гудение. За десятками компьютеров сидели молодые парни и девушки, непрерывно стуча по клавиатурам. Не задерживаясь, Лариса, а за ней и Николай, прошли между столами и оказались перед стеной, большую часть которой занимало прозрачное стекло, но явно повышенной прочности. Николай не сразу осознал, что видит за ним. Это был овальный зал. Потолок и пол соединяла белая колона или труба, диаметром в пару метров, и Николай почему-то сразу подумал, что она обжигающе ледяная. Часть колоны также была прозрачной и внутри находился предмет, похожий на огромную дворцовую люстру. Стены были покрыты чем-то вроде фольги и по ним, а также по полу и потолку, змеились провода разной толщины. Прямо перед стеклом, с той стороны, стоял единственный знакомый ему предмет – больничная кровать, которую окружали медицинские мониторы. На кровати лежала…
– Что здесь происходит?
Николай медленно попятился назад, пока не натолкнулся на что-то. Он перевёл абсолютно ошалевший взгляд на Ларису Степановну, которая пыталась что-то ему говорить, но звук будто отключили. Вслед за звуком померк свет. Ему вдруг почудилось, что на периферии зрения мелькнули какие-то тени, а лица людей вокруг на секунду обрели странные уродливые черты. В затуманенном шоком мозгу, словно птица в клетке, билась единственная мысль: «Выбраться отсюда». Звук удара по стеклу прозвучал, как гром в ясный день, заставив его повернуть голову к прозрачной стене.
Девочка, ещё ребенок, с короткой стрижкой, почти "под ноль", облепленная датчиками и проводами, поднялась на локте со своего ложа, а второй рукой упёрлась в стекло. От неё исходило сияние, разгоняющее мрак и делающее её центром внимания. Огромные зелёные глаза, без намёка на мысль, словно у куклы, были устремлены на нейрохирурга, который уже однажды констатировал её смерть. Губы беззвучно зашевелились.
– Она говорит! – восхищённо прошептала Виктория за его спиной, заставив Николая вздрогнуть. – Спрашивает: «Ты пришёл за мной?».
Зелёные глаза закатились, тело обмякло, и девочка отключилась, уронив голову на подушку. Вместе с вернувшимися светом и звуком, к Николаю пришло понимание, что он должен делать. Рванувшись, он перемахнул через стол, снеся компьютер и того, кто за ним работал. Раздались крики, грохот мебели, что-то кричала Лариса Степановна, а он стремился к лифту, до которого оставалось несколько метров.
***
Нет, он не терял сознания. Электрошокер воздействует на нервную систему, вызывая паралич мышц и дезориентацию. К этому добавилось состояние близкое к аффекту, в котором пребывал Николай, что превратило его на время в кусок вращающего глазами мяса. Однако, он прекрасно слышал и частично даже видел, что происходит вокруг. Так, он узнал о наличии в НИИ ещё и внутренней охраны, вооруженной шокерами пистолетного типа. Услышал он и властный голос директора «Искры», появившегося, видимо, в момент героического прорыва одного впечатлительного нейрохирурга. Также, он осознавал, что его заносят в некое помещение и укладывают на нечто напоминающее кушетку. Через какое-то время, мышцы начали расслабляться, мысли обрели некую стройность, а вот желание вставать и предпринимать новую попытку прорыва не появлялось. Чертовски эффективная штука – электричество.