Сущее бедствие

Глава 9

О том, как добиралась до города, даже вспоминать не хочется. По бездорожью до песчаной косы? Раз плюнуть! Погода по степени паршивости, правда, перешагнула отметку «испортилась окончательно». Температура воздуха упала если не до нуля, то около того. Июнь, ёлки-палки! Мои джинсы при ходьбе разве что хрустеть не начали, а предстояло ещё и в реку лезть. Ну это тоже не проблема. Целеустремлённого журналиста холодом не проймёшь. По пути выломала в прибрежных кустах ветку подлиннее и потолще, чтобы глубину погружения понимать. Добравшись до косы, сняла насквозь мокрые кроссовки и попыталась закатать штанины, но быстро бросила эту затею ― всё равно с них вода уже почти течёт, а у меня в рюкзаке спортивный костюм лежит про запас. Переоденусь где-нибудь у Поповки. Потыкала веткой в песчаное дно, оценила результат ― и правда мелко. А спуск неудобный, грохнуться можно. Тоже невелика беда. Жизнь заставит ― ещё не так раскорячишься. Водичка даже теплее, тем вся остальная окружающая среда, хотя пальцы на ногах подогнулись от холода моментально.

Я думала, что прогулка по воде нужна для того, чтобы сбить со следа зверя, которого ведьмы за мной вдогонку отправят, но отказалась от этой мысли ещё до того, как начала водные процедуры. Есть ведь Глашка пернатая, а Малинка птицей командовать тоже умеет ― если выследить захотят, это лучше всего делать с высоты птичьего полёта. План побега дурацкий донельзя, но я уже половину пути прошла, так что жаловаться глупо. На самом деле необходимость идти по песчаному дну реки была продиктована наличием в этой части берега нескольких глубоких оврагов, заросших густой растительностью ― опасненько в темноте-то по таким местам лазать. Да и упомянутый Филоменой большой белый камень был виден издалека ― навскидку метров пятьсот до него.

Всё замечательно, конечно, но наставница забыла объяснить, в каком направлении двигаться дальше. Луга некошеные вдоль берега тянутся, а дорога к Поповке где? К лесу идти нужно или вдоль реки до конца этой «травы по пояс»? Я к тому времени уже так громко зубами клацала от холода, что этим звуком обнаруживала своё присутствие лучше, чем сетом фонарика. Фонариком я, кстати, на свой страх и риск не воспользовалась ни разу.

Поднялась вдоль крайнего оврага к лесу и пошла по подлеску параллельно реке ― так выше шанс дорогу не пропустить. Почти час топала и чуть не заплакала от радости, когда увидела серенькие поперечные жерди ограждения. А там и дорога нашлась. Хорошая такая дорога ― широкая, без единой травинки и с минами коровьего навоза на всей протяжённости. И не длинная ― около километра всего. Вышла я по ней к ферме, где на борьбу с нарушителем охраняемых границ сразу же примчались четыре здоровенные собаки. Пригодилась пищалка Филомены, но громкий лай охранников разбудил местного сторожа, который живо заинтересовался причиной моего появления в чужих владениях.

– Мне в Поп-п-повку над-д-до, ― объяснила я, стуча зубами и соврала: ― Я т-т-туристка, от группы отб-б-билась.

Заспанный и явно нетрезвый мужичок объяснил, что нужно идти дальше по дороге ещё пару километров и спросил:

– Слышь, туристка, ты по берегу шла?

– Аг-г-га.

– Через пастбища?

– Аг-г-га.

– И как тебя Буян пропустил?

Я уставилась на него непонимающе, но выяснилось, что Буян ― это бык-производитель. Злющий. Стадо на летнем выпасе, поэтому через пастбища ходить сейчас опасно. Мне крупно повезло на Буяшу не нарваться. А когда я сообщила, что вообще ни одной коровы не видела, волосы на голове моего собеседника поднялись дыбом и посыпался отборный мат в адрес какого-то Генки, который алкаш безответственный. Насколько я поняла из длинной и впечатляющей речи сторожа, коровы куда-то свалили. В лес, судя по всему, а там болото гиблое. Но мне–то какое до этого дело? Попрощалась вежливо и дальше себе пошла.

Когда на горизонте замаячил просвет с горящим где-то вдалеке единственным фонарём, я свернула с дороги в кусты и переоделась. Судя по тому, что пасмурное небо заметно посветлело, было что-то около трёх или четырёх часов ночи. Точное время отправления служебного фабричного автобуса мне никто не сказал, поэтому пришлось уповать на всемогущий «авось». А Поповка-то не маленькая. И в это время суток совершенно безлюдная. Я дотопала до ближайшего магазина, но признаков остановки там не обнаружила. Пошла дальше. Нашла вроде бы что-то отдалённо напоминающее площадь с фонарным столбом в центре. И вокруг этого столба вроде как автобус вполне себе может развернуться. А присесть негде. Мои бедные натруженные и замёрзшие ножки уже гудеть начали.

Ждать пришлось довольно долго, но первая же пришедшая на это подобие площади женщина заверила меня, что весь общественный транспорт, включая служебный, останавливается именно здесь ― уже бальзам на душу. Дама оказалась не любопытной, но смотрела на меня с интересом, а я сто раз пожалела о том, что пошла на поводу у своей бунтарской натуры и выкрасила волосы в ярко-зелёный ― по этой примете меня брусничнинские ведьмы до самого места жительства отследят. И ещё эта жительница Поповки была одета в куртку. Я не завистливая вот вообще нисколько, но в тот момент хотела бы тоже одеться потеплее.

Работники какой-то городской фабрики постепенно стягивались к месту утреннего сбора. Я натянула на голову капюшон толстовки, чтобы оригинальность моей причёски поменьше бросалась посторонним в глаза, и ненавязчиво подслушивала утренние сплетни деревенских жителей. Погода, оказывается, удивила всех. Прогноз обещал ясное небо и летнее тепло, но синоптикам, похоже, можно верить не больше, чем брусничнинским ведьмам.

– Давно такого не было, ― высказала своё мнение одна из трудяг.

– Да какой «давно»? ― подала голос другая. ― Погода, как и сезоны, по кругу ходит. Лет пять назад что было, вспомни. Всё зелено, цветёт и пахнет, а с неба снег валит.

Скучные они. Резкое похолодание ― главная новость дня. Но неприятно, да. У меня организм не железный, может и простудиться. Из носа уже потекло, а это значит, что к вечеру проявятся и все остальные симптомы.

– О! Едет! ― радостно изрёк бородатый мужик, услышав характерный звук приближающегося транспорта.

Новенький ПАЗик въехал на площадь, обогнул фонарный столб и остановился прямо перед продрогшими пассажирами. За рулём сидел худющий шатен лет сорока с сердитым выражением лица. Я сразу же потопала к водительской двери и вежливо постучала в стекло. Дверь приоткрылась.

– Зд-д-дравствуйте! ― поприветствовала я незнакомца. ― Вы Виталий?

– Допустим, и что? ― недружелюбно прозвучало в ответ.

– Мне бы в город. Филомена сказала…

– Садись, ― разрешил он, не дослушав объяснение до конца.

«Ну точно её хахаль», ― пришла я к выводу, не забыв поблагодарить доброго человека за проявленную щедрость. А с чего бы ещё ему правила нарушать вздумалось? Служебный транспорт потому служебным и называется, что для работников предприятия предназначен, а не для всех. Моё появление в салоне моментально вызвало тихое негодование трудяг, а откуда-то из глубины даже прозвучало, что рейсовый до города всего через два часа будет ― «некоторые» могли бы и подождать, а не наглеть. Да и ну их всех! Им бы мои проблемы. Хотела пройти к задним сидениям, но Виталий не разрешил.

– Впе’еди садись. Тебе а‘аньше выходить.

И правда ― картавый. В передней части салона осталось только одно свободное место, куда я и утрамбовалась со своим рюкзаком, сделав вид, что не слышу недовольного ворчания других пассажиров. С таким отношением кто-нибудь из них наверняка настучит начальству на Виталика, но это уже не моё дело. Мне разрешили ― всё, вопрос исчерпан. Если он сам готов взять на себя такую ответственность, значит, и с последствиями тоже разберётся сам.

ПАЗик стоял в Поповке минут пятнадцать, пока в него не загрузились все работники фабрики. Осталось четыре свободных сидячих места в середине ― вот чего люди разворчались? Но причина, оказывается, имелась. По пути в город была ещё одна остановка в придорожной деревеньке, где Виталий подобрал ещё шесть пассажиров. Негодование в мой адрес начало нарастать, поэтому во избежание скандала я просто уступила место и встала у двери. В итоге стоя ехали я и сонный парень моего возраста ― было похоже, что он уже привык так ездить, поскольку остальные ворчуны старше него по возрасту. Ну и ладно. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Через полчаса персонально для меня дверь автобуса открылась, и я оказалась на безлюдной городской улице. Магазины все закрыты, прохожих нет, по дороге туда-сюда снуют редкие машины. Часов шесть утра, не больше. И холодрыга жуткая. Я осмотрелась и заприметила вдалеке характерный навес автобусной остановки. Городок даже не районного значения ― так, большая деревня. Я уже была здесь, когда в Брусничное пыталась попасть, но, кажется, в другой части, в которой как раз находится автовокзал.

На остановку притопал лохматый рыжий пёс с рваным ухом ― посмотрел на меня неприязненно, обнюхал полупустую урну и ушёл. Из носа потекло уже сильнее, поэтому я достала из кармашка рюкзака пачку бумажных носовых платков. Ну точно ― заболела. И в горле першить начало. Витаминами уже ничего не исправишь, придётся лечиться основательно. «А Софья наверняка отвар травяной подсунула бы», ― подумалось невзначай. Поймав себя на этой мысли, я трижды сплюнула через левое плечо и на всякий случай перекрестилась.

Странные всё-таки ведьмы в Брусничном живут. Налоги исправно платят, а уголовной ответственности за убийства и издевательства над людьми не боятся. И никто им не указ, даже церковь. А всё потому, что миссия на этот ковен возложена очень ответственная ― древнее зло сторожить, которое, собственно, никто и никогда даже не видел. Мор скота, эпидемия среди людей ― на всё есть объективные, научно обоснованные причины, просто народ два-три века назад здесь жил дремучий. Старик-ведун удачно волну поймал, чтобы возвыситься на чужих бедах. У самого, небось, иммунитет имелся железобетонный. А те, кому он лапшу на уши про древнее зло навешал, впечатлительными оказались и поверили. Сам ковен и есть зло! А кто думает иначе, пусть попробует с тамошними кумушками пообщаться.

Время шло, городок постепенно начал просыпаться. Мимо остановки на велосипеде проехал дедок, потом прошли молодая мамашка с дитятком ― не иначе, в детский сад. Появилось подозрение, что общественный транспорт мимо этой остановки не ходит в принципе. Следующим прохожим оказался представительного вида мужчина в коротком плаще и с зонтом. Я спросила, далеко ли находится автовокзал.

– До перекрёстка и направо, ― указал он мне дорогу.

Если бы раньше знала об этом, уже давно бы туда дотопала. Когда пришла, выяснилось, что касса и собственно помещение автовокзала откроются не раньше восьми утра, но на улице в ожидании рейсовых автобусов уже мёрзли немногочисленные пассажиры. «Водителю оплатить можно», ― сообщила мне нахохлившаяся дама с большой дорожной сумкой. Отлично! И как раз первый же автобус оказался нужным мне. Просто подарок судьбы какой-то! Кошелёк я ещё в Брусничном проверила ― все деньги на месте. Сказала водителю, что мне до конечной, оплатила проезд, заняла свободное местечко у окна, скукожилась там, пытаясь согреться, и задремала.

Спала до самого моего родного и горячо любимого города. Проснулась на конечной и не сразу поняла, где нахожусь, а самочувствие недвусмысленно указывало на то, что у меня поднялась температура. И кашель начался. Кое-как добралась до дома. Открыла Эдькину квартиру своим ключом и с порога услышала доносящийся с кухни женский голос ― там кто-то фальшиво напевал. Поставила рюкзак у двери, разулась, прошлёпала мокрыми носками из прихожей к кухне… В сковороде на плите шкворчала яичница с сосисками, а у плиты пританцовывала, заткнув уши наушниками, блондинистая девица, одетая в мой любимый махровый халат. Меня она заметила только спустя минуты три, когда сняла скромный обед на тарелку и повернулась, чтобы поставить его на стол. Замерла с этой тарелкой на месте, свободной рукой вынула наушники и громко позвала:

– Эдик! У тебя гости!

– Здрасьте, ― поздоровалась я, шмыгнув носом.

Ждать пробуждения жениха не стала ― молча покинула кухню и отправилась в спальню. В квартире всего две комнаты ― гостиная и спальня. Первая проходная, поэтому мне представилась возможность по достоинству оценить масштабы случившегося здесь вчера банкета. На столике у дивана стояли два винных бокала, а под столиком ― три пустые бутылки. На тарелках лежали корочки апельсина и бананов, общипанная гроздь винограда, подсохший сыр и копчёная колбаса. Мою любимую пиалку кто-то использовал вместо пепельницы. Понятно, кто ― Эдик не курит.

– Девушка, а вы далеко собрались? ― прозвучало за спиной.

– Лесом пошла, ― не слишком дружелюбно порекомендовала я блондинистой незнакомке и пинком открыла дверь спальни.

Эдик уже проснулся ― сидел на кровати и натягивал на себя футболку.

– Тебе телефон для красоты нужен? ― спросил у меня с наездом.

– Для веса, чтоб меня ветром не сдувало, ― ответила я в том же тоне. ― Всё, любовь прошла, засохли помидоры?

– Только давай обойдёмся без сцен, ладно? ― начал он.

– Ладно, ― согласилась я.

Не обращая на полюбовничков внимания, откопала в аптечке лекарство от простуды. Залила кипятком, а пока пила, поставила на зарядку телефон. Сидела в кухне, чтобы не мешать сладкой парочке взволнованно обсуждать план действий по моему выдворению из квартиры. Когда телефон включился, обнаружилось, что вчера Эдик названивал мне весь вечер, а потом прислал сообщение: «Арин, прости, но у меня новые отношения. Прошу отнестись с пониманием, ведь мы оба уже не дети». Смешной такой. Хотя… Это я, наверное, смешная. Поверила, что он уехал на стажировку, но стоило мне срулить из дома, как здесь моментально образовалась другая. Не брезгливая, надо сказать. Я бы, например, в подобных обстоятельствах чужие вещи надевать не стала. Даже неинтересно, сколько этот роман продолжался за моей спиной. Свадьба у нас в августе будет, ага. Трус. Сам ведётся себя, как ребёнок, а на меня ещё бочку катит.

– Бабуль, привет! Ты дома? Можно к тебе приехать? ― позвонила я бабушке, поскольку идти с повинной к родителям не хотелось.

– Случилось чего? ― сразу же поняла бабуля.

– Потом расскажу, ― пообещала я.

– Приезжай, конечно. В магазин только заскочи, у меня сахар закончился.

Бабушка Рима ― золотой человек, пока не начинает на картах своих гадать. Она меня понимает лучше, чем родители. И всегда мне рада.

– За вещами потом приеду, ― сообщила я Эдику, упаковывая в спортивную сумку самое необходимое.

Ноутбук, документы, сменная одежда, записи для дипломной, беспроводная колонка, немногочисленные личные ценности… Переоделась в чистое и сухое, а то, что сняла с себя, сложила в отдельный пакет и тоже засунула в сумку ― у бабушки постираю. Надела сухие кроссовки, а мокрые оставила в прихожей ― пусть голубки наслаждаются их ароматом. Взяла с вешалки куртку и зонтик. Вызвала такси.

Герои дня рискнули вдвоём выйти в прихожую, чтобы проводить меня или убедиться, что я не прихвачу что-нибудь лишнее. А меня вдруг такое зло взяло, что аж в глазах помутилось. Как там жалейка руками делала? Не факт, что на таком расстоянии от Брусничного это сработает, но почему бы не попробовать? Терять-то всё равно теперь уже нечего.

В ванной и кухне посрывало краны. В гостиной что-то с грохотом упало. Лопнули батареи. Стёкла, как и предполагалось, вылетели на улицу вместе с цветочными горшками с подоконников. Жалобно зазвенела разбившаяся посуда. Запахло газом. Блондинку сдуло куда-то в комнату, а Эдика влепило в стену с такой силой, что без помощи травматолога он теперь не обойдётся.

Сработало, надо же.

– МЧС вызывай, ― посоветовала я на прощание своему теперь уже бывшему жениху и ушла.

Когда спускалась по лестнице, слышала взволнованные голоса соседей. «Эпицентр в Эдькиной квартире, вот пусть сам теперь и отдувается», ― подумала злорадно. Зря я так, конечно, но всё равно бальзам на душу ― виновные это заслужили.

Глава 10

У бабушки Римы очень твёрдая жизненная позиция, состоящая всего из трёх железобетонных принципов. Первый ― никогда не делай то, что тебя напрягает. По этой причине в её жилище нет ничего лишнего и требующего особого ухода, а уборка производится очень редко. Второй ― правду нужно говорить людям в глаза и сразу, не делая скидку на то, что этим можно обидеть или ранить собеседника. Это мало кому нравится, поэтому у моей бабули нет друзей. И третий ― каждый человек имеет право знать о том, что предначертано ему судьбой, чтобы успеть подготовиться к неизбежному или попытаться что-либо изменить. Учитывая вышеперечисленное, нервы моей мамы сдали, когда мне было всего восемь лет. До того момента мы жили впятером в большой четырёхкомнатной квартире, но мама сказала папе: «Либо размениваем жильё и разъезжаемся с твоей мамой, либо разводимся. Я так больше не могу». В итоге они разменяли четыре комнаты на две и одну. Бабушку определили в однокомнатную квартирку на окраине, а мы переехали в двухкомнатную в центре. Маме сразу же значительно полегчало, а мне стало грустно, потому что бабуля никогда не заставляла меня делать то, к чему не лежит душа. Уроки учить лень? Ну и не надо. Подумаешь, двойку поставят ― невелика беда. Посуду за собой мыть не хочется ― просто положи в раковину и забудь. Не одна живу, кто-нибудь помоет. Мама из-за всего этого психовала и срывалась на мне, потому что у бабушки Римы всегда и на всё находился весомый аргумент ― небо не рухнет на землю из-за одной двойки или грязной тарелки. Когда я выросла и начала спорить с родителями, отстаивая своё право на личный выбор, мама часто говорила отцу: «Это твоя мать её испортила». А что она испортила? Планы родителей на мою жизнь?

Я попросила таксиста высадить меня возле продуктового магазина ― это в шаговой доступности от бабушкиного дома. Купила сахар и любимые бабулины мармеладные конфеты. Пока дошла до её жилища, вымокла вся от пота, хотя погода не улучшилась нисколько ― лекарство, наверное, подействовало. В целом самочувствие тоже уже не казалось предсмертным. Входная дверь в квартиру оказалась незапертой, потому что хозяйка ждала меня.

– Чего носом хлюпаешь? Заболела что ли? ― спросила она, стоило мне войти в прихожую, а потом заметила сумку и нахмурилась. ― С Эдиком своим поругалась?

Я присела на полочку для обуви и разревелась, хотя всю дорогу убеждала себя в том, что этот гад не заслуживает моих слёз. Бабуля правильно оценила моё состояние и поступила так, как поступала всегда ― ушла заниматься своими делами, дав страдалице возможность прийти в себя. Я извела на слёзы и насморк все свои носовые платочки, после чего сняла куртку, разулась и прошла в комнату.

– Спать будешь на диване, кровать я тебе не уступлю, ― сразу же поставила меня в известность родственница. ― В кастрюле суп гречневый, если голодная. Недавно сварен, не остыл ещё.

Я поставила сумку на пол у дивана, села, зажала руки коленями и спросила:

– У тебя от простуды есть что-нибудь? Или в аптеку надо идти?

– Что-то было, нужно посмотреть, ― ответила она, не отрывая свой взгляд от карт, разложенных на столе.

Сбоку бубнил телевизор на убавленной почти до минимума громкости. Комната выглядела на редкость чистой ― значит, недавно у бабули был приступ Золушки. Случается подобное нечасто, но если начинается, то бабуля не успокоится, пока не выскребет всё до последней пылинки. С кухни и правда доносился запах гречки. Я посидела немного молча, наблюдая за тем, как бабушка гримасничает, изучая расклад, а потом спросила:

– Ба, а ты только на картах гадать умеешь?

– Нет, конечно, ― отозвалась она. ― На кофейной гуще могу, на чаинках, по руке или расположению родинок на теле. Способов много, но карты больше информации дают. А что?

– А если я, например, с дерева листочек сорву и тебе принесу? По нему сможешь?

Она всё-таки посмотрела на меня удивлённо и поинтересовалась:

– Ты когда это обзавелась привычкой вопросом на вопрос отвечать?

– Ты сама только что сделала то же самое, ― заметила я. ― Так сможешь или нет?

Бабуля собрала карты, спрятала их в деревянную шкатулку и только потом ответила:

– Гадание по листьям похоже на хиромантию, но даёт сведения только о текущем моменте. По цвету листа, форме, количеству и направлению прожилок можно сказать о том, насколько верно то или иное принятое решение, болен ли человек, погряз ли он в сомнениях и проблемах. Будущее так не предсказывают.

– Ясно, ― приняла я к сведению эту ценную информацию.

Бабуля убрала шкатулку в шкаф и вынула оттуда же большой пластиковый контейнер с лекарствами. Села в своё любимое кресло, поставила коробку на стол и начала выкладывать на скатерть её содержимое, приговаривая:

– Это не то… Это от давления… Это слабительное… Это вообще не помню, откуда взялось… Это…

Она искала для меня лекарства, а я добросовестно вспоминала всё, что о ней знаю. Немного, оказывается. Разговоры о прошлом для неё относятся к перечню того, что напрягает, поэтому для всех, кроме моего отца, это всегда оставалось тайной за семью замками, а папа у меня не болтливый. Они приехали в этот город около четверти века назад. Моя мама тогда уже развелась со своим первым мужем и сама растила годовалую дочку. Родители сошлись, поженились, а потом у них появилась общая я. Ни старых фотоальбомов в нашей квартире никогда не было, ни разговоров о папиной или бабушкиной юности. До сих пор меня это не беспокоило нисколько, а теперь появились вопросы.

– Ба, ― позвала я.

– А? ― отозвалась она, не прекращая рыться в аптечке.

– Тебе привет от Жалейки из Брусничного.

Её рука застыла над контейнером, а в пальцах жалобно хрустнула коробочка с каким-то лекарством. Лицо стало бледным настолько, что я начала опасаться за старое бабушкино сердце. Бабуля медленно повернулась ко мне и громко сглотнула подступивший к горлу ком. Долго молчала, а потом нашла в аптечке валидол и сунула капсулу себе под язык.

– Значит, Уголёк про тебя вчера рассказывал, ― поняла я. ― Гадалка, которая тридцать лет назад сразу сказала, что не сможет стать частью общины, а потом исчезла в неизвестном направлении, пока переполох был, это ведь ты, да?

Её будто подбросило. Прошмыгнула мимо меня, схватила мою сумку и вытряхнула всё содержимое на пол. Потом проделала то же самое с моим мокрым рюкзаком. Я только наблюдала за ней с открытым ртом, удивляясь, откуда в медлительной и по жизни ленивой женщине внезапно взялось столько прыти. При этом бабуля так смачно сыпала ругательствами, что ей позавидовал бы даже тот похмельный сторож с фермы, который мне утром дорогу до Поповки объяснял. Уж и не знаю, как ей удалось безошибочно определить предметы, полученные мной от Филомены, но защита от мороков и пищалка были оперативно помещены в литровую стеклянную банку и залиты желтоватой жидкостью. Фонарик я у Эдика в квартире оставила, а то и его постигла бы та же участь. Из банки сразу же начало жутко вонять. Происходило это в ванной. Бабуля ускакала в комнату, а я осторожно пнула валяющуюся на полу пластиковую бутыль и прочитала на этикетке: «Соляная кислота. 14%».