- -
- 100%
- +
Княгиня и граф настороженно вслушивались в происходящее на улице. Резня в предместье не прекращалась несколько часов и стихла лишь к рассвету. Прерывистый сон, голод, шум городских беспорядков – ночь превратилась для Андромеды в бесконечный кошмар. Лишь с рассветом сон отступил, а мысли стали спокойнее.
– Ваше Величество, – обратился граф Шнайдер, когда солнце уже поднялось над горизонтом, – вы решили, куда желаете отправиться?
– Домой, – без раздумий ответила Андромеда. – В герцогство Ла-Шерле.
– Как вам будет угодно. Я вернусь за вами в полночь, моя госпожа. А пока советую спрятаться в скене4 театра. Потому что в этом зале скоро могут объявиться гвардейцы.
И с этими словами граф Шнайдер поднялся на ноги, поклонился и вышел. Андромеда хотела окликнуть его, поблагодарить за все, что он для нее сделал. Но беспокойная ночь и чувство голода лишили ее последних сил. Лишь спустя несколько минут Андромеда медленно побрела к выходу. Остановившись в арочном проеме, она еще долго наблюдала за одиноким силуэтом своего друга, спускавшегося по колоссальному амфитеатру к орхестре5.
Взгляд Андромеды невольно переместился на улицы Мэрлоуза. В утренних лучах Андромеда в деталях разглядела последствия ночных беспорядков.
В предместье Мэрлоуз царила зловещая тишина. Окна домов были наглухо закрыты ставнями. Многие двери были либо выбиты, либо бесполезно болтались на сломанных петлях. От дюжины домов остались лишь тлеющие угли и почерневшие камины. Дороги утопали в мерзкой черной грязи – саже, перемешавшейся с дождевой водой. Улицы усеивали тела солдат и мирных жителей, превратившись в пиршественный стол для стервятников и бездомных собак. А в воздухе, даже на высоте амфитеатра, витал смрад гари и гниющей плоти.
Андромеда старалась не обращать внимания на тела… Но они невольно приковывали ее взгляд. Предместье Мэрлоуз сегодня утром превратилось в один большой театр. Со страшными актерами и печальными мизансценами.
Вот тела юноши и девушки – лежат в грязи, словно молодые люди просто уснули в объятиях друг друга. А из окна напротив свисает тело мародера. И окоченевшая рука вора до сих пор тянется к мешку с награбленным добром, который он выронил за мгновение до смерти.
Андромеда смотрела на страшную сцену и внимала сотням историй, которые убиенные ей безмолвно рассказывали. Она видела, как члены семей под шумок избавлялись от своих родных, чтобы претендовать на наследство. Видела, как горожане пытались откупиться от вломившихся в их дома солдат. Видела десятки бесчинств, что творили солдаты с телами горожан…
Этой ночью солдаты опьянели от вседозволенности. Они убивали, грабили и насиловали, упиваясь силой. Но и горожане, которые сводили счеты с соседями, оказались не лучше их. Закон и мораль в эту ночь остались лишь утешением для слабых.
Княгиня уже собиралась отвернуться от страшного зрелища, но ее взгляд остановился на рыночной площади.
Андромеда еле сдержала тошноту.
Над площадью, самой оживленной частью города, возвышался десяток виселиц, в петлях которых еще качались последние жертвы минувшей ночи. Головы этих людей были по-детски наклонены набок, словно бы разглядывали что-то любопытное.
А за виселицами… возносилась целая гора убитых горожан – мужчин, женщин и детей. И похоже, догадалась Андромеда, что все они провинились лишь в том, что исповедовали западную веру.
3
Андромеда последовала совету графа Шнайдера и спряталась в скене – здании, предназначенном для переодевания актеров и хранения костюмов. Княгиня помнила, что едва она вошла в третий зал лабиринта, как сквозняк в подземельях прекратился: кто-то во дворце обнаружил потайной ход и запер в него дверь. Значит, оставаться рядом с лабиринтом было опасно: в любой момент из него могли выйти гвардейцы. А скена сейчас пустовала: после ночного погрома актеры еще не скоро решатся вернуться к работе.
Скена представляла собой вытянутый вдоль орхестры трехэтажный дворец, ограниченный с двух сторон башнями. Андромеда обосновалась в библиотеке скены – уютном зале с деревянными антресолями, что находился на третьем этаже. Если в скену вернутся люди, они не сразу обнаружат Андромеду, и княгиня успеет сбежать.
Княгиня понимала, что Мэруин бросил на ее поиски все ресурсы – солдат и шпионов во всех графствах. Поэтому следовало сохранять предельную осторожность. После полудня Андромеда забиралась на антресоль, укрывалась платьями из театрального реквизита и засыпала. Лишь когда куранты Княжеского Дворца били одиннадцать, Андромеда покидала скену и отправлялась на место встречи с графом Шнайдером.
Но проходили дни, а граф так и не являлся.
Андромеда беспокоилась за него. С одной стороны, она была почти уверена, что Шнайдера заподозрили и арестовали. Андромеда не исключала возможности, что графа пытают и он в любой момент может выдать тюремщикам, где она спряталась. С другой стороны, княгиня хорошо знала: граф Шнайдер – человек хитрый и ловкий. Не зря же его взяли на службу в тайную канцелярию. Человек такого склада ума не мог настолько легко попасть в руки правосудию.
Так или иначе, Андромеда продолжала каждый вечер подниматься на вершину амфитеатра и проводить остаток ночи в ожидании графа. Возвращаться в скену до рассвета она боялась. Пустой дворец навевал на нее суеверный страх.
Княгиня думала: почему во время беспорядков никто не разграбил театр? Почему горожане, что лишились домов, не поселились в пустом здании скены, как сделала она? Андромеда предполагала, что за поведением горожан скрывается важная, но неизвестная ей причина.
Первый день Андромеда провела без еды и воды, надеясь на помощь графа. Она предприняла попытку найти еду в скене, хотя понимала, что в здании театра вряд ли мог храниться провиант. Тем не менее Андромеда постаралась найти хотя бы воду. В поисках ее Андромеда обошла всю скену и побоялась зайти лишь в восточное крыло, лишенное окон.
На второй день жажда и голод сделались невыносимыми.
У Андромеды пересохло во рту, она начала страдать от головокружения. Тогда княгиня решила, что ей просто необходимо выйти из скены, чтобы добыть еду и воду.
Воду она могла бы набрать из колодца, как обычная горожанка. Правда, княгине ни разу не приходилось сталкиваться с колодцем, и она волновалась, что не справится с его механизмом. Но все же колодец не такая серьезная задача, как поиск еды.
У Андромеды не было денег. Она вообще никогда в жизни не держала в руках монет. Дворцовая жизнь ее полностью обеспечивала, и ей, конечно же, не приходилось совершать покупки.
Еще на утро второго дня Андромеда была уверена, что она ни за что не станет попрошайничать. Однако к полудню того же дня Андромеда заподозрила, что скоро голод заставит ее забыть о дворянской гордости.
Но даже если Андромеда и решилась бы на попрошайничество, она вряд ли бы добилась успеха: после беспорядков предместье и так наводнилось бродягами. Княгиня не смогла бы соперничать с таким количеством людей.
Решение пришло сразу же: ее прокормит здание театра. Андромеда могла бы обменивать имущество скены на еду. Конечно, княгиня не стала бы продавать платья, кубки или канделябры – это сразу навело бы подозрения. Но в скене хранился и другой, гораздо более полезный в быту материал. Восковые свечи. Свечи ценятся дорого, а потому только зажиточные семьи могут позволить себе с их помощью освещать дома. Обычным горожанам этот товар не по карману. Поэтому, вероятно, они бы согласились обменять еду на свечи.
Оставалась последняя проблема: при свете дня горожане могли узнать ее. Поэтому Андромеде срочно требовалось изменить внешность.
Впрочем, сделать это в здании театра представлялось проще простого.
Андромеда отыскала зеркало и коротко обрезала волосы. В миг прекрасная монархиня превратилась в простую мещанку. Теперь дворянское происхождение Андромеды выдавали лишь бледный цвет кожи и нежные черты лица.
Но княгине эти меры показались недостаточными. Она обыскала скену в поисках грима или краски. Однако, кроме бесчисленных масок, Андромеде удалось найти только засушенные растения – листья и пурпурные лепестки.
Зачем в здании скены засушенные цветы? Вероятно, их используют в качестве сырья, чтобы изготовить краску для волос или росписи тела. Однако Андромеда, конечно, не знала, как с помощью этих растений изготовить краску.
Впрочем, это не важно. Если в скене есть сырье, значит, должен быть и конечный продукт.
Андромеда продолжила поиски. Но, обыскав несколько помещений, она не нашла даже небольшого запаса краски. От бессилия княгиня закрыла лицо руками и еле сдержала проклятия, готовые сорваться с языка.
Голод и жажда мешали ей трезво принимать решения. Княгиня чувствовала, что вот-вот махнет рукой на осторожность и выбежит на улицу, чтобы набрать воды. Но она заставила себя собрать остатки воли и еще раз оценить обстановку.
На что она надеялась, когда собиралась бежать? Рассчитывала, что граф Шнайдер сделает за нее все сам? Что он взвалит себе на плечи заботу о ней? Андромеда просила графа лишь помочь ей сбежать. И он честно исполнил ее просьбу. Андромеда свободна. Ее больше нет в замке. Даже более того, ее тюремщики жестоко наказаны – ведь благодаря Брутусу страна встала на грань новой междоусобной войны.
И что теперь?
Она не умеет обращаться с деньгами, работать руками и даже никогда не прикасалась к колодцу.
Андромеда снова тяжело вздохнула и крепко стиснула зубы.
– Я наследница герцогства Ла-Шерле и княгиня востока. Я лучше всех мещанок и крестьянок, а потому и сильнее их. Если они каким-то образом выживают в этом мире, то смогу и я.
В эти слова Андромеда вложила последние капли былой уверенности. И они возымели эффект. Княгиня успокоилась и вспомнила, что проводит каждый вечер в библиотеке. Библиотеке театра. Наверняка в ней должен храниться рецепт изготовления краски.
И Андромеда действительно нашла его. Рецепт она обнаружила в книге «Двенадцать перевоплощений», которая сразу бросилась ей в глаза: она лежала не на полке, а на столе. Вероятно, актеры часто руководствовались ее записями. Рядом лежал пергамент, исписанный важными выдержками:
«…для сего перевоплощения, сын мой, приготовь нижние листья кустарника со славным именем Лавсония. Лавсонию ты узнаешь по розовым или голубым лепесткам и красным тычинкам…».
– «Сын мой»… – передразнила автора Андромеда. Как известно, в театре Мэрлоуза все роли исполняли мужчины. – Знали бы вы, что ваши знания пригодятся женщине!..
«…еще тебе, сын мой, понадобится индигофера. Индигоферу ты просто найдешь. Ступай в лес и отыщи кустарник с пурпурными лепестками и тычинками, число коих десять…».
Прочитав руководство, Андромеда поняла, что цветы, которые она случайно обнаружила, и есть главные ингредиенты – лавсония и индигофера. Но для приготовления краски также требовалась и вода.
Значит, так или иначе, придется рискнуть и совершить ночную вылазку за водой.
Остаток вечера Андромеда перетирала листья и лепестки в порошок. Как только часы пробили одиннадцать, она укуталась в плащ, взяла кувшин и вышла из скены.
Ночь скрыла Андромеду от посторонних глаз, и даже самый внимательный горожанин не смог бы разглядеть стройный силуэт женщины, что покинула театр и направилась к колодцу.
Свежий воздух прояснил мысли княгини и притупил навязчивое чувство опасности. Механизм колодца оказался не таким хитрым, как опасалась Андромеда. Княгиня даже похвалила себя за то, как быстро она разобралась с изобретением простонародья.
Зачерпнув воду, Андромеда сделала первый глоток за два дня.
Святые небеса! Казалось, княгиня в жизни не пробовала ничего вкуснее! Андромеда жадно выпила два кувшина, не в силах оторваться. Лишь почувствовав, что больше не может сделать ни глотка, Андромеда в последний раз наполнила кувшин и поднялась с ним на вершину амфитеатра.
Куранты Княжеского Дворца пробили полночь. Затем час ночи, потом два… Граф Шнайдер снова не пришел. Андромеде оставалось лишь в одиночестве встречать и провожать звезды, следя за их медленным, величественным движением по ночному небосклону. Лишь когда на востоке занялась заря, княгиня покинула амфитеатр и вернулась в комнату с зеркалом.
Вода притупила чувство голода, и Андромеда смогла погрузиться в процесс изготовления краски. Результаты превзошли ожидания: княгине действительно удалось создать густую массу черного цвета.
Когда Андромеда нанесла еще теплую краску на волосы и брови, небо за окном стало серым, и на нем догорали последние звезды. Однако в скене оставалось по-прежнему сумрачно, и Андромеде пришлось зажечь уже третью свечу.
Взглянув в зеркало, княгиня не узнала саму себя.
Неухоженные, кое-как обрезанные волосы придавали ей облик бедной мещанки. Но хрупкая фигура, тонкие брови, чуть раскосые выразительные глаза и бледная кожа выдавали ее дворянское происхождение.
Андромеда продолжала изучать свой новый образ, как вдруг краем глаза заметила в отражении дверного проема чье-то лицо.
Желтое старческое лицо.
Андромеда застыла.
Желтое лицо уставилось на нее, а Андромеда – через отражение зеркала – на лицо.
По спине княгини пробежал неприятный холодок. Андромеда невольно задержала дыхание.
«Кто это может быть? Скена пуста, все ее комнаты пусты!».
Вдруг Андромеда вспомнила, что прямо под скеной скрывается лабиринт. Лабиринт с сотней черных туннелей, в конце которых… в конце которых обитает нечто, что убило профессора Реджиса.
А кроме того, в скене есть неосвещаемое крыло. Место, куда Андромеда побоялась зайти даже днем.
Что же это за жуткое лицо? Кто его обладатель – мужчина или женщина? Почему оно таращится и молчит?
«Святые небеса, да что это? Святые небеса, помогите мне!».
Андромеда так и не посмела пошевелиться, пока лицо не скрылось обратно во тьме скены.
Княгиня, не понимая, что делает, трясущимися руками обняла себя за плечи. Только так, успокаивая себя, она смогла сохранить самообладание.
4
Андромеда простояла на ногах еще несколько минут, не осмеливаясь сдвинуться с места. Затем она осторожно присела в кресло, взяла в руки несколько свечей и развернулась лицом к дверному проему. Неизвестно, сколько еще должно пройти времени, прежде чем солнце поднимется над горизонтом. Поэтому Андромеда не могла допустить, чтобы пламя свечей погасло и комната погрузилась в сумрак. С сумраком к ней снова явится это лицо.
Княгиня пообещала себе, что как только в скене станет светло, она покинет ее раз и навсегда. Сейчас же княгиня не могла выйти даже из комнаты. Она не знала, что за человек прячется в коридоре. Ей было неизвестно, вооружен ли он и с какой целью пришел в скену. Да и вообще… как много еще таких людей могло оказаться за дверным проемом?
Однако по мере того как солнце поднималось над горизонтом, а тени рассеивались, Андромеда успокаивалась. Она убедила себя в том, что увиденное померещилось ей от голода. Или, предположила княгиня, она могла задремать в кресле и увидеть жуткое лицо во сне.
В конце концов Андромеда достаточно осмелела для того, чтобы затушить свечу и выйти из комнаты.
Как она и предполагала, в скене никого не оказалось. Очевидно, что ночью ей просто причудился кошмар.
Что ж. Пора отправляться за едой!
Андромеда волновалась, что кто-то может заметить, как она выходит из здания скены. Но ее опасения не подтвердились. Улицы предместья Мэрлоуз оказались переполнены толпой: горожане спешили купить у крестьян свежие продукты. В такой суете никто и не приметил одинокую женщину, выскользнувшую из театра.
Оказавшись на улице, Андромеда поняла, что ей придется сильно потрудиться, чтобы обменять свечи на еду. Каждого торговца окружала толпа горожан, которые толкались и громко спорили. Андромеда не смогла бы даже пробиться к крестьянам.
Поэтому княгиня медленно направилась прочь от центра предместья. Чем дальше она уходила, тем беднее встречались ей торговцы и тем меньше вокруг них собиралось людей. Наконец Андромеда приметила пожилую крестьянку с добродушным лицом, скромно торгующую фруктами на углу улицы.
– Доброе утро, – вежливо поздоровалась Андромеда, стараясь выглядеть простодушно и приветливо.
Крестьянка подняла на нее глаза и весело улыбнулась в ответ. От этой улыбки на душе Андромеды вдруг сделалось необычно легко и спокойно. Эта пожилая женщина улыбнулась с такой искренней добротой… как никто и никогда при дворе.
– И вам здравия! – сказала она.
– Я бы хотела купить еды… – начала Андромеда и вдруг поняла, что не сможет быть хитрой с этой женщиной. – Но у меня совсем нет меди.
– Дочь моя, мы все бедны, а потому должны помогать друг другу тем, чем нас наградило небо. Вот, – крестьянка указала на плетеные корзины с яблоками и сливами, – бери, что понравится.
Такой ответ слегка озадачил Андромеду. Эти фрукты – единственное, чем торговала эта крестьянка. Она выращивала их долгое время, чтобы хоть как-то прокормить себя. И она готова так легко отдать их незнакомому человеку?
«Бедные люди щедры, – подумала Андромеда, – ведь им нечего терять».
Андромеда неловко улыбнулась и запротестовала:
– Нет-нет, я не попрошайка! Я могу заплатить…
Андромеда достала несколько восковых свечей.
– Я хочу обменять их, – заявила княгиня.
Крестьянка взяла в руки свечи и внимательно их рассмотрела:
– Будто бы дворянские… – вынесла она свой вердикт.
Крестьянка не стала задавать лишних вопросов, за что Андромеда испытала признательность.
– Бери столько, сколько сможешь унести, дочь моя.
Старушка снова улыбнулась доброй благосклонной улыбкой. Андромеда заподозрила, что восковые свечи на самом деле ей не нужны. Просто крестьянка пожалела ее и решила помочь.
«Как выживает простой народ, если по своей щедрости готов отдать еду чужим людям? Удивительно!»
5
Привратники поклонились и отворили двери.
Паладин Брутус оказался на пороге Княжеской Трапезной.
Он быстрым взглядом окинул зал: за неделю здесь многое изменилось. В Княжеской Трапезной сгустился сумрак: в люстрах не хватало свечей, и зал освещался лишь несколькими канделябрами. Брутус знал, что резиденция испытывает недостаток восковых свеч. Но ему это было на руку: паладин не любил яркий свет.
На круглом столе, некогда ломившемся от деликатесов, Брутус увидел лишь графины с вином и завядшие букеты хризантем. Обычно провиант и свежие цветы доставляли в резиденцию каждое утро, но после беспорядков дворцу приходилось довольствоваться запасами из хранилищ.
Угощения и хризантемы не беспокоили Брутуса. Паладин сосредоточил внимание на присутствующих.
Три места за столом пустовали: его, князя Мэруина и княгини Андромеды. Мэруин по-прежнему не оправился от ранения и не посещал собрания. А розыски Андромеды продолжались по всему княжеству, породив всплеск домыслов и слухов.
Придворные поднялись из-за стола, приветствуя Брутуса.
Паладин остолбенел.
Тридцать пар глаз… на него таращатся тридцать придворных. Все молчат. Но про себя подмечают каждый его нелепый жест, каждый неуклюжий шаг и каждый неуверенный вздох. И все они, все до единого, молча над ним смеются.
Брутус не выдержал и опустил глаза. В полнейшей тишине он прошел от дверей до своего кресла и рухнул за стол. Брутус знал, что по правилам этикета ему следует пригласить придворных занять свои места. Но паладин не решился этого сделать. Чтобы скрыть смущение, он сцепил пальцы в замок. Этот жест – слабый, но надежный помощник. Пока руки заняты, они не жестикулируют. А значит, и не выдают страх перед присутствующими.
Министр казначейства первый догадался, что Брутус не намерен разрешать гостям вернуться за стол. Он присел без приглашения, и остальные придворные неуверенно последовали его примеру.
Больше оттягивать невозможно. Пора начинать.
– Гм… Министр казначейства. Я бы хотел знать, когда возобновятся поставки продовольствия.
– На сегодняшний день сложно дать точный прогноз, ваше превосходительство, – уклончиво ответил придворный.
Брутус исподлобья взглянул на министра.
– Как известно вашему превосходительству, – продолжал министр, – во время карательной операции гвардейцы разорили многие крестьянские владения. Их поля вытоптаны, и крестьяне едва способны прокормить свои семьи, не говоря уже о Княжеском Дворце.
– И что нам делать?
Брутус обвел глазами присутствующих. Его вопрос не был риторическим: паладин действительно искал хоть кого-нибудь, кто смог бы на него ответить. Но придворные избегали его взгляда. Ни один из них не захотел помочь ему, дать подсказку, совет…
Раньше было проще. Мэруин всегда ограничивал его полномочия, и Брутусу приходилось действовать в узких рамках дозволенного. И что бы он ни делал, Брутус был уверен – он поступает верно. Но сейчас больше никто не подсказывал, что правильно, а что могло привести к беде. Все ждали решений только от него.
От напряжения на лбу Брутуса выступили капли пота.
– Почему бы снова не отправить в предместья гвардейцев? – поинтересовался Брутус. – Пусть отберут у крестьян излишки еды.
– Разрешите возразить, ваше превосходительство… – подал голос первый министр. – У крестьян нет излишков. У них еле хватает запасов, чтобы пережить зиму.
– Кроме того, – добавил министр казначейства, – я предложил бы вам и вовсе отказаться от поставок провианта из столичных предместий. Их недавно охватила повальная болезнь, ваше превосходительство.
– Эм… болензь?
– Ваше превосходительство, наверное, помнит, что неделю назад я доложил о новой стратегии князя Тэруина.
Брутус покачал головой:
– Я бы сказал, нет, не помню.
– Я докладывал, ваше превосходительство, что князь Тэруин поставляет в предместья дешевые контрабандные товары, – напомнил министр казначейства.
– Их предпочитают покупать бедные горожане, – дополнил первый министр. – И таким образом оплачивают расходы князя Тэруина на войну с нами. Тем временем наши крестьяне и ремесленники разоряются.
– Так вот, ваше превосходительство, – продолжил министр казначейства. – Недавно стало известно, что вся контрабанда – провиант, изделия из дерева и тканей – отравлена. Контрабанду привозят из самого очага повальной болезни.
Не успел министр договорить, как воздух взорвался возмущенными возгласами:
– Какая подлость!
– Проклятый предатель!
– Трус!
За столом поднялся гул: придворные явно были потрясены этим известием.
Паладин Брутус полузакрыл глаза.
Он слушал, как придворные обсуждают шокирующую новость. Они были возмущены подлым трюком Тэруина, его хладнокровием и цинизмом.
Брутус ощущал чувства придворных… и по его телу разливалось приятное тепло. Он впитывал злобу, бешенство и гнев… Эти чувства возбуждали Брутуса, заставляли его кровь кипеть, а сердце биться чаще.
Наконец Брутус разжал пальцы и аккуратно сложил их «домиком».
– Тэруин должен заплатить за свой трусливый фокус, – твердым голосом заявил он.
Ропот за столом смолк: придворные снова обратили внимание на паладина.
– Первый министр! – позвал Брутус.
Первый министр поднялся из-за стола и поклонился.
– Распорядитесь, чтобы тела умерших от болезни не хоронили.
– И что вы прикажете с ними делать, ваше превосходительство? Сжигать?
– Нет, – улыбнулся Брутус.
Он не мог сдержать улыбку, потому что перед его глазами уже стояла вожделенная картина. Брутус видел сотни тел – бледных, блестящих… идеальных мертвых тел. Вот оно, совершенство природы – человеческие тела, лишенные разума.
Точно как на рыночной площади предместья Мэрлоуз.
– Нет, – мягко повторил Брутус. – Соберите их вместе, сложите в повозки и отправьте на север.
Придворные зашептались. Слова Брутуса их поразили не меньше, чем план Тэруина.
– Военный министр!
– Да, ваше превосходительство! – военный министр тоже поднялся из-за стола.
– Распорядитесь привести камнеметные машины в боевую готовность, – приказал Брутус. – Я хочу осадить один из северных городов, а затем перебросить через его стены конечности чумных трупов.
Дамы негромко пискнули и прижали ладони к губам. Лицо первого министра болезненно побледнело.
– Мы все знаем, что такое осада, – продолжал Брутус, не обращая внимания на изменившихся в лице придворных. – Следует ли мне, я бы спросил, пояснить, что произойдет, когда мы перебросим наши «подарки» через крепостную стену? Защитники города не смогут от них избавиться. Внутри городских стен едва ли найдется место, чтобы быстро закопать или сжечь то количество конечностей, которое я предлагаю перебросить. В считанные дни болезнь пожрет весь город, и, я бы сказал, все его защитники подохнут как мухи.
Военный министр оценивающе взглянул на Брутуса и одобрительно кивнул:
– Я считаю, это блестящий план, ваше превосходительство! Мы уничтожим подлеца его же оружием!