Сквозь другую ночь

- -
- 100%
- +
Сначала на объект накинулись местные мародёры, затем – пришлые: в поисках металла, да и вообще чего угодно, что можно использовать или продать. А когда мародёры забрали всё, что сочли интересным, здесь воцарилась тишина. В отличие от многих других частей, эта располагалась довольно далеко от оживлённых дорог, на нескольких последних километрах асфальт и вовсе встречался фрагментарно, поэтому даже любители «заброшек» добирались сюда не часто. А если и добирались, то ограничивались осмотром наземных сооружений и первого уровня самого большого бункера. Потом натыкались на стоячую воду, решали, что «всё затоплено», и уходили.
В своё время убийца тоже так решил. Но он, в отличие от любителей «заброшек», искал не «интересный» фон для фотографий, а надёжное логово, поэтому был упорен, потратил время, но отыскал замаскированный резервный вход в подземелье и выяснил, что затопило лишь центральное крыло разветвлённой сети бункеров. А боковое, на «минус втором» уровне которого находился госпиталь, осталось нетронутым и постепенно превратилось в надёжное убежище. Убийца «обжился»: расставил светильники, купил спальный мешок, обеспечил запас воды, еды, который хранил в надёжном металлическом ящике – от крыс, и с удовольствием наведывался в бункер с ночёвкой и даже на два-три дня.
Убийце нравилось бродить с фонариком по отделанным дешёвой кафельной плиткой помещениям, разглядывая сохранившееся оборудование: каталки, медицинские шкафы, приборы, о предназначении которых убийца даже не догадывался, операционные столы и многоламповые светильники над ними. Убийца не воображал себя исследователем таинственных подземелий, в которых проводились секретные опыты, или каким-нибудь кладоискателем. Он просто нашёл надёжное место, которое, к тому же, ему по-настоящему понравилось, и намеревался оставаться в нём так долго, как получится. Он обрёл крепость, в которой чувствовал себя в безопасности и недосягаемым для врагов.
Ведь каждому из нас нужна крепость.
Кто-то строит её внутри, отгораживаясь от окружающих силой воли; кто-то прячется под одеялом, принимая позу эмбриона; кто-то ищет в семье; кто-то видит её в квартире или доме; а кому-то нужен бункер. В котором можно встретить только крыс и тех, кого сам сюда привёл…
– Я знаю, о чём ты думаешь. Представляешь – знаю. Ты думаешь, что я не могу без этого обойтись. Что мне это нужно. Что я не могу не нападать на тебя. Не могу не резать тебя. Не могу не бить… – Увлёкшись монологом, убийца начал говорить всё быстрее и громче, последнюю фразу почти прокричал и одновременно резанул того, кто сидел в кресле, ножом по плечу. Тот не пошевелился.
А убийца шумно выдохнул, словно удар позволил ему сбросить накопившееся напряжение, и продолжил спокойным, как в начале разговора, тоном:
– Ты думаешь, что это болезнь. Что это болезнь заставляет меня снова и снова делать так, чтобы желание хоть ненадолго отпустило меня, исчезло, ушло куда-то прочь… А оно не уходит, оно заползает вглубь меня, в самое моё я. В самое сокровенное моё и засыпает, как медведь на зиму. Только моя зима длится не по календарю, а ровно то время, пока медведь сыт. А когда становится голодным – он выходит. Оно выходит – моё желание. Но это же не болезнь, правда? Это то, что живёт внутри, а болезнь – она приходит, ею заражаешься, болезнь всегда чужая, а желание – моё. Оно со мной с детства… Почему ты молчишь?!
На этот раз голос ускорялся не постепенно, а взорвался сразу – злобным визгом, и убийца нанёс следующий удар ножом тому, кто сидел в кресле. И это снова был глубокий порез – лезвие оказалось необычайно острым.
– Я знаю, ты считаешь, что это болезнь, хотя не говоришь об этом, прикидываешься хорошим, потому что надеешься меня обмануть. Но у тебя ничего не получится. Однажды меня обманули, да, всех когда-то обманывают, хоть раз в жизни, но обманывают… Тебя когда-нибудь обманывали? Или ты об этом не знаешь? Какой же ты дурак… Я знаю, когда меня обманули, когда отняли всё, что мне было дорого. Я знаю точно. Я даже дату могу назвать, но больше такого не повторится, ты понял?! Больше я не позволю себя обмануть! Никто не посмеет меня обмануть!
На этот раз удара не было. Ножом. Убийца схватил бейсбольную биту и яростно ударил того, кто сидел в кресле, по правому колену.
– Это не болезнь! Я могу усмирять то, что просыпается во мне! Могу! Но не хочу. Зачем? Ведь это не болезнь, а часть меня. Это моё желание, и я живу с ним. Я исполняю его. Да, иногда боюсь, но только иногда. Я не позволяю желанию затмить мой разум, не даю воли, я могу с ним справиться, и оно это знает! Оно меня боится, понимаешь? Оно знает, что я сильнее, и боится, что однажды я загоню своё желание так глубоко, что, даже проснувшись, оно не сумеет выбраться наружу. Но зачем? Ведь оно дарит восхитительное, необычайно острое удовлетворение. А ещё мне нравится чувствовать, когда оно просыпается. Нравится кормить его… Но это не болезнь! Я могу остановить всё это в любое мгновение! Я могу.
Убийца замер.
– У меня нет зависимости. Я полностью контролирую себя. Если я захочу – я остановлюсь. – Пауза. – Просто я не хочу останавливаться. Не хочу – и всё.
Некоторое время убийца глубоко дышал, а восстановившись, подошёл к металлическому столу и остановил работавший всё это время диктофон. Тот, кто сидел в кресле, остался недвижим.
21 августа, понедельник
По тому, как пара занимается любовью, можно сказать о ней очень и очень много. Если не всё.
Когда нежно и трепетно, с едва различимой осторожностью – эти любовники только начинают отношения, но очень хотят, чтобы их связь продлилась как можно дольше. Они изучают друг друга, стараясь отыскать точки и движения, которые будут наиболее приятны партнёру. И отыскивают их в мягких, необычайно уютных объятиях, которые не хочется разрывать. В которых хочется жить… Если постельные утехи проходят пылко и страстно, иногда яростно, до головокружения, когда нет запретов и страха перед экспериментами, то эта пара хорошо знает и абсолютно доверяет друг другу. Они находятся на пике отношений или, возможно, они относятся к счастливчикам, сумевшим отыскать того самого, единственного партнёра, с которым – и только с ним! – хочется заниматься любовью. Ни с кем больше. Не бояться экспериментировать и с радостью дарить партнёру счастье любить того, кто любит тебя. А бывает так, что о паре ничего нельзя сказать: ни хорошего, ни плохого. Их движения точны и уверенны, стоны и вздохи искренни, а всё внимание приковано друг к другу. Никто из них не отвлекается на собственные мысли, не бросает взгляды на часы или экран телефона, но… Но ни в стонах, ни в движениях, ни в скрипе кровати и даже в запахе пота нет ни малейшего намёка на любовь. На чувства. Они опытны, техничны и напоминают слаженную пару гребцов, подтверждающих в квалификационном заплыве своё право на выступление в финале. А оргазм – как «галочка» в судейской таблице: обязательная, но не вызывающая настоящих чувств «галочка».
Именно так – технично, ласкали друг друга в утренней спальне Карина и Гриша. При этом нельзя сказать, что они проводили обязательный ритуал, что-то вроде запланированного в ежедневнике действа: «Утренний секс (для здоровья) – полчаса». Совсем нет. Первым проснулся Гриша – ещё до будильника, сладко потянулся, коснувшись при этом лежащей рядом женщины, открыл глаза, несколько мгновений смотрел в потолок, затем повернул голову, улыбнулся Карине и нежно поцеловал её в плечо.
– У меня есть ещё шесть минут, – пробормотала Карина, не открывая глаза.
Как она ухитрялась с неимоверной точностью определять оставшееся до подъёма время, оставалось загадкой для всех, кто знал молодую женщину. В том числе – для тех, кто знал с детства.
По голосу, пусть и немного приглушённому, Гриша понял, что Карина в настроении и готова уделить ему намного больше, чем шесть минут, перевернулся на бок и чуть подался вперёд. Тем более что он сам был в «настроении». В том самом «настроении», которое его и разбудило. Карина улыбнулась, а когда мужчина оказался совсем рядом, обняла его за шею, подалась навстречу, мягко впустив в себя, и промурлыкала:
– Мы что, слишком рано легли спать и ты успел набраться сил?
– Нет, просто рядом с тобой невозможно сдерживаться.
Карина знала, что Гриша не лжёт: она возбуждала его так же сильно, как несколько лет назад, в самом начале знакомства.
– А ты никогда и не пытаешься сдерживаться, – прошептала молодая женщина, покусывая мужчину в шею.
– А зачем?
– Согласна: незачем…
Они не были похожи. Гриша имел рыжеватый волос, не ярко-рыжий, который видно издали, а именно рыжеватый, словно краски не хватило и пришлось слегка приглушить цвет. Он носил короткую, но густую, красивой формы бороду, которая придавала мужественности его достаточно простому лицу, и короткую, стильную стрижку с зачёсом назад. Телосложение среднее, далёкое от атлетического, в меру подтянутое, но уже с небольшим животиком – Гриша очень хотел его согнать, однако пока не получалось: то ли из-за лени, мешавшей ему чаще бывать в фитнес-зале, то ли природа брала своё. Лет ему было сорок три. Карине меньше – всего тридцать. Стройная, худощавая, с гладкими чёрными волосами до плеч и узким, вытянутым лицом, она немного походила на птицу – большими круглыми глазами. Сейчас прикрытыми. Но не от того, что молодая женщина не хотела смотреть на партнёра, а потому что переживала упоительные мгновения – Гриша был прекрасным, сведущим и весьма умелым любовником. Но ни в стонах, ни в движениях, ни в скрипе кровати, ни даже в запахе пота не было и намёка на любовь.
Они технично доставляли друг другу яркое удовольствие.
– Подвезти тебя? – спросил Гриша, когда Карина вышла из душа.
К этому моменту он уже сварил кофе. Но только кофе, хотя готовить умел и периодически баловал подругу сытными завтраками. Однако сегодня ограничился вкусным кофе, поскольку времени на еду не осталось.
– Ты всё время забываешь, что я работаю недалеко от дома, – улыбнулась в ответ молодая женщина. – Пешком дойду.
Карина специально не затянула пояс тонкого и короткого халатика – хотела подразнить любовника, и с удовлетворением отметила, что шалость удалась: Гриша без стеснения ласкал взглядом её небольшую, красивой формы грудь.
– Хотел за тобой поухаживать.
– Ты ещё предложение сделай, – пошутила молодая женщина, взяв кружку с кофе. – Спасибо.
– А ты примешь? – Он поинтересовался легко, делая вид, что продолжает шутливый разговор, но тем не менее поинтересовался, поэтому Карина ответила. Но таким же, лёгким тоном:
– То есть если я скажу, что не приму, ты не станешь его делать?
– Зачем время тратить? – Ответ прозвучал в прежнем, шутливом ключе, но молодая женщина хорошо изучила любовника и поняла, что за лёгкой болтовнёй на неожиданную тему скрывается желание «прозондировать» почву. Потому что Гриша ни за что не завёл бы разговор о свадьбе просто так: он знал, что женщины относятся к этой теме намного серьёзнее мужчин, и не позволил бы себе задеть подругу даже в шутливой форме.
– А зачем я трачу время на тебя? – Карина чуть качнула бёдрами.
Он наконец-то решился: протянул руку и легко сжал пальцами её сосок. Который мгновенно затвердел.
– Потому что нам хорошо вместе.
Она хотела сказать что-нибудь, вроде: «Не думай о себе слишком много», но не стала, потому что играть в «дразнилку» можно и вдвоём. С одинаковым результатом. И её рука скользнула Грише за пояс…
В общем, кофе пришлось допивать наспех. А после этого, торопливого, но вкусного кофе, когда они вышли во двор, Гриша поинтересовался:
– Вечером увидимся? – Они встречались не каждый день и не всегда у Карины, поэтому в вопросе не было ничего странного и молодая женщина уточнила:
– Сразу у кого-то или поужинаем?
– Сначала поужинаем. – И торопливо добавил: – Я приглашаю.
Уточнение требовалось, поскольку счета у них были раздельными: так уж Карина и Гриша договорились в самом начале отношений. Однако он то и дело «приглашал» молодую женщину на ужины и отказывался, когда она хотела ответить тем же.
– Кто-то получил зарплату? – пошутила Карина.
– Смейся, смейся… – проворчал Гриша. – Так поужинаем?
– Во сколько?
– В семь, в восемь… Во сколько тебе удобно?
– А где?
– Я что-нибудь придумаю. – И, не удержавшись, добавил: – Соответствующее случаю.
Тогда Карина спросила:
– Зачем тебе всё это?
Дав понять, что его шуточки достигли цели и она догадалась, о чём пойдёт речь. Но Гриша не стал раскрывать карты:
– Нам действительно нужно поговорить.
– Скажи сейчас.
– Не хочу. Хочу вечером. Под вино.
Когда ему что-то приходило в голову, выбить эту блажь не представлялось возможным.
– Значит, вечером, – согласилась Карина. – Позвони в четыре и точно договоримся.
– Я буду ждать.
– Считай, что тебе удалось произвести на меня впечатление.
– Уже неплохо.
Гриша остановился у своего BMW.
– Давай я тебя всё-таки подвезу?
– Давай я всё-таки прогуляюсь? Утро получилось замечательным, хочу продлить его прогулкой.
– Ты была великолепна. – Он притянул молодую женщину к груди и поцеловал в губы. Очень осторожно, чтобы не стереть помаду.
– Мы были великолепны, милый. – Она ласково провела рукой по его щеке.
Как умелые гребцы.
– Я позвоню.
– Я помню.
Карина проводила машину взглядом, покачала головой и медленно пошла по улице. Солнце припекало, но не сильно, можно потерпеть и спокойно пройти пару кварталов до офиса. Чтобы подумать. Чего, разумеется, не получилось бы в машине. Просто подумать, без понятного волнения, которое в такие моменты испытывает любая женщина, или беспокойства, которое испытывают некоторые женщины. Подумать о сегодняшнем вечере.
Карина знала, что скажет Гриша. Какие аргументы приведёт. Знала даже, как он скажет – Гриша умел говорить красиво. К тому же, если он считал разговор важным, то великолепно выстраивал мизансцены, создавая идеальное настроение. А сегодняшний разговор Гриша явно считал очень важным. И Карина спросила себя, хочет ли услышать заготовленную любовником речь? Спросила, потребовав от себя честного ответа, и с удивлением поняла, что хочет. Действительно хочет. Карина знала, что Грише нельзя верить, но при этом хотела… Нет, не верить, а услышать то, что он скажет, и ответить согласием. То ли настроение сегодня подходящее, то ли настало время.
Впрочем, время давно настало, однако Гриша…
«Хитрый, пронырливый Гриша».
Карина улыбнулась, а в следующий миг закусила губу, поскольку заметила, что идущая впереди девушка, которую она как раз собиралась обогнать, несла под мышкой знакомую книгу.
«Пройти сквозь эту ночь».
Таисии Калачёвой.
И захотелось «случайно» толкнуть девушку, чтобы книга упала на асфальт, в лужу, которой сейчас, к сожалению, не было; или отлетела под колёса машины, раскрывшись по дороге, и проехавший «седан» разорвал бы её в клочья; захотелось пнуть книгу, а может – и саму девушку, захотелось так, что Карина остановилась и почти минуту глубоко дышала, приходя в себя после приступа дикой ярости.
Бешеной ярости, заставившей сжать кулаки.
* * *– Нет, Русинов не дрался, – твёрдо произнёс Шерстобитов, отвечая на вопрос Вербина. – В отчёте всё правильно написано: никаких следов на руках. К тому же я лично видел тело. – И, после короткой паузы, добавил: – Зря ты на наших медэкспертов гонишь.
– Ни в коем случае, – покачал головой Феликс. – Я просто уточнил.
– Потому что странно? – прищурился Шерстобитов.
– Потому что странно, – согласился Вербин. – Я хорошо знал Пашу и ни за что не поверю, что он сдался без боя.
– Ему не дали шанса защититься, – вздохнул Шерстобитов. – Убийство было тщательно продумано.
И сделал пару шагов, оказавшись в том самом месте, где всё произошло.
Убийство коллеги – а бывших полицейских не бывает – всегда оказывается на особом контроле у руководства. И дело не только в «чести мундира»: убийство может быть связано с делом, которое погибший ведёт или вёл когда-то, может оказаться местью преступника тому, кто честно исполнял свой долг, и поэтому обязательно должно быть раскрыто. Тем более в данном случае речь шла о заслуженном офицере с Петровки, отмеченном далеко не одной наградой и, разумеется, поднакопившем изрядное количество врагов среди уголовников. Поэтому бюрократические требования были улажены очень и очень быстро: Москва попросила область придать расследованию межрегиональный статус, областное управление пошло навстречу, и в понедельник утром Феликс официально присоединился к группе, формально оказавшись в подчинении у майора Николая Шерстобитова, заместителя начальника районного убойного отдела. Работать вместе им до сих пор не доводилось, но они друг друга знали по Академии, а о профессиональных качествах Шерстобитова коллеги отзывались хорошо, и Феликс надеялся, что заслуженно.
– Всё произошло так… – Николаю не требовалось заглядывать в записи, чтобы воспроизвести случившееся, и он прекрасно ориентировался на местности, без подсказок помня, кто где стоял и что делал. – Русинов совершал правый поворот, сбросил скорость, потому что здесь кусты загораживают обзор, повернул, но набрать скорость не успел, потому что ему в бок приехал велосипед. Вот с этой тропинки.
– Отсюда не видно дороги, – заметил Вербин.
– Значит, убийца был не один, – пожал плечами Николай. – Или установил миниатюрную видеокамеру на каком-нибудь дереве, чтобы быть уверенным, что приближается нужная машина. Купить такое оборудование сейчас несложно, а проследить покупку мы не сможем.
– Согласен.
Шерстобитов кивнул, показав, что принимает замечание Феликса, и продолжил:
– Если судить по повреждениям автомобиля, удар был не очень сильным, то есть очевидно спланированным. Преступнику требовалось заставить Русинова остановиться и выйти из машины, и у него получилось.
За годы службы Вербин привык называть Русинова Пашей, и сейчас ему резало слух постоянное «Русинов, Русинов, Русинов…» Как постоянный повтор: «мёртв, мёртв, мёртв…» И ничего не изменишь.
– Преступник рисковал, – протянул Феликс. – В любой момент на дороге мог появиться другой автомобиль или прохожий.
– В общем, да, но то был просчитанный риск. – Николай обвёл взглядом территорию. – Место достаточно глухое, прохожие встречаются редко, а машины… Даже сейчас, днём, последняя проехала минут семь назад. Но если бы и появилась машина, то не факт, что остановилась бы: убийца и велосипед находились за автомобилем Русинова, их трудно разглядеть. А мужик на обочине мог остановиться, чтобы позвонить, отлить, друзей подождать, в конце концов, мало ли зачем? Если не зовёт на помощь или его не видно, то нет повода останавливаться.
– Если человека не видно, то есть повод, – не согласился Вербин.
– Просчитанный риск, – повторил Шерстобитов.
Продолжать спор не имело смысла, ведь преступление уже совершено, и совершено именно так, как описывал Николай.
– Русинов выходит из машины, какое-то время общается с убийцей, причём тот ведёт себя так, что не вызывает подозрений. Затем Русинов поворачивается к машине, и убийца режет его ножом. Именно режет, эксперты сказали, что орудием преступления стал отличный нож, мощный и очень острый. И пользоваться им убийца умеет: два пореза – обе бедренные артерии рассечены, причём дважды. После чего Русинов истёк кровью. У него была максимум минута до потери сознания, ничего не успеешь сделать.
Он и не успел.
Прослушав версию случившегося и осмотрев место, Феликс мысленно согласился с Шерстобитовым: тщательно подготовленное, идеально просчитанное с психологической точки зрения и хладнокровно исполненное убийство. Связано ли оно с проявленным Павлом интересом к роману «Пройти сквозь эту ночь», неизвестно, однако ясно одно: Павел не ожидал нападения, не был настороже, а значит, ни в его бизнесе, ни в частном расследовании не произошло ничего такого, что заставило бы его опасаться за свою жизнь.
Точнее, случилось, но Павел об этом не знал.
– Убийцу пытались проследить?
– Здесь мало видеокамер, – развёл руками Николай. – Объехать нетрудно.
– На машине?
– И на машине тоже. А на велосипеде проще простого. Если же преступление было тщательно спланировано, можно предположить, что убийца изучил расположение видеокамер и предусмотрел план отхода. Возможно, он на велосипеде добрался до машины и на ней скрылся. – Шерстобитов вздохнул. – Но, если поблизости преступника ждала машина, мои ребята не смогли её вычислить.
– Даже несмотря на время? Ты сам говорил, что по ночам здесь не так много машин.
– Мы работаем, Феликс, но пока результатов нет. Мы занимаемся автомобилями, которые теоретически могли оказаться в этой зоне в интересующее нас время. Но проверить все машины, которые в ту ночь ездили по округе, мы не сможем.
И если преступник оставил автомобиль километрах в двадцати отсюда, определить его не получится. Но двадцать километров – это большое расстояние, пешком убийца отступать не собирался, наверняка планировал использовать свой транспорт, а он…
– Велосипед мог быть сильно повреждён после удара, – обронил Вербин.
– Судя по тому, что убийца скрылся – нет.
Шерстобитов не понял, что имел в виду Феликс, сказав: «Мог быть повреждён». Точнее, Николай понял только половину вложенного во фразу смысла, что, как ни старайся, удар по движущейся машине мог привести к разным последствиям, в том числе превратить велосипед из средства передвижения в обузу. И тем не менее убийца не подстраховался – вот что имел в виду Вербин, не предусмотрел второй транспорт. Просчитанный риск? Или убийца был не один? Или они ошибаются насчёт того, что преступление было спланированным? Однако следующая фраза Николая показала, что его группа не отказывается от этой версии:
– Поскольку поиск по видеокамерам не дал результата, мы предположили, что убийство могло произойти случайно: кто-то из местных катался поздним вечером, врезался в машину Русинова, возникла конфликтная ситуация, закончившаяся поножовщиной.
– Если бы кто-нибудь из местных просто катался или ехал по делам, у него был бы с собой телефон, – резонно заметил Вербин.
– Второго телефона здесь не было, – сообщил Шерстобитов. – Но местных мы всё равно проверим, возможно, кто-то из них конфликтовал с Русиновым настолько, что решился на убийство.
– Или возникли проблемы с деловыми партнёрами, – пробормотал Вербин. – Проверяете?
– Я уже поговорил с вдовой на эту тему, – ответил Николай. – Ничего конкретного не услышал, но она обещала подумать, с кем у Русинова могли возникнуть настолько серьёзные неприятности.
– Да, ей нужно время, – вздохнул Феликс. – Сейчас Катя не в форме.
Вербин ездил к ней вчера, вместе с Шиповником. Вопросов не задавал. Во-первых, Павел скрывал от жены своё частное расследование, во-вторых, она была женой полицейского и если бы что-то знала – рассказала сама. Поэтому съездил просто поддержать. И пообещать, что обязательно найдёт убийцу.
– И последняя версия, которую мы рассматриваем – неудачная попытка ограбления.
Они вернулись к своим машинам, но открывать их пока не стали, закурили, после чего Шерстобитов продолжил рассказ:
– Два месяца назад произошло нападение на автомобилиста. Преступник угрожал потерпевшему ножом.
– Нападение с целью ограбления? – уточнил Вербин.
– Да.
– В твоём районе?
– У соседей.
– А у тебя?
– У меня – вот.
Убийство Русинова.
Ход мыслей Николая был абсолютно ясен: ночь, одинокий водитель, нож.
– Там тоже остановили машину с помощью велосипеда?
– Нет. Подстерегли, когда потерпевший съехал с шоссе на просёлок отдохнуть и поесть. Приезжий из Тамбова. Возвращался домой и неудачно перекусил. Забрали деньги, у него была приличная сумма наличными и какие-то вещи. Телефон разбили, чтобы сразу не сообщил.
– Самого не тронули?
– Избили.
– Мигранты?
– Да.
– На чём они приехали?
– Потерпевший не видел.
– И телефонов у них с собой не было?
– Иначе бы уже взяли.
За это обстоятельство ребята Шерстобитова и зацепились: похожий почерк. Было ли первое преступление случайным? Сомнительно. Случайной может быть драка на автобусной остановке, но не вооружённое нападение. Однако и запланированным его не назовёшь: вряд ли бандиты знали, что тамбовчанину приспичит остановиться именно в этом месте. А если бы «вели» жертву от Москвы, их бы вычислили, наверняка коллеги проверяли по камерам путь тамбовчанина и посмотрели, не ехала ли за ним подозрительная машина. Получается, банда отморозков отправилась на охоту и сразу сорвала куш. Понравилось. Особенно понравилось, что остались безнаказанными. Стали охотиться ещё, но удача отвернулась: народ сейчас предпочитает останавливаться на бензоколонках или площадках для дальнобойщиков, зачем тамбовчанина понесло в лес, он, наверное, и сам не смог бы объяснить. Бандиты же в конце концов сообразили, что охота наудачу бессмысленна, и придумали способ остановить понравившийся автомобиль. Остановили. Возможно, велосипедист грамотно изобразил случайную аварию, не вызвал подозрений, а дальше… Или сразу захотел убить, или Паша заметил приближающихся подельников, и велосипедист сыграл на опережение.










