Сквозь другую ночь

– Нераскрытые.

– Совершенно верно.

Свою историю Таисия рассказала очень эмоционально, ярко и уверенно, в неё невозможно было не поверить. Ни в словах, ни в тоне Феликс не нашёл ни одной огрехи и потому спросил:

– Каким будет следующий замысел?

– Что? – Он хотел сбить её с толку и сбил: Калачёва явно ожидала продолжения расспросов о книге. – Какой замысел?

– Вы ведь работаете над следующей книгой?

– Обдумываю её.

– Разве двух лет недостаточно, чтобы написать роман?

Таисия ответила избитой фразой из своего блога:

– Хорошие книги пишутся долго.

– Ваша и впрямь хороша.

– Жаль, что вы не захватили её с собой.

– Вы сами сказали, что это не последняя наша встреча.

– Я не ошиблась?

– Думаю, нет.

– Теперь вы скажете, зачем пришли и какое преступление расследуете?

– А вы по-прежнему не волнуетесь.

– Я вам всё объяснила.

– Я помню. – Настало время раскрывать карты, и Феликс, сделав очередную пометку в записной книжке, негромко произнёс: – В начале разговора вы упомянули моего коллегу, Павла Русинова.

– Он приходил ко мне и тоже расспрашивал о книге.

– Пять дней назад его убили.

– Что?!

Показалось, что вопрос не прозвучал, а вырвался. Что изумление Таисии было неподдельным. Но насколько оно могло быть сыгранным? Действительно ли Калачёва хорошая актриса? Она предложила попытаться это определить, но у Вербина до сих пор не было ответа на этот вопрос.

– Как это случилось?

– Предумышленное убийство.

– А при чём… При чём тут я? – Дрожал не только голос, но и пальцы. – Зачем вы пришли ко мне?

– У нас есть несколько версий. – Феликс старался говорить максимально мягко. – В поисках мотива мы тщательно изучаем семью, работу, увлечения…

– Вы решили, что я – его увлечение? – криво улыбнулась молодая женщина. – Поверьте, у нас ничего не было. Мы виделись всего один раз.

– Не в этом смысле. – Вербин говорил мягко, но очень серьёзно. – Я точно знаю, что Пашу очень сильно заинтересовал ваш роман. Точнее, выдвинутое вами предположение, что в ту ночь убили не троих, а пятерых человек и убийца был один.

– Но я всё это придумала, – тихо ответила Таисия.

– Я понимаю, – кивнул Феликс. – Тем не менее мы не можем оставить без внимания его интерес к вашей книге и вашу встречу. Какие вопросы Паша вам задавал?

– Те же, что и вы. – Она дёрнула плечом. Только на этот раз нервно. – Я ещё хотела пошутить, что у вас одна методичка.

– Методичка и правда одна.

– Но шутка получилась бы неуместной.

– Согласен. И ответили вы ему так же, как и мне?

– Мне больше нечего сказать.

В первое мгновение Феликс не понял, слышит ли он ответ на вопрос или Таисия подводит под разговором черту. Но следующая фраза показала, что заканчивать молодая женщина не собирается. Во всяком случае пока.

– Как его убили?

– Это важно?

– Мне интересно.

– Убийца подобрался очень близко и нанёс точный удар ножом. – Вербин выдержал хорошо просчитанную паузу. – В вашем романе описано похожее преступление.

– При чём здесь мой роман?! – выкрикнула Таисия. Но тут же взяла себя в руки и отвернулась к окну, спасаясь от удивлённых взглядов посетителей.

– Я просто отметил…

– В моём романе описано совершённое кем-то преступление, понимаете? – Теперь Калачёва говорила намного тише. Нервно, но намного тише. – Совершённое кем-то преступление, о котором я прочитала в вашем архиве.

– Я понимаю.

– Тогда зачем вы здесь?

– Узнать, зачем к вам приходил Павел.

– Вы узнали.

– И, возможно, предупредить вас, – мягко закончил Феликс.

– О чём предупредить? – не поняла Калачёва.

– О том, что интерес к вашей книге, возможно, стал причиной его смерти.

Некоторое время Таисия молчала, покусывая нижнюю губу – это движение делало маленький шрам заметнее, после чего глухо сказала:

– Неизвестно.

– Поэтому я и сказал: возможно.

– То есть вы понимаете, что можете ошибаться?

– Я могу ошибаться на любом этапе расследования. От этого никто не застрахован.

– Когда, вы сказали, его убили? – Молодая женщина по-прежнему кусала губу.

– Поздно вечером в прошлый четверг.

– Насколько поздно?

– После десяти вечера.

– Где?

– В Подмосковье.

– Я напишу вам, где была в это время.

– Зачем?

– Чтобы не получилось, что вы приходили просто так. – Таисия взяла себя в руки и перестала кусать губу. Шрам вновь стал незаметным. – Это всё?

– Вам больше нечего мне сказать?

– Если у вас закончились вопросы, то нечего.

– А если у меня появятся вопросы?

– Я на них отвечу.

– И книгу подпишите?

– Я ведь пообещала.

– Буду благодарен. – Вербин демонстративно закрыл записную книжку. – Вы не планируете уезжать в ближайшее время?

– Мне запрещено?

– Нет, конечно. – Он посмотрел на кофе, который так и не допил, и вновь перевёл взгляд на женщину. – Таисия, я хочу, чтобы вы полностью и очень точно понимали происходящее. Я понимаю, что встреча вас расстроила, и прошу за это прощения. Но она была необходима. И это была именно встреча, опрос, если называть вещи казённым языком. Не допрос. Я узнал, что Паша интересовался вашим романом и говорил с вами, я не имел права не нанести вам визит. Вопрос о ваших планах я задал на тот случай…

– Если вновь захотите встретиться, – закончила за него Таисия.

– Совершенно верно.

– Но запретить мне отправиться, например, к морю вы не можете.

– Не могу, – подтвердил Вербин. И небрежно добавил: – Пока.

Она поняла намёк. Она на удивление хорошо считывала всё, что Феликс произносил между строк, и потому он не удивился следующему вопросу:

– Вы мне не верите?

– Я не сомневаюсь в том, что на мои вопросы вы дали те ответы, которые должны были дать. Я ожидал эти ответы. Но, возможно, я задал вам не те вопросы, Таисия.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а затем женщина произнесла:

– Не люблю, когда меня называют полным именем. Вас не затруднит говорить Тая?

– Это слишком по-дружески, – заметил Вербин.

– А вы мне враг? – Она смотрела прямо в глаза.

И услышала честный ответ:

– Я пока не знаю.

Чем дольше живёшь на свете, тем меньше людей придёт тебя проводить – такова печальная реальность. Закон, который никому не обойти.

Время неумолимо, круг друзей и знакомых уменьшается с каждым годом, и даже известных людей в последний путь провожают отнюдь не те толпы, на которые они могли рассчитывать, будучи на пике славы, поскольку многие фанаты и просто поклонники уже лежат на других кладбищах.

Каждый прожитый день делает нас всё более и более одинокими, но мало найдётся желающих обменять лишние годы на пышные похороны.

Павел Русинов таким желанием точно не горел, но ушёл рано, в расцвете, а поскольку человеком был заметным и дружелюбным, проститься с ним пришло много людей: родственники, знакомые, сослуживцы с Петровки и не только оттуда, сотрудники компании и деловые партнёры, институтские и школьные друзья. Говорили хорошие слова, грустные, конечно, но хорошие, а главное – искренние. Говорили вдове, что поддержат в чём угодно, и в большинстве своём тоже были искренни в эти мгновения. Цветов и венков принесли столько, что деревянный крест, установленный над могильным холмом, утонул в них едва ли не полностью.

Панихиду провели в траурном зале морга, кто хотел сказать – сказал там, поэтому на кладбище только прощались, не коротко, но и не затягивая, после чего отправились на поминки. Работники закончили дела, поправили холм и тоже ушли. Но кладбище, разумеется, не опустело, просто вернулось в обычный ритм: тишина, которая давно стала нарицательной, да редкие посетители, занятые своими делами, мыслями и не особенно смотрящие по сторонам.

На кладбище приезжают не для того, чтобы глазеть на прохожих, поэтому никто не обратил внимания на то, что примерно через двадцать минут после ухода работников к свежей могиле снова кто-то подошёл. И подошёл не с пустыми руками – убийца принёс две тёмно-бордовые розы. Положил их среди других цветов и замер, разглядывая фотографию улыбающегося мужчины. Со стороны могло показаться, что убийца – опоздавший к церемонии друг, примчавшийся отдать дань памяти усопшему, и это впечатление усиливалось из-за того, что губы убийцы шевелились.

Но его слова не предназначались для чужих ушей.

– Мне говорили, что в подобных случаях полицейские любят снимать похороны на видео, в надежде отыскать преступника среди пришедших попрощаться. И они действительно снимали. Но похороны закончились, все уехали, включая оператора, а стационарных видеокамер поблизости нет. Я точно знаю, что они установлены у ворот и на двух перекрёстках, и легко их обойду. Так что здесь только мы, Павел Русинов, только ты и я. Полагаю, ты сейчас злишься и всё бы отдал, чтобы навести своих дружков на мой след, но у тебя нет такой возможности. Ты её потерял, когда оказался глупее меня, и теперь можешь только злиться, а я… Ты не первый, к кому я прихожу, Павел Русинов, и, надеюсь, не последний. – По губам убийцы скользнула лёгкая и довольно злая усмешка. – И знаешь, полицейские правы: мне нравится ходить на похороны, к которым я имею отношение, но у меня не всегда получается. Тебе доводилось убивать? Если нет, ты не поймёшь. И даже, наверное, не поймёшь, если ты убил однажды и случайно, например, защищая свою жизнь или чью-то жизнь, ведь ты был полицейским, ты был обязан защищать не только себя. Ты убил, а потом, наверное, посещал психолога, который ездил тебе по мозгам рассказами о том, как остаться нормальным и жить дальше. Ведь убивать – не твоя работа и даже не хобби. Психолог тебе помог, и ты вернулся на службу. Если так, ты меня не поймёшь, Павел Русинов, хоть и убивал. Потому что я всё делаю по-другому. Я слежу. Я готовлюсь. Я тщательно продумываю охоту, а потом выхожу – и не промахиваюсь. Я убиваю, Павел Русинов, но убиваю так, чтобы ни ты, ни твои коллеги не смогли меня поймать. Только не думай, что я злорадствую: нелепо злорадствовать над теми, кто не способен со мной состязаться. Мой визит – это завершающий штрих, маленький, но очень важный. Это финал охоты, которая привела тебя в землю, а для меня стала ещё одним памятным эпизодом. Да, Павел Русинов, я буду тебя помнить, я помню всех вас. Сюда я больше не приду, но обещаю вспоминать. А ты, возможно, однажды станешь персонажем книги. Не главным, ты уж извини, на главного ты не тянешь, но в историю попадёшь. А возможно, уже попал.

«Убить случайного человека…

Кажется, легче задачи не придумать. На первый взгляд. Или на первый порыв. Решил убить случайного человека – действуй: вооружись чем-нибудь подходящим и соверши задуманное. Что может быть проще? Ничего. Если не думать ни о чём больше. Например, о том, что нужно остаться безнаказанным. Более того – чтобы на меня не упала даже тень подозрений! Никто не должен знать, что я был на месте преступления, и даже предполагать, что я мог на нём быть. Ведь для того на роль жертвы и выбирается случайный человек – чтобы между нами не существовало никакой связи. Мы незнакомы. Мы никогда не пересекались. Мы – случайные друг другу люди, которым суждено встретиться один раз в его жизни. И я должен точно знать, как покинуть место преступления. Причём должно быть два независимых плана отхода – на всякий случай. Я должен досконально изучить место, где мы повстречаемся, продумать способ убийства и до совершенства отточить его на тренировках. Жертву я выбрал случайную, но должен тщательно подготовиться к нашей, отнюдь не случайной встрече. Которая должна произойти в конкретную, выбранную мной ночь. И не просто в ночь, а строго в определённый временной промежуток этой ночи, потому что другие промежутки будут заняты. И хотя зимняя ночь длинна, успеть нужно многое. Случайная жертва будет не единственной, а одной из пяти. И к каждой должен быть индивидуальный подход. За каждой наблюдать, выбирать способ убийства и продумывать два маршрута отхода. И оставаться незамеченным.

Больше не хочется говорить, что легче задачи не придумать, да?

Да.

А дальше начинается рутина. Сначала нужно выбрать „случайного“ человека из огромного количества по-настоящему случайных людей, и на первый план выходит место его жительства. Или работы. Ведь мне придётся посетить ещё четверых человек, таких же „случайных“, и нужно с неимоверной точностью рассчитать маршрут. Они не должны жить в одном округе, в этом случае уголовные дела будут возбуждены в одном управлении, и полицейские могут догадаться, что я один и убийства связаны. Они не должны жить слишком далеко друг от друга, будет глупо, если Санта-Клаус к кому-то не успеет. Расстояние между жертвами должно быть оптимальным, а маршрут – безопасным, позволяющим избежать ненужных встреч с полицейскими патрулями и видеокамер, которых с каждым днём становится всё больше.

Работы предстоит много.

Но эта работа – часть моей Ночи, и я отношусь к ней серьёзно. Мне нравится искать „случайных“ людей, просеивать возможные кандидатуры, прикидывая, подходят ли они под критерии отбора, но главный вопрос, на который я обязан дать ответ на этом этапе, звучит так: „Хочу ли я убить этого человека?“ Ведь моя Ночь должна быть идеальной, моя цель заключается не только в том, чтобы их убить, но насладиться их смертями. И потому я тщательно взвешиваю кандидатов, как взвешивали египтяне сердца на весах, и ощущаю себя почти богом.

Ведь я определяю судьбу этих людей.

И решаю, как именно умрёт та или иная жертва. Пять смертей – пять разных способов, повторяться нельзя. А поскольку Ночь должна стать идеальной, каждой жертве должно достаться нечто особенное. Подходящее только нам. Не ей, а нам, ведь я получаю удовольствие не только от того, что жертва умрёт, но и от того, как она умрёт. Нам должно быть хорошо: жертве – в последний раз, мне – в очередной. Всё должно быть продумано до мелочей.

Когда выбор сделан, я начинаю подбираться к своим „случайным“ знакомым. И тоже по-разному. За одними наблюдаю издалека, не приближаюсь, не показываюсь и уж тем более не демонстрирую свой интерес. Наша первая встреча станет первой и последней, а некоторые жертвы даже не увидят меня, не узнают, кто взвесил на весах их сердце и определил судьбу. Я не стану для них таинственным незнакомцем, присутствие которого они будут смутно ощущать, только смертью. Что вполне меня устраивает. Однако иногда сближение необходимо, но ни в коем случае нельзя нахраписто навязывать своё общество, чтобы не вызвать подозрений и не спугнуть намеченную жертву. И нельзя, чтобы нас видели вместе, нельзя, чтобы кто-то, кроме жертвы, видел моё лицо. Всё должно произойти естественно, в полном соответствии с планом и абсолютно безопасно. На первой встрече нужно показать себя и внимательно следить за ответной реакцией: есть интерес или нет? Если интереса нет, а без общения не обойтись, придётся выбирать другую цель. Если интерес появится – не показываться пару дней. Но не больше, поскольку жертва не должна забыть встречу…»

Изрядная часть романа «Пройти сквозь эту ночь» была написана от первого лица – от лица серийного убийцы Регента, главного антагониста, который тем не менее имел полное право называться главным героем романа. Таисия не романтизировала его, не оправдывала, но описывала действия Регента намного подробнее, чем работу охотящегося за ним следователя. Который, по словам критиков, получился «яркой, но противоречивой фигурой»: алкогольная зависимость, от которой он без особого рвения пытался избавиться, неудачная личная жизнь и серьёзная детская травма заставляли полицейского часто плакать по ночам и грубить женщинам.

Феликс закрыл книгу, заложил нужную страницу пальцем и попытался натянуть этот «коктейль» на кого-нибудь из знакомых следователей или коллег, но не нашёл никого, кто соответствовал «яркой, но противоречивой фигуре» хотя бы на две трети. Но критики образ хвалили. Возможно, как раз по той причине, что он сильно проигрывал Регенту.

«Для первой встречи я выбрал подъезд, в котором жила жертва. С одной стороны – опасно, ведь на меня мог обратить внимание кто-то посторонний, какой-нибудь сосед, но то был оправданный риск, поскольку консьержа в подъезде не было, только кодовый замок и одна-единственная видеокамера. Единственная! Даже лифты оставили без наблюдения, что, разумеется, сказалось на их состоянии: стенки изрисованы маркерами, в грузовом сожжены две кнопки.

– Подождите, пожалуйста!

Жертва оказалась воспитанной и сразу надавила на кнопку, позволяя мне войти в лифт. Впрочем, если бы не надавила, я бы всё равно успел подставить ногу.

– Спасибо.

– Не за что. – Пауза. – Пришли к кому-то в гости?

„Как интересно: с места – в карьер“.

– Не видел вас раньше.

– Хочу снять квартиру.

– Я тоже снимаю.

В это мгновение ни в коем случае нельзя ответить: „Я знаю“. Едва удержался.

– И как вам район?

– Удобный.

– Сколько платите, если не секрет?

Чуть ниже рынка, видимо, давно снимает и наладил хорошие отношения с хозяевами.

– Однушка?

– Да.

– С меня хотят брать больше.

– Торгуйтесь.

– Спасибо.

Разговор об аренде не был импровизацией, готовясь к встрече, я продумал „легенду“, покопался на специализированном сайте и точно знал, что в доме сдаются две квартиры. Я не был уверен, что жертва в курсе, но рисковать не собирался. Когда же дверцы распахнулись, я вышел на площадку и прекрасно сыграл удивление:

– Разве двести пятая не на этом этаже?

– Двести пятая в соседнем подъезде.

– Чёрт!

– Бывает. Меня зовут Василий. Можно просто Вася. – Жертва протянула руку. – Надеюсь, будем соседями!

– Очень приятно…»

В изложении Таисии Регент представлялся человеком с огромным жизненным опытом, невероятным хладнокровием и железной выдержкой. И при этом – весьма обаятельным человеком. Поразмыслив, Вербин решил, что полностью согласен с тем, как убийца подбирался к жертвам, что все его действия продуманны и точны. Однако их описание в материалах дела отсутствовало. По материалам можно было установить, как действовал преступник, но не с такой точностью. Не с такими объяснениями. Как получилось, что Таисия, в свои двадцать шесть лет, сумела так подробно воспроизвести поведение опытного убийцы? Писательский талант? На него можно списать всё, что угодно, но не доскональное знание психологии и методов серийного убийцы. Журналистская хватка? Хорошие консультанты? Калачёвой позволили копаться в архивах, значит, есть связи, значит, кто-то мог попросить опытного сотрудника помочь начинающей писательнице погрузиться в новый для неё мир.

– Неплохо бы найти этого консультанта, если он существует, – пробормотал Феликс, делая пометку в записной книжке. И ругая себя за то, что не подумал об этом до встречи с Таисией. После чего вернулся к книге.

В романе достаточно подробно описывались все пять убийств, и сейчас Феликс читал истории по отдельности, чтобы составить полное представление о каждом преступлении. Даже не читал, а просматривал, надеясь наткнуться на что-то важное, ускользнувшее от внимания при прошлых прочтениях.

После знакомства в лифте последовало ещё несколько коротких встреч, во время которых убийца сделал всё, чтобы «приучить» жертву к себе и если не подружиться, то установить хорошие отношения. Параллельно читатель узнавал, что Василий живёт одиноко, работает удалённо и увлекается компьютерными играми, то есть спать ложится поздно. Убийца, в свою очередь, знал об этом хобби жертвы, подготовился и с лёгкостью поддержал разговор, рассказав о своей любимой игре. Другими словами, подойти удалось очень близко, и Регент не сомневался, что в ту самую Ночь Василий откроет ему дверь. Конечно, посмотрит в «глазок», но увидит лишь лицо и верхнюю часть тела, не заметит, что на позднем госте надет медицинский комбинезон, приспущенный и завязанный на поясе, и тонкие медицинские перчатки.

«– Привет!

– Ты ко мне?

– Откроешь? Или ты спать ложишься?

– Нет, пока не ложусь.

Не ожидавший подвоха Василий распахнул дверь и сразу же получил удар ножом в шею. Снизу вверх, резкий и быстрый удар, потому что затягивать я не собирался – время поджимало. При этом каждое своё движение я просчитал заранее и отработал до автоматизма. Стремительный и точный удар правой рукой и одновременно – толчок в грудь левой. Не для того, чтобы Василий упал – грохот привлечёт внимание соседей, а мягкий, хоть и сильный толчок, чтобы прижать жертву к стене и помочь медленно опуститься на пол. Удар в шею, а не куда-то ещё, был нужен для того, чтобы не прозвучал крик, хоть испуганный, хоть болезненный, хоть о помощи – только клокотание. К тому же Василий машинально попытался закрыть рану рукой, что отвлекло его от мыслей о сопротивлении. От гипотетических мыслей, ведь какое может быть сопротивление, когда из артерии хлещет кровь? Тем не менее я подстраховался. Дверь я захлопнул ногой, но тоже не резко, плавно. Мысленно отметил щелчок замка, но всё моё внимание было направлено на Василия. На умирающего человека, которому я смотрел прямо в глаза. Не отрываясь. Впитывая в себя его жизнь. В глазах Василия читались недоумение и страх, но не они были мне нужны. Его губы едва заметно шевелились, но мне не были нужны его проклятия и уж тем более глупый вопрос: „За что?“

Мне нужна была его жизнь, и я её взял.

А убедившись, что Василий умер, я выпрямился, медленно натянул комбинезон, маску, закрыл дверь на щеколду – на всякий случай, подхватил тело под мышки, затащил в ванну, заткнул пробку и включил горячую воду. Пока ванна наполнялась, я запустил ноутбук жертвы, к счастью, он не был защищён паролем, просмотрел мессенджеры, отыскал контакт „Мама“, убедился, что чат не особенно активный, Василий порой по два дня не отвечал на сообщения. С рабочей перепиской оказалось то же самое: Василия особо не загружали делами и его молчание в течение одного-двух дней никого не удивит. Что меня вполне устраивало. Я выключил ноутбук, перевёл телефон в бесшумный режим и вернулся в ванную…»

– Да, всё было именно так. – Вербин закрыл книгу и потёр переносицу. – Всё было именно так.

Поскольку роман Таисии официально считался true crime, убийца действовал в точном соответствии с материалами уголовного дела: с порога нанёс удар, дождался, когда жертва умрёт, и перетащил тело в ванну. Затем вытер в прихожей кровь. Не тщательно, конечно, а так, чтобы она не просочилась к соседям.

Обнаружили Василия Рудова третьего февраля, точное время смерти определить не смогли и официально записали, что убийство произошло в ночь на первое февраля. Следов преступника в квартире не обнаружили, мотив для убийства не вырисовывался, опросы соседей и коллег по работе показали одно: Рудов был скромным, одиноким, не особенно заметным человеком. Без страстей. Без тайных увлечений. Без долгов. И без врагов. Никто даже предположить не мог, что он может стать жертвой предумышленного убийства – для этого не было никаких оснований. Но убийство произошло. Убийство очевидное. Убийство бессмысленное. «Висяк».

Так было в реальности. А в романе убийца оставил на дверной ручке след ДНК, который потом подтвердил его виновность. Могли настоящие эксперты ошибиться? Теоретически, возможно всё, но Феликс сомневался, что коллеги пропустили такой след. В реальности убийца оплошности не допустил, пришёл, убил, ушёл, не оставив полицейским ни одной зацепки. Предумышленное бессмысленное убийство. Но если прочитать роман, всё встаёт на свои места: идея не в том, чтобы убить скромного, одинокого Василия Рудова, идея в том, чтобы убить пять случайных, не связанных друг с другом людей в течение одной ночи.

«Серийник».

Павел решил проверить версию Калачёвой и был убит. Совпадение? Или он сумел подобраться к настоящему убийце? Что и где он мог найти такого, чтобы заставить преступника занервничать и нанести удар?

Обдумывая ход расследования, Феликс попытался мысленно воспроизвести действиями Русинова и прикинуть, к кому мог отправиться Павел после встречи с Таисией, чтобы двигаться по его следам. К сожалению, никаких записей о своём расследовании Русинов не оставил: то ли держал всё в голове, то ли держать в голове было нечего и никакой информации, способной подтвердить его подозрения, Павел так и не собрал. Что косвенно свидетельствовало о том, что версия с книгой – ложная. Тем не менее Вербин собирался работать с ней до тех пор, пока не убедится в этом на сто процентов. Или же Шерстобитов не найдёт убийцу. Феликс просмотрел перемещения телефона Павла Русинова и, к своему большому удивлению, не увидел в списке посещений издательства «ТИП», в котором вышел роман Таисии Калачёвой. Если верить этим данным, Русинов к ним не заглядывал. Феликс, считавший разговор с издателем Таисии обязательным, понадеялся, что Павел встречался с ним на нейтральной территории, позвонил, договорился, что подъедет, задал вопрос, но ответ оказался совсем не таким, на какой рассчитывал Вербин.