Тридцать лет до меня

Глава первая

Звон сквозь десятилетия

Сентябрь выдался странно тёплым – таким, что кленовые листья у школьного двора никак не решались окончательно пожелтеть. В классных окнах висел густой солнечный свет, в нём плавали пылинки, и казалось, будто время застыло.

Илья сидел на последней парте у окна и лениво водил ручкой по полям тетради, рисуя то стрелы, то человечков в космических шлемах. Контрольная по алгебре шла своим чередом: Валентина Павловна размеренно шагала между партами, постукивая каблуками, а у доски уже двадцать минут мучился худой отличник Костя.

Мысли Ильи ускользали всё дальше от задач. Утром он поссорился с отцом – из-за какой-то ерунды, но с обидным осадком. Папа в очередной раз завёл старую песню про «в наше время было труднее». «Ты даже не представляешь, как мы жили», – сказал он, и Илья привычно отмахнулся. В глубине души его раздражало это вечное сравнение – что за мода считать, что раньше всё было сложнее?

Теперь, глядя на клён за окном, он вспомнил эти слова и снова фыркнул. Ну да, телефонов не было, телевизор чёрно-белый, ну и что? Это же не подвиг.

В голове звенела лёгкая усталость – как после долгого бега. Он попытался сосредоточиться на задаче, но буквы на странице будто поплыли.

Звон в ушах появился неожиданно – тонкий, почти прозрачный, как если кто-то провёл пальцем по краю хрустального бокала. Сначала Илья подумал, что это кто-то уронил мел. Но звон не исчезал, наоборот – рос, заполнял весь мир.

Звуки класса стали глухими, словно кто-то набросил на них ватное одеяло. Голос учительницы потянулся, как в замедленной съёмке:

– …а теперь решим четвёртое…

Сердце Ильи дрогнуло. Он хотел поднять руку, попросить разрешения выйти, но пальцы не слушались.

Мир качнулся. Лучи солнца за окном превратились в белёсые полосы, которые расползались, как растаявший лёд.

– Илья! – крик Валентины Павловны донёсся откуда-то издалека, но звучал так, будто его пропустили сквозь воду.

Он почувствовал, как грудь сжала внезапная боль. Хотел вдохнуть – не смог. Белый свет ударил в глаза, и всё исчезло.

Запах – тяжёлый, резкий – первым прорезал тьму. Дым табака, смешанный с влажным деревом, со сладковатой ноткой лака.

Илья дёрнулся и открыл глаза. Над ним – потолок, обшитый серыми досками с узкими щелями. Сквозь них пробивались бледные лучи рассвета.

Он рывком сел и остолбенел.

Руки. Чужие руки. Длинные, жилистые, с лёгким тёмным пушком на костяшках. На запястье – массивные часы с пожелтевшим стеклом.

– Что… – сорвалось хрипло. Голос был ниже, чем он привык.

Вокруг – небольшая комната: обшарпанная стенка, стол с клеёнкой в клетку, старый радиоприёмник «Рекорд», у окна – тумбочка с керосиновой лампой.

Сквозь приоткрытую форточку врывался холодный мартовский воздух, доносился глухой стук трамвайных колёс и далёкий паровозный гудок.

Илья встал, чувствуя, как под ногами жалобно скрипят половицы. Его собственное тело казалось странно лёгким и чужим – руки длиннее, чем обычно, ноги сильнее.

Он рванулся к шкафу с мутным зеркалом и замер.

В отражении стоял мальчишка лет тринадцати. Чёрные волосы, острый нос, глаза, которые Илья узнавал на старых фотографиях – только там они принадлежали его отцу, когда тот был ребёнком.

Илья сжал край шкафа так, что побелели костяшки.

На стуле висела аккуратно сложенная школьная форма: тёмно-синий пиджак, рубашка с жёстким воротником и ярко-красный пионерский галстук.

Он машинально протянул руку – ткань была плотной, чуть шершавой. От неё пахло крахмалом и чем-то ещё – запахом прошлого, который невозможно описать.

На тумбочке лежала газета. Шершавые страницы, чёрный крупный шрифт:

«2 марта 1976 года».

Два марта… тысяча девятьсот семьдесят шестой.

Илья перечитал вслух шёпотом. Слова дрожали.

Это не может быть правдой.

– Саша, вставай! – раздался женский голос за дверью. – Опоздаешь в школу!

Илья вздрогнул. Голос был странно знаком – хотя он слышал его только в детстве, да и то уже с седыми нотками.

Дверь открылась. В комнату вошла женщина в ситцевом халате, с короткой завивкой и ясными карими глазами. Бабушка Мария – только молодая, сильная, совсем не та, что живёт в его настоящем времени. Мы прошли на кухню

– Ну что ты, Сашка, опять заспался? – она улыбнулась и, не дождавшись ответа, положила на стол тарелку с манной кашей. – Давай быстрее, уроки ведь.

Сашка. Так звали его отца.

Илья почувствовал, как внутри всё перевернулось. Слова застряли в горле.

Бабушка не заметила его растерянности:

– Умойся да садись. Папа уже ушёл на завод, я сейчас чай налью.

Она повернулась к плите, а Илья медленно опустился на стул, словно в тумане.

Он коснулся ложки – холодная, тяжёлая. Манная каша пахла сливочным маслом. За окном зазвенели трамвайные колёса, внизу по двору кто-то гремел ведром.

В голове у Ильи билась одна мысль: это не сон.

Он сидел в теле своего отца – того самого Саши, которому сейчас тринадцать. А за окном – март 1976 года.

И где-то глубоко, за этим первобытным страхом, зарождалось другое чувство – странное, захватывающее.

Будто сам воздух шептал: смотри внимательно – ты здесь не случайно.

Я сразу вспомнил фильм «Назад в будущее»

Бабушка, не подозревая, что за её спиной происходит маленькая революция в голове внука-вчерашнего и сына-сегодняшнего, подала стакан горячего, чуть дымящегося чая в тонком гранёном стакане с подстаканником. Металл подстаканника был чуть потемневший, с витиеватыми узорами, – тот самый, что Илья помнил по редким семейным застольям, только здесь он был новым, блестящим, как будто только что с полки магазина.

– Ешь, Сашка, – мягко подтолкнула бабушка. – Холодная каша – не еда.

Илья поднёс ложку ко рту. Горячая манка липла к языку, пахла молоком, а на поверхности блестели маленькие островки растаявшего масла. Вкус был таким настоящим и простым, что он невольно закрыл глаза.

В памяти всплыл утренний завтрак в его собственной квартире в 2025-м: тосты из тостера, телефон в руке, беглый взгляд в ленту новостей. Всё казалось до обидного быстрым.

Теперь же – ни телефона, ни новостей, ни спешки. Только лёгкий звон трамвая за окном и ритмичное шипение керосинки на плите.

– Мам, я же говорил тебе, что не люблю манку, – вдруг произнёс он вслух, и сам испугался. Голос был чужой, низковатый, с лёгким хрипом подростка.

Бабушка повернулась, брови слегка поднялись.

– Вот ещё. Всегда ел и любил. Не выдумывай с утра, – ответила она добродушно и снова отвернулась к плите.

Илья сглотнул. Надо осторожнее.

В коридоре скрипнула дверь, в комнату ворвался сквозняк с запахом мокрого асфальта. Двор словно дышал ранней весной: лёгкая влага, сырость земли, далёкий гул трамвая.

– Поторопись, – крикнула бабушка, – сегодня линейка, директор будет речь говорить.

Линейка… В голове Ильи вспыхнула картинка – рассказы отца о школьных строевых построениях, пионерских галстуках и громких речёвках. Тогда он лишь хмыкал, представляя всё это как чёрно-белый кадр из старого фильма. А теперь сам стоял в этом кадре, и всё вокруг дышало красками: красный галстук на стуле, блеск медных трамвайных рельс, синее мартовское небо.

Я поднялся, не доев кашу. Пальцы дрожали, когда брал пиджак. Ткань была грубоватой, но удивительно тёплой. Красный галстук – ярче любого, что он видел в музеях.

В зеркало снова глянул на себя. Чёрные волосы отца в его возрасте чуть торчали на макушке, глаза – те самые, из старых фотографий: живые, с лёгкой насмешкой.

Я в теле папы. В 1976-м.

Мысль звенела, как натянутая струна.

Двор встретил влажным воздухом и запахом угля. Высокие тополя ещё стояли чёрными силуэтами, но у корней уже пробивалась бледная трава. Женщины в платках спешили к остановке, в руках – сетки с хлебом.

Илья шёл к школе, чувствуя, как старенький ранец оттягивает плечи. Каждое движение казалось слегка чужим – то ли из-за роста, то ли из-за того, что тело отца двигалось иначе.

По пути он услышал гудок паровоза – низкий, гулкий, такой, что дрожали стёкла в домах. За забором дымилась небольшая котельная, пахло гарью и сырым деревом.

На углу улицы стояла булочная. Сквозь распахнутую дверь тянуло ароматом свежего ржаного хлеба, с хрустящей коркой. В витрине – батоны по 20 копеек, рядом аккуратно лежали «сушки» в прозрачных пакетах.

У Ильи сжалось горло от внезапного чувства – странной нежности к этому миру, которого он никогда не видел. Всё было таким… медленным. Настоящим.

– Сашка! – окликнул его мальчишеский голос.

Он обернулся. К нему бежал худощавый парень в короткой куртке. Лицо – смуглое, с задорной улыбкой.

– Ты что, забыл? Сегодня же после уроков – тренировка! – выпалил он, хватая Илью за плечо. – Футбольный матч через неделю!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.