Темаркан: По законам сильных

Ирвуд видел, как маленькая, хрупкая фигурка, похожая на паучка, ползёт в их угол. Он не успел ничего сделать. Её рука, шарившая в пыльной темноте, наткнулась на его ногу.

Девочка замерла. Её глаза, уже привыкшие к темноте, расширились от ужаса, когда она различила два смутных, неподвижных силуэта. Она открыла рот, чтобы закричать.

Ирвуд среагировал с молниеносной, уличной скоростью. Он не ударил. Он выбросил руку вперёд, и его грубая, мозолистая ладонь накрыла её маленькое, детское лицо, зажимая крик в самом его зародыше. Другой рукой он прижал её дрожащее тельце к себе, чувствуя, как бешено колотится её сердце.

– Тихо! – прошипел он ей прямо в ухо. – Мы не тронем тебя! Только молчи!

Вайрэк оцепенел. Мир снова сжался до одной точки, до одной мысли, пульсирующей в висках ледяным молотом: «Один крик – и всё кончено. Нас найдут. Книги отберут. Меня – обратно в карцер, только на этот раз они не остановятся». Он смотрел, как Ирвуд держит перепуганную, дрожащую девочку, и его собственная судьба, его хрупкая, только что обретённая надежда, целиком и полностью зависела от этого оборванца и этого маленького, испуганного ребёнка.

Ирвуд медленно, очень медленно, убрал руку от её рта, готовый в любой момент снова её зажать.

– Не кричи, – повторил он шёпотом. – Мы тоже прячемся.

Девочка, глядя на них огромными, полными ужаса глазами, судорожно кивнула. Её тело всё ещё сотрясала мелкая дрожь.

– Вы… вы не расскажете? – пролепетала она, её голос был едва слышен.

– А ты? – так же шёпотом ответил Ирвуд.

Они смотрели друг на друга – трое одиноких, сломанных детей, запертых в сером аду приюта. Три хищника, загнанные в одну клетку, каждый со своей тайной, каждый со своей смертельной уязвимостью. Воздух в углу стал плотным, тяжёлым от их беззвучного противостояния. Девочка перестала вырываться, но её тело было напряжено, как натянутая тетива, а в огромных, тёмных глазах застыл не только страх, но и упрямая, оценивающая мысль. Ирвуд нахмурился. Это была не покорность жертвы. Но и не вызов хищника. Что-то другое. Крепкое. Упрямое. Он почувствовал это нутром: она будет молчать до конца. Не из-за него. Из-за своей тайны.

Ирвуд чувствовал, как её маленькое тело сотрясает мелкая, отчаянная дрожь. Он понимал, что одно неверное движение, один слишком резкий вдох с её стороны – и крик пронзит тишину чердака, приведя сюда надзирателей. Он ослабил хватку, которой прижимал её к себе, но не отпустил окончательно.

– Мы не причиним тебе вреда, – прошипел он, и его шёпот был похож на змеиное шипение. – Но если закричишь…

Он не закончил. Угроза повисла в воздухе, более весомая, чем любые слова.

Вайрэк, видя, что грубая сила лишь усиливает её ужас, подался вперёд, в полосу тусклого света.

Он прав, – сказал он. Его голос, тихий и ровный, с чистыми, правильными гласными, которым его учили годами, прозвучал в темноте чужеродно, как звук клавесина на скотном дворе. – Мы просто прячемся. Как и ты.

Девочка перевела на него взгляд. Она смотрела на его лицо, на синяки, на чистую, хоть и помятую, робу. Она видела в нём не такого же оборванца, как Ирвуд. Она видела другого. И это, почему-то, пугало её ещё больше.

И в этот момент, нарушая хрупкое равновесие их противостояния, из-за груды старых балок бесшумно, как сгусток самой темноты, появилась угольно-чёрная кошка. Она не подошла к ним. Она замерла в нескольких шагах, её зелёные глаза, как два холодных огонька, изучали напряжённую сцену.

Девочка, увидев её, издала тихий, сдавленный всхлип. Это был не звук страха. Это был звук отчаяния. Теперь её тайна была раскрыта.

Ирвуд всё понял в одно мгновение. Его уличный, хищный ум мгновенно просчитал новую расстановку сил. Это была не просто девочка. Это была девочка с секретом. А секрет – это лучший рычаг.

Он медленно, демонстративно убрал руку.

– Твоя, – кивнул он на кошку. Это был не вопрос.

Девочка судорожно кивнула, не сводя с него испуганных глаз.

– Мы никому не скажем про неё, – сказал Ирвуд, и его голос был уже не угрожающим, а деловым. – А ты… не видела нас здесь. Никогда.

Он посмотрел на Вайрэка, потом снова на девочку.

– И про книги тоже не видела.

Девочка снова кивнула, быстрее, отчаяннее. Кошка, словно почувствовав, что опасность миновала, подошла и ткнулась головой в её руку. Девочка облегчённо выдохнула, но не расслабилась. Она опустилась на пол и прижала к себе свою единственную подругу, как щит.

Пакт был заключён. Не на доверии. На страхе.

Тишину нарушил тихий, почти вежливый голос Вайрэка.

– Как тебя зовут?

Девочка вздрогнула, испуганно посмотрев на него. Она колебалась, её взгляд метнулся к Ирвуду, словно ища разрешения. Тот лишь едва заметно кивнул.

– Лэя, – прошептала она, и её голос был тихим, как шорох сухого листа.

Имя, произнесённое в напряжённой тишине, повисло в воздухе, окончательно меняя расстановку сил. Это был не просто звук, а акт доверия, пусть и вырванного под угрозой. Ирвуд, чей уличный ум работал быстро и холодно, мгновенно оценил ситуацию. Теперь эта девочка, Лэя, была связана с ними не только страхом, но и общей тайной. Прогонять её сейчас было бы глупо и опасно. Он медленно, почти нехотя, кивнул в сторону свечи. Этот жест, лишённый всякой теплоты, но и открытой враждебности, был не приглашением, а скорее приказом остаться.

– Садись. Только тихо.

Лэя, всё ещё крепко прижимая к себе кошку, как единственное тёплое и живое, что было в её мире, осторожно, на цыпочках, подошла и села рядом с ними, завороженно глядя на раскрытую книгу. Ирвуд снова зажёг свечу, и их маленький, тайный мирок, выхваченный из темноты дрожащим пламенем, снова обрёл очертания.

Вайрэк почувствовал себя главой этого странного, нелепого собрания – аристократ, дикарь и тихая девочка с кошкой, сбившиеся в кучку на пыльном чердаке. Он был здесь единственным, кто владел ключом к другому миру – миру букв и историй. Это пьянящее чувство власти, смешанное с ответственностью, заставило его расправить плечи. Он открыл «Легенды Войн Теней».

Он видел, как Ирвуд, забыв о своей роли вожака, подался вперёд, его глаза, обычно холодные и расчётливые, теперь горели жадным, почти детским любопытством. Лэя, нежно поглаживая кошку, которая громко замурчала, устроившись у неё на коленях, смотрела на Вайрэка с благоговением, как на настоящего волшебника, способного оживлять мёртвые знаки на пожелтевших страницах.

Голос Вайрэка, поначалу тихий и неуверенный, окреп, набирая силу с каждой строкой, и полился в тишину чердака, перекрывая шум дождя за стеной.

«В те тёмные времена, что зовутся Войнами Теней, когда Катаклизм ещё кровоточил свежей раной на теле мира, а обретённая магия была не даром, а проклятием, сжигавшим души слабых, поднялся тиран, чьё имя шёпотом произносили даже в самых дальних уголках Темаркана. Звали его Моргрей Пожиратель Душ. Он возвёл свою тёмную, приземистую цитадель не на неприступных скалах, а в самом сердце гниющих, непроходимых болот Гронделя, ибо сама земля там была отравлена отчаянием и болью. Его магия была магией увядания; она не убивала огнём, а высасывала саму жизнь. Там, где он проходил, трава чернела, а люди теряли волю к жизни, превращаясь в безмолвных, покорных рабов.

Королевства центральных земель, ослабленные вековой враждой, падали перед ним одно за другим. Его армия не знала поражений, ибо страх, который он сеял, был страшнее любого клинка. И когда казалось, что надежды больше нет, и весь мир вот-вот погрузится в серый, безрадостный сумрак, с Севера пришёл безымянный странник.

Он явился из ледяных пустошей Айдриса, земли вечной зимы, где выживание – это не право, а ежедневная победа. Он не был воином из армий южан, не носил сияющих доспехов и не клялся в верности королям. Он был охотником, и его доспехами были шрамы, а его единственным законом – выживание. Он был один. Его жизнь была вечной битвой с магическими зверями в краю, где сам воздух был твёрд от мороза. Его молчание было тяжёлым, как ледники на вершинах гор, а решимость – прямой, как полярная стрела.

Моргрей в своей гордыне обрушил на мир армию мертвецов, и их ледяное дыхание достигло даже Севера. Не зная усталости и не чувствуя холода, они шли напролом, неся гибель всему живому. Странник отправился на юг не ради славы или золота. Он шёл уничтожить источник болезни, угрожавшей его дому.

Его путь пролегал через вековечные, полные теней леса Тиходеи, где деревья были так стары, что помнили времена до Катаклизма. Он не искал армий и союзников, ибо его единственным союзником было оружие, которое он нёс в руках – легендарное Небесное Копьё, о котором в этих землях слагали лишь забытые предания.

Предания гласили, что Небесное Копьё – не просто оружие, а живой дух самой Стужи, заключённый в металле. Оно не выбирает владельца по силе мышц или чистоте крови, но ищет родственную душу. Легенды утверждали, что оно покорится лишь тому, «чья воля тверже вечной мерзлоты, а дух – яростнее зимней бури». Многие герои центральных земель, могучие воины и короли, пытались похитить его, но Копьё оставалось холодным и безжизненным в их руках, ибо их сердца не знали истинного холода. Для них лёд был врагом, а Копьё – лишь трофеем. Для северянина же он был самой сутью жизни, и Копьё узнало в нём своего.

В финальной битве у стен тёмной цитадели в болотах Гронделя странник предстал перед Моргреем. И в глазах его, как гласит легенда, горел холодный огонь зимних звёзд, а голос был подобен треску ледника. Он победил тирана одним ударом, и Небесное Копьё, пронзив чёрное сердце колдуна, очистило мир от его скверны.

Исполнив свой долг, герой не взял ни золота, ни титулов. Он не ответил ни на один вопрос. Молча, как и пришёл, он повернулся и ушёл обратно на Север, в снега Айдриса, где и он, и Копьё снова исчезли, став для мира лишь красивой, но далёкой легендой.»

Вайрэк замолчал. Последнее слово повисло в густой тишине чердака, смешиваясь с шумом дождя за стеной. Лэя сидела, не шевелясь, прижимая к себе кошку. Она не смотрела на книгу. Её взгляд был прикован к лицу Вайрэка. В дрожащем свете Вайрэка заметил, как тонкая, растрепавшаяся косичка «мышиного» цвета упала ей на плечо, и как в её больших, серьёзных глазах цвета осеннего орешника плясали два крошечных, восторженных огонька. Но Ирвуд не слышал ни тишины, ни дождя. Он был оглушён.

Легенда ударила в него не как сказка, а как давно забытое, но смутно знакомое воспоминание. Что-то внутри, на уровне крови и костей, отзывалось на эти слова. «Айдрис», «вечная мерзлота», «воля тверже льда». Эти образы отозвались в нём чем-то глубоким и почти болезненным. Он не понимал, почему, но история этого безымянного охотника, пришедшего из дикого, холодного края, казалась ему единственной настоящей правдой в этом мире лживых лордов и продажных стражников. Это была не сказка о благородстве, а сага о воле, выкованной в вечной мерзлоте – силе, которую он инстинктивно понимал и уважал. Он не знал, откуда пришло это чувство, но оно было реальным, как боль в костяшках пальцев, – и таким же родным. Это ощущение сбивало с толку, но и притягивало с неодолимой силой.

К его вечной, глухой ярости на мир и желанию вырваться из нищеты добавилось новое, иррациональное любопытство. Он хотел не просто найти какое-нибудь сокровище. Он хотел дотронуться до этой силы, понять, почему она так странно отзывается в его душе.

Его взгляд был прикован к карте на первой странице книги. Он подался вперёд, и его грубый, мозолистый палец, не знавший ничего, кроме грязи и холодного металла, ткнул в крошечный, почти незаметный символ спирали, нарисованный от руки в сером массиве гор.

– Где это? – прохрипел он, и его голос прозвучал глухо и чужеродно.

Вайрэк, очнувшись от собственного рассказа, свысока посмотрел на палец Ирвуда. В его голосе прозвучала уверенность наставника, объясняющего прописную истину нерадивому ученику.

– Это Грозовой Хребет. Горы Сартила, – сказал он, с лёгким раздражением в голосе от того, что его оторвали от рассказа. – Бесполезные земли. Камень, дикие козы и бедная, вечно воюющая знать. Скука. Ничего ценного.

Но Ирвуд его уже не слушал. Ведомый чистым, животным инстинктом, который никогда его не подводил, он достал из-за пояса свой главный инструмент – заточенный обломок старого клинка без рукояти. Движения его, обычно резкие и грубые, стали на удивление аккуратными, почти хирургическими. Он наклонился над книгой так близко, что его волосы коснулись страницы, и осторожно, кончиком лезвия, поддел самый центр нарисованной спирали.

Раздался тихий, сухой скрежет.

Старая, хрупкая бумага поддалась. Кончик ножа зацепил под ней что-то твёрдое.

Ирвуд замер, а затем, с затаённым дыханием, медленно приподнял вырезанный кружок пергамента. Под ним, в крошечном, не глубже ногтя, вырезанном в толще страницы тайнике, лежало нечто маленькое и тёмное.

Трое детей и кошка замерли, их взгляды были прикованы к крошечному тайнику. В дрожащем свете свечи их лица были напряжены от удивления. Легенда больше не была просто словами на странице.