Ремонт Чудес

Неожиданный гость

Зима. Ненавижу зиму. Вечный холод, постоянная темень. Проснулся еще темно, идешь на работу темно, с работы УЖЕ темно. Свет видишь только в обеденный перерыв и то из оконца столовой. Ну и откуда в такое время года может появится радость на лице. Да и лиц в такую холодину не видно, укутаются будто луковички, шапку до бровей, шарф до глаз и видны лишь они, да те обдают тебя еще холодной ненавистью, что становится еще холоднее. Так, что зиму я не люблю.

И вот перемещаясь от одного теплого острова, который я называю «квартира», что находилась пусть и в области, но очень близко к москве, я без всякой радости с несколькими пересадками добрался на другой остров, что звался «Работа».

А работал я простым продавцом техники в наискучнейшем ТЦ Радуга. Сонно переодеваясь и что-то отвечая с коллегами с их постоянной болтовнёй ни о чем, по типу:

– Виталь, ты матч вчера глядел, там «Локо» вчера «Мясо» раскатало.-Спрашивал Володя, ну это если верить именному бейджу.

– Агась. Себе под нос пробурчал я. Никогда не смотрел футбол и постоянно, ему об этом говорил, но он никак не запомнит. А с другого конца уже кричал, то ли Олег, то ли Сергей, не умею запоминать имена, да и смысл, не друзья же они мне.

– Виталий, а ты куда на новый год куда собираешься?

– Дома спать…. Монотонно ответив ему, я застегнул форменную жилетку и побрел в торговый зал, где уже бесновались покупатели, ну естественно скоро новый год. Еще кстати один пункт из списка « Что я ненавижу».

Ну вот сами подумайте, что в этом так называемом празднике интересного. Одна дата просто сменяет другую. И просто весь следующий год везде будет другая цифра, которая также сменится. Ну нет в этом мире ничего постоянного. Чему же тут радоваться. Но нет же, люди романтизируют, воображают о всяких чудесах и волшебстве. Детям рассказывают про деда мороза и всяких волшебных зверят. А зачем? Кому оно надобно.

Хммм, наверное в свои 33 года, может показаться, что я мои мысли, это мысли какого-нибудь нудного и вредного старикана, но я называю это МЫСЛИ РЕАЛИСТА. В реальности нет чудо оленей, что сани по небу катают Деда Морозовские или их Санте приписывают. Не суть. Просто не верю я в чудеса и Точка. День прошел, прошел будто ему сперва ноги переломали, а потом заставили еще и ползти не в ту сторону, в общем не прошел, а тянулся, будто пытаясь добить меня окончательно. Прошел и ладно. Толпа задержавшихся в Тц людей, если предновогодних покупателей, с бешенными глазами, можно так называть, вытолкнула меня из ярчайшего помещения в темноту зимнего вечера. И я побрел в любимый островок тепла, в свою квартиру.

Продираясь сквозь толчею людей, таких же как и все, торопящихся домой, я вынырнул из метро и направился к своему дому по адресу Морозова 17. Квартира мне досталась от бабушки, единственного человека, как мне казалось и до сих пор кажется любил меня в моей семье. Её не стало, когда мне было 16 и спустя 40 дней с похорон родители выгнали меня жить туда, чему я безмерно им благодарен. Девушку я себе не нашел, да и зачем, одному всяко лучше и спокойнее. Ну по крайней мере я так считаю, не понимаю людей, что ищут себе постоянно какого-либо человека, который будет рядом. Ну хоть убей не понимаю. Добравшись до подьезда, на двери какой-то умник наклеил объявление, которое радостно гласило « а ты уже оставил ребенку подарок под елкой» а ниже номер телефона, я открыл магниткой домофон, вошел и поднялся по лестнице. Вставил ключ в дверь, повернул, открыл… День подходит к своему логическому концу. Думал я в ту секунду…

Квартира меня встретила не теплом, что обычно приятно обволакивает, а жестким порывом ветра, который распахнул входную дверь и больно приложил ее по плечу, в глаза ударил снег и лицо обдало холодом, ничего не понимаю, я судорожно искал рубильник света, чтобы осветить коридор. Нащупав кнопку и вжал ее, что было силы (хотя этого и не требовалось, видимо с испуга) я включил освещение. Еще минута мне потребовалась, чтоб понять откуда и как в моей прихожей образовался филиал сибири. В комнате, в которую ввел коридор я увидел причину всего этого хаоса. Разбитое окно. Разбитое окно??? Но как? 11 черт его подери этаж, хулиганы камни не докинут, пластиковые окна птица не разобьет. Что произошло? Понятно было одно, скучный вечер, явно превращается в ночь ремонтника, что явно не предавало яркости и радости.

Не разуваясь и не снимая куртки я оглядел место этой миникатастрофы и начал уж думать, как же ее устранить, как вдруг из под стола в комнате, стоящего сбоку от окна я услышал:

П-п-п-п-помоги, ч-ч-ч-че-л-л-ловек!

Сказать, что я испугался, это значит только выдать 1% от верной информации. Внутри меня все перевернулось, как там говорится в поговорках? Сердце в пятки ушло? Ну вот это было уже хотя бы на 15% от моего общего состояния. Слегка успокоившись и подумав, что мне показалось я вновь услышал тот же голос.

П-п-п-пожалуйста п-п-п-помоги.

Собравшись с силами, взяв себя в руки я уже решил наклонится и посмотреть, кто там пытается со мной разговаривать да еще и о помощи просит, но я сперва зачем-то сбегал за битой, что стояла в коридоре у входной двери. И уже с ней получив +100 к храбрости я наклонился, чтоб увидеть просящего.

Под столом сидел и смотрел на меня своими большими глазами, маленький весь трясущийся то ли от холода то ли от страха, а может от их совокупности маленький совенок. Маленький говорящий совенок у меня пол столом в квартире с разбитым окном. Бред? Так точно! Бред! в армии я не служил, и фраза «Так точно» мне от отца осталась, но сейчас не про этого. ЧТО мать его за ногу происходит? НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ.

П-п-п-помоги п-п-п-прошу! – вновь произнес совенок и потерял сознание.

И что вы мне прикажите делать. В полном недоумении я потер сперва глаза, нет не пропал, значит не мерещится. Ущипнул себя, не пропал, значит не сплю. Поток мыслей в моей голове был подобен лавине, неуправляемая необьятная сила, которой нельзя управлять, вот и я не мог. Но тут меня одернули голосом из-за спины.

– Хэй, сосед, что там у тебя?

Это мужик из квартиры напротив заглянул во входную дверь, ну да… я ж в этой суматохе ее и закрыть забыл. не говоря не слова, я быстро встал кивнул соседу и захлопнул дверь перед ним. А ибо нефиг по чужим квартирам заглядывать. У меня тут дела явно важнее чем с соседями болтать.

1. Разбитое окно

2. Совенок под столом

3. Отсутствие понимания, что происходит.

Ну давайте начинать решать вопросы по важности. Начнем с окна.

Надо заделать, в тепле и думается легче. Поразмыслив, я вспомнил, что на антресоли есть большая фанера, на первое время закрою ей, хоть дуть холодом не будет. Повозившись с фанерой и испортив пластиковое окно, вбивая в него гвозди, чтоб фанера держалась (я тот еще блин гений) я перешел ко второму вопросу, что это за птица, почему он говорит, что с ним делать?

Вызвать СанНадзор иль как он там называется, ну в общем ловцов диких животных. Да кто ща в такую погоду то поедет. Это во-первых, а во-вторых мне самому невероятно интересно. А надзор этот заберет и ничего не расcкажет про этого совенка. Ну значит так, решили. Закрываю его в этой комнате, сам иду спать во вторую (спасибо бабуль за двушку) и утром все узнаю, благо завтра выходной. Уже запирая птицу в комнате, в голову ударила мысль. «А вдруг замерзнет?» Не долго думая, я взял с комода, стоявшего в коридоре, покрывало бросил птице. Помрет еще… Закрыв дверь, я ушел в соседнюю комнату и лег спать, надеясь, что это все-таки сон. Уснул быстро.

Карта из инея

Проснулся я от противного скребущего звука. Не то гвоздь по стеклу, не то мел по школьной доске – одним словом, кошмар. Сознание медленно проплывало из мира ровных, пустых снов обратно в абсурдную реальность, где в соседней комнате, возможно, еще лежит говорящая птица. Я надеялся, что все это приснилось. Но холод в квартире был ощутимый, несмотря на заделанное окно. Дышалось паром. Вчерашние события нахлынули разом. С совенком надо было что-то решать. С тяжелым вздохом я поднялся, накинул халат и бочком, с опаской, приоткрыл дверь в комнату-катастрофу. Совенка на полу под покрывалом не было. На столе у разбитого окна – тоже. Сбежал, – с облегчением подумал я. – Или испарился. Или мне все-таки крыша поехала. В любом случае, проблема решилась сама. А день то начинается замечательно. Я уже было развернулся, чтобы поставить чайник и начать «скучный» выходной по плану: сон до обеда, потом сериал, потом еще сон, но луч света с улицы упал на фанеру, которой было заколочено окно. И я замер. На серой, шершавой поверхности фанеры проступал узор. Сложный, извилистый, похожий на морозные рисунки на стекле, только… только вот что-то в нем очень настораживало, настораживало до дрожи в душе, скребущим лезвием по пенопласту. (бррррр) ОН БЫЛ ИДЕАЛЬНЫМ …Слишком правильным, чтобы быть случайным. Это была карта. Не географическая как в атласе или в учебнике, а какая-то странная: переплетение линий, напоминавших ветви деревьев или русла рек, образовывало контуры. В некоторых местах эти линии светились едва уловимым, холодным синеватым светом, будто под поверхностью дерева пульсировал слабый люминесцентный чернильный оттиск, или как фосфорные стрелочки в часах командирских. В других точках узор был темным, почти черным, и казалось, он втягивает в себя свет. А в самом центре, там, где должен быть «здесь», сияла маленькая, яркая точка. Рядом с ней – еле видимая, но четкая надпись, будто выведенная тончайшей кистью инея: Морозова, 17, кв. 54. Меня бросило то в жар, то в холод. Это уже переходило все границы. Я подошел ближе, поднес руку. Холод от фанеры был леденящий, но сами линии не чувствовались – они были частью поверхности. Я попытался стереть «точку дома» пальцем. Бесполезно. Узор не стирался, не смазывался. Он был впечатан. «Карта мест, где магия истончилась», – вдруг пронеслось в голове само собой, с той же ясностью, с какой приходят мысли о невыключенном утюге или забытом телефоне. И тут же, словно эхо: «И твой персонаж – единственный, кто может помочь. Вернуть магию». – Персонаж? – вслух фыркнул я, отшатываясь от окна. – Я тебе не персонаж, я – Виталий. Продавец из «Радуги». И мне это все не надо. Никакой магии, никаких путешествий, никакого геройства. Чувствуешь, читатель? Вот прямо так и говорю тебе, в никуда. Потому что это бред. Полнейший бред, который разворачивается по пунктам, как в дешевом писательском задании. «Опиши карту и реакцию героя». Да вот, получай. Мысли – мысли реалиста – зашумели с удвоенной силой, пытаясь заглушить этот абсурд. Галлюцинация. Стресс. Отравление угарным газом (хотя откуда?). Надо проветрить, позавтракать, прийти в себя. А лучше – сгонять в магазин «Все для дома» за монтажной пеной и новым стеклопакетом. Вот это будет правильное, взрослое, реалистичное действие. Не «путешествие за магией», а поход за герметиком. Я почти убедил себя. Оделся, на автомате составил в уме список: пена, шпатель, можно вызвать мастеров (не можно, а нужно пронеслось в голове, знаю я себя… руки хоть и две, но растут не оттуда) Но взгляд снова и снова цеплялся за мерцающий узор на фанере. Он гипнотизировал. И эта точка… моя точка… Она светилась как-то требующе. Совенка я так и не нашел. Он будто растворился в воздухе, оставив после себя только этот артефакт (блин, а как он его оставил? Выклевал клювом? Иль когтем нацарапал? Тьфу то же мне нашел, о чем думать) и чувство глубочайшего, вселенского неудобства. Поездка в «Все для дома» прошла в тумане. Я метался между рядами, хватая не то, кладя обратно, снова хватая. В голове вместо списка покупок вертелась карта. Эти темные разрывы на ней… что они значили? «Истончилась магия». Звучало как диагноз для вселенной или сюжетный ход для кого-то, кто сидит и придумывает, как бы еще усложнить жизнь вымышленному цинику. И кто, интересно, решил, что я, Виталий, ненавидящий зиму, Новый год и внезапные перемены, – тот самый, кто должен ее латать? Ошибка вышла. Колоссальная. Сценарий надо переписывать. Вернувшись домой с пакетом ненужных в итоге товаров, я первым делом зашел в комнату. И обомлел. Карта изменилась. Один из темных участков, расположенный где-то на условном «северо-востоке» от моей светящейся точки, стал еще чернее и… шире. Будто чернильная клякса расползалась по бумаге. А свечение моей точки – точки «дома» – стало чуть тусклее. В тот миг что-то щелкнуло. Не чувство долга, нет я никому не должен. Чувство дикого, животного раздражения. Это уже лезло в мое личное пространство, в мой островок, в мой покой. Сначала окно разбили, потом карту нарисовали, а теперь вот эта… эта тьма ползет куда-то и, кажется, тушит мой свет. И самое противное – я четко понимал логику происходящего. Как по учебнику. «Герой сомневается, но обстоятельства вынуждают». Да ну вас всех. – Ладно! – рявкнул я в пустую, холодную комнату, и мой голос прозвучал так, будто я обращался и к невидимому совенку, и к тому, кто все это придумал. – Ладно, черт побери! Надоели! Покажете мне вашу магию? Истончилась, говорите? Отлично! Я посмотрю, что там у вас истончилось. Я пойду и посмотрю! Довольны? Сюжет сдвинулся с мертвой точки? Голос звучал зло, глупо и немного театрально, будто я играл роль, которую от меня ждали. Но решение, пусть и вынужденное, отчаянное и абсолютно иррациональное, было принято. (Принято то Принято, а мной???Ой бес с ним) Путешествие, конечно, не начинается с героического шага в портал. Оно начинается с глупой суеты. Я сгреб в походный рюкзак все, что показалось полезным: термос, пару банок тушенки, ворох носков, аптечку, мощный фонарь. Из «героического» снаряжения сунул туда же старую, но крепкую монтировку (Гордон Фримен, блин) – на всякий случай. Биту оставил у двери – для порядка. Собирался я с таким видом, будто готовился не к мистическому квесту, а к вынужденному ремонту в условиях чужого абсурда. Перед уходом я в последний раз посмотрел на карту. Теперь я видел в ней не просто узор. Я видел маршрут. Первая цель была недалеко: небольшой темный разрыв в контурах, напоминавших лес, на самой окраине города. Тот самый, что стал чернее. Назавтра, с первым поездом. «Пункт первый выполнен, – мысленно доложил я в пустоту. – Герой согласился. Можете ставить галочку». Я не чувствовал себя избранным. Я чувствовал себя полным идиотом, которого выперли из собственной квартиры какими-то потусторонними (или чьими-то писательскими) обстоятельствами. Но и оставаться здесь, под взглядом этой немой, мерцающей, укоряющей карты – этого наглядного пособия по сюжетному давлению – я больше не мог. «Вернуть магию», – ехидно передразнил я невидимого совенка), направляясь к двери квартиры. – Ага, Окей, через 10 минут, чай только допью… Путешествие, вопреки всем сказкам и писательским планам, началось с поездки на замызганной электричке до платформы «73-й километр». Самый подходящий транспорт для избранного.

Шепот за стеной

Путешествие, вопреки моему желание началось, а началось оно с поездки на замызганной электричке до платформы «73-й километр». Самый подходящий транспорт для избранного. (Да уж, сарказмичать, это прям моё) Я просидел всю дорогу, уткнувшись лбом в ледяное стекло, и мысленно спорил сам с собой зачем и куда я еду. «73-й километр» – это дачный поселок, хотя и слово дачный и поселок давно не соответствовали действительности. Остались лишь, его жалкие остатки, засыпанные снегом. По карте, первый разрыв был здесь. Я вышел на пустынную платформу, прошел мимо заколоченной будки и увяз по колено в сугробе, проклиная все на свете. Шел, ориентируясь на смутное чувство тяжести в груди – будто компасная стрелка, притягиваемая к чему-то темному. Оно привело меня не в чащу леса, как я ожидал, а к краю поселка, к старому, покосившемуся дому с резными наличниками. Дом выглядел мертвым. Но чувство исходило именно от него. Я уже собрался подойти, как вдруг резко дернулся. Что-то было не так. Рано мне сюда, чего-то не хватает. Я вытащил из закромов памяти карту, (не знаю, как это получалось, но я ее прям чувствовал и будто осязал, но все равно надо перерисовать будет). И обомлел. Точка, обозначающая мой дом – Морозова, 17, кв. 54 – на оригинальной карте светилась, и я вдруг увидел то, что пропустил. Вокруг нее, едва заметными, бледно-серыми штрихами, был обведен… весь наш дом. И от этого контура тянулась тончайшая нить, которая вела сюда, к этому темному разрыву. Будто корень или кровеносный сосуд. Ледяной ком подступил к горлу. Не от страха. От чего-то другого. Я развернулся и почти бегом, задыхаясь, пошел обратно к электричке. Маршрут был ясен. Не к чужой заброшке. К своему островку, там начало. Дом встретил меня все тем же холодом и молчаливым укором карты на фанере. Но теперь я смотрел на нее иначе. Я искал не «где-то там», а здесь. Внутри этих стен. Глаза скользили по линиям, и одна из них, та самая бледная, что вела к разрыву, упиралась… в стену между гостиной и моей спальней. В ту самую глухую стену, где висели бабушкины часы с кукушкой. Часы. Большие, деревянные, резные. Они остановились в день ее похорон. Я никогда не заводил их. Не было смысла. Они просто висели как память, как часть интерьера, тихое напоминание о тепле, которого больше нет. Сердце забилось чаще. Я подошел к ним. Прикоснулся к холодному дереву корпуса. Ничего. Тишина. «Ну конечно, – зло усмехнулся я сам себе. – Ждал, что они запоют арию?» Я уже хотел отойти, как вдруг заметил странность. Стрелки, замершие на 11:47, отбрасывали слабую тень на циферблат. Но тень лежала не так, как должна была при свете от люстры. Она была гуще, четче, и казалось, что сами цифры на циферблате – не просто рисованные, а слегка… вырезаны. Внутрь. Дрожащими от холода (конечно, от холода, я взрослый и не трус) руками я открыл стеклянную дверцу часов. Запах старого дерева и пыли. Я осторожно надавил на римскую цифру «X». Ничего. На «IV». Тишина. Тогда, почти не веря в то, что делаю, я провел пальцем по бороздкам самой тени от часовой стрелки. Раздался тихий, сухой щелчок. Небольшая панелька в нижней части корпуса, которую я всегда считал просто украшением, отъехала внутрь. За ней лежал маленький, пожелтевший от времени конверт. А на нем, знакомым, уютным почерком, было написано: «Виташечке. Когда придет время». Внутри не было письма. Там лежал единственный предмет – старый, потертый ключ. Не железный, а какой-то темный, словно костяной или из очень старого дерева. В воздухе висело обещание и укор. Бабушка стерегла что-то важное, а я все эти годы просто жил в ее крепости, не подозревая о тихой войне за стенами. Перед тем как стихнуть, шепот часов дал мне инструкцию. «Начни с корня. С того, что связано с этим домом… с тобой». Он объяснил, что ключ не для того, чтобы войти, а чтобы услышать и дать голос тому, что его потерял. Что ключ сам найдет Замок, если поднести его к стене, к земле, к дереву, к месту, где память спит, а магия ранена. «Что я должен сделать?» – спросил я детским, чужим голосом. Часы, вплетая в свой сухой механизм эхо бабушкиного голоса, шептали дальше. Они говорили, что магию не исчезает, а заглушают громом быта и скрежетом метро, замораживают ледяным безразличием. Что эта зима – скорлупа безразличия на мире, и там, где она трескается, вырывается тьма, которую нужно заткнуть не пеной, а светом воспоминания. Голос, похожий на стук собственного сердца или шепот дома, решившегося рассказать тайну, начал с главного. «Она знала, что придешь. Знала, что холод дойдет и до нас. Она стерегла Порог между миром шума и миром тишины. Этот ключ… он не от двери. Он от слуха. Он от взгляда». Я замер, сжимая в ладони странно теплый костяной ключ, пока часы говорили. А говорили они после долгого, шелестящего вздоха – не тиканья и не кукования, а именно вздоха, будто в механизме проскрипели пыльные шестеренки памяти. А началось все в тот миг, когда я вынул ключ. Я посмотрел на ключ в своей руке, потом на карту. Темный разрыв на окраине города все еще пульсировал в моем восприятии. Теперь я знал, что это не просто «место». Это была рана на чем-то, что было связано с моим домом, с бабушкой. Со мной. «Вернуть магию», – уже без ехидцы пробормотал я. Похоже, для начала мне нужно было просто научиться слушать. А первый урок тишины уже ждал меня за порогом. У старого покосившегося дома с резными наличниками, который когда-то, возможно, был вовсе не чужим. Я взял рюкзак, положил внутрь странный (у тебя все странное сегодня) ключ и вышел из квартиры. На этот раз – не в отчаянии, а с туманной, непривычной целью. Проверить, сможет ли ключ услышать шепот за стеной забвения. И сможет ли циник Виталий, продавец из «Радуги», услышать что-то кроме скрежета своих мыслей. Путешествие, вопреки всем ранее высказанным мной словам, продолжалось. (Может это все мне чудится? Тогда дверью от сквозняка не в плечо, а в лоб прилетело? А? Ну пожалуйста!) Но теперь у меня была не только монтировка. У меня был ключ. И тихий голос дома в сердце.

Ремесло для волшебства

Ключ в кармане грел ладонь, как кружка с недопитым чаем. Идиотское ощущение. Кусок старой кости (или дерева – я так и не определил) не должен быть теплым. Но он был. И этот тупой, настырный комфорт злил еще больше. Я стоял у того самого покосившегося дома на 73-м километре. Ключ в одной руке, монтировка в другой – классический набор идиота, поверившего в сказку. «Услышь шепот», – говорили часы. Я поднес ключ к рассохшейся резьбе наличника. Ничего. Тишина, прерываемая лишь завыванием ветра в щелях. (Отличное начало, Виталий. Суешь костяную безделушку в гнилое дерево. Достиг). Я уже собрался плюнуть на все и ткнуть монтировкой в стену от злости, как вдруг… не услышал, а почувствовал. Не шепот. Скорее, тихий, прерывистый треск – будто ломалась не древесина, а сама память об этом месте. Исходил он не от дома в целом, а от одного окна, того, что больше других устал, с остатками ставни. Оттуда же тянулась на карте в моей голове та самая темная, расползающаяся нить. Ключ в руке дрогнул. Не физически, а как-то… вибрационно. Тепло от него стало пульсировать. (Ну вот, – мрачно подумал я. – Диагноз подтверждается. Я не только говорю с совами и читаю карты на фанере, я еще и дергаюсь как лозоходец-неудачник). Но отступать было позорно даже перед самим собой. Я сунул монтировку под мышку, взял ключ обеими руками, как дистанционный пульт к невидимому замку, и поднес его прямо к почерневшей раме. Треск стал громче. В ушах зазвучало нечто среднее между скрипом льда, скребущим по стеклу (опять этот мерзкий звук!), и старым патефоном, пытающимся проиграть разбитую пластинку. Обрывки… не слов. Образов. Холодная печка. Пустая каша в горшке. Тишина, настолько громкая, что в ней звенело одиночество. И чувство – острое, как игла: забытость. Это не дом был раной. Ранено было воспоминание о доме. Очаге. Месте, где ждали. Его стерли, заморозили, бросили. И эта тьма безразличия, эта «скорлупа», как шептали часы, проела дыру в чем-то большем. Ключ вырвался у меня из рук и повис в воздухе, упершись невидимым жалом прямо в центр оконной рамы. Треск превратился в чистый, высокий звук – словно треснуло большое зеркало. И тогда я его увидел. Не глазами. Тем самым «компасом» в груди. Темный разрыв был похож на обмороженную, почерневшую кожу на живом теле. Его нужно было… закрыть. Не досками. Не пеной. (Хотя все-равно домой за ними я б не поехал) «Чем?» – мысленно проревел я, хватая падающий ключ. Ответ пришел не голосом, а пониманием, всплывшим из того же омута ощущений. Нужен был мостик. Проводник. Что-то, что свяжет теплое воспоминание с этой мерзлой пустотой. Что-то, созданное здесь и сейчас с целью, а не найденное в старых часах. Голос в голове сказал. Это нельзя купить – только создать своими руками, так что ТВОРИ. (Вот блин, – тупо подумал я. – А я-то надеялся заказать на «ВБ» с доставкой до двери заброшенного дома. Тааак, СТОП… Я еще и с голосом в голове начал спорить… Молодца…) В кармане зазвонил телефон. Володя с работы. Я отключил звонок. Мир быта отваливался, как старая штукатурка. Теперь мне нужно было стать мастером. Каким, спрашивается? Я умел вбивать саморезы криво, закручивать гвозди и собирать полки из «Икеи» с шестью лишними деталями. Какое уж тут «ремесло для волшебства». Но руки сами полезли в рюкзак. Термос, тушенка, аптечка… И вот он – основной инстинкт инженера-недоучки (да, было такое в другой жизни, давно). Нужно что-то собрать. Что-то простое. Что-то, что сможет провести сигнал. Как антенна. Или проводок. Я обшарил дом. Не из любопытства – из отчаяния. Нашел в углу сломанный транзисторный приемник «Селга» советских времен. Плата, проводки, парочка транзисторов. Ржавые, но целые. (Вопрос откуда это тут, я не задавал, чудеса все-таки) Отлично, – пробормотал я. – Буду колдовать при помощи радиодеталей времен застоя. Логично. Потом, уже на улице, мой взгляд упал на ветку старой яблони, прижатую к стене дома. Один единственный засохший лист, бурый и кружевной от мороза, цеплялся за нее, не желая падать. Он был некрасивым, мертвым. Но в нем была упрямая память о дереве. Я сорвал его осторожно. Что еще? Что хранит какую-либо память? На деревянном боку дома, что-то сверкнуло и поманило меня, подойдя я увидел застывший кусочек смолы. (ПОЙДЕТ. Уверен, что подойдет) И что-нибудь еще, третье. Третье живое. Во всех сказах всего по три. И тут тоже. В отчаяние я начал шурудить по всем карманам. Мелочь, фантики (да сладкоежка я),приглашение на выступление группы «Ламантин и Жираф Йося» (Промолчу), жменька семечек (а это откуда), шерстяная нитка. Так тормозим, а вот это уже интересно. Откуда она тут? Наверно из бабушкиной квартиры, когда перебирал ее пряжу, как-то зацепилась. Пойдет. Важно, что она была ее, теплой, колючей, настоящей. Ингредиенты были готовы. Мертвая электроника, мертвый лист, смола, обрывок памяти. Приступим к ТВОРЕНИЮ. Ритуала не было. Был дикий, бестолковый, злой труд. Я расчистил снег с крыльца, сел на ступеньку, достал из рюкзака мультитул (спасибо, распродажа в отделе техники). Пальцы коченели. – Ладно, – хрипло сказал я вслух, обращаясь к темному разрыву на стене. – Хочешь магии? Получи магию паяльщика-самоучки. Я не паял. У меня не было паяльника. Я связывал. Шерстяной нитью, туго, до хруста в суставах, я примотал сухой лист к старой плате. Потом наклеил (слюной, да, вот такой я маг) смолу прямо на центральный транзистор. Получился уродливый, нелепый талисман. Помесь технического мусора и природного хлама. «И что теперь? – думал я, держа эту ерунду в руках. – Тыкать ей в стену?» Но тут сработало то самое ощущение тепла от сделанного своими руками. Оно пошло не от «талисмана». От меня. От злости, которая переплавилась в сосредоточенность. От тупого упорства, с которым я возился с этим хламом, пытаясь сделать то, что просила ситуация. Не купить, не найти – сделать. Вложить усилие. Намерение. Даже если это намерение состояло из сплошного матерного бормотания. Я смотрел на эту нелепую конструкцию в своих красных от холода руках. И меня озарила простая, циничная и потому единственно верная мысль. Всякое волшебство – это ремонт. Только не сантехники или окон, а чего-то неосязаемого. Ты берешь обломки, хлам, воспоминания, обрывки – и пытаешься скрепить их в нечто целое, что будет работать. Бабушка чинила мой разбитый детский мир пирожками и сказками. Я сейчас пытался починить разбитое окно в реальность с помощью транзистора и листа. Разница в масштабе, но не в сути. Творец – не тот, кто выдумывает из пустоты. Творец – вечный кропотливый сборщик, собирающий мир из осколков каждый раз, когда он трескается. И его главный инструмент – не волшебная палочка, а внимание. И руки, которые не боятся испачкаться. Я подошел к темному разрыву. Ключ в левой руке по-прежнему пульсировал теплом. А в правой я держал свой уродливый «мостик». Я не стал его тыкать. Я просто поднес и приложил – листом к тому месту на стене, откуда шел холод забвения. Раздался не треск, а тихий щелчок. Тот самый, с которого все началось в бабушкиных часах. Темное пятно на стене (на настоящей стене, я его теперь видел глазами – черное, матовое, всасывающее свет) дрогнуло. От него, будто от сажи, поползли трещинки. А мой «талисман» начал светиться. Теплым, желтоватым светом, как та самая лампочка в прихожей, которую я всегда забывал выключить. Свет был слабым, но упрямым. Он не заполнял черноту. Он… прошивал ее. Как та самая нить, которой я все это связал. Чернота сжалась, стала меньше, плотнее. Не исчезла. Но перестала расползаться. А на карте в моей голове тот разрыв перестал пульсировать угрозой. Он просто был. Как заплатка. Я опустил руки. Ключ остыл. Мой самодельный «проводник» рассыпался: смола испарилась, лист истлел в прах, нить порвалась. Осталась только старая плата. Я сунул ее в карман. Сувенир. Никакого триумфа не было. Была леденящая усталость и понимание. Это только начало. Таких разрывов на карте – десятки. И для каждого, возможно, придется мастерить новую заплатку. Своими руками. Из того, что найдется здесь. Из памяти, из обломков, из внимания. Я побрел обратно к электричке, проклиная мороз, судьбу и собственную внезапно открывшуюся «творческую жилку». Но в кармане, рядом с остывшей платой, лежал ключ. И он снова был просто холодным куском кости. До следующего раза. Путешествие, черт побери, не только продолжалось. Оно требовало от меня квалификации. И похоже, я только что сдал свой первый, убогий, но зачетный экзамен на звание ремонтника чудес.