Сборник мистических детективов: «Тени прошлого, призраки будущего»

– Степан… он был другим. Чистым. Его гений был от сердца, а не от расчёта. Аркадий ему завидовал. Патологически. Он считал, что талант Зимина – это какая-то магия, которую можно изучить и присвоить.

– И он попытался это сделать? С помощью того манускрипта?

– Я не знаю деталей. Я знаю только, что Степан пришёл ко мне за помощью. Он сказал, что Аркадий предлагал ему безумное сотрудничество. Что-то связанное с созданием «идеальных часов», способных «запечатать мгновение». Степан отказался. А через несколько дней он исчез.

– И вы думаете, Ветвицкий его убил?

– Нет, – она покачала головой. – Я думаю, Степан понял, с чем имеет дело, и просто… ушёл. Спрятался. Он был умнее Аркадия. Он знал, что некоторые двери лучше не открывать.

– Но ваш муж всё-таки открыл одну из них.

– Да. И заплатил цену. Но вы ошибаетесь, мистер Прохоров, думая, что освободили его, разбив часы. Вы лишь… сорвали печать. Его душа, его ярость, его зависть – всё это теперь на свободе. И оно ищет нового хозяина. Или новую жертву.

Иван почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он вспомнил слова незнакомца из Братства: «Ты остановил симптом, а не болезнь».

– Вы пришли меня предупредить? – спросил он.

– Я пришла попросить вас остановиться. Ваше любопытство – как луч фонаря в пороховом погребе. Вы можете осветить одну бочку, но подожчь всё хранилище. Тот, кто сейчас использует знания Аркадия, гораздо опаснее. Он не дилетант. Он знает, что делает. И ваше вмешательство делает вас мишенью. И… – она запнулась, – мишенью для тех, кто пытается его остановить.

– Для Братства?

Елена Голубева вздрогнула, услышав это имя.

– Вы уже встретились с ними. Значит, вы для них интересны. Это и хорошо, и плохо. Они не прощают ошибок.

Она встала.

– Я сказала всё, что могла. Уезжайте из Вересковска, Иван Прохоров. Пишите свои детективы где-нибудь в другом месте. Здесь для вас нет счастливого конца.

Она вышла, оставив за собой лёгкий запах лаванды и тяжёлое предчувствие.

Иван подошёл к окну и снова увидел того самого чёрного кота, сидящего на заборе напротив. Зелёные глаза горели в темноте, словно два нефритовых угля. Кот смотл на него, затем медленно поднял лапу и принялся вылизывать её, демонстративно отводя взгляд.

Это было знакомое поведение. Кот не просто наблюдал. Он оценивал.

«Нет, – подумал Иван, глядя в ночь, на огни города, который стал для него и тюрьмой, и загадкой. – Я не уеду».

Он повернулся к своему столу, отодвинул в сторону старые бумаги и взял чистый лист. Он больше не был просто писателем. Он больше не был просто бывшим следователем.

Он был охотником в мире, где тени стали добычей, а правда была ядовита.

А над всем этим он начертал два имени: «Братство Серебряного Ключа» и «Неизвестный Ученик».Он написал в центре листа: «Елена Голубева». Стрелка от неё к «Аркадий Ветвицкий» и «Степан Зимин». От Ветвицкого – к «Манускрипт» и «Вечный Странник». От Зимина – к «Схема» и к вопросу «Где он?».

Он подключил их все линиями, создавая паутину. В центре этой паутины находился он сам.

Они все хотели, чтобы он остановился. Но чем больше они давили, тем яснее он понимал: он на пороге чего-то огромного. И он не отступит.

Он подошёл к книжной полке и снял с неё старую, потрёпанную книгу – «Психология массового внушения». Его последнюю работу как следователя. Он открыл её на первой странице и написал поверх текста: «ДЕЛО №0. НАЧАЛО.»

Расследование Ивана Прохорова только начиналось. И следующее дело уже стучалось в его дверь. Тихо, настойчиво, как тиканье часов в пустой комнате.

ГЛАВА 5: ЗАЧЕРКНУТЫЕ ЛИЦА

Следующие несколько дней Иван потратил на то, чтобы проверить историю Елены Голубевой. Её слова о разводе подтвердились – в архивной записи ЗАГСа стояла пометка о расторжении брака за месяц до убийства Ветвицкого. Причина: «Непримиримые разногласия».

Но чем больше он узнавал, тем больше проступала странная деталь. Во всех светских хрониках, во всех упоминаниях о Ветвицком до 1970 года, Елена всегда была с ним. Она была его музой, его спутницей. А потом – резкое исчезновение из поля зрения. Как будто её вырезали из его жизни ножницами.

Иван чувствовал, что ключ кроется в том самом «третьем», о котором говорила Елена. В том, кто был учеником и Ветвицкого, и Зимина. Тот, кто, возможно, пережил их обоих и продолжил их работу.

Он снова отправился в архив. На этот раз он искал не дела, а личные фонды. Письма, дневники, любые упоминания о кружке или обществе, где могло происходить общение трёх гениев.

И он нашёл.

В фонде местного краеведа-любителя, среди прочих бумаг, лежала папка с надписью «Клуб «Прометей». 1968-1971».

Сердце Ивана забилось чаще. Он открыл папку. Внутри были протоколы заседаний какого-то полуофициального общества интеллектуалов – инженеров, художников, историков. Среди списков членов он быстро нашёл фамилии Ветвицкий А.И. и Зимин С.П. А между ними – третья фамилия, которую он раньше не встречал: Волков А.С.

Андрей Волков. Студент технического вуза, подающий надежды физик. Согласно протоколам, он был самым молодым членом клуба.

Иван лихорадочно перебирал бумаги. И нашёл то, что искал. Групповое фото членов «Прометея», сделанное в 1970 году. На нём было человек пятнадцать. Ветвицкий стоял в центре, уверенный и надменный. Зимин – сбоку, скромно опустив взгляд. А рядом с Зиминым, чуть сзади, – молодой человек с острым, умным лицом и тёмными, пронзительными глазами. Андрей Волков.

Но самое странное было не это. На отпечатке, который держал в руках Иван, лица Ветвицкого и Зимина были аккуратно, но намеренно зачёркнуты чёрными чернилами. Лицо Волкова осталось нетронутым.

Кто это сделал? И почему?

Иван вынул фотографию Зимина из своей записной книжки, ту самую, где тот был с Еленой Голубевой. Он присмотрелся к фону. И понял, что снимали её в том же самом зале, где проходили заседания «Прометея». На заднем плане угадывался тот же узор на шторах, тот же книжный шкаф.

Значит, Елена тоже была связана с клубом. И, возможно, именно там произошло её сближение со Зьминым.

Внезапно его осенило. Он достал свой телефон и нашёл номер Елены Голубевой, который она оставила ему на визитке.

– Елена Викторовна, – сказал он, не тратя времени на предисловия. – Андрей Волков. Что вы можете мне о нём рассказать?

На том конце провода повисла тяжёлая пауза.

– Откуда вы знаете это имя? – наконец спросила она, и в её голосе прозвучала тревога.

– Он был в «Прометее». С вашим мужем и Зиминым.

– Андрей… – она тяжело вздохнула. – Он был самым способным из них всех. Гениальный ученик. Он впитывал знания и Аркадия, и Степана, как губка. Но он был… амбициозен. Опасно амбициозен. Аркадий видел в нём продолжателя своего дела. Степан – угрозу.

– Что с ним случилось?

– После исчезновения Степана и смерти Аркадия он пропал. Исчез без следа. Я думала… я думала, с ним тоже что-то случилось.

– А вы не думаете, что он мог продолжить их работу? Ту самую, что связана с манускриптом?

– Боже правый… – прошептала она. – Если это так… то всё гораздо хуже, чем я думала. Аркадий был слепым энтузиастом. Андрей… у него был холодный, расчётливый ум. Если он decades потратил на оттачивание этих знаний…

– Елена Викторовна, мне нужно найти его. Любая информация. Где он мог жить? Работать?

– Я не знаю… После всего он сменил фамилию. Уехал. Я слышала слухи, что он вернулся в Вересковск несколько лет назад. Приобрёл какую-то старую лабораторию на заброшенном заводе «Прогресс» на северной окраине. Но это лишь слухи.

Завод «Прогресс». Иван знал это место. Гигантский, ржавеющий каркас, памятник ушедшей индустриальной эпохе. Идеальное место для того, чтобы спрятаться.

Он поблагодарил её и положил трубку. План начал вырисовываться. Завод. Лаборатория. Андрей Волков.

Но прежде чем он успел что-то обдумать, в дверь снова постучали. На сей раз стук был твёрдым, официальным.

Иван открыл. На пороге стояли двое мужчин в строгих костюмах. У них были пустые, ни о чём не говорящие лица.

– Иван Прохоров? – спросил первый, старший по виду.

– Да.

– Мы из Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. К нам поступали сигналы о вашей деятельности, связанной с распространением недостоверной информации, порочащей историческую память, и о несанкционированном проникновении на объекты культурного наследия. Просим вас пройти с нами для дачи объяснений.

Иван понял. Это была не полиция. Это была грубая, но эффективная попытка его убрать. Кто-то очень влиятельный очень не хотел, чтобы он копал дальше. Или «Братство» решило действовать более прямолинейно.

Он посмотрел на агентов, затем мельком взглянул в окно. Напротив, в тени подъезда, стояла высокая фигура в плаще с тростью. Наблюдала.

«Выбор, Иван, – сказал он себе. – Или стать добычей системы, или пойти на риск и стать охотником».

Он глубоко вздохнул.

– Хорошо, – сказал он агентам. – Я готов дать показания. Но мне нужно взять кое-какие документы.

Он сделал шаг назад, как бы приглашая их войти, но в тот же миг резко захлопнул дверь, щёлкнув замком. Он знал, что у него есть минуты, возможно, секунды.

Он схватил заранее собранный рюкзак с копиями всех документов, фотографиями и диктофоном, выскочил на кухню и распахнул окно, выходящее во внутренний двор. Пожарная лестница вела вниз.

Они хотели его остановить. Но они лишь подтвердили, что он на правильном пути.

Путь лежал на северную окраину. На заброшенный завод «Прогресс». На встречу с призраком по имени Андрей Волков.

ГЛАВА 6: СЕРДЦЕ МАШИНЫ

Пожарная лестница оглушительно загремела под его ногами. Сверху донёсся сдавленный крик и яростный стук в дверь его квартиры. У них был приказ, но не было ордера на штурм – это давало ему несколько минут форы.

Иван спрыгнул в грязный, заваленный хламом двор-колодец, перелез через забор и оказался на пустыре, отделявшем его дом от старой промышленной зоны. Он бежал, не оглядываясь, прижимая к груди рюкзак с доказательствами. Ветер свистел в ушах, принося с собой запах ржавчины и остывших металлов.

Завод «Прогресс» возник из предрассветного тумана как гигантский скелет доисторического зверя. Решётчатые конструкции, проржавевшие цеха с выбитыми стёклами, покосившиеся трубы. Место, где время остановилось вместе с распадом СССР.

Он нашёл дыру в заборе и проскользнул внутрь. Территория была огромной. Искать одну лабораторию здесь было всё равно что искать иголку в стоге сена. Но Иван полагался на логику. Волкову нужно электричество, относительная чистота и уединение. Значит, не главные цеха, а какое-то административное или исследовательское крыло.

Он двинулся вглубь, минуя горы лома и заросшие бурьяном железнодорожные пути. Его глаза искали признаки жизни: свежие следы, звуки, свет. Но вокруг была лишь мёртвая, гнетущая тишина, нарушаемая скрипом металла на ветру.

И вдруг он уловил запах. Едва уловимый, но чужеродный в этой атмосфере всеобщего распада. Запах озона. Как после грозы. Или как от мощного электрооборудования.

Он пошёл на запах. Он привёл его к низкому, неприметному зданию из серого кирпича, похожему на бывшую лабораторию или КБ. Окна были заколочены, но одна дверь, странным образом, выглядела новой – стальная, без оконца, с современным электронным замком.

Это было оно.

Обойти замок было нереально. Иван начал искать другой путь. Он обошёл здание и в глубине заросшей кустами ниши нашёл старую вентиляционную шахту. Решётка была ржавой, но несколько болтов кто-то недавно смазал – она поддалась после недолгой борьбы.

Шахта была тесной и пропахшей пылью. Он прополз несколько метров и рухнул вниз, в тёмное помещение. Включив фонарик на телефоне, он осмотрелся. Это была какая-то кладовка. На полках стояли банки с химикатами, пожелтевшие инструкции и… свежие пачки печатных плат.

Он вышел в коридор. Здесь было чисто. Стены были голыми, без намёка на плесень. Из-за двери в конце доносился низкий, почти неслышный гул. Как будто работал мощный сервер.

Иван толкнул дверь. И замер.

Это не была лаборатория в его понимании. Это был храм. Храм на стыке науки и оккультизма.

Просторное помещение было залито холодным синим светом от мониторов, выстроенных вдоль одной стены. На них бежали строки кода, схемы и графики, напоминающие энцефалограмму. Но самое поразительное было в центре.

Там, на возвышении, стоял сложный аппарат, похожий на нечто среднее между печатным станком, телеграфным аппаратом и алтарем. От него отходили десятки проводов, некоторые уходили в потолок, другие – к странным металлическим сферам, подвешенным на тонких тросах. В центре аппарата pulsовала мягким светом стеклянная колба, внутри которой переливалась странная, похожая на ртуть, но гораздо более плотная субстанция.

Иван подошёл ближе. На столе рядом лежали чертежи. Он узнал почерк – это были схемы Зимина, но доработанные, усовершенствованные. И лежал тот самый манускрипт, копию которого украл Ветвицкий. Рядом – современная научная литература по квантовой физике и нейробиологии.

Волков не просто повторял опыты. Он вывел их на новый уровень.

– «Вечный странник» был детской игрушкой, – раздался спокойный голос сзади. – Примитивной попыткой запечатать одну-единственную душу в хрупкий механизм. Я же работаю с самой тканью реальности.

Иван медленно обернулся.

В дверях стоял он. Андрей Волков. Постаревший, с проседью в тёмных волосах, но с теми же пронзительными глазами, что и на фотографии. Он был в белом лабораторном халате, и в его руке был не пистолет, а странный прибор, напоминающий старомодный стетоскоп, но с линзой на конце.

– Вы… вы знали, что я приду, – сказал Иван.

– Конечно. Я следил за вами с того момента, как вы переступили порог усадьбы Ветвицкого. Вы – идеальный катализатор, Иван Прохоров. Любопытный, упрямый и достаточно умный, чтобы дойти до порога, но не настолько, чтобы понять, что за ним. Вы помогли мне завершить один эксперимент и начать другой.

– Что вы имеете в виду?

– Призрак Ветвицкого. Он был… нестабилен. Опасен. Его энергия мешала тонким настройкам. Ваше вмешательство рассеяло его. Очистило поле. А ваше последующее расследование указало мне на слабые места в моей собственной безопасности. Я благодарен.

Иван почувствовал, как по спине бегут мурашки. Его использовали. С самого начала.

– Что вы здесь делаете, Волков? Что это за машина?

– Это не машина. Это – Зеркало. – Волков сделал шаг вперёд, его глаза горели холодным энтузиазмом. – Ветвицкий и Зимин думали, что душа – это некая субстанция, которую можно поймать и запереть. Они были близки, но мыслили слишком материально. Душа – это информация. Уникальный паттерн. Код. – Он указал на pulsующую колбу. – Это устройство не захватывает души. Оно их… считывает. Анализирует. И воспроизводит.

– Воспроизводит? – Иван с недоверием посмотрел на аппарат.

– Представьте библиотеку, где хранятся не книги, а призраки. Не их бледные тени, а полные, совершенные копии сознания. Их знания, их memories, их таланты. Зимин, с его гениальным пониманием механики… Ветвицкий, с его знанием оккультных практик… Их больше нет, но их «софт» я сохранил. И могу запустить в любой подходящий «железный» носитель.

– Вы создали… базу данных призраков? – Иван с отвращением отшатнулся.

– Я создаю бессмертие! – голос Волкова впервые дрогнул от страсти. – Я стираю грань между жизнью и смертью! Представьте, что величайшие умы человечества смогут работать вечно! Без болезней, без слабостей, без эмоций!

– Без совести? Без морали? – крикнул Иван. – Вы создали ад на земле! Концлагерь для душ!

– Невежество! – Волков презрительно усмехнулся. – Ты видишь только кошмар. Я же вижу – новый рассвет. И ты, Иван Прохоров, будешь частью его. Твой ум, твоя настойчивость… это ценный образец. Я возьму твой паттерн. Он пригодится мне.

Волков поднял свой странный стетоскоп. Линза на его конце загорелась красным светом.

Иван отпрыгнул назад, за металлический стол. Он понимал, что против технологии, которую даже не мог постичь, у него нет шансов. Его взгляд упал на главный пульт управления.

– Останови это, Волков! – крикнул он.

– Слишком поздно. Процесс уже начался.

Гул аппарата усилился. Стеклянная колба вспыхнула ослепительно-белым светом. Металлические сферы завибрировали, издавая пронзительный, невыносимый для уха звук. По всему помещению замигали тревожные огни.

– Что происходит? – закричал Волков, отвлекаясь на свои мониторы. – Невозможно! Перегрузка по контуру!

Иван не стал ждать. Он рванулся к пульту и изо всех сил ударил по нему рюкзаком, набитым металлическими флешками и диктофоном. Искры, дым, оглушительный треск.

– НЕТ! – завопил Волков.

Ослепительная вспышка озарила комнату. Иван почувствовал, как его отбрасывает ударная волна. Он ударился о стену и скатился на пол. В ушах стоял оглушительный звон.

Когда зрение вернулось, он увидел, что лаборатория погрузилась в темноту, нарушаемую лишь аварийным освещением и заревом горящей аппаратуры. Воздух пах гарью и озоном. Волков лежал без движения рядом с своим разрушенным творением.

Иван поднялся, пошатываясь. Он подошёл к Волкову. Тот был жив, но без сознания. А вокруг… вокруг в дыму и тенях ему почудились движения. Быстрые, едва уловимые. Обрывки мыслей, не его собственных, пронеслись в его голове. Образы механизмов, формулы, лицо Елены Голубевой…

Машина была разрушена. Но он чувствовал это кожей. Она успела что-то выпустить. Что-то, что было заперто внутри.

Он не стал ждать, когда Волков очнётся или прибудут «агенты». Он выбрался из горящей лаборатории тем же путём и выбежал на холодный утренний воздух.

Он стоял, опираясь о колени, и тяжело дышал. Физически он был свободен. Но он знал – самое страшное теперь было не снаружи. Оно было внутри. В его собственной голове. Обрывки чужих жизней, чужих знаний, чужих душ, вырвавшиеся на свободу в момент взрыва, нашли себе новый сосуд.

Его.

Он посмотрел на свои дрожащие руки. Он спас город от чудовищного устройства. Но ценой стала его собственная душа. Теперь он был не просто охотником за призраками.

Он стал для них домом.

И где-то в глубине сознания, тихо, как далёкий эхо, он услышал знакомое тиканье.

ГЛАВА 7: ЭХО В ТИШИНЕ

Первые дни после взрыва на заводе «Прогресс» Иван провёл в своей квартире, запершись на все замки. Он отключил телефон, не выходил в интернет, не отвечал на стук в дверь. Внешний мир перестал для него существовать. Весь его мир сузился до внутреннего пространства его собственного разума.

И это пространство было уже не только его.

В тишине пустой квартиры он слышал их. Не голоса, не слова. Это были отголоски, обрывки, подобные радиопомехам из далёкой галактики. Внезапно в его памяти всплывали чертежи механизмов, которых он никогда не видел – изящные, гениальные решения, которые могли принадлежать только Зимину. Он ловил себя на том, что бормочет под нос латинские заклинания из манускрипта Ветвицкого. А по ночам, в состоянии между сном и явью, ему являлся холодный, аналитический ум Волкова, одержимый идеей бессмертия.

Он стал слышать тиканье. То самое, что сводило с ума его друга Сергея. Теперь оно звучало внутри него. Не громко, но постоянно. Ритмичный, механический пульс, отбивающий такт его нового, раздробленного существования.

Он пытался бороться. Записывал всё, что приходило в голову, надеясь выплеснуть чужие мысли на бумагу и очиститься. Но это не помогало. Напротив, чем больше он писал, тем более связными и навязчивыми становились эти «воспоминания». Он начал понимать, что это не просто эхо. Это были активные, живые паттерны, которые искали способ проявиться.

Он стал замечать за собой странные вещи. Его почерк иногда менялся, становясь то угловатым и точным (Зимин), то витиеватым и старомодным (Ветвицкий). Он мог взять в руки сломанный замок и, почти не думая, починить его с помощью подручных средств. А однажды, глядя на луну за окном, он без всяких усилий прочитал сложный отрывок на древнегреческом.

Ужас постепенно сменялся отчаянием, а отчаяние – леденящим душу интересом учёного, который он узнавал как почерк Волкова. Он начинал видеть закономерности. Чужие воспоминания обострялись в определённых местах. Возле старой усадьбы Ветвицкого в его сознании звучал голос самого коллекционера – яростный, полный зависти. В мастерской Зимина его руки сами тянулись к инструментам, и он чувствовал почти физическую тоску по работе.

Он стал картой. И его собственная душа была полем битвы за влияние.

– Убирайтесь! Все убирайтесь из моей головы!Однажды ночью, когда тиканье в голове стало невыносимым, он в отчаянии крикнул в пустоту:

И тогда, впервые, он получил ответ. Не словами, а чётким, ясным образом. Он увидел себя, стоящего перед дверью с вывеской «Психоневрологический диспансер». И почувствовал леденящий ужас, исходящий от всех трёх сущностей, которые он в себе нёс. Они боялись быть снова запертыми. В клетке безумия или в четырёх стенах больницы.

В этот момент он понял. Они не были его врагами. Они были его пленниками. И как любые пленники, они могли быть либо обузой, либо инструментом.

Мысль была чужой, холодной и расчётливой. Волков.

Иван сел на пол, прислонившись к стене, и закрыл лицо руками. Что ему делать? Он не мог так жить. Но он не мог и избавиться от них, не уничтожив себя. Обратиться за помощью? К кому? К Братству Серебряного Ключа, которое, вероятно, сочло бы его теперь угрозой, подлежащей устранению? К врачам, которые запичкали бы его нейролептиками?

Нет. Выход был только один. Ему нужно было научиться это контролировать. Приручить призраков. Использовать их знания, как он использовал свои собственные.

Он подошёл к зеркалу в прихожей. Тот самый зеркало, в котором когда-то увидел отражение призрака Ветвицкого. Теперь он смотрел на своё собственное лицо. Усталое, осунувшееся, с тёмными кругами под глазами. Но в глазах горел новый, странный огонь. Смесь его собственной воли, гения Зимина, мании Ветвицкого и амбиций Волкова.

– Хорошо, – тихо сказал он своему отражению. – Вы хотите жить? Живите. Но по моим правилам.

Он вышел из квартиры. Впервые за неделю. Город встретил его пронзительным зимним ветром. Он шёл по улицам, и теперь воспринимал Вересковск по-новому. Каждое старое здание, каждый уголок был наполнен историями, и он, как чувствительный приёмник, улавливал их. Он чувствовал лёгкое головокружение от наплыва впечатлений, но уже не паниковал. Он учился фильтровать шум, искать нужный «канал».

Он пришёл в городской парк и сел на скамейку напротив памятника основателю города. Закрыв глаза, он позволил образам течь свободно. И тогда, сквозь хаос, он уловил чёткий сигнал. Не воспоминание, а настоящее, живое присутствие. Кто-то другой, как и он, был носителем. Кто-то, кто не справился.

Он увидел внутренним взором старую водонапорную башню на окраине, которую давно не использовали по назначению. И почувствовал исходящий оттуда мощный, искажённый болью сигнал. Чью-то душу, разорванную на части, не способную контролировать свой новый «дом».

Это был крик о помощи. И предупреждение.

Иван открыл глаза. Его собственные «квартиранты» затихли, прислушиваясь. Они тоже чувствовали этого другого. И в их реакции он почувствовал не страх, а… интерес. И голод.

Он понял, что его путешествие только начинается. Он больше не просто писатель или детектив. Он – Хранитель. Или Надзиратель. Ему предстояло не только научиться жить с призраками в своей голове, но и защищать мир от других, подобных ему, кто не справился с этим даром-проклятием.

И ещё он понял одну важную вещь. Лаборатория Волкова была разрушена, но данные, считанные с душ, могли быть сохранены. Где-то должен быть резервный сервер. А раз есть данные, значит, может найтись и другой «Волков», который захочет их использовать.

Его миссия усложнилась. Ему нужно было найти способ исцелить себя и других носителей, уничтожить уцелевшие данные Волкова и предотвратить появление новых машин, подобных «Зеркалу».

Он встал со скамейки и направился в сторону водонапорной башни. Первый зов он не мог проигнорировать.

Тиканье в его голове теперь звучало не как угроза, а как метроном, отмеряющий время до новой встречи с тайной. Его личная тюрьма стала его главным оружием. А Вересковск, город призраков, наконец, раскрыл перед ним свои истинные, пугающие объятия.

ГЛАВА 8: БАШНЯ МОЛЧАНИЯ

Водонапорная башня стояла на отшибе, где городские улицы переходили в заброшенные поля. Её ржавый силуэт упирался в низкое свинцовое небо, словно забытый маяк в море бурьяна и промозглого тумана. Иван шёл к ней, и с каждым шагом тиканье в его голове становилось громче, превращаясь в навязчивый, невыносимый стук.

Но теперь это был не просто шум. Это был компас.