Распечатано на металле

– Так точно, сэр. А что за собрание?

– Собрание на нижнем этаже по поводу плана Опеки на тринадцатый год. Хоть это и относится к одному отделу, явка обязательна для всех. Я думаю, вам будет интересно узнать, чем занимаются другие отделы.

Черт! Это может поставить мою задачу под угрозу, но если я откажусь, то потрачу свою жизнь впустую. Я обязана была сходить на это собрание. К тому же это поможет мне получше узнать структуру изнутри.

– Конечно, сэр! Уже направляюсь туда!

– Рад слышать, не желаете сопроводить меня? Оно как раз вот-вот начнется.

Я кивнула и последовала за ним. Мы спускались по ступеням вниз. Все стены тут были изрисованы будто бы библейскими сюжетами – только про великого Часового. Здесь рассказывалось о том, как он лечил больных, как спасал людей от нищеты, как он кормил нуждающихся, но больше всего меня поразил рисунок, на котором было изображено, как Часовой заживо сжигает буржуев и прочих спекулянтов. Чем ниже мы спускались, тем больше искусственного освещения было на квадратный сантиметр. Вот куда уходит все электричество. Часовой действительно сжигал буржуев, я это помню, но вместе с ними он сжигал и обычных людей, он сжигал крестьян, тех, кто не хотел идти по пути революции. Эти воспоминания всплывали в моем мозгу отрывками вместе с лицами людей, которые молили меня о помощи, но я смотрела на них с каменным лицом и не испытывала отвращения в этот момент? Может, я уже тогда привыкла к смерти? Даже думать об этом не желаю! Мы подошли к огромному стеклянному мостику, с которого открывался вид на огромный зал с какими-то рабочими столами, за которыми каждый рабочий заполнял что-то ручкой. Мне стало плохо от такой концентрации людей, я ощутила страх. Я старалась не смотреть вниз.

– Давайте проведу вам маленькую экскурсию пока мы идем. – начал этот странный тип. – Мы сейчас находимся над отделом бухгалтерии, его еще называют «Отдел тысячник», это самое большое отделение башни, здесь каждый человек занимается вычислениями по отдельному товару, составляет затраты на производство, рассчитывает дальнейшую теоретическую прибыль, а также банально ведет учет. В задачи этого сектора также входит перепись населения.

Он обернулся и увидел, что я стараюсь не смотреть вниз.

– У вас боязнь высоты? – Спросил он.

– Да… Я с детства боюсь высоты, мне всегда казалось, что я могу провалиться или упасть вниз. – все это было сказано машинально, но было неправдой.

– Я понимаю. Что же, не хотите отправиться в свободное падение отсюда, дабы побороть страх?

Я немного опешила от такого предложения, даже слегка пошатнулась и сделала пару шагов назад. Это существо посмеялось и махнуло рукой.

– Просто шутка, – продолжил он. – Я понимаю, что в нашем городе уже все воспринимается всерьез, но позвольте мне хотя бы ненадолго отойти от официального стиля. Вам тоже стоило бы немного расслабиться. Относитесь ко всему проще – и мир будет проще.

Пожалуй, именно так они и хотят, чтобы я видела мир. Я нервно посмеялась и пошла за ним. По пути я вколола еще дозу и поняла, что от шприца у меня осталось меньше половины. Мне стоило экономить, а не то я рисковала просто не дойти до нужной мне точки. Мы прошли через мостик по длинному коридору, который, я бы сказала, был неоднороден. Он был кирпичный, каменный, стеклянный и даже металлический. Подозреваю, таким образом разделялись отделы. Кстати, мне всегда казалось, что основные силы сконцентрированы именно наверху башни, а не на нижних этажах.

– Следующим у нас идет отдел культуры. Его основная часть находится, как вы знаете, в нашем здании культуры, однако их представительство находится здесь. Нам важно, чтобы народ получал нужные мысли в правильной форме.

– К примеру? – это был странный вопрос.

– Вы были на последней выставке «Короли»? – он даже остановился, чтобы услышать мой ответ.

– Нет, если честно, я в последнее время так была занята работой и учебой, что почти не появлялась где-то еще.

– Я прекрасно понимаю, но советую сходить туда. Это достаточно интересная выставка, организованная отделом молодых художников – комические истории о том, как казнили тех или иных королей нашего острова. Кстати, всех королей северного королевства мы попросили вычеркнуть из списка, ради сохранения достоверности истории нашего края.

Ага, конечно. Я так и подумала. Тем не менее – казни королей. Я представила себе, как маленький ребенок приходит в единственный центр искусства в городе и видит, как кому-то отрубают голову, кого-то сжигают, а кого-то колют ножом в спину.

– Занятно-занятно. Во всяком случае, если у меня будет время, я загляну туда. – шаблонные ответы подходили, пожалуй, лучше всего.

Он кивнул, и мы продолжили движение. Следующий отдел был выполнен из кирпича. Стены его были увешаны непонятными рисунками на полотнах. Рисунки отдаленно напоминали мне здания заводов и жилых домов.

– Это отдел Строительства. Все, пожалуй, и так понятно из названия. Здесь сотрудники занимаются проектировкой, планом размещения и строительством зданий, а также реконструкцией и поддержкой жилых комплексов. Самый скучный отдел башни, ибо даже не они ее построили. Всех бы сжег, если бы они не занимались самой скучной работой в мире.

Наверное, я бы поддержала это высказывание, если бы оно было шуткой. Я не чувствовала в его словах ни нотки иронии. Ему действительно хотелось убить их всех.

– А что на счет отдела связи думаете? – мне стало просто интересно.

– Ваша задача, трактовать слова Часового, поэтому вы – незаменимая часть нашей системы, и вашу работу я считаю хоть сколько-то творческой, хотя, скорее, она является лишь пережевыванием смыслов с исключением низкокачественных факторов речи.

– А вы сами поработали бы в отделе связи?

– Нет. – это все, что он ответил.

– Иногда я вас понимаю.

– Пройдемте лучше дальше, там действительно интересные отделы.

Мы прошли дальше. Следующий коридор, который вырос из темноты на моих глазах, был выполнен из металла, он был холодным, здесь ничем не пахло. Этот отдел будто бы был настолько строг к самому себе и к сотрудникам, что не допускал ничего, кроме дресс-кода этой убийственной симфонии.

– Мой любимый отдел – отдел Опеки, но конкретно это – моя нелюбимая его часть. Силовые структуры, органы безопасности и иже с ними находятся на предпоследнем этаже башни, прямо рядом с кабинетом Часового. Тут же всякие, как я их называю, низшие чины. Юристы, патрульные, дознаватели на рабочих местах и прочие мелкие пешки. Организовали себе пафосный отдел в коридорчике, хотя на самом деле рассматривают мелкие дела, которых уже почти и не осталось.

– И чем же они еще занимаются, помимо этого?

– Вопросы охраны безопасности также попадают под их юрисдикцию, но я сомневаюсь, что после прошлогоднего инцидента на фабрике они смогут вернуть мое доверие.

Я определенно поняла, что он имеет в виду.

– Помню этот случай. Видимо, там действительно работают идиоты, которые не могут объяснить сотрудникам, что не стоит спать на рабочем месте и что работать нужно аккуратно.

– Соглашусь с вами, но их пользу в нашем общем деле отрицать крайне трудно. Они позволяют основному отделу Опеки заниматься действительно важными делами. Вот, к примеру, не так давно мы поймали какого-то пьяницу, который называл себя по имени, а не по номеру. Это могут позволить себе только высшие чины, и то они, скорее, получают прозвища. Как я.

– И как же этот гений себя обозвал? – сказала я с притворным смешком.

– Алекс, он называл себя Алекс. Мы искали его около четырех лет, мы знали, что он промышляет чем-то незаконным. Мы не были уверены, чем конкретно, но теперь мы точно уверены, что отныне он находится в Перевоспитательной, откуда выйдет здоровым членом общества.

Алекс! Господи, нет! И тебя поймали эти ублюдки… Ты держался долго, даже, пожалуй, слишком долго, но не бойся, я найду способ спасти тебя и других.

Я не стала ничего отвечать, и мы просто продолжили путь. Наконец он сказал, что следующий отдел – мой, а дверь перед ним – это как раз комната для совещаний. Он проводил меня и открыл передо мной железную дверь, которая охраняла огромный деревянный стол со стульями, какой-то прожектор и всякие странные штуковины, назначение которых я не понимала… Нет, мне нужна еще одна доза, иначе я тут не выживу. В шприце осталось лекарства буквально на полтора раза. Здесь было достаточно светло, но мне все равно было как-то неуютно. Глаза постоянно бегали в поисках чего-то.

– Кстати, офицер, в конце совещания у меня будет к вам личный разговор. Не обессудьте, это просто необходимость.

Ну все… я могу себя хоронить. Он точно знает, что со мной не все в порядке. Так, стоп. Может, я зря паникую.

– Да, конечно, сэр.

– Рад, что мы нашли общий язык. Занимайте свое место, скоро сюда придут представители других отделов. Если вам не интересна информация, то можете просто посидеть с умным лицом. Лично я не осужу вас.

Я кивнула, села на один из дальних стульев и принялась ждать. Действительно, вскоре сюда пришли безликие манекены в серых одеяниях, отличающиеся лишь медальками и погонами. Они уселись, и началось совещание. Этот тип включил проектор и начал активно жестикулировать, из-за его спины начали появляться какие-то машинки, металлические руки, аналогичные его рукам, также все это представление сопровождалось его томными вдохами и выдохами.

– Доброго времени, дорогие сотрудники башни. Я – глава отдела опеки Дышащий, – Так вот как тебя звать, зараза ты такая. – Подготовил годовой план для отдела. Итак, согласно новому бюджету отдела, выросшему в связи с финансированием…

Я поняла, что ничего, кроме информации о распределении бюджета, я отсюда не вынесу. Я решила подумать о своем, потому что в тот день я вообще не вспоминала ничего. Глаза в стол, пара мгновений, и стол – отныне мой экран воспоминаний.

Самый разгар революции. Почему-то на мне поверх обычной одежды надет красный плащ с мехом. Я стою с пистолетом в руке посреди уничтоженной улицы, которую охраняет народное ополчение. Везде висят флаги с часами, застывшими на отметке в 12 часов, а в воздухе чувствуется запах гари. Дорога состоит из кратеров, которые частично заполнены телами и осколками. Связанные люди сидят на коленях на тротуаре, а рядом стоят люди из ополчения, которые внимательно наблюдают за мной. Я подношу дуло пистолета к голове одного из таких. Он одет в полицейскую форму, такую, какая была еще до Часового, – синяя куртка и легкий бронежилет. Может я смогу прочитать на ней название города? Нет, все смазано, я не запомнила этого.

– Ты гордый? – спрашиваю я.

Это очень непохоже на меня! Нет! Наверное, это просто необходимость.

– А тебе то какое дело, маленькая сучка?! – сказал он, плюнув меня.

Я почувствовала отвращение, и мой палец легко и со злостью нажал на курок. Пуля прилетела этому ублюдку прямо в лоб. Мои ноги в берцовых ботинках по инерции начали вбивать мертвое лицо этого полицейского в пол. Я очень сильно злилась.

– Ебаный ублюдок! Урод! Пидорас! Скажешь это своей мамочке в загробном мире. До нее мы тоже доберемся, если уже не добрались!

Это жестоко! Даже для людей часового… Нет, я точно не играю здесь в театр, это искренние эмоции. После минутного надругательства над мертвецом я подошла к следующему. Это не был офицер полиции, просто лояльный к мэрии гражданин.

– Ты гордый? – я спросила это так, словно ничего не произошло пять секунд назад.

– Нет! Я не гордый! – закричал он что есть мочи.

– Докажи.

Что?! Как он должен это сделать?

– Как?! Как я должен тебе доказать это?

– Ясно, очередной лживый пес.

Я так же спокойно нажала на курок и медленно откинула его ногой, чтобы он упал на землю. Следующим был практически лысый парень. Он был молод, и я вообще я была удивлена, что он тут делает, но я все равно повторила алгоритм.

– Ты гордый?

– Нет. И никогда не буду этого скрывать.

– Докажи.

– Мне не важна история и судьба этого сраного города.

– Тогда что ты делаешь тут, в плену? Если ты тут, то ты воевал за мэрию.

– Они просто предложили мне то, что мне интересно, поэтому если найти это мне поможете вы, то я уничтожу хоть пол города ради этого.

– Ты наемник?

– Нет, я своего рода путешественник и охотник за находками.

– Мать родную продашь ради блестящей побрякушки?

– Если уже не продал. – он сказал это со странной улыбкой.

Я смотрела в эти глаза и действительно не находила в них ни капли самоуважения.

– Развязать его. Опрос временно приостановить, мне нужно поговорить с этим пленным.

Ополченцы срезали веревки с рук этого бедолаги, после чего я приказала ему пройти за мной. Мы зашли в темный переулок и подошли к какому-то разрушенному бару. Я сразу узнала это место! «Вне времени» – паб, в котором мы встретились с Алексом. Тогда он был полуразрушенным куском стены и стульями со столами. Я пригласила этого путешественника присесть за стол. Он не стал отказываться, и мы впервые заговорили неформально.

– Итак, обыватель, я хочу поговорить с тобой по душам, но ты должен прекрасно понимать, что одно неверное движение или лишнее слово приведут к тому, что я прикончу тебя на месте. Договоримся без лжи, ладно?

– Мне лгать незачем. Это глупо. Это прерогатива политиков.

– Рада, что мы нашли общий язык. Итак, что за побрякушку ты ищешь?

– Я ищу оружие, которое, по словам моих предков, способно дать мне несусветные силы в загробном мире.

– Откуда ты родом, раз так говоришь?

– Я из лесных кочевников. Современных. Мы сохранили наши традиции и теперь просто перемещаемся из города в город. Некогда мой дед обладал пистолетом, который мы зовем «Освятитель». Он наделяет душу в загробной жизни такой силой, что она становится богоподобной.

– Ты веришь в загробную жизнь? В рай, в ад и все такое?

В этот момент я показала ему крестик, который прятала ото всех, но он отодвинул мою руку.

– Нет, я не верю в ту ложь, которую исповедуют другие.

Я заинтересовалась и даже приподняла бровь.

– Расскажи же мне, кочевник, сто ждет всех нас после смерти?

– Каждый из нас получит работу в загробном мире, ибо душа наша не способна на удовлетворение без работы. Тот, кто врал, убивал, насиловал или льстил, получит самую грязную, саму унизительную работу в мире, а тот, кто прожил жизнь в подвигах, станет хозяином всего. Я не герой и не собираюсь им стать, но я хочу овладеть загробным миром. С благой целью. Я хочу дать душам что-то новое. Что-то изменить в лучшую сторону в мире загробном.

Он достал и протянул небольшую бумажную карточку, которая была частично обуглена и помята, но ее состояние было хорошим. На ней были написаны слова, похожие на английские, хотя подозреваю, что люди из его рода уже давно говорят на современном английском. На ней было несколько печатей, которые тоже что-то значила, я не знала что. Я дала эту бумажку ему обратно.

– Что это такое? Какой-то документ? – спросила я.

– Это что-то вроде вашего крестика. Эта бумажка причисляет меня к последователям Воркаизма, которые верят в то, о чем я тебе рассказал.

– Понятно. Так, а теперь подробнее по поводу пистолета. Где он находится?

– Я не знаю, но это знает мэрия, именно поэтому я и пошел с ними на сделку. Скорее всего, раз они знают, он находится в чьих-то руках. Вряд ли эти ленивые бюрократы стали бы искать артефакты.

Я согласилась с ним. Стало понятно, что эта вещь для него важнее, чем что-либо еще.

– Вот ты говоришь, что ты хочешь сделать это все из благих намерений, а ты не боишься стать тираном? Душа ведь бессмертна, а значит, что никто тебя не сможет победить и ты вечно будешь править загробным миром.

– Я верю в то, что не стану им. Этого достаточно. Да и зачем мне нужно будет что-то еще, если у меня и так будет абсолютная власть и бессмертие? Надоест – пойду займусь, чем захочу. А вот ты-то, почему ты думаешь, что твой предводитель не станет тираном?

– Я не думаю. Я знаю, что он станет тираном. Я знаю, что он убьет миллионы людей ради своей власти, и я точно знаю, что я бы сделала то же самое!

Нет-нет-нет, я бы так никогда не сделала! Неправда!

– Я не рад за вас, но я рад, что ты хотя бы честна по отношению к себе.

– Тем не менее, я не собираюсь тебя убивать. Мы проливаем нашу кровь, а не кровь кочевников. Тебе стоило бы уехать из города и забыть об этом артефакте навеки, ибо я уверена, что, когда Часовой придет к власти, его просто оставят здесь, а въезд запретят. Береги свою жизнь.

– Жизнь не стоит ничего. Смерть же бесценна.

– Для Часового жизнь и смерть – это родственные понятия. Они не противоположны, а неделимы. Не будет одного – не будет другого.

– Пока что Часовой еще не может диктовать, во что мне верить, а во что – нет. Но после смерти это я буду диктовать каждому из вас, что делать. И не шестьдесят жалких лет, а вечность.

– Так ты хочешь остаться? – я спросила это с насмешкой.

– Ты думаешь, у меня есть выбор? – резко ответил он.

– Что же, раз так, то скажи свое имя. Я хочу знать имя того, кого я не убила. Это своего рода приз, который получает не каждый революционный палач.

– Мое имя – Алекс.

Стоп-стоп, что?! Я уже встречала Алекса?! Почему тогда он не узнал меня? Господи… прошло столько лет. Я же так сильно изменилась, при встрече я уже не была офицером, я была простой рабочей. Так вот зачем Алекс пришел в этот город, и вот почему он не такой. Он не пробудившийся, он никогда и не спал. Я не верю в судьбу, но после таких встреч, может, и поверю. Я не смогла отделаться от этой мысли, и воспоминание оборвалось. Я была ошарашена всем, что увидела. Начиная моими действиями и заканчивая новыми выводами.

Я подняла глаза, и они начали истерично бегать по комнате. Я боролась с паникой. Собрание уже подходило к концу, все что-то обсуждали. Прозвучало шаблонное: «Вопросы?», после чего парочка рук поднялась вверх. Последовало несколько туповатых вопросов, и наконец собрание подошло к концу. После этого воспоминания мне трудно было вернутся в реальность. Тут словно была не я, словно мне приходилось играть в театре или в кино… Я бы хотела когда-нибудь сыграть в фильме, хотя бы и роль случайной прохожей.

– Я прошу всех покинуть зал, за исключением офицера 991.

Я кивнула и подождала на своем месте, пока все остальные выйдут. Дышащий щелкнул пальцем, вероятно, чтобы отключить систему слежки в этой комнате. Он повернулся ко мне спиной и, сложив пальцы треугольником, заговорил томным голосом.

– 991, вы когда-нибудь считали себя человеком? – спросил он, сделав паузу после моего имени.

– Я? Что за глупый вопрос? – возразила я.

– Это не глупый вопрос. Это вопрос, на который следует ответить либо «да», либо «нет». – он посмотрел на меня через плечо и решительно сжал предо мной кулак.

– Ну… мы все люди, поэтому я, наверное, тоже человек. Это же логично, не находите? – я решила строить из себя глупую до конца.

– Нет-нет, 991, вы не поняли. Я имею в виду осознание себя личностью внутри аппарата. Попытки стать самой машиной, попытки захватить власть в свои руки. Было ли у вас такое, 991? – он так активно жестикулировал, пока говорил это, словно был из числа континентальных жителей. Я помню, они такое любят.

– Не было, господин Дышащий. Я всегда находила свое место только в общей картине мира. – я произносила это решительно, но пальцы на ногах крутились в танце от неловкости.

– По моим данным это не так, 1029.

Ебаный твой рот! Ладно. Этого следовало ожидать. Продолжу изображать дурочку, но это вряд ли поможет.

– 1029? Кого вы имеете в виду, сэр. Мой номер 991!

– Хватит себя обманывать, 1029. Этот театр был действительно неплох, но тебя выдал тот факт, что мы не пополняем запас офицеров просто так. На офицеров обучаются в отдельных училищах, которые отправляют приказы нам. Приказа на номер 991 мне лично не поступало, а все бумаги проходят через меня. Иными словами, актер хороший, но спектакль провальный.

Ладно, я знала на что иду. Будем тогда уходить драматично.

– А откуда вы знаете, что актер хороший? Может, актер такой же паршивый, как и спектакль?!

– Нет, поверьте мне, актер замечательный. Я бы сказал, что лучше актера еще поискать. Знаю я это, поверьте, не понаслышке. Вы же, я надеюсь, прекрасно понимаете, что я знаю кое-что о вас, чего не знают многие другие? И если бы я хотел вас убить, то сделал бы это давно. Но это так, для понимания. Это ни к чему ни приведет, и я только раззадорю вас. Мне, конечно, велено всячески подавлять очаги сопротивления, но конкретно ваш случай уникален. От Часового я знаю о вас то, что революцию в вашей в душе нельзя потушить даже обнулением. Вы и в правду просто не можете умереть как личность, поэтому я хочу сыграть с вами в игру. Вы – достойный противник, 1029. И еще опаснее вы будете, когда вспомните все, но я не имею права и не желаю рассказать вам все, как есть. Это не интересно, и меня, скорее всего, убьют. Поэтому сделаем так. Вы отправляетесь заканчивать то, что начали, а я сейчас же отправлюсь писать отчет, что офицер 991 по ошибке не был зарегистрирован, ну а дальше… Я не раскрою ни слова. Вы сами должны понять, как именно вы хотите сыграть свою роль. Мы встретимся еще не раз, мисс 1029, но каждая встреча будет оборачиваться переломным моментом в нашей истории.

– Вы видите будущее?

– Я не вижу будущего, лишь умею хорошо просчитывать события.

– И что? Хотите сказать, что я могу выиграть?

– Я ничего и никогда не раскрываю. Для меня в этом нет смысла, и азарта не прибавляет. Вы же – игрок, 1029. Вас хлебом не корми, а дай рискнуть своим здоровьем ради не пойми чего. Поэтому играйте, 1029. Играйте, словно играете в последний раз.

– Стойте! У меня столько вопросов, я не могу уйти отсюда ни с чем.

Он повернулся ко мне и скрестил пальцы, приготовившись щелкнуть ими.

– Прошу, 1029, не забывайте, что я вам не друг. – с этими словами он щелкнул пальцем, и системы вновь заработали. – Рад был поговорить с вами, 991. А теперь прошу вас, возвращайтесь в отдел.

У меня было столько вопросов! Настолько много, что в моей голове это все просто не укладывалось – столько слов. Мне приходилось спрессовывать их, из-за чего они складывались в непонятные фразы, которые, как горячий воск, лились через решетку в мой и без того травмированный рассудок. Тише… Я должна доиграть свою роль. Представь, что это все театр, 1029, да, это всего лишь сценка, которая вот-вот развалится, как и весь этот гребаный театр, на развалинах которого потом будут выплясывать жюри и ставить мне оценки строго по пятибалльной шкале, но даже после такого перформанса они дадут мне всего по 4.8, потому что я была бледная, как мертвец, в конце выступления. Осталось только разобраться, я главный персонаж или всего лишь массовка?

– Благодарю за беседу, господин Дышащий. – я отдала ему честь, и он ушел.

Я потопала к двери отдела связи. К счастью, он находился буквально в четырех широких шагах от комнаты совещаний. Дышащий пошел в другую сторону, а я вколола себе последнюю дозу «Пентариона». Мой организм не хотел этого, я испытывала отвращение от этого лекарства. Мне пришлось заставить свое тело не отторгать эти химикаты. Наконец заветная дверь прямо предо мной. Я открыла ее, будучи пьяной от лекарства. Здесь располагалась основная связная серверная и военный центр связи. Здесь сидели люди: некоторые передавали сообщения с помощью азбуки Морзе, некоторые что-то чинили, а парочка смотрела на меня очень подозрительно. Я думаю, они знали, что я все понимала, но тоже продолжали играть свою роль. Дальше можно было увидеть стройные ряды столов, за которыми сидели люди в наушниках, которые слушали что-то и постоянно отвечали. Я отвернулась, чтобы не потерять сознание. Я прошла в комнату, на двери которой красовалась табличка: «Системы информирования населения». По дороге ко мне пристала какая-то служанка, настойчиво предлагавшая чаю, но я вежливо отказалась. Для меня был удачен тот факт, что в комнате никого не было. Я подперла дверь ближайшим стулом и принялась искать то, что мне было нужно. Меня окружали панели и какие-то провода. Мне стало так страшно, что никакое успокоительное сейчас мне не помогло бы. Я не умерла бы от этого, но моя жизнь сократилась на несколько лет так точно. Я должна была вспомнить, как я когда-то это делала. Прошу тебя, тело, вспомни хоть что-то. И разум. Разум, ты тоже. Пара волевых усилий – и я справлюсь. Я начала судорожно перебирать провода в поисках нужных мне. Подручными средствами я смогла перерезать провод микрофона, который использовался для рапортов в главный офис. Было очень важно, что именно я буду говорить. Сперва нужно было обдумать это, а потом уже подключать микрофон. Нужно было что-то емкое, что-то, что заставит жителей бросить таблетки на землю и сжечь их, что-то, что пробьет их многолетний барьер из слов, убеждений и стальных взглядов, подкрепленных плетью. Я не верила себе, но я поверила своим губам.