Рожденные водой. Книга 1. Охота
- -
- 100%
- +
– Очень любезно с вашей стороны, – пробормотал Дэш. Он даже удивился, что очередной радушный житель не достает бумагу и карандаш, чтобы написать ему адрес, – видимо, потому что готовит кофе, и руки у него заняты.
– О, а вот и мисс Хлоя! – воскликнул парнишка, бросив взгляд на улицу. Любезность при этом с него резко сошла, а у Дэша упало сердце уже от одного имени.
Звякнул колокольчик на двери. Кофе шипел и лился в стакан, уйти прямо сейчас Дэш никак не мог.
Парнишка хитро посмотрел ему за спину, нагнулся и заговорщически прошептал:
– Мисс Хлоя утверждает, что лучший фадж в Макино, но вы ей не верьте. Лучший фадж делает моя сестра.
Мисс Хлоя уже подошла к прилавку, поэтому все услышала. Она поморщилась и сухо сообщила:
– Я ничего не утверждаю, я лишь сообщаю истину. Доброе утро, мистер Холландер. Нам как обычно, Генри.
Парнишка насупился. Наверное, обиделся за сестру.
Приблизилась Бека, словно привязанная к мисс Хлое. Ее немытые волосы поблескивали в утреннем свете, а алкогольный шлейф благоухал ярче.
– В прошлом году вы утверждали, что дом Беккетов сгорел из-за неполадок с проводкой, а шериф сказала, что это поджог, – пробормотал парнишка, доставая чашки с полки.
– Не пережги кофе на этот раз, – холодно отчеканила мисс Хлоя и повернулась к Дэшу. – Говорят, на вас вчера напал зверь? Очень прискорбно слышать о таком. Вы не пострадали?
– Спасибо за заботу. Все в порядке. – Дэш забрал с прилавка пачку обезболивающего, что, конечно, не укрылось от цепкого взгляда мисс Хлои.
– Да все из-за бешенства, – снова решительно встрял парнишка. – Зараженная рысь вполне может напасть. У нас тут периодически случаются эпидемии бешенства у животных.
– А вы уже провели вскрытие животного и сделали нужные анализы, мистер Полсон? – крайне нелюбезно поинтересовалась мисс Хлоя. – Зачем же вы утверждаете то, чего не знаете?
Парнишка явно с трудом сдержал возмущение, покраснел и шумно выдохнул. Дэш с интересом ждал, как тот выкрутится, хотя больше было любопытно, как так быстро они пронюхали о рыси. Шериф узнала от него, а он уехал сразу за ней. Она позвонила доктору, а потом и всем остальным жителям города? Или доктор всем названивал? Вроде не похоже на него.
– А фадж моей сестры лучший, – пробормотал парнишка, ставя перед Дэшем его кофе.
– Кофе сегодня не удался. Бека, думаю, нам пора, – заявила мисс Хлоя.
Бека растерялась. Она явно рассчитывала на чашечку.
Тут Дэш всерьез обеспокоился, что его порцию ему выпить не дадут. Мисс Хлоя способна вырвать стакан из рук, прикрываясь сожженными зернами или плавающим на поверхности волоском. Он быстро расплатился, схватил кофе и ринулся к выходу.
– Мистер Холландер, не слушайте этого сплетника, сроду у нас бешенства не было. – Мисс Хлоя пошла за ним, пристроилась рядом и решительно зашагала в ногу. Откуда в хрупкой старушке столько сил? Бека еле поспевала следом. – Хорошо, что мы вас встретили. Мы с Бекой собираемся в Алленвиль, ей нужен новый водонагреватель. Поможете подобрать? Мы в этом ничего не смыслим.
Что ж, кажется, секрет немытых волос Беки раскрылся.
Впрочем, гораздо сильнее его занимало другое. Чудовище убило почти всю ее семью. Видела ли она его? Что именно произошло с ее отцом и при чем тут мертвые птицы? Никогда раньше Дэш не слышал, чтобы эти твари убивали птиц или заговаривали животных. И что из этого выдумки?
– Знаете, десять лет назад в Алленвиле объявился сексуальный маньяк. Его так и не поймали. Вдруг он все еще шастает по округе? Страшно ехать туда без сопровождения! – Мисс Хлоя горестно всплеснула руками.
Дэш представил ее в одной комнате с маньяком и посочувствовал последнему.
– А что со старым водонагревателем? Хотите, я посмотрю?
– О! – У мисс Хлои от неожиданности округлились глаза, но она тут же заулыбалась. – О, конечно, приходите. Правда, Бека?
– У вас ведь есть инструменты? – спросил у Беки Дэш, наблюдая, как ее щеки заливает румянец. Хорошо бы отвадить мисс Хлою, чтобы поговорить с Бекой наедине. – Какие‐нибудь? Хоть какие‐то?
Бека растерянно моргнула, но тут мисс Хлоя нашлась:
– У нее есть инструменты. Будут. Мы найдем.
– В таком случае ждите меня завтра, – пообещал Дэш. Он собирался приехать к Беке сегодня же и надеялся, что мисс Хлоя не поселилась у своей подопечной и хоть изредка оставляет ее в покое.
Мисс Хлоя разулыбалась, а Дэш направился дальше. Если они пойдут за ним, придется свернуть в магазин одежды и притвориться, что покупает себе нижнее белье. Не будут же они смотреть, как он выбирает трусы, а терпеть мисс Хлою еще хотя бы минуту он точно не хотел. Она осталась у входа в аптеку и крикнула вдогонку:
– Вы так любезны, мистер Холландер. Бека, скажи мистеру Холландеру «До завтра».
Дэш глотнул кофе и поперхнулся. Жуткая гадость – какая‐то жженая горечь. Проходя мимо магазина одежды, он бросил стаканчик в урну.
В машине по дороге обратно он размышлял о твари, поселившейся в озере, перебирал в уме то, что успел выяснить. Судя по газетным сводкам, за последние несколько лет здесь погибло еще с десяток рыбаков и несколько местных, которых понесло купаться ночью. Наверняка ее рук дело. Утонувшие рыбаки, возможно, тоже, хотя вероятнее, что они утонули по пьяни.
Парнишка из кофейни упоминал пожар в доме Беккетов, но к этому она непричастна. Они не играют с огнем, не их стихия. А вот что случилось здесь девять лет назад и как на самом деле умерли отец и сын Селзники, стало любопытно.
Наконец, мисс Хлоя обмолвилась о сексуальном маньяке из Алленвиля, но это Дэш отмел сразу – никакой связи с чудовищем из озера.
Как она выживала эти девять лет? Совсем ребенок. Хотя сейчас ей уже лет семнадцать или даже больше. Она не следует инстинкту и не убивает удачно подвернувшуюся жертву, упавшую в озеро, плетет ожерелья из ракушек, ночует в доме своего детства и хоронит семью.
На крыльце дома Ривердейлов Дэш еще раз проверил карту, поводив над ней амулетом. Тишина. На всякий случай прислушался к себе, прощупал свои желания: хочет ли он сделать что‐то несвойственное себе, помнит ли себя. Тварь из озера может внушить что угодно.
Не заметив ничего необычного, он все же надел наушники, включил музыку и взял в руки ружье. Перестраховаться не помешает. Потом открыл дверь в дом и зашел в гостиную. Пыльная лампа тускло мерцала под потолком. Шериф не обманула – теперь у него действительно будет свет. Дэш прошел по коридору до кухни и щелкнул выключателем.
На столешнице около раковины притаилась змея. Подняла голову, высунула язык и уставилась на Дэша немигающими глазами.
Он медленно отступил назад. Вроде бы ядовитые змеи разноцветные и с треугольной головой. Буро-зеленая чешуя блестела в зыбком свете синим и желтым, даже цветом морской волны, а голова была скорее квадратная. Или треугольная? Что там было про глаза? У ядовитых вроде зрачки вертикальные, но с такого расстояния видно не было. Змея, не мигая, смотрела желто-зеленым глазом, потом медленно повернула голову и посмотрела другим глазом. Дэш отступил еще, змея никак не отреагировала, а застыла, гордо изогнувшись и поблескивая в тусклом свете. Ее поза и глубокомысленный взгляд словно бы говорили: «Пусть я незваный гость в этом доме, но посмотрите, какой чудесный нынче день».
Дэш отступил еще, почти зашел за угол кухни, но тут змея неожиданно соскользнула на пол. Дэш отпрыгнул в коридор и приложился локтем о стену. Змея резво прошуршала мимо и скрылась в полутьме коридора. Звук отлично подходил дому – тихий шорох.
Дэш осторожно пошел следом. Змея спокойно ползла к веранде со стороны озера и, судя по ее поведению, была здесь частым посетителем. Возможно, считала жилище своим. У выхода она остановилась и обернулась, словно звала за собой. Разве змеи так себя ведут? Из коридора прибежал Кэп и ощетинился, завидев незваную посетительницу. Дэш шикнул на него. Змея, не теряя достоинства, исчезла где‐то под полом. Может, у нее там детки?
Будет тут шастать! Если бы точно знать, что не ядовитая, а так черт ее знает. Может, тут лаз? На пыльном полу остался след от ее тела. Он обрывался там, где доска лежала неровно, словно завалилась набок. Дэш поддел ее балисонгом, и она легко приподнялась, но там оказался не вход в змеиное гнездо, а пыльная ниша, заполненная гильзами.
Ого! Целая россыпь лежала под доской и выглядела так, словно ее специально сюда сложили. Вряд ли это сделали отец и сыновья Ривердейлы после того, как их расстреляли.
Из наушников на шее доносилась тихая музыка. Едва слышные голоса пели о расовых предрассудках, а Дэш думал о смертях в этом доме. Отца и сыновей убили, потому что они не желали следовать правилам. Они защищали ту, кого следовало уничтожить.
Или она сама их убила.
Впрочем, у Дэша родилась еще одна версия: младшая дочка Ривердейлов вполне могла быть психически больным ребенком, мешать соседям, мучить родителей, проявлять агрессию. Возможно, ее семья уехала из-за этого, а чудовище из воды не имеет к ней никакого отношения.
Дэш выпрямился, и взгляд его упал на стену. На крючке висело ожерелье из ракушек, и с него по выцветшим обоям стекали капли воды.
Чудовище сделало ему подарок.
Глава 6. Секрет жизни
Все участвующие в создании легенды являются одновременно и обманщиками, и обманутыми.
Эрнест РенанВ детстве Дэш редко видел мать. Почти все время она пропадала в командировках, а когда приезжала домой – примерно на неделю в месяц, – то тоже постоянно была занята: заплатить по счетам, договориться с сантехником, найти мастера, чтобы починить измельчитель на кухне. Хорошо хоть садом занималась бабка, иначе матери не оставалось бы времени даже на сон. Впрочем, у Гертруды Холландер было занятие, которое конкурировало и с этим, – готовка.
Когда Гертруда Холландер готовила, она попадала в родную стихию. Она возвела приготовление пищи в ранг культа, обзавелась посудой всех известных и возможных форм и размеров, кастрюлями, мясорубками, блендерами, формочками для выпечки, казанами, дорогущей печью с функцией гриля, духовым шкафом, пароваркой, рисоваркой. Бабка даже не лезла во все эти таинства, не понимая назначения и половины.
Когда Гертруда Холландер готовила, весь остальной мир для нее исчезал. Тогда она не слышала ни стука в дверь, ни звонка телефона, никого и ничего не видела.
Когда Гертруда Холландер готовила, на кухню никто не заходил, чтобы не получить ворох оскорблений.
Продукты она всегда выбирала сама, отбраковывая по только ей одному известному принципу. Никому из домашних ни разу не удалось угодить ей с покупками. Впрочем, кроме матери, никто в их семье готовить не любил, зато та, как бы сильно ни уставала, в каком бы состоянии ни находилась, не выходила из кухни, пока не забивала холодильник. Иногда на это уходили целые сутки, а то и больше, потому что неудачные соусы, подгоревшее мясо или передержанные смеси для пирогов безжалостно выбрасывались, и все начиналось сначала. Иногда Дэшу казалось, что она просто физически не может остановиться и теряет волю рядом с плитой и выложенными рядком продуктами, и отпускает ее, только когда в холодильнике не останется свободного места.
Что ж, каждый справляется со стрессом по-своему. Это был метод Гертруды Холландер.
Жаль, мне не довелось попробовать результат ее готовки. Уверена, он впечатлил бы меня больше, чем подгоревшие блинчики Дэша в форме головастиков или сырные шарики с оливками, которые он требовал считать мышами. Прямо сейчас мне очень не хватало «мышей» и «головастиков».
Сентябрь 1985
После нападения на маму они переехали в новый дом. Позади остался шумный Ипсиланти с его широкими улицами, теперь пристанищем стал тихий пригород сонного зеленого городка Хоннакон.
Еще в Ипсиланти у Дэша начались кошмары, в которых он превращался в бурое склизкое чудовище и убивал маму, но новая школа и новые впечатления почти похоронили страх. Теперь он все реже боялся, что его отдадут в другую семью, все реже просыпался по ночам, пытаясь сбросить послевкусие кошмаров. Они поутихли.
Вот уже три года, как Дэш подчинил свою жизнь простому правилу: не вызывать недовольство даже мелочью. Его устраивало, что Эштон с утра до вечера пропадала на учебе, а значит, именно он отвечал за домашние дела, был в этом главным. В одиннадцать лет Дэш под руководством бабушки вешал занавески, чинил просевшие шкафчики, скрипучую лестницу и покосившиеся двери, ездил на велосипеде по ее поручениям в магазин и аптеку, убирался в комнатах, кроме тех, куда заходить запрещалось.
Переезд тяжело сказался на бабушке. Она все чаще плохо себя чувствовала, жаловалась на боль в спине и раздражалась, но мама по-прежнему уезжала в командировки, так что дом держался на Эйзел – она готовила, стирала, занималась покупками и ухаживала за садом.
Дэш все никак не мог забыть тот подслушанный разговор, ведь в нем говорилось не только об усыновлении, но и о том, что из-за Дэша маме приходится выполнять какой‐то безумный план – бабушка тогда использовала именно это слово, – а значит, много работать. Согласится ли мама на его помощь? И в чем она может заключаться? Он понятия не имел, чем мама занимается. Все, чего удалось добиться от бабушки, сводилось к туманным словам – семейный бизнес.
В тот день мама должна была вот-вот вернуться из командировки, и бабушка торопилась приготовить ужин, оставив Дэша разбирать коробки в кладовке на втором этаже. Две штуки осталось еще после переезда. Они так и стояли эти три года, и Дэш рассудил, что туда сложили что‐то ненужное, но спорить не решился. Он вскрыл одну с надписью «Холл» и заглянул внутрь. Конечно, всякий хлам и безделушки из тех, которые бабушка любила развешивать по стенам и расставлять на журнальных столиках: черно-белые гравюры с пейзажами, вазочки для сухоцвета и статуэтки, изображающие животных.
Внизу зазвонил телефон. Дэш ринулся по лестнице, но все равно не успел – трубку взяла бабушка, Эштон не успела всего на секунду. Звонила мама. Бабушка послушала и передала Дэшу и Эштон, что мама не успевает вернуться к ужину и переночует в городке под названием Петоски.
– Конечно, Гертруда, и правильно, нечего ехать ночью, – согласилась Эйзел. – Поспи в мотеле и возвращайся завтра.
Дэш хотел поговорить с мамой, но Эштон вырвала трубку у бабушки и радостно затараторила:
– Мама, сегодня на физкультуре я пробежала быстрее всех. Мне дали медаль. И еще меня позвали на соревнование округа по стрельбе из лука. Ага, представляешь! Да…
Дэш, который нетерпеливо ждал своей очереди, потянулся к трубке, но сестра отпихнула его и отвернулась.
– Ой, мам, я буду участвовать в спектакле, мне нужно платье в стиле двадцатых. И шляпка. Я спросила у мисс Грин, она сказала, что в школьном гардеробе такого нет… – Эштон выслушала, что ответила мать, и обрадовалась. – Конечно, давай съездим…
Дэш очень хотел поговорить с мамой, рассказать про контрольную по английскому, которую сдал на отлично. Бабушка к тому времени уже вернулась на кухню, и их некому было рассудить. Он потянул трубку за провод. Эштон зашипела на него.
– Тренер Бун сказал, что я могу попробовать сдать экзамен на синий пояс. Думаешь, попробовать? Не рано?
Дэш совсем потерял терпение и еще сильнее потянул за провод, но Эштон оттолкнула его. Дэш налетел на тумбочку с телефоном, тот не удержался и свалился на пол, звякнув при ударе.
– Мам? Алло! Мам? – Эштон растерянно посмотрела на замолкшую трубку, а потом перевела на Дэша яростный взгляд. – Ты что сделал? Бабушка, – закричала она, – он телефон сломал!
Дэш испуганно поднял аппарат с пола. Верхняя пластиковая крышка отлетела от корпуса, обнажив нутро с разноцветными внутренностями. Он сам не ожидал, что так выйдет, и теперь растерянно застыл.
– Да что же такое? – Бабушка выглянула с кухни, подошла и всплеснула руками. – Что за безобразие. Дэшфорд! Ты вечно все портишь!
– Я не ломал! – возмутился Дэш. – Эштон не дает поговорить с мамой.
Бабушка рассердилась и вырвала у него из рук телефон:
– Теперь никто с ней не поговорит! Дэш, уйди уже с глаз моих!
– А что я? Это Эштон!
– Я? – возмутилась сестра.
– Ты меня толкнула! Это из-за тебя!
– А вот и нет!
– Сгинь! – Бабушка махнула на Дэша рукой. Она пыталась приладить крышку обратно. – Иди разбирай коробки!
Эштон злобно зыркнула на Дэша, и он уставился на нее в ответ, стиснув зубы, чтобы не показать язык – все же он уже взрослый. Несправедливо, что сестре удалось поговорить с мамой, а ему – нет. К тому же Эштон не дала рассказать, что он стал лучшим учеником в классе английского по итогам полугодия, а еще записался на олимпиаду по биологии. Самое интересное он берег до маминого возвращения, не хотел говорить по телефону: учитель рисования предложил Дэшу заниматься серьезнее, с перспективой поступления в художественную школу.
Огорченный Дэш вернулся на второй этаж к неразобранной коробке, выставил все из нее на комод и заглянул внутрь, чтобы проверить, не потерялось ли чего. На дне обнаружился веер. Дэш достал его и восхищенно ощупал находку. Казалось, его сделали из настоящих птичьих перьев – черных, с отливом. На тяжелой костяной ручке не нашлось крючков или петель, чтобы его вешать. Где же он лежал в старом доме? Эта вещица не попадалась ему раньше. Наверное, это мамин веер, затесавшийся не в ту коробку.
Он посмотрел на дверь в комнату матери. Им с Эштон строго-настрого запрещалось к ней заходить, но сейчас ее нет дома, бабушка занята на кухне, а Эштон в саду. Никто не узнает. Он колебался. Ладно, только положит веер и уйдет.
Дэш зашел.
Комната как комната: кровать, шкаф, стол. При входе стояли стеллажи с фотографиями: на одной улыбалась мама, на другой усмехалась бабушка, на третьей морщилась от солнца Эштон. Дэш серьезно смотрел из рамочки – свежий снимок из начальной школы. Нашлись и фотографии двух тетушек и трех кузин, их как‐то показывала Эйзел. Лично Дэш не был с ними знаком, потому что мама разругалась с ними много лет назад, и они только поздравляли друг друга с праздниками, перезваниваясь пару раз в год. Дэш не знал, что послужило причиной ссоры, несколько раз спрашивал у мамы, но не смог вспомнить, что она отвечала. Еще на стеллаже стояли рисунки, убранные в рамочки, как фотографии. С них смотрели незнакомые женщины в платьях, перетянутых лентами под грудью, с высокими пучками на головах и веерами в руках. Такими же, какой держал он. Если веер – семейная реликвия, передающаяся из поколения в поколение, ему об этом не рассказали.
На нижних полках стояли книги. Дэш положил веер на полку и вытащил увесистый томик «Основы нефтегазопромыслового дела». Другая называлась «Морская геология». Слово «геология» ему ничего не говорило, но в книге было много фотографий моря. Дэш сразу почувствовал себя неуютно. Что там можно читать? Он заглянул в оглавление: исследование морского дна, динамика волн и течений, коралловые рифы. Все о том, что где‐то в глубине. Эта книга Дэшу тоже не понравилась, и он поставил ее обратно.
Внимание привлекла карта на столе. Он склонился над ней. Вот Канада, США, а вот родная Тонакава. Дэш нашел Ипсиланти, где они раньше жили, и Большие Озера – россыпь маленьких голубых точек. Петоски, в котором сегодня ночевала мама, не обнаружился – видимо, слишком маленький, а вот Хоннакон красовался между тремя озерами почти в центре страны. Рядом с картой лежал листок с записями. Похоже на список фамилий и мест.
«Гейбл – Абердин. Дункан – Джеймстаун. Коллиер – Кеноси-Лейк. Холландер – Боде́тт…»
Холландер! Дальше шли еще фамилии и места, но Дэш их уже не видел. Что за Бодетт? Он поискал на карте, отодвинув мешавший розовый камешек на шнурке, и нашел такой город в штате Миннесота, США. Насколько он знал, родственников у них там нет. По материнской линии нет. Может быть, речь о его отце? Дэшу безумно хотелось с ним познакомиться и рассказать о своем существовании. Совершенно очевидно, что этот человек, кем бы он ни был, ничего не знает ни о нем, ни об Эштон, иначе уже давно бы приехал. Если он такой же, как Бравый капитан, то он лучший отец в мире.
Дэш положил камешек на место, и внутри него шевельнулся туман. Дэш приподнял подвеску за шнурок, чтобы рассмотреть поближе. Камешек, похожий на драгоценный, был вставлен в металлическую оправу, а к ней приделан шнурок. Внутри клубился, словно в водовороте, розовый туман – еще немного, и засосет сам себя. Он развернулся целой радугой оттенков от красного до лилового. Дэш вспомнил картинку из детской книжки, там была подобная штуковина. Ее называли ведьмовским камнем. Вдруг это что‐то похожее? Он с восхищением рассматривал красоту на свет: водоворот внутри все не заканчивался и не заканчивался, вращался и вращался, и Дэшу уже казалось, что сам он вращается вместе с ним, проваливается в яркий вихрь. Стены комнаты растаяли, а Дэш падал в центр воронки, на дне которой таилось что‐то важное…
– Ты что тут делаешь?!
Гневный возглас разрушил наваждение.
Дэш заорал от боли, когда бабушка схватила его за ухо и не церемонясь стряхнула со стула.
– Материны вещи трогать нельзя! И заходить в ее комнату! Нельзя! Я же тебе много раз говорила! Бестолочь!
Эйзел ругалась, не отпуская его ухо, и волокла к выходу. В попытках не лишиться части тела Дэш скакал за бабушкой.
– Любопытство кота сгубило и тебя сгубит! Я матери расскажу, что ты олух непослушный, вот ей‐то несладко будет! Никогда!.. Слышишь, чтобы никогда ноги твоей тут не было! – Она вытолкала его в коридор и с силой захлопнула дверь. Дэша аж ветром обдало. – Господи, за что же мне такое на старости лет!..
Эйзел причитала и причитала за дверью, а испуганный Дэш вжался в стену напротив и застыл, пытаясь унять колотящееся сердце. Ухо горело огнем, но не меньше жгла обида. Что он такого сделал? Всего лишь зашел в комнату мамы. А Эштон вообще с ней даже поговорить не дала!
Он ощущал себя лишним и чужим.
За три года после переезда в Хоннакон Дэш и Эштон облазили весь дом в поисках чего‐нибудь любопытного, что могло остаться от прошлых хозяев. Дэш нашел несколько медицинских энциклопедий и атлас внутренних органов и изучил их от корки до корки. Он старался поменьше попадаться на глаза бабушке и маме и все время проводил за книгами, неожиданно для самого себя осознав, что ему нравится разбираться в тонкостях анатомии.
Эштон захотела собаку. Ей купили кокер-спаниеля – рыжего ушастого шалуна, который первые несколько месяцев переворачивал дом вверх дном: вываливал все из ящиков, стягивал с кресел покрывала, а с диванов подушки, по сто раз на дню опрокидывал мусорное ведро дома и баки на улице. Бабушка ругалась до хрипоты, угрожала вышвырнуть щенка из дома или вызвать ветеринарный контроль и усыпить хулигана, но Эштон каждый раз находила к ней подход и умасливала: то помогала с уборкой, то в саду с цветами, а то натирала ей спину вонючей лечебной мазью. К тому же сам щенок, когда понимал, что провинился, строил такую умильную мордашку, что становился похож на херувимчика из тех книг, что Эйзел давала читать на Рождество. В такие моменты ему прощали все.
Предполагалось, что его назовут Бандит, но так как он везде лез и все опрокидывал, прижилось имя Енот. Именно собака стала тем переломным событием в жизни, когда Дэш осознал, что они с сестрой не едины, а совершенно разные.
Собаки сами выбирают себе хозяина, и Енот выбрал Дэша. Просил его с ним гулять, приносил свои игрушки и требовал еду. Дэш чесал ему живот, теребил уши и читал вслух. Эштон пыталась его дрессировать: учила охранять, подавать голос, лежать, садиться и атаковать. Еноту все это было до лампочки, он просто хотел играть. Эштон пыталась заставить собаку спать в ее комнате, но каждый вечер Енот, дождавшись, пока она заснет, приходил к Дэшу. Утром Эштон бесилась.
Дэш пытался отвадить собаку из своей комнаты, чтобы не ссориться с сестрой: закрывал дверь, выгонял его, даже ругал, но, видимо, делал все недостаточно убедительно, потому что щенок и не думал обижаться – ходил за Дэшем как привязанный и начисто игнорировал все попытки Эштон с ним подружиться.
Уже позже у Дэша родилось предположение, почему у сестры и Енота не сложилось. Дело в том, что они не подходили друг другу. Кокер-спаниель – маленькая веселая собачка, которая приносит в мир легкость и радость. Эштон с возрастом сама становилась похожа на собаку, но не на такую, как Енот, а на гончую, яростно стремящуюся к цели и сметающую на пути все препятствия. Назвать ее веселой язык не поворачивался. Конечно, кокер-спаниель не вписывался в образ, ей подошел бы аргентинский дог. Пожалуй, Енот ее даже немного боялся, понимая, что не из той лиги.