Название книги:

Хранители. Часть 4 Луцяхамато – Озеро погибших русских

Автор:
Эдуард Павлович Гадзинский
Хранители. Часть 4 Луцяхамато – Озеро погибших русских

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Глава 1 Не званые гости

– Да, место выбрано удачно… – мрачно усмехнулся Костя, напряжённо щуря слезящиеся от ветра глаза.

Над ещё заснеженной с чёрными проталинами, напоминающей шкуру далматинца, весенней тундрой завис тяжёлый МИ-6 с подвешенным на длинных тросах вагончиком ярко-зелёного цвета. Вертолётами на Ямале никого не удивишь, здесь это самый привычный вид транспорта после оленей и снегоходов, но обычно это всем привычные, небольшие МИ-8. Шестёрки же, как в простонародье называли МИ-6, и в советское время можно было увидеть не часто, а последние десятилетия их здесь вообще не было. Сейчас их прилетело целых три. Пока первый с ювелирной точностью опускал вагончик на середину широкого холма у берега реки Сеяха, два других с таким же грузом, кружили неподалёку. Место действительно было выбрано удачно. В этом месте из озера Нёйто малто вытекала река Сеяха и несла свои воды на запад до самого Карского моря. Название реки Сеяха в переводе с ненецкого языка означало «горло реки», а Нёйто переводилось как «Налимье озеро». Приставка «малто» означало «крайнее». Это озеро действительно было крайним в цепи самых больших на Ямале Нёйтинских озёр, состоящих из Нёйто малто – «крайнее», Нёйто ерто, – «среднее», Нёйто нгэвахыто – «первое или начальное», и Ямбуто – «Длинное озеро». Площадь зеркала самого маленького из этих озёр составляет сорок шесть квадратных километров, а самое длинное – Ямбуто, растянуто с севера на юг на двадцать один километр. В шестнадцатом веке здесь проходил известный каждому историку «Ямальский волок», через который поморы совершали свои походы в Обскую губу, а в семнадцатом веке это был уже довольно оживлённый путь в Мангазею – первый русский заполярный город, расположенный на реке Таз. Сейчас этим историческим озёрам с богатыми оленьими пастбищами и краснокнижными видами рыб грозила опасность. Некая российская компания, истинные хозяева которой были гражданами далёкого зарубежья, решила хитростью отобрать эти земли у ненцев, чтобы тайно извлечь сохранившиеся в вечной мерзлоте целые туши доисторических животных, даже не подозревая о том, что это может вызвать на всей планете невиданную эпидемию смертельной болезни. Для этого и появились в Ямальской глуши три МИ-6 с вагон-домами, из которых планировалось собрать, якобы, пункт медицинской помощи оленеводам, чтобы потом объявить эти места опасными для здоровья кочевников. Две недели назад над Нёйтинскими озерами долго кружил вертолёт, делая короткие посадки в разных местах, выбирая, по всей видимости, место для будущего «благотворительного» пункта. Костя по нескольку раз в день поднимался на сопку и внимательно следил за тем, что происходит на озёрах. И вот сегодня прилетели три грохочущих мощными моторами воздушных монстра, а через два часа, на холме уже стояли в ряд три новеньких модуля ярко-зелёного цвета, которые, судя по их конструкции, осталось соединить между собой специальными переходами. Десятка два рабочих споро выгрузили из вертолётов внушительное количество разнообразного груза, и тяжёлые машины улетели прочь, оставив четверых рабочих и трёх вооружённых охранников. Костя рассмотрел их внимательней. Рабочие были одеты в добротные синие комбинезоны и куртки, без каких-либо эмблем, охрана же была в коротких форменных куртках чёрного цвета с нашивками, на которых жёлтыми буквами было написано «ОХРАНА» и «ЧАСТНОЕ ОХРАННОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ «СОКОЛ»». На чёрных меховых шапках красовались металлические кокарды с парящим соколом. У двоих на поясе висели кобуры с пистолетами, у третьего через плечо гладкоствольный карабин «Сайга» двенадцатого калибра. По бывшей работе Костя хорошо знал все охранные предприятия и службы безопасности Надыма, Нового Уренгоя и Салехарда, но про охранное предприятие «СОКОЛ» не слышал никогда. Либо эта контора образовалась за те девять месяцев, что он отсутствовал в городе, либо это были приезжие.

Не званые гости быстро перекурили и стали обустраиваться на новом месте.

Поёжившись от ледяного ветра, Костя стал осматривать стойбища и увидел, как от двух самых дальних чумов у озёр Нёйто нгэвахыто и Ямбуто почти одновременно выехали две оленьи упряжки. Значит, оленеводы уже созвонились между собой по спутниковой связи, и теперь едут говорить с чужаками. Стоявшим ближе всего к «вражескому лагерю» Жене Езынги и Геннадию Худи на дорогу через многочисленные ручьи и болота потребуется около часа, но они наверняка будут ждать остальных, чтобы ехать всем вместе, так что есть минимум три часа, чтобы спокойно обогреться, пообедать, и созвониться с Сергеем.

Костя спустился по тропинке и пошёл к дому. Линда и Лорд, ждавшие хозяина у подножия сопки, потрусили вслед за хозяином. Они всегда сопровождали его, куда бы он ни шёл, но на вершину за ним никогда не поднимались. Возможно, причиной тому был необъяснимый оптический эффект, который позволял с относительно небольшой сопки осматривать в мельчайших подробностях окрестности на сотни и даже тысячи километров вокруг. Этот эффект производило скрытое внутри сопки озеро Стиг, и, возможно, собак отпугивали исходящие из-под земли некие потоки энергии, которые не чувствовали люди. На редкие деревца, росшие на вершине и склонах сопки, никогда не садились птицы, и за всю зиму Костя ни разу не видел здесь ни одного звериного следа, хотя внизу, к расположенному внутри этой же сопки жилищу, песцы, лисы, росомахи, приходили регулярно, а привезённые из Надыма кошки – Муська и Марсик чувствовали себя в доме замечательно.

Войдя в жарко натопленное помещение, он подошёл к очагу и протянул руки к огню. Кошки, распушив хвосты, тут же подбежали к хозяину, но увидев, что ни рыбы ни мяса тот не принёс, немного потёрлись у ног и скоро потеряли к нему интерес. В доме было тихо. Сыновья спали в своих кроватках, а Лесна уже закончила печь пироги и сейчас занималась уборкой. На столе стояли два блюда с аппетитными горками румяных пирожков и лепёшек. Увидев хмурое лицо мужа, она оставила свои дела, подошла к нему и тихо спросила:

– Ну что там?

– Похоже, началось… – вздохнул Костя и стал рассказывать жене обо всём, что видел сейчас на сопке.

Внимательно слушая тревожные новости, Лесна накрыла на стол, налила горячего чая и села на лавку напротив. Она была в курсе всех дел, и отлично понимала, что означает появление на Нёйтинских озёрах вертолётов с таким грузом.

– Сейчас пообедаю и позвоню Серёге. Будем думать, как избавиться от этой напасти. Нужно тундровиков предупредить чтобы дров там не наломали, а то, как бы хуже не вышло. – закончил Костя.

– Правильно. – одобрила Лесна. – Сначала надо за гостями понаблюдать и хорошо всё обдумать. Торопиться вам некуда. Пока губа ото льда не вскроется, вы всё равно на озёра не попадёте. Скажите ненцам, чтобы не ругались с ними, а расспросили кто они и за чем прибыли. – и, немного помолчав, со вздохом добавила: – Значит, не остановили их ваши сенсационные открытия и уникальные находки…

Вспомнив прошлогоднюю октябрьскую экспедицию, Костя вздохнул.

– Идея была замечательная, и отработали на высшем уровне, но видно не сработало…

В конце сентября прошлого года, спустя месяц после событий на Сядэйто, Сергей поделился с Костей идеей, что неплохо бы открыть и зарегистрировать на Нёйтинских озёрах археологический памятник. А лучше несколько. Возможно, это будет дополнительным аргументом против ведения строительных работ на этих землях. Лесна тоже одобрила эту идею, и дала дельный совет: взять хранящиеся в кузнице старинные предметы и выдать их как найденные во время раскопок. Ведь все собранные погибшими хранителями уникальные предметы древности были собраны здесь, на Ямале, и должны быть переданы в местные музеи, чтобы люди могли их увидеть. А как уж они туда попадут – большого значения не имеет, тем более, когда речь идёт о спасении человеческих жизней. Сергею сначала эта идея не понравилась, но, немного подумав, он всё-таки согласился. Следов городищ раннего железного века и средневековья на Ямале, что называется, – пруд пруди. Вся территория полуострова была когда-то плотно заселена. Осколки керамической посуды, медные и бронзовые наконечники, идолы и подвески попадаются во многих местах. Поговорив с ненцами, которые кочуют в районе озёр, Филимонов выяснил точное местонахождение самых больших и хорошо сохранившихся круговых валов, характерных для  старинных городищ. Первого октября он приехал на своей лодке на бывшую рыболовецкую факторию Хоровая в устье реки Надым, где его встретил Костя на своём сделанном по заказу катере на воздушной подушке с весёлым названием – «Мячик». Они перегрузили привезённые Сергеем бензин и снаряжение, оставили лодку в ненецком стойбище неподалёку от Хоровой, и отправились в центральную часть полуострова. На раскопки ушло десять дней. На участке, который показали кочевники, в древности действительно было крупное городище раннего железного века, и находок здесь оказалось предостаточно даже без того, что привёз Костя. У Сергея был открытый лист на проведение археологический исследований, и всё делалось по всем правилам науки. Друзьям помогали ненцы Гена Худи и Женя Езынги, стойбища которых появились на Нёйтинских озёрах уже через две недели после памятного разговора со стариками в посёлке Ярцанги. С погодой тогда исключительно повезло. Стояло настоящее бабье лето, и за все десять дней только пару раз прошёл небольшой дождь. Бронзовый Кулайский котёл и несколько медных литых фигурок Костя с Сергеем закопали в песок на четвёртый день работ, когда были одни, чтобы не объяснять ненцам их происхождение. Ещё, неподалёку от городища, на  берегу Нёйто ерто в песчаном выдуве были найдены уникальные Булгарские украшения, так же заранее туда уложенные. Помимо этого, уже без всяких фальсификаций, в разных местах в районе озёр было зафиксировано ещё шесть указанных ненцами перспективных объектов требующих изучения. Находки, включая большое количество фрагментов керамики, были тщательнейшим образом оформлены, а все работы сопровождались подробнейшим фотоотчётом. По возращении Сергей написал большую статью по этой экспедиции и выступил с предложением дать Нёйтинским озёрам статус памятника, чтобы сохранить эти уникальные места. Открытия произвели большой резонанс в научных кругах и принесли историку, археологу, этнографу Сергею Николаевичу Филимонову ещё большую известность, но сам он считал этот успех не заслуженным, и очень переживал из-за того, что пришлось прибегнуть к обману. Зимой он снова оформил открытый лист на проведение археологических работ, чтобы летом выделить несколько дней и, уже без всяких подтасовок, продолжить исследования на Нёйтинских озёрах, но в свете сегодняшних событий рассчитывать на спокойное лето, похоже, теперь не приходилось.

 

Обсудив с женой новости и плотно пообедав, Костя посмотрел на часы и поднялся.

– Спасибо, солнышко, всё как всегда очень вкусно. Пойду, с Серёгой поговорю, да надо будет ненцам позвонить.

Поцеловав жену, он вышел из дома и направился к бане, за которой начиналась ведущая на сопку тропинка. Ручные вороны Клара и Карл, которых с утра что-то не было видно, с громкими криками слетели с крыши ангара и полетели рядом.

– Привет, разбойники! – улыбнулся Костя. – Где пропадали?

Он снова глянул на часы. Прошёл всего час. Ещё было время, чтобы зайти в кузницу и набрать гвоздей для ремонта ангара. За прошлую осень он успел разобрать завалы вокруг драккара и частично починить обвалившуюся крышу, но на зиму все работы были прекращены. И вот неделю назад он снова принялся за ремонт.

Надев рукавицу, Костя стал накладывать из стоявшего на столе ящика гвозди в ведро, любуясь выставкой старинных вещей на полке. Часть когда-то лежавших здесь предметов хранилась теперь в Надымском музее, но осталось ещё много раритетов, которые предстояло как-то легализовать, и каждый раз заходя в кузницу, Костя любовался на искусные работы старых мастеров. Глядя сейчас на крупную продолговатую бляху Пермского звериного стиля, изображающую фигуру человека-великана с лосиной головой в окружении людей, которые были на две головы ниже, Костя пытался вспомнить, какого она века. Сергей говорил ни то восьмого, ни то десятого… Среди тундровиков ходит легенда об обитающем на Ямале гигантском обнажённом человеке с головой лося, которого иногда встречают кочевники в самых разных местах, и кто посмотрит ему в глаза, сразу умирает или сходит с ума. Легенда легендой, но лет двенадцать назад в стойбище у ненцев неподалёку от Надыма действительно был странный случай: во время праздника День оленевода, который обычно проходит в городе в первые выходные марта, большая ненецкая семья, собравшись в одном чуме отмечала победу своего родственника, который в первый день праздника смог взять главный приз по прыжкам через нарты. И вот, в самый разгар празднования, победитель, кажется, его звали Лёня, вышел из чума по нужде, а вернулся уже не в себе, бледный и с трясущимися руками. Заикаясь, он кое-как смог рассказать, что только что возле чума видел человека с лосиной головой. Весь остаток вечера Лёня в таком же состоянии просидел за столом, а на утро родственникам пришлось везти его в город и вызвать скорую помощь. Вчерашний чемпион был уже совершенно не вменяемый, – не реагировал ни на что и ходил под себя. Так и увезли бедолагу в Салехард, в психиатрическую клинику. Об этом случае в городе ходило много разговоров, но все сходились во мнении, что парень просто допился до белой горячки. Хотя знавшие его ненцы говорили, что он вообще спиртного в рот не брал. Вспоминая эту историю, Костя снова посмотрел на покрытую зелёной патиной бляху, и, вдруг, замер на месте. С минуту он стоял напряжённо о чём-то думая, потом резко снял перчатку, и выбежал на улицу.

Быстро поднявшись на площадку, он сразу стал вглядываться вдаль, попутно доставая из кармана куртки спутниковый телефон. Перед глазами привычно пронеслись изрезанные реками и ручьями леса, покрытая серыми ледяными торосами Обская губа, и унылая в чёрных проталинах ямальская тундра. Вот на возвышенности показались вагончики, вокруг которых суетились рабочие.

Снова быстро замелькала тундра и Костя увидел как к стойбищу Геннадия Худи, которое находилось на берегу Нёйто ерто, мчится запряжённая четырьмя ездовыми быками[1] нарта. Василий Няруй, коренастый мужчина лет тридцати пяти, бойко орудовал хореем[2], погоняя оленей. Его чум стоял на Нёйто нгэвахыто, километрах в двадцати пяти от ближайшего соседа. Костя не знал Василия лично, но слышал от ненцев, что он был одним из лучших охотников Ямала.

Костя перевёл фокус километров на тридцать южнее, немного пошарил по тундре и наконец увидел одинокую упряжку. Это Юрий Харючи, четвёртый обитатель Нёйтинских озёр, чум которого стоял дальше всех, на Ямбуто, гнал своих оленей к ближайшему соседу Жене Езынги. Юрию было лет пятьдесят или немного больше. Всю жизнь он был рыбаком. С ним Костя тоже не был знаком, но не раз видел его в городе возле входа в парк, где ненцы обычно торговали рыбой, ягодой, кедровыми орехами и обувью из оленьего меха.

Выяснив всё, что нужно, Костя включил телефон, и, спустившись с сопки, чтобы укрыться от ветра, набрал номер Сергея.

– Костян, привет! А я как раз тебе звоню! – сразу раздался в трубке возбуждённый голос Филимонова. – Знаешь уже что произошло?

– Привет. Да, видел. Вертушками доставили и установили на берегу Сеяхи три новеньких вагон-дома. Ещё завезли кучу стройматериала, какого-то оборудования, десятка три газовых баллонов, бочки с горючим, генераторы. Со всем этим четверо рабочих и три вооружённых охранника.

– Понятно… – задумчиво протянул Сергей. – А мне Женька Езынги позвонил, сказал, что над ним пролетело три вертушки с домиками, оставили их где-то на Сеяхе и улетели. Он соседей уже предупредил, но они пока решили никому ничего не говорить, а сначала со мной посоветоваться. Собираются все вместе туда съездить, поговорить с гостями. Вдруг это просто какие-нибудь газовики или нефтяники. Я велел им не отключать телефоны, а ждать моего или твоего звонка.

– Правильно, что пока никому ничего не говорили. Вряд ли это газовики – нефтяники. Думаю, это именно то, чего мы опасались. А посему у меня возник один план полный изящества и стратегии!

– Уже страшно! – рассмеялся Сергей. – Рассказывай.

И Костя подробно изложил другу свой план, сразу раскладывая по полочкам все детали и обозначая могущие возникнуть сложности. Тот не перебивал, и, дослушав до конца, некоторое время молчал, обдумывая услышанное.

– Да, мощно завернул… – усмехнулся он, наконец, – Попробовать можно. В конце концов, собрать всех кочевников и устроить массовый протест мы всегда успеем. Ну что, я звоню Генке, а ты Женьке. Инструктируем мужиков, когда и что говорить, а ты потом обязательно послушай, как гости всё это будут обсуждать между собой.

– Обязательно. Димке с Пашкой, когда сообщим?

– Давай вечером, когда будет больше информации. Ещё Женьке шаману надо будет всё рассказать, пусть поговорит с дедушкой Кульчиным, может тот чего присоветует.

– Правильно. Позвони шаману, чтобы он был в курсе.

– Ну, всё, буду ждать от тебя звонка.

Сергей отключился. Костя улыбнулся, почувствовав, как от нахлынувшего азарта учащённо забилось сердце, а внутри что-то сладко затрепетало. Всё-таки в его теперешней размеренной и счастливой жизни, о которой он так мечтал, ему всё же чуть-чуть не хватает острых ощущений.

– Ну, ребята, кажется, скучно не будет! – он весело подмигнул Линде и Лорду не сводившим с хозяина преданных глаз.

Женю Езынги друзья знали ещё с тех пор, когда он, как говорится, – пешком под стол ходил. Костя, Сергей, и Дмитрий с детства дружили с его старшими братьями – Валерой и Иваном Езынги, и хорошо знали весь их многочисленный род. Как и Костя, Женя после срочной службы в армии служил по контракту, и много чего успел повидать. Костя чётко, по военному, изложил ему свой план, и разъяснил, что от них с Юрой требуется.

– Ну, ты, Кот, замутил! – послышался в трубке Женькин смех. – Думаешь прокатит?

– Ну, если не прокатит, объявим мандаладу[3].

– Добро! – снова рассмеялся Женька. – Потом отзвонюсь, расскажу, как поговорили. До связи!

Всё. Теперь оставалось только ждать. Худи и Няруй должны первыми прибыть во «вражеский стан», но это будет не раньше чем через час. Мёрзнуть целый час на сопке не имело смысла, поэтому Костя решил пока затопить баню. Сегодня ему предстояло ещё много времени провести на ледяном ветру, так что, вечером будет просто необходимо прогреться как следует.

Растопив в бане печку, поделав ещё кое-какие мелкие дела, Костя снова поднялся на сопку. И вовремя. Упряжки Василия Няруй и Геннадия Худи как раз переезжали ещё не вскрывшуюся ото льда Сеяху. Рабочие и охранники оставив работы, с интересом наблюдали с возвышенности за приближающимися тундровиками.

– У них наверное стойбище где-то рядом, знакомиться едут. – сказал здоровяк с карабином, по-видимому, главный из охранников. Он явно был старше своих напарников и держался более уверенно. Форма на нём сидела как влитая. Судя по крепкой шее, сплющенному носу и мясистым сломанным ушам, парень много лет занимался борьбой или боксом. Костя сразу про себя окрестил его Кабаном. Двоим его напарникам, стоявшим немного позади, было, наверное, чуть за двадцать. По новенькой, висящей мешком форме, новым кобурам и портупеям, можно было предположить, что оба работали в охране совсем недавно. Худощавые, востроносые, они с одинаково настороженными лицами поглядывали то на приближающиеся упряжки, то на Кабана, и очень напоминали своим видом сурикатов.

– Серьёзные ребята. Видать охотники. – сказал кто-то из работников, заметив за спинами ненцев стволы карабинов.

Выехав на возвышенность, упряжки остановились. Василий и Гена бодро соскочили с нарт, и, оставив на земле хореи, подошли к стоявшему впереди всех Кабану.

– Здорова, мужики. – первым протянул руку Гена. – Что строите?

– Здорова! – весело улыбнулся Кабан. – Цивилизацию для вас строим! Медпункт здесь будет для кочевых ненцев. Даже со стоматологом. Ещё комната отдыха и пекарня. Будет теперь у вас всегда свежий хлебушек.

– А что за организация нам такой подарок решила сделать? Газпром?

Кабан рассмеялся.

– От Газпрома, пожалуй, дождёшься! Нет, это благотворительная организация – «Счастливый мир». С десяток филиалов уже по стране, а головной офис находится в Питере.

– А вы тоже Питерские? – спросил Василий.

– Мы трое – да. – Кабан кивнул на своих напарников. – А строители Уренгойская фирма. Подрядчики.

– Идея-то хорошая, – вздохнул Гена, разглядывая вагончики и упаковки стройматериалов, – только это в другом месте надо строить. Здесь нельзя. Почему с нами, оленеводами, не посоветовались, если для нас делать хотят?

– Почему здесь нельзя? – удивился Кабан, оглядевшись вокруг. – По-моему подходящее место. Отовсюду видать. По проекту ещё скважину пробурят с системой очистки воды, ветряной генератор поставят, складское помещение построят. Цивилизация!

Василий покачал головой.

– Не поставят. И не построят тут ничего. Сгорит всё опять.

– Что значит – опять? – нахмурился старший охранник.

– На озёрах Нёйто, нельзя быть долго. – стал объяснять Гена. – Здесь живёт хибяри-хабарта – человек-лось. Это его места. Если дать ему хороший подарок – жертву принести, то недолго можно погостить. И рыбу в его озёрах можно немного ловить, а потом обязательно уезжать надо. Но это нам, ненцам. А русским вообще здесь нельзя находиться – плохо будет. А если сильно его разозлить, то и нам, оленеводам, беды наделает. Это у нас каждый мальчишка знает. Нельзя здесь ничего строить.

«Ай да молодец Генка!» – про себя отметил Костя, внимательно слушая разговор. – «Вот тебе и повод для всеобщего возмущения кочевников, если здесь опять что-то станут строить после пожара, который тут скоро произойдёт».

 

– Ну, с человеком-лосем мы уж как-нибудь договоримся! – расхохотался Кабан. – Выпьем с ним по сто грамм, поговорим по душам, и он нам разрешит!

Сурикаты, так про себя Костя окрестил остальных двоих охранников, и рабочие тоже рассмеялись, а кто-то из них ещё добавил: – Можем его к себе в бригаду взять, пускай помогает, раз уж такой сильный!

– Ну что, мужики, давайте-ка по капле за знакомство. Мы ведь теперь соседи, надо познакомиться поближе. – энергично потёр руки Кабан, и сделал приглашающий жест к вагончикам. – Меня Николай зовут, это мои бойцы – Юра и Рома. – показал он сначала сурикатов, а затем представил по именам и четверых рабочих.

– Спасибо за приглашение, – поблагодарил Василий, – но нам ехать надо. Мы вертолёты видели, приехали посмотреть, зачем прилетали. Сейчас возвращаться надо, олени без присмотра разбредутся, собирать потом трудно. Водку мы не пьём, а вот на чай, обязательно на днях заедем. И рыбы вам привезём.

– Чтобы не думали, что мы тут вам сказки говорили, идёмте, покажу кое-что. – махнул рукой Генка, и направился по краю возвышенности вниз по реке. Кабан дал знак остальным следовать за ними, догнал быстро шагающего оленевода и пошёл рядом. Остальные, переглянувшись, двинулись следом.

По Костиному плану ненцы должны были сразу уехать, но они, похоже, что-то затеяли. Он с тревогой стал наблюдать, что будет дальше.

Отойдя от вагончиков на довольно приличное расстояние, Генка остановился и показал куда-то на землю.

– Вот. Они с хибяри-хабарта не смогли договориться.

Костя увидел старое, заросшее травой и кустарником пепелище. На довольно большом участке среди прошлогодней травы торчали обломки кирпичей, ржавые, прогнившие до дыр куски железных листов, загогулины покореженных труб и уголка, осколки бутылок и фарфоровой посуды. В стороне ощетинясь рваными краями валялись две развороченные двухсотлитровые бочки и деформированные от высокой температуры части снегохода «Буран». В стороне, метрах в тридцати стояли четыре покосившихся деревянных креста с деревянными табличками.

– Здесь в восьмидесятых годах уже строили магазин и пекарню. Семья жила: муж, жена, и двое детей. Муж был русский, а жена из наших. Государство тут решило факторию поставить. Они здесь жили и работали. Очень вкусный хлеб пекли. – Гена прошёл по пепелищу, и выковырял сапогом из травы две погнутые железные формы для выпечки хлеба. – Когда дом только построили, пришёл хозяин – хибяри-хабарта, стёкла в доме разбил. Предупредил так, чтобы уходили. Они не послушали. Потом он им в глаза посмотрел. Хозяина Булыга звали, он с ума сошёл, жену с детьми застрелил, а потом дом вместе с собой сжёг. Мой отец и ещё люди здесь стояли недалеко, дым увидели, на помощь приехали, а он в них через окно из ружья стрелять стал. Никто подойти не смог пока всё не сгорело. Вот так. Родню Булыги разыскать не смогли, тут всех и похоронили.

– Пойдёмте дальше. – словно заправский экскурсовод махнул рукой Генка, и повёл всех к росшим в сотне метрах густым зарослям ивняка и ольховника.

Проходя мимо крестов, охранники и рабочие всматривались в таблички, пытаясь прочесть надписи. Костя напряг зрение, и кое-как разобрал сильно выцветшие, выведенные красной краской буквы на одном кресте с краю: Булыга Иван Михайлович 06.01.1942 – 05.07.1983. Это была могила хозяина сгоревшей фактории.

Немного не дойдя до кустарника, вся компания остановилась возле ещё одного пепелища, но уже меньшего размера. Здесь так же валялись куски железа, обрывки толи и осколки стёкол. Из земли между зарослей карликовой берёзы торчала верхняя часть самодельной печки-буржуйки.

– А вот здесь наши оленеводы, избушку поставили. – объяснил экскурсовод. – Хибяри-хабарта тоже к ним приходил, предупреждал. Они молодые были, не послушали и оба теперь вон там. – он показал в сторону кустарника. – С ближнего стойбища увидели дым, прибежали, вытащили их из огня, но они задохнулись уже. Давайте сходим, проведаем.

Среди голых веток с набухающими почками стояли два грубо сколоченных продолговатых ящика из толстых досок. Один из них был повреждён: крышка провалена внутрь и сдвинута в сторону, оторванная боковая стенка лежала на земле. Это был обыкновенное ненецкое захоронение – хальмер, какие можно встретить по всему Ямалу в самых разных местах. Спокон веков ненцы не закапывали покойников в землю, потому что всё, что ниже уровня земли это территория тёмного бога Нга, а сколачивали деревянные ящики, либо заворачивали в бересту, и оставляли прямо на земле, на высоком месте. Иногда такие захоронения разоряют медведи или росомахи, чтобы полакомиться мертвечиной. Ненцы редко ходят на могилы предков, предпочитая не тревожить покойников, но иногда кости всё-таки собирают и складывают обратно в ящик. Костя немного повернулся и чуть наклонил голову, чтобы заглянуть под крышку. Он давно уже научился пользоваться оптическим эффектом озера Стиг, и мог без труда рассмотреть любой объект с разных сторон. Для этого нужно было, не отрывая взгляда от объекта, немного переместиться самому, наклонить или повернуть голову. Из ящика на него пялился пустыми глазницами человеческий череп без нижней челюсти. Рядом белела длинная кость предплечья и несколько рёбер. Здесь же лежала синяя эмалированная кружка, топор, и костяные детали оленей упряжи. Значит, похоронен мужчина. С женщинами обычно кладут фарфоровую посуду, чайник, ножницы и прочие вещи, какими в быту пользуется хозяйка чума. Если покойника привозят на нарте, её оставляют тут же, перевернув вверх полозьями, но рядом с этими ящиками нарт было не видно. Костя сделал себе заметку расспросить потом у Генки, что же произошло на самом деле на обоих этих пепелищах. Но, что бы тут ни произошло, всё это было сейчас как нельзя кстати. Ненцы к таким явлениям как разбросанные по земле человеческие кости привычные, а вот для русских это шокирующее зрелище. Вот и сейчас, Костя смотрел на лица рабочих и охранников, и видел, что на них всё это произвело сильное впечатление. Они заглядывали под сдвинутую крышку, качали головами и переглядывались между собой. Кто-то даже перекрестился.

– Я такие гробы на Ямбурге видел. – тихо сказал самый молодой рабочий по имени Артём. – Мы там компрессорную станцию строили, а рядом ненецкое кладбище было. Там несколько десятков таких гробов прямо на земле стоит.

Гена кивнул.

– Ты видел родовое кладбище, где один какой-нибудь род своих умерших хоронит. А эти двое здесь погибли. Да ещё так нехорошо. Вот их отдельно и похоронили.

– А зачем эти ленточки и рога? – спросил Кабан, показывая на кривую невысокую берёзу, росшую здесь же, на ветвях которой висели оленьи рога и были привязаны цветные, развивающиеся на ветру ленточки.

– Это священное место. А ленты вязали и оленя забивали чтобы хозяина – хибяри-хабарта задобрить. – объяснил Василий. Он достал пачку сигарет, вытащил четыре сигареты и положил по две штуки на каждый ящик. Закурив сам, он посмотрел на Геннадия.

– Ну, всё, поехали, и так сильно задержались.

– Это у вас так делают подношения умершим? – поинтересовался Кабан, глядя на оставленные сигареты.

Василий, молча, кивнул.

Назад все шли заметно приунывшими. Проходя мимо большого пепелища, рабочие снова посмотрели на место когда-то разыгравшейся здесь трагедии.

– Ну, бывайте. – кивнул на прощание Генка, подбирая с земли хорей. – Если что, моё стойбище там. – она показал на север. – Пойдёте вдоль берега, увидите. Мимо не пройдёте.

– А я там, дальше стою. – Василий показал на северо-восток, – Сами не найдёте, если что, у Генки спросите.

Когда две упряжки, выполнив свою миссию, покатили на север, Костя облегчённо вздохнул и стал смотреть на Нёйто малто. Оказалось, что Женька с Юркой уже выехали из Женькиного стойбища и прошли, приблизительно, четверть пути до Сеяхи. Теперь можно было послушать, о чём говорят строители у вагончиков.

– …и поживей давайте! – услышал Костя сердитый голос Кабана, поймав в фокусе его плотно сбитую фигуру.

Рабочие в это время выставляли по уровню вагончики, регулируя специальными ключами высокие стойки с широкими квадратными «лапами».

– Мы и так стараемся. Если бы нас эти чукчи не отвлекали, уже бы закончили, а так битый час слушали их бредни. – оправдывался Михаил – самый пожилой из рабочих.

– А если это не бредни? – послышался из-под вагончика голос Артёма. – В мире есть много явлений, которые наука объяснить не может.

– Да брось! Такой большой, а всё ещё сказкам веришь. – ответил ему голос с татарским акцентом там же под вагончиком. Это был Рифат – низенький коренастый татарин неопределённого возраста.

1Олень – бык – кастрированный ездовой олень.
2Хорей – длинный деревянный шест для управления оленьей упряжкой.
3Мандалада – в переводе с ненецкого языка – общий сбор, собрание, восстание.