Крестник. Повесть

© Владимир Павлович Гоголь, 2017

Редактор Ольга Васильевна Пашкова

ISBN 978-5-4483-6674-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Владимир Павлович Гоголь

04.06.1951—26.01.2014

Это повествование основано на реальных событиях, которые происходили более десяти лет назад. Некоторые лирические отступления не должны мешать восприятию той действительности, тех реальных фактов и событий. Все это было, всего уже не вернуть. Не так много изменилось что-то в этой жизни и спустя десятилетие. Возможно, это-то и заставило меня записать эту немудреную историю. До сей поры воюем с бандформированиями в той же Чечне, обостряется ситуация с Грузией. Кто следующий?

Сейчас возникают уголовные дела по поводу разворовывания «боевых» – денег, предназначенных для выплаты участникам боев в Чечне. Раньше никто об этом не знал? Что, воруют?

У кого совести хватило на это? У тех же, кто в госпиталях вырезал у молодых, погибших бойцов, жизненно-важные органы и продавал их за бугор, наживая на этом капитал?

А совесть тех, кто снабжал боевиков оружием с наших складов, ГСМ, радиоаппаратурой, новейшими приборами, имеющими оборонное значение? Молчит их совесть!

Кто торговал секретами, информировал боевиков? А кто-то торговал своими бойцами! Да, и такое было!

Деньги! Деньги! Во главу угла – деньги! Любой ценой – деньги!

Огромные суммы денег на восстановление Чечни из нашего бюджета, оторванные от нашей социалки, здравоохранения, да мало ли нужд у страны. Сегодня начинаем строить, завтра бомбить, разрушать. Все! Пропали деньги! А дошли ли они туда? Или украдены на корню, в столице нашей Родины? Еще лет через десять начнутся расследования, кто-то будет на этом карьеру делать. А в результате – пшик! Спросить то, не с кого будет в то время.

Разные люди мне попадались на пути. Не хочу всю грязь выносить на страницы. Не заслуживает чистый лист бумаги, сделанный сотнями людей, той грязью облитым быть. И не один я все это видел и знаю.

Я до сих пор благодарен тем людям, которые помогли мне в том турне по России, тем, кто помог в той, непростой ситуации. И пусть останется на совести тех, кто создал эту ситуацию.

Часть первая (вступительная)

Было это в 1995 году. Чеченская кампания в самом разгаре. Наших пацанов огромными пачками, толпами, как хотите, но армией это назвать в то время было нельзя, отцы-командиры успешно гробили на полях сражений, в горах, короче, в Чечне. Сколько материнских, отцовых слез пролито, сколько проклятий в адрес наших военных командиров, правительства?! Все упреки были справедливы, это признало правительство государства, когда прекратило поставку молодых жизней в мясорубку той войны. Я все это видел своими глазами в трезвом уме, хотя смотреть на некоторые вещи трезво, в полном смысле слова, было очень тяжело.

Так вот, моего крестника, Андрея, забрали на службу за год, до этих событий. Крепкий, физически развитой юноша, не по годам рассудителен, спокоен, рано остался без отца. Старший мужчина в семье. Мать одиночка, работница детского сада, воспитывавшая двоих пацанов, могла дать им только самое необходимое, и то по самым скромным меркам. Может, поэтому, Андрей рано повзрослел, эдакий мужичок среди своих сверстников. Были ребята в схожих условиях, безотцовщина, бедность, мать на работе и подработках, чтобы как-то прокормить своих чад. Ребята предоставлены сами себе, стая! Так вот, Андрей, невольно общаясь в этой стае, среди бывших одноклассников, соседей, всегда пользовался авторитетом, уважением. Это выражалось в том, что даже ребята, какими то путями попавшие в криминал, не пытались вовлечь, его в свою компанию, не пытались где-то «наехать» на независимость Андрея. Вокруг него всегда было шумно, весело, не каким то комсомольским задором, а простой веселостью села, где нравы еще не такие суровые, как в мегаполисах. Без него мало, что проходило на селе среди молодежи. Симпатичный, спортивного телосложения, гитарист, он был душой любой компании. Для матери был первым помощником, нянькой младшему брату. Девчонки вздыхали так громко, порой, что мать говорила: «Ой, уведут Андрейку девки, окрутят!» – Так и случилось. Женился он до армии. Сыграли свадьбу, через полгода родилась дочка, Сашенька. Стал Андрей домоседом. Работа, дом,

на улицу только с коляской, с женой и дочкой.

Затем армия. Служили тогда срочную полтора года. Андрею повезло, попал служить в нашей республике, в какую-то воинскую часть, которая заготавливала лес для нужд легендарной и непобедимой. Отслужил успешно год, все нормально. Мы ездили, навещали его, посмотрели, как и что в части. Все нормально, по военному, с дисциплиной, порядком. «Дедовщины» никакой, солдатики чистые, ухоженные, сытые.

Оставалось служить ему три месяца, вдруг звонок поздно вечером:

– Меня переводят в Чечню.

– Как, почему, зачем? Тебе нельзя, у тебя семья, ребенок.

– Приказ, утром на поезд.

До части четыреста километров. Конец марта. Выходные. Забираю мать Андрея, садимся в машину и вперед, разбираться.

Дело в том, что его должны были уволить в запас по приказу от февраля месяца. Приказ министра обороны о том, что солдаты срочной службы, имеющие детей в возрасте до трех лет, прослужившие год и более, увольнялись в запас вчистую. Кто не прослужил года, те увольнялись в запас до достижения трехлетнего возраста их детей, а затем призывались дослуживать. Уж с чем это было связано, судить не берусь.

Когда мы узнали об этом приказе, то переговорили с Андреем. Он не захотел демобилизоваться раньше срока. Говорил, что неудобно перед сослуживцами. Да и мы, взрослые, отнеслись к этому как-то спокойно. Там надо было справки собирать, суетиться. Решили, пусть дослуживает полностью. А тут Чечня!

Короче поехали. Не доехали сто верст. Дорога переметена снегом. Узкая центральная полоса, а по краям липкий, тяжелый мартовский снег. Встречный караван рефрижераторов заставил принять вправо, а там снежный плен. «Волга» машина тяжелая, снег плотный, день выходной, тяжелой техники на трассе нет. Просидели часа три, опоздали. Увезли ребят. Удалось выяснить, что направили их сначала в город Чайковский, Пермской области.

Вернулись домой, собрали справки, все заверили в военкомате. Очень помог знакомый, который тогда занимал высокую должность в этих сферах.

Потеряли три дня. В Чайковский отправились на перекладных. Где автобусом, где поездом. Приехали. Оказалось надо еще автобусом пятнадцать верст до военного городка Марково. Делать нечего, едем в Марково. На удивление встретили очень хорошо. Сразу на конечной остановке автобуса всех приехавших гражданских встретил дежурный офицер, объяснил, как пройти в дежурную часть. Там дали направление в гостиницу. Время позднее. Пока поселились, душ, ужин и спать. Дорога на перекладных утомляет.

Утром иду в строевую часть. По дороге встречаю солдат одиночек. В армии это бросается в глаза, в основном все строем. Все, какие-то забитые, кто перевязан, кто на костылях. Снуют между казармами и санчастью.

Здороваются, спрашивают откуда. Земляков ищут. Попадаются и земляки. Радость обоюдная. Спрашиваю про Андрея. Как вовремя!

Говорят, что их рота в тупике, на погрузке техники на платформы.

Очень это мне помогло в дальнейшем.

Прихожу в строевую часть. Сидят девушки-женщины за стойкой, отвечают на вопросы односложно, нехотя. Утомляют их вопросы.

Мне отвечают, что такого в списках нет. Пришлось показать выписку из приказа о командировании такого-то, такого числа именно к ним. Да еще назвать роту, в которой он почти неделю службу несет. Тогда мне отвечают, значит в бегах!!! Вот так фокус! То не поступал в часть, то в бегах. Иду через весь городок в батальон.

Немного о военном городке. Продуманная до мелочей планировка. Новый современный гарнизон со своей социальной структурой. Все с иголочки, сияет на весеннем солнце. Позднее узнал, что городок выстроен турками по программе вывода наших войск из Германии.

Вот и расположение батальона. Кстати, везде пропускают почти беспрепятственно, понимают, что люди приехали не из праздного любопытства. Конечно, кроме штаба дивизии, куда пришлось позднее пробиваться чуть ли не штурмом.

Прошел в расположение и был поражен. Такое прекрасное здание, внутри оказалось натуральным хлевом. Порядком армейским здесь и не пахнет. Вход в казарму не освещен, лестничные марши (бетонные) с разбитыми и отсутствующими ступенями, вместо которых зияют дыры. Это при дневном свете они зияют, а вечером?

Позднее я встретил паренька из Инты, который на этих дырах сломал ногу. Правда, он был очень доволен этой ситуацией, отсрочка поездки в Чечню.

В самой казарме бедлам полнейший, койки в одном углу, матрацы – в другом. Кто спит, кто-то кричит команды, а кто-то суетится, куда-то торопится. У входа в расположение никакого дневального. Перевалочный пункт!

Какие то мужики в форменной одежде поверх свитеров. В казарме курят!!! Мужики эти оказались контрактники-шофера, нанятые в Перми и Чайковском за смешные деньги, сейчас уже не помню, какие тогда и деньги были. Они лихо пропивали свои кровные, вот уж точно, куражились над молодежью, называя их салагами. Хотя, на мой взгляд, салаг там не было. Спросив, где найти комбата, я поднялся на второй этаж. Так, вот здесь: «Командир батальона, в/ч такая то». Захожу. Сразу видно, командир, да и по запаху слышно. Сивушный дух, так Русью пахнет.

Точная копия Евдокимовского героя, каким я его представляю: морда красная, голос зычный, хорошо поставленный. Я сразу не понял, на кого это он так разоряется. Оказалось, что перед ним стоит женщина и солдатик. Да, такого воина солдатом не назовешь.

Если его взять за шиворот и приподнять на пол метра от пола, то сапоги останутся на полу. Такой тщедушный солдатик, с мамой, которая плачущим голосом пытается объяснить солдафону в майорских погонах, что сын у нее один, вырастила его без отца, что сама она инвалид какой-то группы, что она не против службы в рядах доблестной и непобедимой, только за что же в Чечню. Да и какой из него вояка, недомерок!

Оказалось, что и у пьяного майора есть сердце и, по счастью, оно у него было с собой. После получасовой нотации, что все своих хотят «отмазать» от Чечни, а кто Родину защищать будет? У него батальон пал в Грозном, даже один офицер погиб!!! Он, этот бравый майор, приехал за новым пополнением, а не выслушивать какие то бредни про инвалидность, безотцовщину и прочий штатский абсурд. Он сделал великодушный жест рукой и произнес:

– Гуляй мать, прощайся с сыном. Даю вам два часа, и ни минутой больше.

Бедная мамаша пыталась что-то лепетать про то, что в Чечню ее сына не надо, один он, кормилец в старости. Но грозный майор с возгласами: и ни минутой позже, выставил эту жалкую парочку за порог. Затем обвел меня мутным взглядом и спросил:

– Чей папаша?

– Ильченко Андрей, ремрота.

– А хороший у тебя сын, вдруг изменил тон майор. Да и сам как-то приосанился, втянул живот.

Странно это все! В строевой части не знают, где Андрей, а командир батальона нахваливает его. Когда и узнать успел в этой суматохе? Дежурная фраза, – подумалось мне.

Я чуть было ни купился на эти перемены, но, усевшись на стул за своим столом, он опять переменился. Артист! Передо мной вновь сидел махровый солдафон, местный князек, который вел себя в своей вотчине, как хотел. Мои объяснения выслушал спокойно, в конце только спросил:

– От меня чего хочешь?

– Пропуск в тупик, где погрузка, где Андрей. Заберу его, а то увезете и угробите парня.

– Да нет проблем. Он свое отслужил, так получается. И добавил:

– Хоть одну душу спасешь.

Пропуск с визой майора был у меня в кармане.

Я возвращался через первый этаж казармы. Только я спустился в расположение, как меня обступили земляки. Слушок, что тут «дядька из Сыктывкара», быстро обежал другие подразделения.

Вышли на улицу толпой. Сначала были вопросы, как там, на гражданке, затем просьбы. Просьбы первоначально показались мне очень странными. Передать по возвращению домой, в Сыктывкар, родителям, родственникам письма и записки – это понятно, а вот водительские удостоверения, дипломы фельдшера, санитара, даже один диплом был зоотехника. На мой, немой вопрос, ребята объяснили, что не хотят умирать, а чеченские снайперы в первую очередь выбивают водителей, не щадят машины с красным крестом. Это они знают точно, со слов сержантов, которые приехали вместе с офицерами за пополнением. В справедливости этих слов мне пришлось убедиться в дальнейшем.

Долго задерживаться я не мог. Мне предстояло путешествие в тупик. Как я не придал значения тогда, сразу этой мысли, что мелькнула в моей голове: тупик!

Я объяснил ребятам, что буду еще завтра, пусть они напишут, соберут все, что хотели бы передать домой, не забудут написать контактные телефоны, адреса, а завтра я опять приду в казарму и все это заберу для передачи их родным и близким.

Кто-то может сказать, что же ты, мужик, делаешь? Подрываешь мощь нашей армии, помогаешь отлынивать от службы молодому поколению. Ничего такого и в помине не было, и быть не могло. Ребята просто порвали бы права и дипломы, а после службы, кто уцелел, тот восстановил бы их заново. Я избавил их от бюрократической волокиты после службы. И по сей день, считаю, что поступил правильно. Я целый месяц, после возвращения домой, обзванивал все города республики, отвечал на вопросы, на которые я просто не мог ответить. «Как он там? Не похудел? Как питается? Не обижают ли его?»

Что я мог ответить? Я разве помнил, кто есть кто! Приходилось отвечать шаблонно:

– Все у него нормально! Сыт, обут, одет. Когда видел, был весел, шутил. К сожаленью, времени у меня было мало, так что подробнее он напишет сам.

Один раз мне ответили, что не напишет. Что его уже привезли в Эжву и похоронили.

Поэтому я так долго не мог дозвониться по этому телефону. А адреса были только деревенские, где телефоны были не у всех.

А еще то, что мне долго пришлось бегать за Андреем по стране.

Часть вторая (трагикомическая)

Хотите, верьте, хотите, нет, но это было на самом деле, я лично наблюдал эту ситуацию. Как все в этой жизни, так и этот случай, для одних был комедией, для других – жуткой трагедией.

КПП №3 – это один из контрольно-пропускных пунктов воинской части, через который на погрузку в эшелоны шла техника. Выглядел этот пункт таким образом: вагончик для воинов, шлагбаум и колея в снегу от большегрузной техники.

Прапорщик, старший наряда, любезно пообещал отправить меня в железнодорожный тупик с первым свободным «Уралом». В вагончике было жарко натоплено, накурено. Я вышел на воздух, закурил. Ожидание не самое лучшее времяпровождение. Изредка проходили небольшие колонны техники, БТР, БРДМ, БМП, танки. Были и одиночки. Но все это было не для меня, штатского. Продолжая ждать, я находился рядом с воином, который поднимал и опускал за веревку шлагбаум. Никаких пропусков, никаких проверок. Завидев технику, двигающуюся со стороны части, он просто поднимал шлагбаум. Никто даже не притормаживал, на войну, маршем!

Днем весеннее солнышко ласково обогревало своими лучами. В вагончик идти не хотелось.

Вдруг на дороге, ведущей к части, со стороны трассы появился «Жигуленок», «копейка», ярко-красного цвета, он, как капелька крови, пульсировал на дороге, бочком по широкой колее. Подъехав к шлагбауму, «копейка» истошно засигналила. Затем из нее вышел мужичок и стал кричать на воина, чтобы тот поднял шлагбаум и пропустил его. На шум из вагончика вышел прапорщик. Выслушал претензии мужика, объяснил, что это воинская часть, а не проходной двор. Что на машине въезд на территорию части воспрещен. Мужик стал кричать, что он едет к командиру части, что его там ждут, что судьба прапорщика в его руках и т. д. и т. п. Прапорщик все это выслушал, попросил убрать машину с дороги и пройти в вагончик, где есть телефон, позвонить командиру. И, если будет приказ командира пропустить мужика вместе с машиной, он его исполнит.

Мужик сел в машину и очень нервно стал выруливать из колеи. Кое-как развернув машину, он попятился с дороги и примостил свою родную «копейку» задом в сугроб. Затем прошел в вагончик.

Буквально через минуту со стороны части показался танк. Воин отпустил веревочку, шлагбаум мгновенно распахнулся и танк, не снижая скорости, пошел на погрузку. Перед нами с воином предстала картина без названия: передок «копейки», по самое стекло был вмят в снег. Это было месиво из масла, тосола и кислоты. Колеса блинами чернели в снегу. Танкист просто не заметил в снежной круговерти машины с правой стороны от себя. Он ориентировался на шлагбаум, на часового. А эту жестянку он даже не почувствовал. Удивительно одно, как он не зацепил ее за собой, не потащил по дороге. Просто вмял ее передок в мартовский снег, и укатил.

В это время из вагончика выходит мужик, видит такую картину и бегом за танком, который немного сбросил скорость перед выездом на трассу. При этом мужик на ходу вытащил пистолет, и давай палить в воздух. Да, разве в танке, при движении слышны пистолетные выстрелы, конечно нет. Танк вырулил на трассу и, уже полным ходом, двинул дальше. Но выстрелы хорошо слышали в вагончике. Оттуда высыпал весь караул, во главе с прапорщиком, с оружием на боевом взводе, положили мужика в снег личиком. Затем только разобрались, что мужик – майор милиции, что оружие у него табельное. После этого обратили внимание на то, что осталось от «копейки». Вдруг задняя дверь «копейки» открывается, оттуда выходит дедок, изрядно выпивший и, обращаясь к майору милиции:

– Саша, а что случилось?

С майором чуть не истерика.

– Папа, я, в этой суматохе, совсем о тебе забыл.

Дедок был на волоске от смерти! Зацепись машинешка за траки танка, кувыркалась бы следом за ним, а то и еще раз попала бы под гусеницы. От деда осталось бы меньше, чем от двигателя и аккумулятора «копейки». Он осознает это позже, протрезвеет и страху изведает.

Мент засыпал вопросами прапорщика, что за танк, номер, где найти.

На что был однозначный ответ:

– На войне, милок, на войне.

Тот снова звонил командиру части, грозил, ругался. Обещал всех пересажать в тюрьму, затем выдохся. Определил отца на временный постой к караулу в вагончик, а сам пешком отправился к высокому начальству за правдой.

А правда была простой: машина находилась за территорией части, танк вместе с водителем уходил на войну и возвращать его никто не собирался. Попудрят мозги немного этому майору, но толку никакого он не добьется. Нечего ставить машину на пути боевой техники. Она, эта техника, мощная, не на такие подвиги способная.

Прапорщик, машина которого, такая же «копейка», только другого цвета, стояла по эту сторону шлагбаума, хоть и в стороне, приказал двум солдатикам углубить «капонир» в снегу, а затем отъехал в это углубление со словами:

– Наши военные водители еще и не так могут.

Вскоре подъехал попутный «Урал», который и доставил меня в «тупик».

Часть третья (огорчительная)

Железнодорожный тупик, товарная станция, часть всего движущегося механизма железной дороги, тщательно охраняемый военный объект. Это – место скопления беззащитной техники, часть которой, связанная километрами «катанки», подпертая под колеса и гусеницы бревнами, с минимальным запасом горючего, без боекомплекта, стоящая на платформах, часть продолжает грузно заползать на платформы. Вот лакомый кусок для террористов, диверсантов и прочей нечисти. Поэтому появление штатского на территории сразу привлекло внимание караула. Правда, все вежливо, но сурово, без показухи. Проверили документы, спросили, зачем пожаловал. Пропуск красномордого комбата трепета не вызвал. С большим уважением отнеслись к поводу моего появления, да и путь, мной проделанный, вызвал возгласы изумления.

Старший караульного наряда, лейтенант, выделил мне в сопровождение солдата, не из уважения к моей персоне, а для того, чтобы я не шастал где ни попадя. Благодаря этому солдату, мне не пришлось долго разыскивать роту, в которой числился Андрей. Сдав меня с рук на руки командиру роты, солдатик, стрельнув у меня сигарету, растворился во тьме. Да, пока я сюда добирался, день закончился, а тьма усугублялась прожекторами, что освещали составы.

Командир ремонтной роты старший лейтенант Брежнев, (жив ли, если жив, дай Бог ему здоровья и успехов по службе!), измотанный, уставший парень, лет двадцати семи. Спокойный, в меру доброжелательный. Узнав, зачем, вернее, за кем я приехал, очень расстроился, что я не застал его. Да, Андрей, в его роте. Двое суток пахал на погрузке, а сейчас уехал в расположение батальона, для погрузки штабного имущества на машины и доставки сюда в тупик. Дело в том, что параллельно составу с техникой, стоит эшелон под личный состав, который завтра отправляется по маршруту. Старлей хорошо отозвался об Андрее, хотя всего неделя, как тот к ним прибыл. У старлея тоже молодая жена и дочь. Может, поэтому он и выделил нашего Андрея из общей массы, а может потому, что тот не любил «сачковать», да и другим «сачкам» мог мозги вправить.

Со слов старлея, Андрей, с остальными членами погрузочной команды, должен прибыть сюда утром. Старлей еще пожаловался, что сам он не успевает заскочить домой, проститься с семьей, поэтому он просил Андрея зайти и забрать его походную сумку.

Этот молодой парень уже воевал, месяц назад вернулся из Грозного. Едет в третий раз. На вопросы типа, как там, отвечал односложно: г… но! По поводу моей проблемы сказал однозначно, забирай, пусть у его дочки будет отец. Даже документы не стал смотреть. То ли, на столько уставший, то ли, понимал, что по пустякам, такие концы дорожные никто делать не будет. Оставалась проблема, как это осуществить, как встретиться с Андреем?

Мне оставаться на территории товарной станции нельзя. На улице к ночи подмораживало, да и караулы сменялись, могли быть неприятности. Одно дело кратковременный визит с определенной и понятной целью, другое дело бесцельное болтание по станции, где идет погрузка военной техники для отправки на войну. О том, чтобы войти в вагон, предназначенный для отправки личного состава, и речи не могло быть. Старлей заходил в него с предъявлением командировочного удостоверения. Единственное, что мог он, незабвенный офицер российской армии, старший лейтенант Брежнев, отправить меня обратно в городок Марково на попутной машине. Что он и сделал. На прощание просил передавать привет Андрею, да просил, чтобы тот не забыл на радостях про его походную сумку. Я пожелал этому чудному, сразу ставшим мне симпатичным, парню, одно единственное: вернуться домой, к семье, здоровым и невредимым. Не знаю, выполнил ли он мой наказ.

На могучем «Урале», с зампотехом части, майором, я поехал в Марково, так и не встретив Андрея. Что ж, отрицательный результат, тоже результат. Срочность погрузки и отправки настораживала, серьезные дела затевались на Кавказе. Такие силы формируют и направляют в этот регион. Многие там останутся, в этой разгорающейся точке.

В теплой кабине «Урала» я, незаметно для себя, задремал.

Часть четвертая (идиотская)

Проснулся я оттого, что прекратились, ставшие уже привычными, потряхивания, покачивания. Мы стояли. Мотор «Урала мерно урчал. Впереди никакого препятствия не видно. На плече у меня мирно дремал майор. Я спросил водителя, что случилось. Вместо ответа, он, на несколько секунд, включил дальний свет. В свете фар мелькали люди, что-то громоздкое перегораживало дорогу. Присмотревшись в казавшуюся темноту, я увидел, что почти поперек дороги, да еще частично в кювете, лежит какая-то техника. Водитель пояснил, что это роторный экскаватор для рытья траншей. Как он умудрился съехать с дороги и перевернуться, непонятно. Солдаты под командой офицера, звание которого было не разглядеть, пытались опутать эту махину толстыми, в руку толщиной, танковыми тросами. Неподалеку стоял танк, методично попукивая дизелем.

Зампотех проснулся, зевнул, углядел эту картину перед нами и со словами, известными всему миру с нашей подачи, стал перелезать через меня из кабины. Через минуту перед ним стоял с опущенной головой водитель этой чудо техники. А он продолжал изощряться в своем, видимо очень привычном, лексиконе. Но от этого техника не поднялась, не вытащила свое могучее тело из снежного кювета.

Мне, почему-то сразу вспомнились армейские мозоли от шанцевого инструмента БСЛ—110, МСЛ—50, что означает – большая саперная лопата длиной 110 сантиметров и, соответственно, малая саперная лопата длиной 50 сантиметров. У нас ходила присказка: «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, а один погрансолдат, заменяет весь стройбат!». Те, кто служил на границе, знают, что вышеуказанный инструмент является неотъемлемой частью службы.