Печать Нострадамуса. Божество в камне

Глава 1. Тот, кого не принимает смерть

В горле пересохло. За минувшие сутки, проведённые в пути, Мадлен не получила от Габриэль, сидевшей напротив, ни капли воды, ни куска хлеба. Руки, туго связанные за спиной верёвкой, давно онемели. Болела спина, а разум порой покрывался туманом, на час или два заставляя девушку выпасть из настоящего момента. В первое время Мадлен пыталась бороться со своей похитительницей. Крича, она громко звала на помощь, брыкалась, стараясь доставить Габриэль как можно больше неудобства. Но её сопротивление было сломлено. Боль и отчаяние вскоре заставили прекратить все свои попытки докричаться до мадемуазель Д’Эстре. Мадлен обмякла, забившись в угол сиденья, и не могла думать ни о чём, кроме жажды.

– Вижу, и ведьмам приходится нелегко без воды, – усмехнулась Габриэль, с восторгом поглядывая на поверженную конкурентку. – А я думала, ты сможешь наколдовать её себе или попросить помощи у Дьявола.

– Я не ведьма… и ты знаешь об этом… – устало, едва разомкнув сухие губы, прошептала Мадлен. – Почему ты так поступаешь?

– Я добропорядочная католичка! И обязана выдать ведьму на суд Бога.

– Добропорядочные католички не убивают людей, Габриэль. На твоих руках кровь кардинала, что скажет об этом Ватикан?

Габриэль зло сверкнула глазами. Её красивое лицо изменилось, сделав девушку похожей на ядовитую гадюку.

– Об этом никто не узнает. Твоим словам никто не поверит. Речи ведьмы пропитаны отравой в них нет истины, – прошипела она.

– А если король сам обо всем догадается? – спросила Мадлен.

– Я найду способ переубедить его.

– Габриэль, прошу… – Поездка становилась всё тяжелее, и Мадлен начало казаться, что она вот-вот лишится сознания. – Одумайся… ты совершаешь ошибку, берёшь на себя новый грех.

– Не тебе, ведьма, говорить о грехе! Думаешь, я не знаю, что произошло между тобой и Анри в той лесной сторожке? – Гнев буквально обуял Габриэль. Её руки подрагивали, тело не справлялось с той яростью, что кипела у неё в груди.

– Так вот в чём всё дело… – Мадлен наконец поняла, что двигало Габриэль на самом деле. То было не желание защитить короля, не праведный гнев верующей католички, а женская ревность, лютая и слепая. – Как ты узнала?

– Анри не скрывал этого. Однажды вечером я пришла в его покои, желая напомнить королю о своём существовании, своей любви и вечной преданности ему, но в ответ услышала лишь это: «Ты не Мадлен, тебе никогда не сравниться с ней, не занять её места ни в моём сердце, ни в моей постели». – Последнюю фразу Габриэль, наклонившись вперёд, буквально выплюнула в лицо сопернице. – И я обо всём догадалась, поняла, что ты соблазнила короля! Возможно, так и действует твоё колдовство!

– Я ничего не делала, Габриэль…

– Я не верю тебе! И вообще больше не желаю слышать твоего голоса. Надеюсь, инквизиция отрежет тебе язык, что источает одну лишь ложь. А пока… – достав откуда-то тряпку, Габриэль потянулась к Мадлен, – пока заткну твой рот чем придётся, чтобы из него не вылетали лживые слова.

Мадлен попыталась воспротивиться. Уворачиваясь, она поворачивала голову в сторону, старалась отпихнуть Габриэль коленями, но всё было тщетно. Мадемуазель Д’Эстре свершила задуманное, и вскоре грязная тряпица закрыла Мадлен рот. Дышать стало ещё тяжелее. Сознание меркло, а в голове испуганной птицей билась мысль: «Это только начало. Что случится, когда мы прибудем в Ватикан?» Отвечая на этот вопрос, неведомая сила рождала в сознании Мадлен ужасные картины её скорого будущего. Надежда на спасение медленно угасала.

Как долго ещё карета находилась в пути, унося Мадлен всё дальше от французского двора, девушке было неизвестно. Секунды, минуты, часы давно слились в единый бесконечный поток, не имеющий никаких границ. Мадлен давно не смотрела в окно, потеряла из вида Габриэль, сидевшую напротив. Часть её сознания всё ещё напоминала о её безвыходном положении: тело подскакивало на кочках, но зрение и слух отказывались показывать истинную картину несчастья. Перед взором Мадлен мелькали абстрактные тени, порой складывающиеся в причудливые образы. Пару раз девушке казалось, что её вот-вот накроет видение, но ничего не происходило. Будущее было скрыто от неё. Возможно, оттого, что его уже не существовало.

Наконец, кони сбавили шаг, карета покатилась плавнее, медленнее, и спустя некоторое время остановилась. Кто-то распахнул дверь и помог Габриэль выбраться из кареты. В этот момент Мадлен покачнулась и, не удержав равновесия, упала на пол меж двух сидений.

– Она внутри, Ваше Святейшество, – донёсся с улицы приглушенный голос Габриэль. А в следующий момент чьи-то сильные руки, схватив Мадлен за плечи, грубо выволокли её из кареты. Не заботясь о её состоянии, не обращая внимания на то, что пленница не стоит на ногах, её потащили вверх по высокими ступеням…

Не скрывая своего волнения, по дорожкам королевского сада в сторону небольшой часовни спешила Селеста. Оборачиваясь по сторонам, она то и дело проверяла – не следит ли кто-нибудь за ней. Добравшись до часовни, Селеста замерла на её крыльце, прикрыла глаза и мысленно обратилась к Господу с немой просьбой. Затем распахнула глаза, ещё раз обернулась – никого. И только тогда, открыв дверь, нырнула внутрь. Прежде, зайдя в часовню, девушка немедленно подходила к алтарю и, опустив глаза в пол, читала тихую молитву. Сегодня впервые всё было иначе. Скользнув взглядом по каменным стенам, девушка отыскала неприметную дверь, на которую прежде редко обращала внимание. Убедившись, что в этот час в часовне она одна, Селеста направилась к двери. Так поддалась не сразу, оказавшись слишком тяжёлой, но девушка справилась. Впереди её ждали каменные ступени, уходящие куда-то вниз. В другой ситуации бывшая фрейлина Екатерины Медичи ни за что не шагнула бы в темноту – но сейчас ей было необходимо продолжить путь. Сняв со стены горящий факел, Селеста начала спуск. Преодолев каменные ступени, девушка огляделась. Никогда прежде ей не доводилось бывать в подземельях, пронизывающих всю территорию Лувра. Было страшно, света факела не хватало, чтобы осветить все повороты и туннели, что проглядывали из темноты. Потоптавшись у подножия лестницы, Селеста заговорила, обращаясь к пустоте:

– Ты здесь?

Тотчас где-то справа мелькнула неясная тень. Селеста вздрогнула, почувствовав, как по ногам пробежал сквозняк. В темноте послышался звук задетого кем-то камня. Где-то недалеко пискнула мышь. И спустя несколько мгновений прямо перед девушкой выросла высокая стройная фигура в маске врачевателя чумы.

– Калеб! Ты ужасно меня напугал, – едва удержавшись, чтобы не закричать, обиженно выпалила Селеста. Тем временем Калеб снял маску и встряхнул головой.

– Извини, но по-другому поговорить в стенах замка у нас бы не получилось. Пришлось выманивать тебя сюда. Но давай не будем об этом. Ты что-нибудь узнала? – Взгляд некроманта взволнованно блуждал по бледному лицу Селесты, до последнего надеясь услышать хорошие новости.

– Её нигде нет, Калеб. Мадлен как сквозь землю провалилась! – Закусив губу, Селеста начала нервно расхаживать из стороны в сторону. – Это я виновата. Нужно было возвращаться в замок вместе с ней. Как я могла отпустить её одну?!

– Вряд ли ты могла подумать о чём-то дурном, – попытался успокоить Селесту Калеб, но выходило у него плохо. Уже несколько дней он пытался отыскать Мадлен, но она словно испарилась. Некромант не находил себе места. То же творилось и с Селестой. Обнаружив пропажу подруги, девушка забила тревогу. Она расспросила, казалось, весь дворец, но никто не видел, как Мадлен покидала Лувр, или же предпочитал молчать, боясь навлечь на себя неприятности. В это время Калеб прочёсывал окрестности Парижа, выспрашивал у местных жителей, не видели ли они королевскую фрейлину, одну или в чьём-то сопровождении. Но никто ничего не знал. И поиски снова и снова заходили в тупик.

– А король, как себя ведёт он? Не по его ли приказу спрятали Мадлен? – поинтересовался Калеб.

– Анри всё ещё наслаждается своим триумфом и празднует восшествие на престол. Вчера вместе с шутом покойного Генриха, пренеприятнейшим человеком, он отбыл в один из замков за пределами столицы.

– Мадлен не могла поехать с ним?

– Нет, короля провожали всем двором. Он и его экипаж были на виду. Я бы увидела Мадлен, будь она там.

– Что же могло случиться? – Топнув ногой, Калеб отвернулся, чувствуя, как его лицо начинает пылать от злого бессилия. – Если она попала в беду, если нуждается в помощи… – повесив голову, некромант опёрся рукой о каменную стену, – а я стою здесь и совершенно ничего не делаю…

– Калеб, – задумавшись, Селеста решилась озвучить то, что до этого казалось ей совершенно неправильным, – если никто из людей не может помочь нам отыскать Мадлен, может быть, есть способ найти её с помощью… ммм… иных сил?

Калеб встрепенулся, его плечи напряглись. Глядя в стену, некромант обдумывал слова Селесты.

– Я не владею такими знаниями. Мне неведомо, как отыскать пропавшего человека, – тихо заговорил Калеб. – Но я знаю, у кого можно попросить помощи.

– У кого? – затаив дыхание, спросила Селеста. Но Калеб лишь покачал головой.

– Я не могу назвать имени. По правде говоря, у неё его и нет. Спасибо, Селеста, ты дала дельный совет. Теперь дело за мной.

– Что ты будешь делать? Возьми меня с собой, я помогу…

– Нет, там, куда я отправлюсь, тебе делать нечего. Лишь те, кто близок со смертью, могут отыскать путь и спросить совета. Я пойду один.

– Это опасно?

– Не знаю, я никогда прежде не ступал на ту землю, но слышал о том, кто там обитает.

– А если и с тобой что-нибудь случится? – перепугалась Селеста, привыкшая беспокоиться о любой живой душе.

– Если это произойдёт… – Калеб задумался и спустя несколько долгих секунд запустил руку в карман. Кто-то вновь негромко пискнул, и в следующий момент Селеста увидела, как некромант легко сжимает в ладони крохотного серого мышонка. Фрейлина отпрянула в сторону.

– У тебя там мышь?!

– Это Бельфегор. Я прикормил его ещё в «Бедном путнике». Недавно вернулся туда, а малыш сидит ровно там, где я когда-то оставлял ему угощение. Вот я и забрал его с собой: вдруг коты съедят растяпу. Присмотришь за ним?

Не дожидаясь ответа, Калеб протянул Селесте серый комок. Девушка поёжилась: мыши всегда вызывали у неё брезгливое отвращение.

– Боюсь, я не смогу прикоснуться к нему, – честно призналась Селеста. Калеб удивлённо приподнял бровь.

– Почему? Смотри, какой он милый. Не хочу брать его с собой: там живой душе не место.

Селеста неосознанно поморщилась, но из вежливости шагнула вперед и посмотрела на крохотного мышонка. К её удивлению, этот малыш не вызвал в ней отвращения. Маленькие чёрные глазки посматривали на неё с живым интересом, у точечки носа подрагивали тоненькие усы. Маленькими лапками мышонок забавно почёсывал мордочку, будто прихорашиваясь перед важным знакомством.

– Ну же, погладь его, – произнёс Калеб.

Селеста медленно, волнуясь, вытянула вперёд руку и подушечкой пальца легко коснулась серой шкурки. Малыш не дрогнул. Осмелев, девушка несколькими пальцами мягко провела по его спинке.

– Ты ему нравишься: видишь, он доверяет тебе и совсем не волнуется, – заверил некромант. – Возьми его на время, а как вернусь, обещаю: избавлю тебя от заботы о нём.

Селеста продолжала сомневаться, но, понимая, что некроманта ждёт опасный путь, была не в силах отказать ему. Распахнув ладонь, она позволила Бельфегору перебежать на её руку.

– Вот так, малыш, – улыбнулся Калеб. – Веди себя хорошо, а я скоро вернусь за тобой. – Подняв глаза на Селесту, некромант благодарно кивнул: – Спасибо, что не отказала. Этот малый очень любит сыр, но может обойтись и хлебом.

– Я присмотрю за ним, – пообещала Селеста. И некромант верил, что девушка выполнит своё обещание.

Попрощавшись с мадемуазель Моро, Калеб надел на лицо маску, и вскоре скрылся в тени мрачных подземелий.

– А нам с тобой нужно вернуться в Лувр, – глядя на мышонка, тихо проговорила Селеста и по лестнице направилась обратно в часовню, а оттуда через сад в королевский дворец.

Под ногой снова хлюпнула топь. Вязкий туман окутал серые болота. Эти земли на севере Франции называли мёртвыми, и местные обходили их стороной. Сколько душ сгинуло на этих болотах, знала только сама смерть. Сегодня впервые за долгое время в этих краях появилась живая душа. Словно уговаривая Калеба повернуть обратно, над ним, каркая, пролетела стая чёрных воронов, но некромант даже не поднял головы. Стараясь не угодить в болото и не стать жертвой топи, он, аккуратно перепрыгивая с кочки на кочку, ловко балансировал на мокрых, покрытых мхом камнях. Здесь он был впервые: никогда прежде не доводилось ему посещать этих мест. Но слухи о мёртвой земле и том, кто обитал среди болот, не раз достигали его слуха. Чем дальше заходил некромант, тем гуще и плотнее становился туман. Спустя некоторое время он окутал всё вокруг. Калеб остановился и вытянул вперёд руку. Ладонь и пальцы растворились в серой пелене. «Значит, уже близко», – решил юноша и медленно продолжил свой путь.

Пройдя ещё немного, Калеб заметил, что туман начал понемногу рассеиваться. Впереди мелькнула тёмная высокая тень. Приблизившись к ней, некромант потёр руку; он нашёл ориентир, который искал. Перед ним на высоком деревянном шесте, воткнутом в болото, висела мёртвая человеческая голова. Она пробыла здесь так долго, что сказать наверняка, кому она принадлежала: мужчине или женщине, – было уже нельзя. Кожа практически слезла, оголив кости черепа, волосы выпали, оставив лишь спутанные клочки. В пустых глазницах поселилась чернота, от которой становилось дурно.

Любой, кому открылась бы эта картина, в ужасе бросился бы прочь, но только не тот, кто поднимает мёртвых из могил. Не дрогнув, не побрезговав, Калеб снял с руки чёрную кожаную перчатку. Вынул из-за пояса короткий кинжал и одним быстрым движением разрезал кожу на своей ладони. Из раны тотчас выступила алая кровь. Сжав кулак, некромант протянул руку к мёртвой голове и позволил крови упасть на её череп. Как только первая капля коснулась мертвеца, в его глазах зажёгся холодный зелёный свет. Сухие сморщенные губы приоткрылись, и оттуда послышался голос того, кто уже не мог говорить.

– Тот, чья кровь пробудила мой разум, назови своё имя…

– Меня зовут Калеб, – без страха произнёс некромант.

– Калеееб… – протянула мёртвая голова. – Знаешь ли ты, кому принёс дар?

– Знаю. Ты «Тот, кого не принимает смерть».

Обратившись к старым воспоминаниям, Калеб вспомнил рассказ своего наставника о человеке, что однажды обидел саму смерть. Сам не будучи алхимиком, он выкрал у одного из них эликсир, что, по его мнению, должен был даровать вечную жизнь. Но то была его ошибка: выпив творение алхимика, человек почувствовал, что умирает. Его жизни пришёл неумолимый конец. Вот только смерть за такую дерзость отказалась принимать его в своих чертогах. И, как только человек умирал, он возрождался заново. А спустя несколько минут умирал вновь. И так по кругу, снова и снова, день за днём, год за годом. Его тело старело, истлевало, но он вновь и вновь возвращался в свою прежнюю плоть. Когда руки и ноги полностью почернели, а тело наполнили насекомые, кто-то сжалился над ним и отрубил ему голову. Чтобы не слышать адских криков того, кто умирал и возрождался, голову поставили на шест посреди болот. Вскоре это место обросло дурной славой, и никто более не заходил сюда, чтобы не тревожить покой живого мертвеца. Исключением были еретики, ведьмаки и некроманты. Они приходили к мёртвой голове, что жила на границе жизни и смерти, чтобы спросить совета и просить о помощи.

– Зачем ты пришёл, Калеееб? – неразборчиво прошипел мертвец.

– Я отдал тебе свою кровь и хочу, чтобы ты ответил: жива ли девушка, что я ищу? Её имя Мадлен Бланкар, она связана родством с Мишелем Нострадамусом, предсказателем, давно покинувшим этот мир.

– Ххррр, – голова захрипела, а свет в её глазницах стал ярче. Так продолжалось всего несколько секунд. Наконец мертвец заговорил вновь: – Она не переступила ещё порога смерти, но уже стоит у неё на крыльце…

– Она в опасности?! – голос некроманта впервые дрогнул. – Ты можешь сказать, где она? Где мне её искать?

– Это мне не под силу… Но я могу показать тебе то, что видят её глаза. Смотри же… смотри…

В глазницах покойника погас зелёный свет и заклубилась чёрная непроглядная мгла. Сглотнув, Калеб шагнул вперёд и замер всего в нескольких сантиметрах от мёртвой головы, его взор устремился в темноту. И чем дольше юноша вглядывался в бескрайнюю тьму пустых глазниц, тем дальше от топких болот уносился его разум. Вскоре он перестал ощущать своё тело; звуки, что наполняли топь, померкли, а картинка перед глазами начала меняться. Непроглядная прежде тьма начала расплываться, размывая неясные образы. Калеб чувствовал какое-то движение, но, как и прежде, не мог разобрать никаких силуэтов. И, лишь когда его грудь внезапно сдавила паника, а лёгкие начали пылать от боли, некромант догадался: перед его взором была вода. Мадлен, где бы она ни была, захлёбывалась, тонула, не зная, сумеет ли получить новый глоток воздуха.

– Кхаа, кхааа. – Закашлявшись, юноша пошатнулся и разорвал зрительную связь с мёртвыми глазницами. Некромантом овладел нечеловеческий страх. – Она умирает… умирает… что я могу сделать?! – в отчаянии выпалил он, обращаясь к мёртвой голове.

– Ты можешь помочь. Я могу помочь. Но нужна плата, – прошипел мертвец.

– Я дам всё, что попросишь, – без колебаний произнёс некромант.

– Часть души… всего одна крошечная часть… – потребовала голова.

Калеб не ожидал подобной просьбы, но цена спасения жизни Мадлен сейчас была ему не важна.

– Забирай, только помоги.

– Хорошооо… я помогуууу… смотри же мне в глаза… смотри… не отводи взора.

Калеб сделал глубокий вдох, уже готовый к тому, что сейчас почувствует. Его взгляд вновь устремился в пустые глазницы. Миг – и лёгкие снова сдавила боль. Он видел воду, ощущал, как в агонии беспомощно содрогается тело Мадлен. И в эту минуту в голове зазвучал голос мертвеца:

– Дышиии…

Глава 2. Комната покаяния

Уступы ступеней больно били по ногам, приводя девушку в сознание. Когда Мадлен втащили в зал с высокими потолками, она уже пришла в себя и, несмотря на боль, жажду и усталость, сумела открыть глаза и рассмотреть, что происходит вокруг. Её окружали стены, расписанные сценами из библейских преданий. Всмотревшись в них, девушка с ужасом обнаружила, что каждая из них показывала трагедию человечества. Здесь был и Страшный суд, и адские муки грешников, и пришествие всадников. С потолка на пленницу взирали суровые лица неведомых существ, что жаждали покарать и наказать любого, кто попадётся им в лапы. Это странное место совершенно не походило ни на один собор, ни на одну часовню, что доводилось посещать Мадлен. Здесь всё было пропитано страхом, гневом и неотвратимостью скорых пыток. Высокие своды зала поддерживали несколько широких колонн. Возле одной из них, той, что располагалась в тени, тихо совещались две мужские фигуры. Один из них, невысокий седовласый священник преклонных годов, сложив на животе руки, кивал, вслушиваясь в речи своего собеседника. Второй, высокий мужчина в чёрной сутане, был резок и груб. Его нахмуренные брови лишь сильнее искажали и без того неприятное лицо. Он то и дело, сверкая глазами, бросал короткие хлёсткие взгляды на девушку, стоявшую на коленях. Наконец, первый священник жестом остановил своего собеседника. Развернувшись, он, по-старчески семеня, направился в сторону Мадлен. Подойдя к ней совсем близко, он заговорил. Голос его был тих и едва различим.

– Дитя, ты знаешь, в каких грехах тебя обвиняют?

Мадлен, с трудом приподняв голову, взглянула в лицо священника. – Ведьмовство… – разомкнув пересохшие губы, прошептала она. – Но это ложь. Святой отец, это клевета…

– Это не мне решать, дитя. Теперь твоя судьба в руках Святой инквизиции. – Обернувшись, священник украдкой взглянул на мужчину в чёрной сутане. Недолго помолчав, священник шагнул назад. Перекрестил Мадлен и произнёс:

– По воле Господа да откроется тайна, да будут сожжены грехи и побеждены пороки.

Как только священник отошёл в сторону, напротив Мадлен выросла фигура инквизитора. Он слегка нагнулся вперёд и одним резким движением схватил девушку за подбородок, заставляя поднять взгляд на него.

– Смотри мне в глаза, ведьма, – низко прохрипел он.

Мадлен вздрогнула: в глазах инквизитора читалась чистая, неподдельная ненависть ко всем неугодным.

– Я не ведьма, поверьте… – Едва слышно Мадлен попыталась воззвать к голосу разума этого страшного человека, но своими словами лишь вывела его из себя.

– Молчать, дьявольское отродье! – взревел инквизитор так, что капли его слюны разлетелись в разные стороны. – Тебе не сбить меня с пути, колдунья. Я слишком хорошо знаю все ваши уловки и не верю ни единому твоему слову.

Ещё сильнее, до боли сдавив подбородок Мадлен, инквизитор заговорил вновь, но уже спокойнее. Теперь в его голосе слышалось превосходство. Он словно вёл беседу с мухой, которой уже оторвали крылья и грозились раздавить тяжёлым сапогом.

– Тебя ждёт допрос, по окончании которого я вынесу свой вердикт. Если ты заключила сделку с дьяволом, если запятнала себя колдовством, я узнаю об этом и сделаю всё, чтобы очистить твою душу от скверны, даже если для этого придётся освободить её от бренной греховной плоти.

Произнеся последнюю фразу, инквизитор ухмыльнулся, а Мадлен поняла, что допрос и её слова уже ничего не изменят: приговор ей был вынесен ещё до того, как она оказалась в этих стенах. Теперь же надеяться на справедливость было уже поздно: святая инквизиция не щадила никого, кто попадался в её руки. И Мадлен суждено было стать её следующей жертвой.

Тем временем инквизитор кивнул мужчинам, что некоторое время назад выволокли Мадлен из кареты и притащили в эти стены.

– Ведите ведьму в Комнату Покаяния, сейчас начнётся допрос.

Без лишних вопросов девушку вновь грубо и небрежно подхватили под руки и повели к небольшой двери, что скрывалась в тени одной из колонн. В этот раз Мадлен была в сознании и всеми силами старалась шевелить ногами, чтобы вновь не пришлось оббивать их об острый мрамор. За дверью оказалась узкая винтовая лестница, уходившая глубоко вниз. Места было мало, и одному из сопровождавших её мужчин пришлось встать за спину Мадлен, больно заломив ей руку. Он то и дело подталкивал её вперёд, а она, спотыкаясь, боялась потерять равновесие и скатиться вниз, свернув себе шею. Преодолевая ступени, Мадлен думала лишь об одном: «Неужели именно так закончится моя жизнь? Я с детства бежала от чужих пересудов, пряталась в глухих деревеньках, но в конце концов оказалась там, где мне и предрекали оказаться злые языки». О методах допроса ведьм инквизицией во Франции ходили жуткие, часто не укладывающиеся в голове слухи. Говорили, что женщине, названной ведьмой, повезёт, если она испустит дух в первые минуты мучений. Если же нет, её ждут долгие часы, а то и дни, сотканные из боли и унижения. Сейчас все эти разговоры ожили в памяти Мадлен с новой силой, и мысль о том, чтобы погибнуть, неловко упав с лестницы, уже не казалась столь ужасной. Наконец ступени закончились, и Мадлен потащили вперёд по длинному тёмному коридору. Дышать стало сложнее: здесь, глубоко под землёй, воздуха было мало. Голова начинала кружиться, вдохи становились более частыми и рваными, но это не помогало, и лёгкие так и оставались наполовину сжатыми и сдавленными. Впереди послышались чьи-то хрипы, в воздухе потянуло запахом крови и гнили. Тёмный коридор упирался в массивную деревянную дверь с мощными железными петлями. Один из мужчин, что тащил Мадлен за собой, с силой толкнул дверь плечом. Она отворилась бесшумно. Но стоило ей распахнуться, как из-за неё донёсся протяжный, отчаянный женский стон. Мужчины втолкнули Мадлен внутрь. Помещёние, в котором она оказалась, было огромным. Недалеко от двери стоял простой деревянный стул с тёмными бурыми пятнами. «Следы засохшей крови», – догадалась Мадлен. По обе стороны от стула – тяжёлые железные кандалы, чьи цепи прочно закреплены на кольцах, торчащих в каменном полу. Чуть в стороне стояла небольшая деревянная конторка, на которой лежали чернильница и несколько гусиных перьев. Эта часть помещёния была хорошо освещёна висевшими на стенах факелами. Вторая же, бо́́льшая часть помещёния, была погружена во мрак, из которого доносились чьи-то душераздирающие стоны.