Йоркширская роза

Он искоса взглянул на Гарри и подумал, насколько толковее было бы, если бы именно он, а не Уильям стал наследником и Крэг-Сайда, и фабрики. Уильям подцепил социалистическую лихорадку, которая не принесла бы ничего, кроме улучшения жизни рабочих, но Гарри, хоть и не лишенный общественной совести, к самому бизнесу относится с куда большим интересом, нежели Уильям. Гарри с Ниной влюблены друг в друга. Если они поженятся и перестанут глазеть друг на друга, словно одурманенные, появится определенная возможность дождаться дня, когда представитель семьи Риммингтон с примесью крови Сагденов унаследует Крэг-Сайд и фабрику.

Когда машина свернула на узкую дорогу между сплошными зарослями вереска, Ноуэл пришел к заключению, что в таком развитии событий есть своя справедливость. Мать будет очень счастлива, если кто-то из ее внуков получит то, чего она лишилась.

– Это папина вина! – кипятилась Лотти, которой было явно не по нутру, что все остальные настояли на ее знакомстве с Сарой Торп. – Если бы он не подал дурной пример…

– Если Сара Торп хоть на четверть так хороша, как Полли, Уильям будет счастлив, – сердито перебила ее Роуз. – Главное то, что люди собой представляют, а не то, как они говорят и где живут.

Красиво изогнутые губы Нины были крепко сжаты. Впервые за все время их знакомства она полностью одобряла то, что говорила Лотти. То, что они делают, разумеется, смешно и нелепо. Слыханно ли, чтобы кто-то знакомился с будущей невесткой на пикнике посреди вересковой пустоши? Нину приводило в бешенство, что Ноуэл и Роуз так решительно поддержали план Уильяма.

Но хуже всего было другое. Она сама, в конце концов, связывала с Уильямом романтические надежды. Узнать, что эти надежды рухнули из-за того, что Уильям влюбился в работницу с фабрики Латтеруорта, фабричную девчонку, которая станет хозяйкой Крэг-Сайда и фабрики, если он на ней женится, было для нее чудовищным потрясением, и она даже опасалась сердечного приступа. Даже сейчас, спустя несколько дней, Нина чувствовала стеснение в груди и величайшее разочарование.

– О, они уже здесь, – сказал Гарри и съехал с твердой дороги на пружинящий дерн. – А она не похожа на йоркширскую девушку, верно? Во всяком случае, на расстоянии. Выглядит почти как итальянка.

– Тогда она, может быть, захватила с собой немного мороженого, – едко сказала Лотти, а потом, когда «рено» приблизился к тому месту, где Уильям и Сара сидели на клетчатом пледе, поблизости от великолепной «Минервы», добавила: – Она не носит шаль. Полагаю, из-за жары.

Уильям уже встал и приветливо помахал приехавшим. Роуз увидела, как Сара с непринужденной грацией тоже поднялась, держась чуть позади Уильяма. Она не выглядела взволнованной, но и не вела себя с излишней развязностью. Стройная и высокая, с массой черных как смоль волос, собранных в красивый, свободный узел. Ее спокойная сдержанность напомнила Роуз кого-то, но она не могла сообразить, кого именно.

Гарри мгновенно понял, кого напоминает Сара Торп. Остановив машину и приглядевшись к Саре повнимательнее, он даже слегка задохнулся в изумлении. Девушка обладала той же легкой грацией, как и его тетя Лиззи. И волосы тоже как у тети Лиззи. Темные, густые и убранные в простую, но элегантную прическу.

Он вышел из «рено» вслед за Ноуэлом, Роуз и Ниной и наблюдал за тем, как Уильям знакомит ее с ними. Его первое впечатление не было преувеличенным. Спокойное достоинство и обаятельная сдержанность, с которыми она встретила открытую недоброжелательность Нины и Лотти, были точной копией поведения тети Лиззи. Улыбка ее была так мила, что сразу его очаровала.

Он сделал шаг вперед, чтобы пожать ей руку. Вопреки явному неодобрению, продемонстрированному Ниной и Лотти, Гарри инстинктивно почувствовал расположение к этой девушке и был уверен, что и Ноуэл испытывает то же самое.

– Уильям уверял, что вы любите пироги с мятой и коринкой, – заговорила она голосом приятно высоким, несмотря на явный брэдфордский выговор. – Я сама испекла и привезла один специально для вас.

Глаза ее сияли простодушным весельем, как будто она догадалась о его мыслях. И Гарри тоже стало весело. Мисс Сара Торп словно бы говорила ему, что не стоит придавать значения недоброжелательству Лотти и Нины; она его ожидала и в состоянии пережить в надежде, что со временем оно пройдет.

– Как я понял, вы живете всего в нескольких улицах от Роуз, – произнес он с широкой улыбкой. – Вы узнаете друг друга? Ее рыжие кудри, раз увидев, невозможно забыть, не правда ли?

Сара с той самой минуты, как поздоровалась с Роуз за руку и увидела ее приветливые янтарно-карие глаза, поняла, что может рассчитывать на теплое к себе отношение хотя бы одной особи женского пола в семье Уильяма, и тоже улыбнулась Гарри. То была улыбка загадочная и в то же время безмятежная, как у Моны Лизы. У Гарри рассеялись последние крупицы сомнения в мудрости выбора, сделанного Уильямом.

– Я видела Роуз раньше, но до сегодняшнего дня не знала, кто она такая, – сказала Сара, глядя, как Ноуэл и Уильям вытаскивают из «рено» корзину с едой и несут ее к коврику. – Она иногда ездит на повозке Порритов, да?

У Лотти сделалось такое выражение лица, словно ее настиг приступ удушья. Рука Нины, держащая очень широкополую и очень дорогую шляпу из кремовой соломки, которую она собиралась водрузить на голову, замерла на полпути. Достаточно уже того, что Роуз девчонкой разъезжала с Порритами в их повозке, запряженной какой-то клячей, но делать это теперь…

– У Порритов такая большая старая лошадь, верно? – дружелюбно спросил Гарри. – И у них еще есть собака, маленький стаффордшир по кличке Бонзо.

Лотти подошла к расстеленному пледу и уселась на него рядом с корзиной. Она очень тщательно выбрала сегодня для себя одежду, куда более нарядную, чем для обычного семейного пикника. Бледно-лиловое вуалевое платье, башмачки из лайки цвета слоновой кости, а на шее нитка жемчуга, которая когда-то принадлежала ее матери.

От души надеясь, что Сара Торп, фабричная работница, уже не заблуждается насчет глубины социальной пропасти, их разделяющей, Лотти принялась распаковывать корзину.

– Скатерть, салфетки, футляр со столовыми приборами, – проговорила она без малейшего намека на йоркширский выговор. – Сандвичи с огурцами, сандвичи с яйцом и кресс-салатом, пирог с дичью, яблочный пирог.

Когда Нина расстелила и расправила скатерть, обшитую по краям кружевами, Лотти поставила на нее блюда, приготовленные их домашним поваром по просьбе Уильяма, раздраженно думая о том, что Сара Торп не должна строить ложные иллюзии на основании того, что Роуз живет по соседству с ней.

– Бисквит, пропитанный хересом, шоколадный торт, фруктовый торт, – продолжала она, раздумывая, как бы получше дать понять Саре, что Роуз живет на Бексайд-стрит из чистой причуды, которая ее не касается.

Она водрузила блюдо с пшеничными лепешками рядом с фруктовым тортом.

Сара, которая привыкла к сандвичам с яйцом, пирогам с мятой и коринкой во время особых пикников по случаю чьего-либо дня рождения, к сандвичам с какой-нибудь пастой, тартинкам с джемом и фляжке с чаем по менее торжественным случаям, хранила сдержанное молчание. Если Лотти надеялась на ее простодушное изумление по случаю подобного восхитительного изобилия, то ей предстояло пережить глубокое разочарование, потому что Сара отнюдь не пришла в изумление и не считала все это восхитительным.

Она знала, как голодают в домах, где мужчинам пришлось остаться без работы по болезни или по иным причинам, и потому все это огромное количество еды казалось ей непристойно изобильным. По меньшей мере дюжине бедных семей хватило бы этого на неделю, и Сара полагала, что хотя бы Сагдены понимают это.

– Не беспокойтесь, ничего не пропадет зря, – сказала Роуз, усаживаясь рядом с Сарой. – Все, что останется, попадет на стол к местным приютским детям не позже чем через полчаса после того, как его привезут назад в Крэг-Сайд.

– Термос с горячим шоколадом, термос с кофе, бутыль с лимонадом, бутыль имбирного пива, – сердито проговорила Лотти, доставая из корзины завершающие долгую череду перечисления предметы.

Чего ради, спрашивается, Роуз заговорила о сиротском приюте? Из многочисленных местных благотворительных учреждений, которые щедро поддерживал ее отец, Лотти больше всего нравился именно сиротский приют. Она с радостью его посещала, брала на руки младенцев, играла с малышами, начинающими ходить, и не хотела, чтобы Сара спросила Уильяма, можно ли ей пойти туда.

– Ты только что сокрушила кустик колокольчиков бутылью пива, – лаконично заметил Ноуэл.

Бурные вспышки темперамента Лотти до сих пор никогда не распространялись на Ноуэла, но тут она не сдержалась и резко возразила:

– Ничего подобного! Колокольчики не растут среди вереска.

Гарри начал разрезать пирог с дичью, Нина расставляла фарфоровые тарелки, а Ноуэл вдруг хлопнул себя по лбу в комическом отчаянии.

– Бедная Эмили Бронте, – театрально провозгласил он. – Как могла она так ошибиться?

Лотти покраснела. Она не знала, что Ноуэл имеет в виду, зато хорошо поняла, что он над ней смеется, и это ей не понравилось.

– Не знаю, на что ты намекаешь, – сказала она сухо, с неприятным чувством отмечая про себя, что Уильям и Сара сидят слишком близко друг к другу и к тому же прямо-таки лучатся счастьем.

– На последнюю главу «Грозового перевала», – ответил Ноуэл, накладывая себе на тарелку внушительный кусок пирога. – Когда Локвуд приходит на могилы Кэти и Эдгара Линтон, а также Хитклифа. Церковный двор весь зарос вереском, но там растут и колокольчики. Как это там говорится? «Я медленно обошел их могилы под милосердным небом…»

Ноуэл примолк, вспоминая следующие слова.

– «…глядя на мотыльков, порхающих между вереском и колокольчиками, – продолжила вместо него Сара своим красивым и нежным голосом, – слушая тихие вздохи ветра в траве. И думал, кто бы мог себе представить, что спящие в этой мирной земле видят беспокойные сны».

Это было так неожиданно, что несколько минут все молчали, а потом Ноуэл сказал:

– Совершенно точно, Сара. Это место очень запоминается, правда? – Он откусил кусок пирога и продолжал невнятно, с полным ртом: – Никогда не мог понять, почему «Грозовой перевал» называют любовным романом. Он настолько мрачный, что в дрожь бросает.

Нина готова была шлепнуть его за то, что он говорит с набитым ртом. Она не могла себе вообразить, чтобы Сара Торп повела себя подобным образом. Налетел порыв легкого ветра и принялся теребить поля ее шляпы. Нина сняла ее и положила возле ног. Сара Торп оказалась совсем не такой, как ей представлялось. Она не была ни в малейшей степени напугана ими, что было бы понятно. И не вела себя развязно, что тоже можно было бы ожидать. Она обладала чувством спокойной уверенности в себе; она достаточно хорошо говорит и, бесспорно, умна. И последнее, хотя, пожалуй, самое важное: когда их мать, Лиззи, была молодой, она, должно быть, выглядела такой же безмятежно невозмутимой, как Сара.

Роуз все еще не могла определить, кого напоминает ей Сара, но понимала, что та нравится ей до невозможности. И была уверена, что со временем и Лотти ее полюбит. Даже сейчас Лотти выглядит менее высокомерной, чем в то время, когда она доставала из корзины припасы для пикника. Быть может, потому, что воочию убедилась, как сильно любят друг друга Уильям и Сара? Или на нее произвело впечатление, как Сара легко, без видимого усилия и без малейшего апломба закончила цитату Ноуэла из романа Эмили Бронте?

Трудно сказать, но Роуз и не стала особо над этим задумываться. Главное, что обед в Крэг-Сайде явно пройдет без всяких осложнений и неприятностей, а что касается настоящей минуты, то Гарри сидит совсем рядом с ней и руки их порой соприкасаются, когда он тянется за сандвичем или куском пирога.

– Ну, как поживает моя маленькая йоркширская розочка? – спросил Уолтер Риммингтон, наклоняясь в сторону Роуз через длинный, великолепно сервированный и накрытый белоснежной скатертью стол. – Приятно видеть тебя здесь в субботний вечер, но мне хотелось бы, чтобы твои мама и отец тоже были здесь с нами. Но твой отец, кажется, никогда не стремился появиться в Крэг-Сайде, не так ли? Я не понимаю, почему это так и сейчас, когда мы все вместе собираемся у домашнего очага, но я уважаю его чувства. Он замечательный человек и с героическим достоинством переносит свой тяжкий недуг.

Роуз хотела было сказать, что отец снова начал заниматься фотографированием, с ее помощью. Но едва она открыла рот, как заметила предостерегающий взгляд Гарри. Она не могла понять, в чем дело. Может, прослушала что-то? Заметив ее удивление, Гарри бросил быстрый многозначительный взгляд на Уильяма, а потом снова на нее. Роуз сообразила, на что он намекает, и перестала удивляться.

Уже подали десерт, а Уильям все не мог улучить подходящий момент, чтобы объявить о своем намерении жениться на Саре, но теперь, заговорив об отце Роуз, Уолтер как бы дал сыну путеводную нить.

– Не правда ли, как жаль, что дедушка с таким непреодолимым упорством твердил, что Лоренс Сагден человек не из того класса, чтобы жениться на тете Лиззи? – спросил он, не притрагиваясь к винофадному желе в стеклянной вазочке, поставленной перед ним. – Я хочу сказать, что, если бы дедушка дал себе труд познакомиться с дядей Лоренсом и узнать его получше, он понял бы, какой это необыкновенный человек, и радовался бы его обществу.

Уолтер никогда не любил говорить об отце. Это всегда пробуждало в нем воспоминания об удушающем страхе. Даже сейчас, стоило ему подумать о том, какой была бы реакция отца на его возобновившиеся отношения с Полли, ему делалось не по себе. Не то чтобы страхи его отца оправдались или оправдаются в будущем – нет, никоим образом, ведь Полли наотрез отказалась сделать Крэг-Сайд своим домом.

– Скарборо, – объявила она своим, как обычно, легким и бодрым тоном. – Когда ты передашь фабрику и все прочее Уильяму, я выйду за тебя замуж, и мы уедем к морю, в Скарборо или Брид.

Скарборо – это Уолтер решил уже давно. Они будут жить в Скарборо, в доме окнами на северную бухту. И насколько он мог предвидеть, день, когда это произойдет, не слишком близок.

– Да, – ответил он теперь Уильяму, – если говорить о бизнесе, я сомневаюсь, чтобы твой дед за всю свою жизнь принял хоть одно неверное решение, но что касается твоей тети Лиззи и дяди Лоренса… – Уолтер сокрушенно покачал головой. – Боюсь, что предвзятые идеи твоего дедушки сильно подвели его в этом случае, чтобы не сказать больше.

– И они подвели его в случае с тобой, если я не ошибаюсь. Все по тем же далеким от реального смысла причинам. Я имею в виду, что мы не принадлежим даже к нетитулованной аристократии. Три поколения назад мы, Риммингтоны, ничем не отличались от Рамсденов, верно? Или от Торпов.

Уолтер растерянно моргнул. Что такое вселилось в Уильяма? История семьи, на которую он ссылается, ни для кого не секрет, но это совершенно неподходящий предмет для обсуждения за семейным обедом. Что касается Рамсденов и Торпов… первая фамилия – прямой намек на Полли, поскольку это ее девичья фамилия, но кто такие Торпы?

– Я не думаю, что это тема для разговора за семейным обеденным столом, – сказал он, обратив внимание на то, что если все остальные покончили с пудингом, то Уильям за него не принимался и, кажется, не собирался этого делать. – В конце концов, все это дела минувших дней. Каковы бы ни были семейные несчастья в прошлом, в настоящее время…

– Если уж речь зашла о настоящем времени, отец, я хотел бы попросить у тебя разрешения обручиться через две недели.

Уолтер соображал, стоит ли позвонить, чтобы убрали со стола и принесли сыр, и не сразу осознал смысл слов Уильяма.

– Обручиться? – Его изумление было таким огромным, что казалось смешным. – Обручиться?

В полном смятении он повернулся к Гарри.

Если бы подобное заявление исходило от Гарри, оно было бы вполне приемлемо. Чувства Гарри к Нине не составляли тайны, и Уолтер, Лиззи и Лоренс уже пришли к решению благословить эту чету, если дело дойдет до помолвки. Но Уильям? Не было никаких признаков того, что у него есть подобная привязанность. Он, без сомнения, общался с привлекательными девушками своего круга, хотя бы в теннисном клубе, когда приезжал на каникулы из Оксфорда, но ни одна из этих девушек не бывала в Крэг-Сайде. Ну а в Оксфорде…

Гарри ответил на его взгляд, но не собирался, как видно, спешить на помощь. Мысли Уолтера пришли в хаотический беспорядок. Девушка из Оксфорда? Какой-нибудь «синий чулок»? Упаси, Господи! Это было бы ужасно.

– Обручиться с кем? – страдальчески спросил он, снова поворачиваясь к Уильяму. – Боюсь, что не понимаю тебя, Уильям. Где ты познакомился с молодой леди? Когда? Почему ты раньше никогда не упоминал о ней? Не представил ее нам?

Никто не шевелился. Роуз, которая сидела напротив Уильяма, казалось, что никто даже не дышит.

– Я знаком с ней уже больше двух лет, отец. – Крепко сжатые руки Уильяма лежали на столе, он пристально смотрел отцу прямо в глаза. – Ее зовут Сара Торп, ей двадцать лет, она ткачиха на фабрике Латтеруорта. Ее отец методистский проповедник и…

Лотти до боли стиснула зубы. Вот оно, все открылось, и ясно, что теперь будет. Отец воспользуется возможностью отреагировать в совершенно противоположной манере, чем его собственней отец много-много лет назад, когда он сам пришел к нему с такой же новостью.

Гарри тоже полагал, что угадывает чувства отца: тот решит, что история повторяется. И улыбнулся уголком рта. Во всяком случае, никто не испытает ощущение того же рода, когда он объявит, что они с Ниной решили вступить в брак.

Ноуэл с живейшим интересом ожидал, как дядя Уолтер отнесется к тому, что он не единственный, кто предается радостям любви на окраинных улицах Брэдфорда.

Нина благодарила свою счастливую звезду: слава Богу, никто, кроме Роуз, не знает, какие надежды она связывала с Уильямом. Иначе она попала бы в ужасное положение: на глазах у всей семьи ей предпочли фабричную работницу, пусть даже цитирующую Эмили Бронте! Это совершенно непереносимо!

Роуз пребывала в радостном предвкушении. Через секунду или две тягостным сомнениям Уильяма придет конец, его роман с Сарой получит счастливое завершение, и можно предполагать, что в скором времени зазвонят свадебные колокола для дяди Уолтера и Полли.

– Ткачиха…

На минуту Уолтер замер в оцепенении, а Уильям продолжал:

– Это очень образованная семья. Сара захочет венчаться в методистской часовне, а не в церкви, но…

– Нет! – Чувствуя, что задыхается, Уолтер вскочил на ноги и с такой силой отшвырнул от себя стул, что тот перевернулся. – Нет!

Шесть окаменелых лиц уставились на него. На пяти было написано полное недоумение. Уолтеру это было безразлично. Он знал с того самого момента, как начал строить планы передать управление фабрикой Уильяму, что в глазах людей, вместе с которыми его сыну придется вести дело, молодость Уильяма будет выглядеть как недостаток. Они станут сомневаться в его способности принимать зрелые решения, а если он еще до вступления в права хозяина женится на фабричной работнице, тогда пиши пропало – доверия ему не будет ни в чем!

Уолтер глубоко втянул в себя воздух, осознав, что вот-вот утратит надежду на счастье с Полли во второй раз. Оно полностью зависит от того, возьмет ли Уильям семейный бизнес в свои руки. Если нет, Уолтер не сможет жениться на Полли и жить с ней в блаженном домашнем уединении в Скарборо. Он не готов принести подобную жертву. Ни ради Уильяма, ни ради кого бы то ни было вообще. Это невозможно. Немыслимо.

– Ты не можешь жениться на этой девушке! – произнес он жестко и неумолимо. – Это немыслимо.

Уильяма охватила ярость, никогда им ранее не испытанная. Ведь он знал, что отец именно так отнесется к его сообщению. Шестое чувство подсказывало ему, что так и будет!

– Почему? – спросил он, вставая; глаза у него пылали, долговязое худощавое тело вытянулось в струнку от напряжения. – Во имя спасения Христа, отец! Почему?

– Потому… потому… – Не в состоянии придумать причину, которая помогла бы скрыть его собственные эгоистические побуждения, Уолтер, как всегда, начал путаться. Почему он должен терпеть подобную сцену? Его отец не терпел этого ни секунды. Почему его слово не закон для Уильяма, каким было для самого Уолтера слово Калеба? Досада на собственную несостоятельность подогревала его лишенное всякого смысла возмущение. – Потому что я так сказал! – выпалил он, глядя округлившимися глазами через стол на своего сына, явно нисколько не устрашенного.

Ноуэл откашлялся. Уильям уже употребил имя Божие всуе в присутствии Роуз, Нины и Лотти, и, хотя Ноуэл отнюдь не был ханжой, ему не хотелось, чтобы с широко раскрытыми глазами Уильям продолжал в том же духе.

– Полагаю, я мог бы… – начал он, намереваясь предложить, чтобы девочки в его сопровождении удалились в гостиную, где им подадут кофе.

Уильямне обратил ни малейшего внимания ни на вмешательство Ноуэла, ни на то, что девочки слушают его в полном оцепенении.

– Этого недостаточно! – выкрикнул он. – Сара – чудесная девушка! Умная, воспитанная, красивая. И я намерен на ней жениться, одобряешь ты это или нет!

Для Уолтера это было уже слишком. Годами его запугивал отец. Он не допустит, чтобы его запугивал собственный сын.

– Нет, ты этого не сделаешь! – закричал он. – Не сделаешь, если хочешь быть хозяином дела Римминг-тонов! Или ты поступишь, как я велю, или убирайся прочь! Фабрика перейдет к Гарри! И Крэг-Сайд тоже! И все деньги до последнего пенни!

Уильям долгую, невыносимо тяжкую минуту смотрел отцу в глаза, потом пожал плечами, дружески похлопал Гарри по плечу и твердым, уверенным шагом вышел из комнаты.

Гарри бросил на тарелку смятую салфетку, встал, сухо произнес: «Прошу прощения», – и вышел из столовой следом за Уильямом.

Лотти расплакалась.

Ноуэл, который сидел рядом с ней, ласково обнял ее за плечи.

Роуз была слишком потрясена, чтобы плакать. Как мог дядя Уолтер так разговаривать с Уильямом?! Как он мог?! Неужели он не понимает, что поступил как самый настоящий лицемер? Что поступил несправедливо?

У Нины подобных мыслей не было, она употребляла все силы, чтобы выглядеть удрученной. Это было нелегко, потому что она отнюдь не была удручена. То, что Гарри унаследует Крэг-Сайд и фабрику, привело ее в состояние ошеломительной, невероятной, потрясающей эйфории. Ей хотелось сбросить с себя туфли и запустить их под самый потолок, хотелось пуститься в пляс по комнате. Вместо этого она со сверхчеловеческой выдержкой проговорила:

– Позвонить, чтобы подавали сыр, дядя Уолтер? Могу я попросить, чтобы кофе сервировали сегодня вечером в столовой?