Блистательный придворный поэт, златокудрый рыцарь Лайонель Бедвир Глостерский валялся в компостной куче на задворках придорожной таверны.
– Преследован, гонимый со двора…
– Скитаюсь по веся́м…и…ла-ла-ла…
Рыцарь презрительно скривил лицо. Приличные стихи не шли. Он попытался подняться, но левая рука безнадёжно застряла в чём-то вязком.
Лайонель потянул носом. Сомнений не было: компост, гостеприимно принявший рыцаря в свои объятья, был сдобрен отменным Валлийский навозом.
Благороднейший ничуть не смутился. В конце концов, не добровольное-ли принятие аскезы служит главной добродетелью рыцаря? Успокоенный этой мудрой мыслью, Лайонель предпринял попытку отдохнуть.
– Сир! Опять?! Что бы сказал ваш почтенный отец?! – всплеснул руками паж Вилли, наконец разыскавший своего господина.
Сэр Лайонель исполнился молчаливого достоинства, а юноша отточенным движением вызволил господина из компоста.
– Ах, если б не треклятая богиня! – меланхолически воскликнул Лайонель, оказавшись на ногах.
– Если б не богиня Бригита, сир, вы бы всё равно распугали всех достойных леди своим беспутным пьянством, – ответствовал бесстрашный Вилли.
Рыцарь фыркнул, закатил глаза, но всё же позволил пажу себя увести. Малец, по чести сказать, знал, что говорил.