Городские ведьмы

Глава первая

Вечер ведьмы

Таня Вешкина сидела на крыше. Телевизионщики уехали, дверь на чердак закрыть и не подумали, беспечно бросив ключ в рассыпающееся от ржавчины дырявое ведро, забытое кем-то из работников ЖЭКа на чердаке еще во времена последнего ремонта. Значит, можно не бояться засидеться на крыше дольше, чем хочется. Сама открыла «нежилое помещение», сама и закроешь. Под конец съемки ее суматошная подруга Юля попыталась утащить ее с собой, но удалось отбиться. На крыше было хорошо. Видно, как заходящее солнце золотит купол Исаакия, по небу медленно протекают треугольники гусиных стай. Редкий день. Особенно в середине осени.

Вообще-то идея была дурацкой. Сюжет у Юльки все равно не примут. Получится конечно же красиво. Юля и ее муж оператор Кирилл – люди талантливые. А что толку! Кто в наше время пропустит на телевидение историю про ведьму? Особенно в серии «Женские портреты». Нет такой профессии – ведьма. Все мы – шарлатаны и обманщики. После Кашпировского с Чумаком просто тема для анекдотов. Можно еще показать сюжет в стиле: магия и ее разоблачение. Но чтобы сделать ведьму героиней, да еще и положительной… Нонсенс… М-да… Юльку жалко, горит, идеи генерирует… Идеи, конечно, не пропадут… Время придет, их оценят… Не скоро, конечно, но обязательно. Однако оказаться под самым небом в такой день – удача.

Таня настроилась на пролетающую стаю гусей. Вот он, вожак! Сразу же ощутила упругое сопротивление воздуха и усталость крыльев. Есть хотелось, и беспокоила предстоящая стоянка. Сесть надо было до темноты. И опять крыша. Таня встряхнулась. Интересно, где же сядут гуси? По ощущению, где-то в лесу на болоте. Между прочим, по ее, Таниным, наблюдениям, представление романтиков о счастье полета сильно преувеличено. Гусь, например, здорово устал. Отмахал он сегодня не мало, не одну сотню километров. С вороной летать намного легче: ворона чаще планирует и летает-то не очень далеко. Городская ворона – птица практичная, вот вороны – другое дело! Могут кувыркаться в небе, крутить «бочки»… Таня видела, какие чудеса «высшего пилотажа» могут выдавать эти смоляные птицы. Вороны… Ладно, хватит. Небо понемногу начало синеть, а ветер чувствительно пощипывать через пончо.

«Пора слезать, налеталась». Таня осторожно спустилась к слуховому окну, встала на корточки и, мысленно ругая слишком узкую и длинную юбку, извиваясь, пролезла в отверстие слухового окна, стараясь ничего на себе не порвать. Получилось. Вычурная одежда, которую Юлька придирчиво выбрала из ее гардероба и заставила нацепить для создания образа, уцелела. Около входной двери, невдалеке от дырявого ведра, нашла висячий замок от чердака. Выдула песок из отверстия. Немного повозилась с тугим, плохо смазанным механизмом. Все, закрыла. Ключи надо отдать общему с другой подругой Натальей приятелю Сашке Лютову. Точнее, Наталье он был не друг и не приятель, а любимый мужчина. «Хахаль», как она его называла. А также – «орел и ухарь». Александр Лютов этим прозвищам вполне соответствовал. Бывший военный разведчик, а ныне скромный труженик морских глубин – океанолог – с недавнего времени проживал в этом доме и уже имел ключи и отмычки от всех подсобных помещений. Даже если бы не имел, с его помощью можно было бы просочиться куда угодно. Хоть в Пентагон. Таня спустилась на четвертый этаж и позвонила в дверь.

Дверь открылась – так быстро, как будто Сашка стоял за нею и ждал Таниного звонка. Был он при параде. Стильная рубашка и хорошие, слегка помятые, как все вещи, только что вытащенные из шкафа, джинсы. От Сашки вкусно и дорого пахло Францией. Как все ловеласы, Александр Лютов знал толк в хороших запахах! Да, видный мужик, высокий, стройный, еще вдобавок с тем неуловимым звериным обаянием, которое так ценят женщины. Точно орел! Не зря бедная Наталья Сажина десять лет тому назад потеряла голову, да так и не нашла. Где-то в роду у этой «гордой птицы» затесалась малая народность «манси», и потому шарм у бывшего разведчика Лютова какой-то немного азиатский, притом, что раскосые глаза серо-зеленого цвета, а волосы русые. Красавец, одним словом. Правда, большинство дам, охмуренных океанологом, сбегали от него, пугаясь совершенно невыносимого орлиного нрава, на что Сашка не раз жаловался, но скорее лукавил. Его такое положение дел вполне устраивало. Легкие романы надоедали быстро. Сходить налево и вернуться, не слишком зависая в отношениях и не прилагая особых усилий, чтобы их прервать, – мечта многих. Океанологу удалось сделать ее реальностью. И потом, у Лютова была Наталья. Которая хоть и давала герою «прикурить», но любила беззаветно. Всякого. Как трепетная героиня «Механического пианино» своего «Мишеньку Платонова». Верная индейская скво. Сольвейг для современного непутевого Пера Гюнта. Совершенно книжная женщина, правда, иногда невыносимо-нервная, скорей всего, от неподъемной любви к переменчивому Сашке.

Где-то в районе мозжечка Саня понимал, что такими чувствами не бросаются, и старался, чтобы отголоски его похождений до Натальи не долетали. Получалось не всегда. Лютов сам ухитрялся сводить на нет все усилия по конспирации, поскольку разведчика частенько пробивало пооткровенничать под пьяную лавочку. Ни к чему хорошему эти разговоры не приводили… Жили они по отдельности, и, надо заметить, это здорово способствовало продолжительности их отношений, рекордной для обоих.

– Ну что, насиделась? Может, чайку попьем? – спросил Сашка, завлекательно двигая бровями. Подразумевался, естественно, не только чай.

– Нет, Санечка, не могу, я – домой, меня Гошка ждет.

Таня хорошо знала, что будет, если она останется у Сашки – абсолютно ничего крамольного. Они по-приятельски напьются и будут мыть кости ее подруге. Лютов и Наталья опять поругались, и Александр не прочь воспользоваться случаем, что называется, «слить говно», как любит выражаться эта парочка. Совсем недавно так делала Наталья, и вторую порцию Татьяне было не потянуть. Да и не хотелось после осеннего неба влезать в готический лабиринт этой бесконечной любовной истории. Заблудиться – пара пустяков. Как-то на пике своего романа парочка ухитрилась зачать и родить сына Федьку, но и тогда оформлять отношения не стали. Остались любовниками. Видимо, не хотели разрушать романтизм отношений, давно граничащий с абсурдом. Лютов, правда, как благородный человек и отец-герой, настоял, чтобы отцовство было зафиксировано официально, и дал Федору свою сибирскую фамилию. Но Наталья высказала подозрения, что сделано это было из соображений безопасности, чтобы в случае чего заиметь на сынишку законные и неоспоримые права, чем здорово снизила пафос поступка любимого. Она, к удивлению окружающих, даже вяло сопротивлялась превращению Федьки из «бастарда» в законного наследника, поскольку рассчитывала на пособие одинокой матери. Вообще-то Сашка ждал девочку, но сыну тоже очень обрадовался. Федечка оказался на редкость мудрым ребенком и проявлял к родителям снисходительность. Как к сверстникам, а может, и более того. Вообще пока маленький мальчик олицетворял разумное начало в совершенно неразумной семье, но иногда даже наличие Федора не могло удержать его родителей от глупостей. Совсем недавно их бурные отношения чуть не утопили одного из участников «рокового» союза. Наталью. Лютов позвонил Татьяне севшим голосом, в котором слышалась паника, сообщил, что Наташка попала в больницу. «Все очень плохо, срочно приезжай! У нее температура за сорок, осложнения.

Лежит, бредит». «После чего осложнение?» – забеспокоилась Таня, хотя сама уже начала догадываться, в чем дело. «После аборта, – зло выдавил Сашка. – Так что, приедешь?» «Говори, куда», – сказала Татьяна, на ходу забрасывая в сумку нужные травы из распахнутого настежь отделения в стенке. Сашка назвал лечебное учреждение и палату. Когда она приехала, бывший разведчик маялся в коридоре, растерянный и неприкаянный.

– Ну, – спросила Таня. – Как она?

– Все так же, загляни – сама увидишь. Колют, капельницы ставят, а лучше не становится.

В небольшой четырехместной палате с крашенными в стандартный «больничный» бледно-зеленый цвет стенами было особенно нехорошо. Помимо многочисленных астральных паразитов, именуемых «энергетическими зверями», питавшихся силами больных, вовсю ползавших по изрядно уже объеденным оболочкам, под потолком парило Натальино астральное тело, едва-едва соединенное с физическим, покоившимся на убогой больничной койке в забытьи. Похоже, подруга и вправду собралась в мир иной. Таня оглянулась на выцветшего от переживаний Сашку. Он явно чувствовал, что «дело пахнет керосином». Возможно, где-то в глубине души, видимо, очень глубоко, Лютов сознавал, что переборщил в своем стремлении к свободе и независимости. Но признаться в этом не позволяла орлиная (или ослиная, что ближе) натура бывшего разведчика. А Наталья, обладая редкой способностью копить невысказанные обиды, дошла до ручки и решила воспользоваться случаем, чтобы решить все проблемы разом. Да, довели друг друга, мерзавцы, негодяи. Лучше бы еще одного ребеночка родили, первый у них неплохо получился. Таня заглянула в океанолога: хватит ли у него любви удержать Наталью на этом свете? Чтобы «обезвредить» тягу к смерти, магии недостаточно. Любви в Сашке нашлось много, сейчас она, подогретая страхом потери, перекрывала даже его безразмерный эгоизм. Надо попробовать. Порывшись в сумке, Татьяна достала синий мешочек с травяной смесью, пошептала на травы и вручила Лютову.

– Три столовые ложки на кружку, заварить и поить по полчашки каждые три часа. Делать свежий настой. И только горячий, насколько можно терпеть. Сутки. Сможешь?

– Да.

– Тогда иди за кипятком. Кружка у нее есть?

– Вон на тумбочке.

– Бери и дуй быстрее. Я начну колдовать.

– Как ты при людях-то? – занервничал Сашка.

– Не волнуйся. Сейчас все уйдут, а ты давай скоренько, скоренько. Времени у нас с тобой немного. Плохо дело. Довел-таки бабу!

– А что я такого сделал-то? – Сашка начал возмущаться. – Я, что ли, ее на аборт погнал? Я ничего против детей не имею!

– Ты бы поменьше ей рассказывал про свои прошлые похождения. Она же нервная. И без тебя так саму себя накрутит – метлой тараканов из головы не выгонишь, никакого дуста не хватит, а уж с твоей подачи! Вон, лежит – умирает. Не знаешь что ли, она только с виду тихая.

– Между прочим, Наталья сама предложила откровенность, у нас свободные отношения.

– Сашка! Ну ты что, дурак? Ведь нет же! Ты, прям, как в анекдоте: «такой большой, а в сказки верит»! Какие свободные отношения – она любит тебя без памяти, ревнует и мучается! Она про себя рассказывает? Нет! Только слушает, мазохистка!

– Она сама сказала – мы просто друзья, – продолжал упорствовать Лютов.

– С друзьями, Сашенька, не спят и детей от них не рожают, если ты не в курсе. С друзьями водку пьют и на футбол ходят. Ты хоть раз с Наташкой на футбол ходил? И водку она не пьет. Какие дружеские отношения! Что ты несешь! Да, она тебе друг, она за тебя в огонь и в воду, но понимаете вы эту «дружбу» по-разному. Баба она, Саша, баба. А чтобы дружить с бабой, ее в постель тянуть не надо. Сам ведь знаешь. Ну что, будем удерживать или отпустишь по-дружески-то? Намучалась она. Давай, отпусти, а Федю сам воспитаешь! И свобода твоя драгоценная при тебе останется, и сынок! Теток-то вокруг море! Сколько еще не охваченных! А Наталье там лучше будет! Отдохнет. А, Саша? Ты ж ей друг!

Зло сверкнув глазами в ответ и громко топая, великая любовь Натальи Сажиной унеслась за кипятком. Привычно вдохнув диафрагмой, чтобы набрать сил, Таня приступила. Сначала осторожно накрыла палату огненным одеялом, сжигая паразитов. Соседки Натальи по палате зашевелились и, взбодрившись, стали потихоньку разбредаться – кто в туалет, кто позвонить. Татьяна присела рядом с подругой, взяла в руки ее горячие ладони и тихо потянула эфирное тело назад, к физическому. Когда они соединились, Наталья открыла мутные от жара глаза и с ненавистью посмотрела на Таню:

– Зачем? Не хочу. Отстань.

– А Федька?

– Сам вырастет. У него папа есть. И бабушка с дедушкой. Федька сильный.

Крыть было нечем. Маленький Федор и вправду неслабый мальчик, посильнее папы с мамой, и действительно сам вырастет. Таня понимала, что долго держать вместе дух и тело Натальи против ее воли она не сможет. Она всего лишь ведьма. Не Бог. И так делает то, что не в ее власти. Сила не закипела в ней, как обычно, а пришла медленно, тугими толчками и неохотно. Верный признак – полезла не туда… Сейчас всей кожей ощущала усталость подруги и от жизни, в которой Наталья находила так мало радостей, и от любви, разъедавшей душу, как кислота жемчужину. Хотелось выпустить горячечные руки и сказать – лети… Выручил Сашка. Он ворвался в палату с дымящейся чашкой настоя и добытым где-то кипятильником. Плюхнувшись с другой стороны кровати и бесцеремонно поставив чашку на чужую тумбочку, сунул Наталье прямо в рот столовую ложку с заваренной травой, предварительно на нее подув.

– Пей!

– Что это? – Наталья попробовала вяло сопротивляться, но Лютов умел ломать сопротивление на корню:

– Пей давай, хватит выпендриваться, – скомандовал он, и Сажина покорно сглотнула.

Таня ощутила, как ладони Натальи потяжелели, ожили, и ей больше нет надобности держать ее. Да и силы кончились… Может, и зря она их так мучительно вытягивала? Все решено, подруга остается в мире живых. И причина в том, что Сашка вот тут сидит на кровати и поит Наталью с ложки. И боится потерять. Все просто. Ненависть и муть испарились из серых глаз больной. Их привычно затопила любовь, с которой она всегда смотрела на своего вечного мучителя-спасителя Сашку. Африканские страсти! Люблю-ненавижу! Татьяна отпустила тонкие Наташкины пальцы и стала перекладывать мешочки с травами из сумки в тумбочку, предварительно «пошептав» на них и прикрепив к каждому бумажку с номером.

– Сань, я ухожу, там травы положила, их надо заваривать по дням. Я написала номера: второй – значит вторые сутки, третий – третьи и так далее. Пять дней. Понял?

– Понял, понял, – отмахнулся Лютов, продолжая ложкой заливать в Наталью настой. – Я, если что, позвоню. Ты ведь еще зайдешь?

– Зайду.

– Ладно, пока. Спасибо тебе.

– Э, приятель! Забыл? Ведьмам «спасибо» не говорят.

– Забыл. Благодарю.

– То-то. Выздоравливай, Наташка!

«Болящая» кивнула.

«А благодарить-то почти не за что», – подумала Таня тогда, закрывая тяжелую больничную дверь.

Сажину выписали через неделю «практически здоровой». Спорное заявление, но так было записано в медицинской карте. Впрочем, разве можно вылечить женщину от любви? Тем более такую упрямую, как Наташка. Почти целый месяц они с Сашкой не ссорились. И вот опять… Да, как говорили в старину, милые бранятся – только тешатся. Главное, чтобы не покалечились. И тебя не задели, поэтому для своей же безопасности – лучше не встревать. Значит, никакого чая с Лютовым. Перебьется без собутыльника и сострадателя. Сашка продолжал стоять в дверях с видом любезного хозяина, обиженного на наглого гостя. Таня, улыбнувшись, протянула ключи:

– Не обижайся, не могу. У меня на завтра люди записаны на прием. А твой чаек я знаю! Два дня с головной болью!

– У меня, между прочим, коньяк не паленый, – нелогично возмутился Сашка.

– Все, Сашка, пока, дай поцелую, спасибо тебе, съемка – это так, пустяки, а на крыше так хорошо было! Словами не передать.

– Ну ладно, чеши. А то осталась бы, я бы тебе показал, что такое хорошо! Наталья знает!

– Да уж! Знает! На сегодня свободен, Дон Жуан! Шпагу в ножны, гитару под стол!

Таня чмокнула Сашку в душистую щеку и, сбежав вниз по лестнице, окунулась в шум Вознесенского проспекта.

Домой. Вернется Гоша, сын от первого и единственного брака, и его надо кормить. Или еще хуже – явится Глеб Титов, и они повздорят у полупустого холодильника. Глеб любит падать как снег на голову, без звонка.

Глеб. Познакомились они на новоселье у Юли и Кирилла. Бывшая Танина однокурсница, превратившаяся под влиянием рыночной экономики из оптика в агента по недвижимости, Марьяна Шахновская ухитрилась сделать Вишневским из двухкомнатной квартиры четырехкомнатную. Доплатить пришлось всего сто долларов, плюс пятьсот Марьяне за услуги, и семья переехала. Месяц ремонта, в ходе которого Кира и Юлька пять раз пытались подать на развод – так горячо спорили о дизайне, – и еще одна эмоциональная подруга наконец-то определила по разным углам своих, таких же, как она, буйных дочерей. По этому поводу и гуляли. Марьяны на новоселье не было, у нее случился, изъясняясь на языке риэлтеров, какой-то очередной «форсмажор».

Глеб тогда работал с Вишневскими, как говорят телевизионщики, «на программе» – был ведущим в кадре, Юляша даже какое-то время ему симпатизировала. Правда, очень недолго. Когда Таня увидела его, первая ее мысль была: «Вот ведь мерзавец! Сожрет Юльку!» И оказалась права. Юля и Глеб повздорили. Раз, другой, третий. Конфликт разросся и перешел в перманентную вражду. Силы оказались неравными. Титову с его острым языком ничего не стоило меткой фразой выбить Юльку из душевного равновесия. Вишневская пасовала, с уверенностью в себе у нее всегда было тяжело. В конце концов она совсем заблудилась в обидах и комплексах, не смогла работать, ушла сначала в другую компанию, а потом и вовсе в никуда. Она всегда так уходила, зачем-то уступая свое место непонятно кому.

А Таня… Именно тогда она и зацепилась. Ей вообще нравились яркие люди. А Глеб был ярок. Ярко плохой. Они целый вечер перекидывались колкостями, причем Татьяна открыто любовалась оппонентом. И было чем: красавец мужчина, с фигурой пловца, умный и злой, с острым как бритва языком. Человек-шоу! Зрелище! Правда, не для слабонервных. Ну что-что, а нервы у Тани крепкие. С ее-то работой! Именно на почве работы все и началось. Глебу зачем-то понадобилось погадать на Таро, потом они сходили в кафе. В общем, закрутилось. Глеба тянуло к ней, а Таню… Таню, наверно, тоже… Иногда он ее раздражал, иногда нравился. Впрочем, зачем ей Глеб, она сама себе не могла объяснить. Зачем-то.

Да, Гошка и Глеб не любят друг друга. Вернее, Гошка не любит, а Глебу все равно. Его вообще не любят мужчины. Он предполагает, что из зависти, Таня считает, что Титов раздражает людей одного с ним пола бесконечной демонстрацией чувства превосходства. Или просто раздражает. Сам по себе. Сашка Лютов не переносит его, например, потому, что Глеб, закончив Академию имени Можайского, подался в театральный. Лютов считает, что мужчина должен заниматься делом, а не лицедействовать, и называет Глеба за глаза «космический клоун». И успех у женщин тут ни при чем. Бывший разведчик и сам на отсутствие женского внимания не жалуется. Скорее на избыток. А демонстрации превосходства Сашка просто не замечает. У него, как и у Титова, «комплекс полноценности». Так что зависть – не всегда подходящее объяснение для неприязни.

Дома горел свет. Во всех окнах. Значит, верная подруга – интуиция не подвела. Оба дома. На стоянке у подъезда запаркован белый «фольксваген-гольф». Сомнений не осталось. Глеб и Георгий опять встретились – и на пространстве в 75 квадратных метров, где им хронически тесно. Интересно, у кого в комнате собака? Овчарка Берта, как все суки, предпочитает общество мужчин. Кого она выбрала?

На звук открывающейся двери собака выбежала из комнаты Гоши. Ну не такая уж и сука. Гошка вышел из комнаты вслед за собакой. Глаза красные, рыжие волосы взлохмачены. Сидел в Интернете. Собака радостно плясала у Таниных коленей, всем своим видом показывая: «Вот люди, звери какие, животное завели, а не кормят и не гуляют!»

– Мама, тебе какая-то настойчивая дама звонила раз пять. Клиентка, не представилась, но сказала, перезвонит.

– Перезвонит. – В дверях появился Глеб и, верный своей дикторско-менторской привычке всех поправлять, поправил Гошке ударение.

Гоша бросил в Глеба испепеляющий взгляд и молча удалился в свою комнату. Его худая спина выражала презрение.

– Между прочим, твой сын не гулял с собакой. Я, конечно, понимаю, от компьютера оторваться сложно, но вывести девочку пописать – это минутное дело, – наябедничал Титов в ответ на Гошкин демарш.

Таня насторожилась. Собака уж больно радуется, возможно, сын действительно забыл ее вывести? Иногда за ним такое водилось.

– Георгий, ты правда не гулял с Бертой?

– Мама, он все врет! Я гулял в три, после универа, у меня только две пары было! А он пришел-то в семь! – завопил из комнаты разъяренный Гошка.

– Сейчас, между прочим, половина одиннадцатого! Где ты была так долго? Работала? Юноша, погуляйте с собакой! Ваша мама устала!

– Отстань от Гошки, я сама погуляю. Проветрюсь. Хочешь со мной? Расскажу, где была. Кстати, здравствуй, дорогой! Я и не подозревала, что ты ко мне сегодня заглянешь.

– Пошли. – Глеб стал надевать ботинки, собака запрыгала и завыла от радости. Общительная овчарка всегда была не прочь погулять в компании. Особенно с ними. Титову нравилась Берта, он вообще любил собак, и больше всего овчарок. Эти двое играли увлеченно, до страсти. Глеб отрабатывал реакцию, собака веселилась.

Иногда Тане казалось, что только в игре с собакой в Глебе еще проступает то не совсем затертое, детское, что он прячет от всех. И от самого себя, даже больше, чем от других. Его здорово выдавали глаза, которые становились совсем мальчишескими в момент, когда удавалось перехитрить наивную овчарку. Где он, тот мальчик, которым он был когда-то? Прячется? И каким ты был, когда был ребенком, Глеб? Сейчас этакий плейбой, неотразимый и ядовитый. Вьющиеся пепельные волосы коротко, стильно подстрижены, голубые глаза холодны и колючи. Элегантен, подчеркнуто консервативно одет, издевательски вежлив. Весь просто переполнен каким-то отрицательным обаянием. Коктейль «Белый медведь». Водка с шампанским. С ног валит сразу, головная боль гарантирована. Да, Глеб Титов, одним словом – тележурналист…

Они спустились по лестнице. Собака выскочила во двор, присела, между собачьих лап почти сразу образовался маленький водоем.

– Вот видишь, как долго терпела! Ну и где же ты была так долго? С отключенным телефоном?

– Юлька привлекла к своему проекту. Снимала мой женский портрет. «Ведьма» называется. Рассчитывает показать в серии «Горожане».

– Ну и зря рассчитывает. В ее возрасте уже пора понимать, что пройдет, а что нет.

– У вас с ней один возраст. Вы ровесники.

– Интеллект, к сожалению, разный. Или уровень развития.

Сейчас Глеб пустится в рассуждения, какая Юлька дура. Фыркать в адрес друг друга у Титова и Вишневской – любимое занятие. Он злословит по поводу ее интеллекта, она – о его моральных качествах. Скучно.

– Все, хватит, мы с тобой договорились, что не будем ее обсуждать.

– Я ничего и не говорю.

– Вот и молодец, смотри, твоя подруга тебе палочку принесла.

У ног Титова уже стояла Берта, держа в зубах огромную ветку тополя. Глаза мужчины потеплели:

– Ну что, поиграем, собака?

Таня присела на свежий пенек. Все что осталось от старого тополя… Мало кто знает, что тополь и осина – родственники… Оба дерева – проводники энергий. Из одного мира в другой… Не зря в городах так много тополей… Жизнь еще теплилась в этом пне… Собака отнимала у Глеба ветку, он разломал ее напополам, и получилось две. Одну Глеб кидал, другую держал за спиной, собака носилась за палкой и, принося, бросала, видя другую. Обоим было весело. Глядя на Титова, Таня подумала: «Кажется, собаки – это единственные существа в мире, которым ты доверяешь, Глеб». Вспомнился гусь. Интересно, где села стая? Татьяна настроилась. Под перепончатыми лапами мягкий и влажный мох, пахнет багульником, где-то вдалеке стеной стоят чахлые болотные елки, а за ними – могучая сосновая поросль. Болото! Далеко. Людей вокруг нет, где-то похрустывает ветка под чьей-то легкой лапой. Лиса?! Стая встрепенулась, но нет, все тихо.

– Таня! Таня! Ты где?

Далекий голос. Таня? Она резко очнулась, почему-то уже под рябиной на противоположном конце пустыря, на лицо сыпались мелкие листочки и горьковатые оранжевые ягоды. По пустырю метался голос Глеба. Откликнулась:

– Я здесь, Глебушка!

– Куда ты пропала? Я оглянулся, сидела на пеньке, и нет тебя.

Таня подошла и обняла его. Поцеловала. Укололась о двухдневную светлую щетину. Глеб вздрогнул от неожиданной ласки, но не отстранился.

– Отошла листьев набрать и задумалась. Спасибо, что позвал. Пошли домой.

– Пошли. – В глазах Глеба пульсировало недоверие и где-то даже страх. Непонимание. Но задавать вопросы он явно не решался. Отлично, не надо никаких вопросов. Молча поднялись домой по лестнице, не дожидаясь лифта. Собака юркнула в комнату к Гоше, Таня и Титов немного посидели на кухне, поболтали о Глебовых делах, обсудили его новую программу, которую они делали вместе с новым режиссером Валечкой Гусаренковой, но разговор не клеился. Таня чувствовала, что Глеб что-то видел. Или исчезновение, или появление, и никак не может это уложить в голове. Возникшая недоговоренность тяготила обоих. Таня встала и пошла в комнату. Разобрала диван и позвала. В конце концов есть проверенные методы. Дождавшись, когда голова мужчины коснется подушки, осторожно тронула его волосы.