Якорь и Древо
- -
- 100%
- +
Опять загудели проклятые трубы. Палачи вывернули осужденному руки, тот выгнулся от боли и чуть слышно замычал. Сэдрик крепче вцепился в подлокотники кресла и до хруста сжал зубы.
– Сегодня особенный случай, – продолжил спокойный голос из-за спины. – Этот вот осужденный признал свою вину полностью и готов сам идти на казнь. Его не нужно даже привязывать. Можно просто велеть ему неподвижно лечь на камни и рубить по кускам. Он не станет сопротивляться. Но так палачам будет несподручно, а нам с тобой плохо видно. Поэтому все-таки задействуем колесо.
Пока Алькинур спокойным тоном перечислял все гадкие ужасы свершающейся казни, Сэд отчаянно пытался разглядеть хоть что-то, доказывающее, что обреченный человек перед ним – незнакомец.
Конечно, тот походил на Бракари, как две капли воды; конечно, такой безумной страшной покорности могло быть только одно объяснение… Но Сэдрик все равно отказывался верить в реальность происходящего. И вдруг его взгляд остановился на левой руке смертника. Кроме других повреждений, плечо пересекала тонкая, но видимо глубокая, полузажившая горизонтальная рана. И ставшие кое-где бурыми стежки ярко-синего шелка на ней.
«Клятый брадобрей! Нет!»
Сэд забыл, где находится, что должен и не должен делать. Он дернулся вперед, ударяясь грудью о мраморные перила террасы, и завопил:
– Нет! Тери!!!
Кондор вздрогнул и слепо повернул голову. Но палачи тут же парой точных ударов оглушили его, бросив бесчувственное тело на каменное покрытие двора.
Сэд ощутил, как чуть затянулась удавка. Вспомнил о приказе не вставать. Не отрывая взгляда от беспомощно лежавшего брата, откинулся на спинку кресла и уронил на пол выломанные подлокотники.
За спиной вновь раздался спокойный голос:
– Благородный Сэдшан, благодарю тебя за участие в церемонии. Прежде чем привязать смертника к колесу, ему обычно дают проститься с близкими, а затем, в знак милосердия и чтобы палачам было удобнее, в первый и последний раз оглушают до начала казни. Я рад, что сегодня все идет согласно древним традициям. А пока палачи готовятся, у нас с тобой есть время поговорить.
Сердце Сэдрика бешено стучало. Он должен что-то сделать! Он не допустит этого! Сэд крикнул:
– Господин, пощади! Возьми мою голову вместо его!
За спиной помолчали, затем шах ответил очень жестко:
– Невозможно. Смерть для убийцы суть воля богов и закон мудрейшего Хозяина Даавгара. Кровь моего брата вопиет о возмездии. Никто не вправе отменить казнь. А ты этому нелюдю на помосте не родственник, чтобы пролить кровь за него. Но…
Сэдрик перестал дышать.
«О Творец! Пусть будет возможность помочь! Любая!»
– Но казнь казни рознь… – продолжил шах задумчиво. – Ты же знаешь, что твой друг выкупил твою жизнь дорогой ценой? Сдался моим людям на верную гибель, чтобы тебе не перерезали горло возле ворот Харрура? Сейчас ты тоже можешь сделать подобное. Купить этому нелюдю легкую смерть. Цена: твоя трехлетняя служба мне там, где укажу. Залог: клятва верности на пламени Хозяина. Не правом на добычу как сейчас. А только лично…
– Я согласен! – тут же крикнул Сэд.
– Но если ты служить не пожелаешь, – продолжил шах, не обратив на это внимания, – то казнь пойдет своим чередом. Сегодня убийце, после того как приведут в чувство, будут по частям отсекать руки и ноги, а завтра распорют чрево и под вечер наконец-то отрубят голову. Когда мой трофей украсит собою городские ворота, я освобожу тебя от клятвы и отпущу в родные земли. Я ни к чему тебя не принуждаю. Ты мой гость и совершенно волен в своем решении. Убийца должен умереть, а уж каким образом, выбирать тебе. Думай, я не тороплю.
Сэд не мог оторвать взгляд от палачей, которые растягивали веревками бесчувственное тело на колесе. Он уже набрал дыхание, чтобы скорее подтвердить согласие служить и остановить свершающийся ужас.
Но тут в его голове зазвенели последние прощальные слова Тьяро:
«Не верь шаху! Думай только о себе!»
Сэд тряхнул головой.
«Нет, братишка, я так не смогу! Да как я буду жить дальше, если сейчас тебя брошу! Ты вот ни коша о себе не думал, когда спасал меня и сдавался шаху в лапы! Прости, Тери, но я сделаю по-своему».
– Согласен! – выкрикнул Сэдрик, боясь, как бы Алькинур не передумал. – Я согласен служить тебе три года. Но ты казнишь его быстро, похоронишь как человека и покажешь мне его могилу.
– Будь по сему, – постановил шах. – Ты благородный воин, и я верю твоему слову. Салим, дай знать палачам, что колесование сегодня богам не угодно. Решим дело отсечением головы. Твою клятву, Сэдшан, величайший Хозяин примет после казни. Ты посмотришь на меня и, будучи свободным человеком, дашь слово служить верно. А завтра тебе покажут могилу. Согласен?
– Согласен, – тут же подтвердил Сэд. – Я буду служить тебе верно. Это мое добровольное решение.
Палачи тем временем сняли Тери с колеса, привели в чувство и поставили на колени у плахи.
– Да свершится! – провозгласил Алькинур.
Долго и пронзительно завыли клятые трубы. Палач толкнул Кондора в израненную спину и велел положить голову на плаху. Тот выпрямился, расправил плечи, а затем выполнил приказ. Густые черные волосы Тьяро на мгновение взметнулись подобно крылу птицы.
Сэдрик замер.
Блеснул на солнце топор. Через миг все кончилось.
Время остановилось. Мир вокруг перестал существовать. Сэду показалось, что он тоже умер.
К жизни его вернул громкий властный голос шаха:
– А теперь, благородный Сэдшан, встань, подойди ко мне и преклони колени. Произнеси клятву и подтверди ее в пламени Хозяина. Скоро ты отбудешь в прибрежные крепости моего острова. Будешь проверять их войска, укреплять оборону и бороться с теми, кто везет грузы мимо таможни.
* * *Здесь редко бывали люди. Между забытыми всеми камнями, поднимая вихри мелкого серого песка, гулял только ветер. Сюда не долетали жизнерадостные звуки Давшабада. Никогда не приходили пышные процессии с плакальщицами. Здесь не лилась кровь жертвенных животных. Не улетали в руки богов нежные клубы дорогих благовоний. Даже одинокий случайный путник был на этом дальнем кладбище редкостью.
Здесь хоронили умерших от заразных болезней и погибших чужаков. Сюда три дня назад Сэда привел Салим. Охотник молча указал на один из камней и тотчас уехал.
На темно-сером шероховатом валуне не было никаких надписей. Только неумелое свежевыбитое изображение птицы в клетке. Упав перед камнем на колени, Сэд простоял так весь день до захода солнца.
Там, под грубым надгробием, лежал его приятель, его предатель, его боевой товарищ, его вечная головная боль, его друг, его брат, его спаситель, его потеря. Тьяро Бракари.
Как много они пережили вместе! С какой светлой радости началась их дружба в кадетском корпусе, и каким горьким разочарованием обернулась. Сколько раз потом юный Сэдрик думал, что никогда в жизни не заговорит больше с Тери. Не простит предательства и обмана.
Того, как худенький Бракари почти со слезами хлопал длиннющими девчачьими ресницами и, заикаясь, говорил, что не выдержит даже одного удара розгой. Строил из себя маленького хрупкого мальчика. А затем бросил его одного отвечать за гадость, которую сам же и придумал. Сэд вначале верил, что спас от наказания несчастного, запутавшегося в собственных проказах младшего друга. Потом случайно увидел, как Тери от нечего делать играючи таскает валуны одной рукой, и все понял. Хитрый Бракари никогда не показывал свою силу, предпочитая казаться слабым и позволяя другим себя защищать. Это была такая игра со скуки.
Сэд тогда подумал, что вот так и появляются кровные враги. Даже хотел порезать себе ладонь и поклясться, что непременно убьет мелкого гаденыша. Но почему-то не смог. Было в этом южном малыше что-то такое. Непонятное. Сэдрик просто вычеркнул Тьяро из своей жизни. Не сказал ему ни слова до самого конца обучения.
Все изменила затяжная война Готвадеи с Гайлуном. Прошло пять лет. Гремел далеко не первый бой, в котором Сэд участвовал.
Действующая армия оказалась его родной стихией. Здесь было не то, что на дворцовом паркете, здесь он был на своем месте. Вчерашний выпускник кадетского корпуса, он, благодаря возрасту, трезвомыслию и способности ладить с бойцами, быстро вызывая у них уважение, очень скоро стал старшим офицером.
В том памятном бою все шло по плану. Подразделение Сэда вступило в сражение и надежно удерживало вверенные позиции. Тордальд стрелял, а потом рубился наравне со всеми. Но вдруг он, привыкший всегда держать в поле зрения общий ход сражения, увидел что-то странное. Даже не увидел, а почувствовал. Его словно потянуло в сторону, туда, где сражалась соседняя рота.
Там был он. Тери рубился сразу с несколькими противниками, явно побеждая, но Сэд не почувствовал радости. Он почему-то вначале ощутил могильный холод, а только потом увидел врага, который целился в Кондора из ружья. Решение пришло само. Сэд кинулся между ними.
Очнувшись, он увидел себя лежащим в лекарской палатке, а рядом с его постелью, спрятав лицо в ладонях, стоял на коленях Тери. Его плечи и спина судорожно вздрагивали от почти беззвучного плача. Потом случился долгий разговор. Тьяро, размазывая кулаками слезы по закопченному лицу, рассказывал невероятную правду о себе, о морэгах и землянах, просил прощения и обещал, что больше нигде никогда не бросит.
С тех пор они стали почти неразлучны. Этого не изменили ни годы, ни уход Бракари из армии, ни дела княжеств, ни жены и дети.
Сегодня Сэд не мог не прийти. Во главе большого отряда он уезжал в самую дальнюю из прибрежных крепостей острова. С ее проверки начиналась служба шаху. Сэд приказал ждать его у столичной заставы, а сам верхом прискакал сюда.
Он опустился на колени, стащил с головы шелковый, расшитый золотом лисам военачальника и прижался лбом к шершавому горячему камню с птицей.
– Привет, братишка!
Больше сказать ничего не получилось. Горло сдавил сильный спазм. Сжав кулаки до боли, Сэдрик сел рядом с валуном, привалившись к нему спиной.
«Как же так, Тери? Как же так? Это ведь я должен лежать в земле. А тебя ждали пятьсот лет приключений! Как же так?»
Перед внутренним взором Сэда пронеслись картины из их с Кондором жизни, начиная с первого взгляда в корпусе и до того момента, как Тьяро вышел на тот клятый двор…
«Нет! Я хочу помнить тебя другим. На коне. На палубе корабля. В Брагеро. И пусть все помнят тебя таким же!»
Сэдрик отер слезы, достал платок, завязал в него горсть песка и убрал за пазуху ближе к сердцу. Коснулся лбом камня.
– Ты всегда будешь мне братом! – прошептал он по-гресколльски.
Надев лисам, Сэд встал, вскочил на коня и, не оглядываясь, галопом поскакал в сторону столицы.
1.7
Сад, занимавший обширное крыло дворца шаха, был прекрасен. В его многочисленных светлых залах, коридорах и комнатах, скрываясь от жары и безжалостных соленых суховеев Даавгара, зеленело настоящее чудо. Вдоль выложенных на полу мозаичных дорожек располагались большие кадки с редкими растениями со всего света. Нежные запахи цветов витали здесь круглый год, поочередно сменяя друг друга. Там, где дорожки расширялись, образуя площадки, высились изящные мраморные фонтаны. В тихое журчание воды чудной музыкой вплетались голоса птиц. Искусно выполненные клетки висели по всему саду так, чтобы маленькие солисты не мешали друг другу. Слушателей же ждали гостеприимные кресла и диваны, расставленные заботливой рукой вблизи пернатых певцов.
Впрочем, слушатель, чаще всего, к ним приходил только один. Победоносный и грозный, солнцеподобный владыка моря и земли – верховный шах Даавгара Алькинур. Часть дворца, в которой находился сад, принадлежала к его личным покоям. Зайти сюда, кроме распорядителя, немых служителей и самого хозяина, мог только тот, кого владыка пригласит лично, и случалось такое крайне редко.
Сегодня великая честь выпала Салиму. Шах дозволил ему сопровождать себя на дневной прогулке, и теперь охотник, мягко ступая, следовал за господином.
* * *Алькинур, сорокалетний смуглый воин с крепкой рукой и тяжелым взглядом, шел по саду нарочито медленно. Он останавливался послушать журчание воды, вдыхал пряные ароматы цветов, подходил к заливавшимся звонкими трелями птицам… Но думал мрачный владыка вовсе не о местных красотах:
«Да. Салим достоин вновь стать доверенным слугой. Он как смог исправил содеянное. В точности выполнил все указания: нашел, связал и привез мне добычу. Самую редкую и опасную добычу под луной. Морэга».
Шах еле сдержался, чтобы не раздавить в кулаке бархатистые лепестки кокосовой орхидеи. Осторожно убрал от маленького треугольного цветка руку и пошел дальше.
«О отец! Почему ты не рассказал мне обо всем раньше? Зачем было тянуть до смертного часа?»
* * *Почти десять лет тому назад.Едва дождавшись, пока выйдут лекари, Алькинур метнулся к постели отца. Газимгед, пугающе бледный и осунувшийся, лежал, закрыв глаза. Сквозь тонкую рубашку и повязки на груди проступали яркие красные пятна.
– Владыка! Что я могу для тебя сделать? – сказал Алькинур, стараясь унять дрожь в голосе.
– Проверь, чтобы тут никого не было, и закрой дверь на ключ, – тихо, но твердо произнес шах, чуть поморщившись.
Алькинур кинулся выполнять волю отца и вскоре вернулся.
– Я все сделал! Что…
– Молчи! – Газимгед повернул голову и грозно сверкнул глазами. – Молчи и слушай! Подойди ближе.
Когда Алькинур встал на колени возле изголовья кровати, шах тихо продолжил:
– Теперь ты повелитель Даавгара. На пять лет трон твой. Дальше будешь биться за него сам. И только посмей опозорить наше имя! Ты должен остаться верховным шахом и должен передать трон сыну. Понял? Иначе я прокляну тебя с того света.
Склонив голову в знак покорности, Алькинур поцеловал холодеющую руку отца.
– Но я позвал тебя не только для того, чтобы передать корону, – произнес Газимгед еще тише. – Отныне ты станешь хранителем тайны нашей семьи. Здесь точно нет пламени Хозяина?
Внимательно оглядевшись, Алькинур заверил:
– Нет, владыка! Жрецы унесли все чаши.
– Тогда слушай. – Глаза шаха лихорадочно загорелись. – Сыну передашь эти мои слова только на смертном одре! Понял? Слушай. Наш род издревле хотел встать с колен. Перестать ползать в пыли перед драконом. Самим стать Хозяевами Даавгара так, чтобы ящер служил нам и нашим потомкам. Войну начал еще твой прадед. Я должен был ее завершить… Но я не успел. Теперь начинается твоя битва! Слушай!
Алькинур приник еще ближе.
– На моей груди ты найдешь кисет с горным хрусталем. Когда я уйду… Только, когда я уйду, возьми его, надень и носи всю жизнь, не снимая. Дракон… – Газимгед надрывно кашлянул. – Дракон очень силен. Почти бессмертен. Сила исходит от него и пропитывает все, что находится рядом. Люди записывали знания про ящеров и их магию по крупицам многие века. Составляли тайные книги. Твой дед и прадед собрали много таких книг. Ты должен будешь прочитать их все. Ты должен знать, как говорить с драконом. И все верховные шахи вот уже девятьсот лет ведут записи. Ты найдешь книги в моем саду. Никогда не выноси их оттуда. Никто во всем мире не должен знать о них и том, что ты готовишься к битве с ящером. Так вот. Когда ты войдешь в его пещеру, то увидишь гору золота, на которой он спит. Каждая монетка там бесценна, ибо вобрала магию Хозяина. Но не вздумай ничего оттуда брать! Даже осколок драгоценного камня! Дракон тотчас почует, если убудет от сокровищ. Глупцы, захотевшие обворовать ящера, стали пеплом!
Затаив дыхание, Алькинур жадно ловил каждое слово отца. Про погибших века назад в пещере Хозяина шахов говорили по всему Даавгару. Но вот, оказывается, что там случилось!
– Прадед, да улыбаются ему все боги вечно, не смог сам стать верховным правителем из-за врожденного увечья. Но он готовил к битве своего наследника почти с тех пор, как тот встал на ноги. Тренировал его тело и дух от рассвета до заката, не давая никаких послаблений. И начал собирать по всему свету книги о драконах. Когда твой благословенный дед возмужал, он с первого раза победил в турнире. А потом придумал, как обмануть ящера. – Газимгед слабо улыбнулся. – Не стал красть его золото, чтобы завладеть магией. Нет. Он приносил свои, совсем не ценные камни. Горный хрусталь. Дед приходил туда девять раз. И всегда при нем был этот кисет. Вскоре, люди стали замечать, что их повелитель не стареет. Так подействовали на него камни. Продлили его век. Он прожил сто девять лет. Отец, будь благословен он вечно, умер в девяносто семь лет от случайной болезни, а выглядел при этом не старше сорока. Ему приходилось старить себе лицо и белить волосы, чтобы сохранить тайну. Умирая, отец передал камни мне. Я тоже носил их к ящеру. Когда ты сходишь с ними в пещеру еще хотя бы дважды, сможешь прожить сотни лет! И запомни, чем ближе ты окажешься к дракону, тем больше силы возьмет хрусталь! А лучше всего, если ящер выпустит пламя! Тогда камни даже светятся от полученной магии! Я подробно написал об этом…
– Но, владыка…
– Молчи, мальчишка! Я еще не все сказал. А времени мало. Чтобы перестать ползать перед ящером, одного долголетия мало. Нужна сила. В одиночку людям дракона не одолеть. Предания гласят, что девять веков назад была страшная война. Ящеры бились насмерть с вышедшими из океана морэгами за право владеть нашим миром. Она унесла почти всех воинов с обеих сторон. Оставшиеся заключили соглашение не нападать друг на друга. Сейчас жив только дракон, захвативший наши земли. Морэгов тоже очень мало, кроме того, они скрываются между людьми. Но отец нашел в книгах имя: Алшеришма. Могущественная владычица океана. Ее дочь унаследовала силу и стала женой нынешнего князя Браско. И передала магию крови своим детям. Поэтому отец отдал князю один кристалл в плату за руку его дочери. Твоей матери. Она была не человеком. Она тоже была морэгой.
Алькинур закусил губы, чтобы не закричать.
«Морэга! Хранительница древних тайн! Моя мать! Уже десять лет, как умершая от оспы!»
Газимгед презрительно скривился.
– Ты всегда был слабаком. Совсем не умеешь держать себя в руках. Позор на мою голову. Но другого наследника у меня нет. Так судили боги. Гафиз еще хуже тебя. Так что слушай.
Пошедший алыми пятнами Алькинур придал лицу бесстрастное выражение.
– Хотя бы так, – холодно бросил Газимгед. – Никогда не смей больше позориться и выдавать чувства. Ты теперь шах. Будь этого достоин. Но я не все сказал. Мы скрыли ото всех сущность твоей матери. Это легко. Морэги внешне отличаются от людей только цветом глаз. Потому всегда пьют особый настой, делающий их сероглазыми. Это надежные чары. Но есть слабое место. Их действие смывает выпивка. Если морэга сильно напоить крепким вином, его глаза снова станут бирюзовыми. Запомни это.
– Я запомню, владыка! Я…
– Молчать! – снова оборвал Алькинура отец. – В саду есть книги и про морэгов. Прочти их все. Выучи наизусть. Ты должен знать, каковы дети моря. Только они могут противостоять ящерам. Так. Слушай дальше. Князь Браско не хотел отпускать дочь на острова дракона. Но мудрый отец купил его согласие, пообещав несколько веков жизни. Агатэ, твоя мать должна была родить мне наследника-морэга. Но боги судили иначе. Сила родителей не всегда передается детям. И ты, и Гафиз – просто земляне. Просто земляне… Человеки… Пыль под лапами дракона. Но это не вся тайна. У тебя есть старшая сестра. Сэлсетэ. Она морэга. Береги ее. Никому не показывай. Не выдавай замуж раньше времени. Пусть ей исполнится хотя бы сто пятьдесят лет. Морэги не стареют. Взрослеют телом, как и люди, а потом веками живут так, будто время для них остановилось. А вот душа их взрослеет совсем иначе. Первые сто лет они не могут полностью ясно мыслить. Легко поддаются на обман и хитрости. Быстро впадают в гнев. Не задумываются о последствиях своих поступков. Вот зачем боги устроили так, что морэги до столетия почти не могут овладеть собственной магией. Потому не спеши отдавать сестру. Хрусталь продлит тебе жизнь. А Сэлсетэ даст силу. И ты сможешь попытаться встать перед ящером. Если хватит смелости. Или ползай всю жизнь на брюхе. Скорее всего, так и будет. Боги посмеялись надо мной. Я хотел жить триста лет, а умираю в шестьдесят! Хотел сына-морэга. Непобедимого воителя, наделенного силой десятка богатырей. Способного со временем бросить вызов дракону. А получил только двух жалких, ни на что не годных сопляков! Все, ради чего столько лет жил наш род, пошло прахом… Уходи. Не мешай мне умирать.
Огромным усилием воли сохраняя внешнее спокойствие, Алькинур еще раз поцеловал неподвижную, ставшую словно восковой, руку отца. Встал, поклонился. И все-таки решился спросить:
– Скажи, владыка! Если мать была морэгой, то кто такой ее младший брат?
Взгляд Газимгеда непривычно потеплел.
– Тьяро? А сам как думаешь? Кем может быть тот, кто лучше тебя во всем? Кто ныряет, как дышит? Сражается так, что о младшем Браскийском Кондоре уже сейчас слагают легенды? Тьяро морэг. Возможно, последний под луной. Лет через семьдесят он обретет внутреннее спокойствие и ясность мысли, потом войдет в полную силу. Будет повелевать морями. Если б не эта моя нелепая смерть… Я на коленях умолял бы его встать на мою сторону в борьбе с ящером. Поэтому я отдал еще один кристалл князю Браско. Чтобы тот отпустил свое мнимо сероглазое сокровище погостить у нас целый месяц. Чтобы Даавгар стал для Тьяро родным и знакомым. Пока что, так и есть. Вы хоть и были тогда мальчишками, морэг наверняка еще помнит тебя и считает родичем. Может прийти на помощь, если хорошо попросишь. Но ты ведь и тут обязательно все испортишь… Ты не такой, как он. Ты слабак. О боги, за что мне такая ранняя смерть?
Еще раз смерив сына ставшим вновь презрительным взглядом, шах отвернулся, выдохнув только:
– Я сказал все. Убирайся. О Тери…
* * *Алькинур скрипнул зубами и остановился у клетки с редкой птичкой. За позолоченной решеткой с жердочки на жердочку прыгал его любимец, самец горной синицы.
– Чур-чур! Чур-чур! Чур!
Шах щелкнул пальцами. Ярко-бирюзовый птах сорвался с места, сверкнув драгоценными кольцами на лапках, пролетел круг по обширной клетке, сел подальше от стоявшего перед ним человека и снова подал голос:
– Чур!
Алькинур усмехнулся и вернулся из воспоминаний к мыслям об идущем за ним охотнике:
«Да. Боги улыбнулись Салиму. Он нашел отданного на мой суд морэга. Старик сделал все, как нужно: привел зверя к месту казни невредимым».
Алькинур велел охотнику ждать его сигнала у фонтана, а сам неторопливо двинулся в самую дальнюю часть сада. Он легко дотрагивался до нежных лепестков, принюхивался к ароматным листьям лавровых кустов, глубоко погружаясь в размышления. Вот он уже так далеко зашел, что не слышались ни фонтаны, ни птицы. Тут тишину нарушил резкий голос:
– Наконец-то ты появился. Может, все-таки скажешь, что там было за представление?!
* * *Девять дней назад. Пустыня на пути в Давшабад.Приказав заморскому великану не покидать шатер и во всем слушаться Хазура, Салим положил руку на кнут и направился к морэгу. Тот лежал, свернувшись клубком, и смешно причмокивал во сне.
«Надо же. Совсем как человек. Даже как ребенок. – Салим невольно улыбнулся и тут же одернул себя. – Меня такими уловками не обманешь. Я-то знаю, кто ты есть. И в чем угодно поклянусь владыке на пламени Хозяина за возможность посмотреть, как с тебя сдирают шкуру».
Охотник достал кнут и громко щелкнул им недалеко от чудовища.
– Вставай!
Зверь дернулся, открыл глаза и сел. Салим внимательно осмотрел его. Жара, действительно, понемногу убивала морэга. Не зря брат так беспокоился о нем. Внешне зверь выглядел прилично, но дышал совсем не так, как в Харруре: коротко, рвано, почти со свистом. Ничего страшного. Уже сегодня будем во дворце. И здоровье убийце больше не понадобится.
– Я принес еду. Быстро завтракай и собирайся в дорогу. Скоро выезжаем.
Отдав приказ, Салим сел напротив чудовища. Пусть знает, что цепь становится все короче.
Морэг скривился и недовольно буркнул:
– Чего уставился? Пошел вон! Я что, уже не гость? Так-то ты выполняешь волю повелителя?
Салим хмыкнул. Он видел подобное много раз. Пойманный зверь, пытаясь доказать самому себе, что еще на что-то способен, начинает кидаться на решетку. Значит боится. Правильно делает. Ему есть, чего бояться. Пусть бесится. Недолго осталось.
– Если б ты уже не звался гостем, то жрал бы сейчас пыль у моих ног. И запивал собственной кровью. А не свежезабитых цыплят и фрукты. Ешь, не болтай попусту. Или помочь?
– Пошел вон! – оскалился все еще считающий себя князем зверь, и начал нарочито медленно смаковать мясо по маленьким кусочкам.
– Ешь быстрее, – приказал Салим, и громко хлопнул себя по колену. – Я пойду седлать коней. Если к моему приходу ты не будешь готов, я сам накормлю и одену тебя. Со всем почтением.
Заметив, как вспыхнувший гневом морэг все же стал глотать, почти не жуя, Салим довольно усмехнулся и вышел. К его возвращению уже полностью одетый зверь сидел рядом с пустым блюдом.