Мерчендайзер против Тьмы: Колышек Судьбы

Владимир Петрович глубоко вздохнул, пропуская через себя её слова. Воздух в маленькой ванной был густым и влажным.

– Я не собираюсь вас выдавать, – сказал он наконец, и его собственный голос прозвучал неожиданно спокойно. – Но у меня есть условие.

Она насторожилась, её тело напряглось. Большие, тёмные глаза, с лёгким зелёным отливом, как у обитательницы морских глубин, наполнились тревогой и ожиданием.

– Какое?

– Узнайте в своих кругах… нечисти, где сейчас Лидия. Она вампирша. Любовница моего друга. Мать его ребёнка. Она исчезла. И мне нужно её найти.

Марина Вальдемаровна замерла, переваривая его слова. Потом медленно, будто соображая, кивнула.

– Русалки редко общаются с вампирами. Мы предпочитаем воду, а они – сухую тьму. Но… у нас есть общие точки соприкосновения. Подземные реки, старые колодцы, места, где вода встречается с вечной ночью. Я спрошу. Но это займёт время. Наши сети информации не такие быстрые, как ваши сотовые телефоны.

– Время у нас есть, – сказал Владимир Петрович. – Но не слишком много.

– Хорошо. Я узнаю. Но только если вы сохраните мою тайну. Никто не должен знать.

– Договорились, – сказал он, уже поворачиваясь к выходу. И, сделав шаг, добавил: – И… извините за вторжение.

– Подождите, – остановила она его, и в её голосе послышалось не только недоумение, но и какая-то надежда. – Вы… вы не боитесь меня?

Он усмехнулся, коротко и сухо.

– После того, что я видел в канализации? Нет. Честно говоря, вы – самое нормальное и, пожалуй, самое красивое существо, с которым я сталкивался за последний месяц.

На её губах дрогнула слабая, неуверенная улыбка.

– Спасибо. Кажется, это самый необычный комплимент в моей жизни.

Вернувшись домой, Владимир Петрович скинул куртку и тяжело опустился в своё старенькое, просиженное кресло, машинально закутавшись в клетчатый плед. В комнате было тихо, по-настоящему тихо. Только доносилось умиротворённое мурлыканье кошек – их было уже три, плюс хомяк в своей клетке, который, казалось, тоже чувствовал вселенские перемены и относился к ним с философским спокойствием. Все они спали, свернувшись уютными клубочками, будто и не ведали, что их хозяин только что вскрыл чужую тайну и вёл переговоры с русалкой в собственной ванне.

Он задумался, глядя в потолок, где колыхались тени от проезжающих за окном машин.

Мир, в котором он жил ещё год назад, был простым и предсказуемым: работа, кошки, тихое одиночество по вечерам. Теперь же его жизнь напоминала странный, порой пугающий карнавал: оборотень-полицейский, беременная вампирша, зомби в канализации, старый вампир, починяющий машины в гараже… и теперь вот русалка-начальница, вынужденная прятать свой дивный хвост под строгой юбкой-карандаш.

Но в этом хаосе, в этом вихре аномалий, понемногу начинал проступать новый, причудливый порядок. Не человеческий, не такой, какой прописан в учебниках, но свой – древний, странный, честный в своей жестокости и одновременно в своей красоте.

– Ну что ж, – тихо сказал он, обращаясь к спящим кошкам. – Теперь у нас есть новый козырь. И, может быть, совсем скоро мы наконец найдём её.

Он встал, скинул плед и подошёл к окну. За стеклом, в чёрной как смоль ночи, густо и неторопливо лил осенний дождь.

Глава 7

Совет мести.

После нескольких дней тягостной, звенящей тишины – той самой, что бывает только перед настоящей бурей, – в квартире вдруг зазвонил телефон. Старый стационарный аппарат на тумбочке в прихожей взорвался пронзительным, раздирающим душу трезвоном. От неожиданности вздрогнули и шмыгнули под диван кошки, дремавшие под столом. Даже хомяк в картонной коробке из-под обуви замер, прекратив свои бесконечные упражнения с семечками.

Владимир Петрович медленно, будто преодолевая незримое сопротивление воздуха, поднялся с кресла. Его пальцы обхватили шершавую пластмассу трубки. Он поднес ее к уху, уже мысленно выстраивая в голове возможные голоса: Игорь Адамович, или русалка-начальница… Но услышал другое.

– Слушай внимательно, – послышался сдавленный шепот Дмитрия. Голос звучал так, будто говорящий боялся, что за ним следят даже по этим медным проводам, натянутым через весь город. – Вампиры объединились. Все кланы – от «Туманов» до «Чёрных Клыков». Они собрали совет мести. Их цель – ты. Ты убил слишком многих. Теперь они хотят посадить тебя на кол. Живьём. Медленно.

Владимир Петрович не испугался. Наоборот – где-то глубоко в груди, под ребрами, вспыхнула почти детская, ликующая радость. Он закрыл глаза на секунду, и память услужливо подбросила картинку: ему десять лет, он сидит, сгорбившись под одеялом с фонариком, в руках – потрепанный томик «Тайн древних охотников», а за окном с шипением шёл кислотный дождь. Тогда он мечтал не о кофеварке, не о квартире с садом, а о том единственном моменте, когда мир наконец-то перестанет притворяться. Когда тени выйдут из углов и перестанут прятаться. Когда он сможет стоять лицом к лицу с тем, что боится признать даже сам.

А теперь – пришло время.

– Где встреча? – спросил он, голос его был тверд и спокоен. Он уже накидывал на плечи свой старый, потертый на сгибах кожаный плащ.

– На Старом Болоте. За городом. Там, где река Сухая уходит под землю.

– Помню. Я там в детстве ловил лягушек.

– Наверно. Я соберу всех своих братьев-оборотней. Мы дадим им бой.

– Отлично, – коротко бросил Владимир Петрович и положил трубку. Щелчок раздался оглушительно громко в тишине прихожей.

Он не стал собираться долго. Движения его были выверены и экономичны. Он взял свой потрёпанный чемоданчик – чёрный, с потускневшими медными застёжками. Внутри, уложенные в отведенные им гнезда, лежали его верные спутники: деревянные колышки из осины, вырезанные собственноручно; флаконы со святой водой, освящённой в трёх храмах; связка чеснока в восковой оболочке; нож с серебряным лезвием и рукоятью из кости волка. Каждый предмет был осмотрен и проверен привычным жестом.

Надел кожаный плащ – старый, но прочный, пропахший дымом, сушеными травами и чем-то неуловимо древним. Потом на секунду замер, его взгляд упал на пожелтевшую фотографию матери на стене. «Если я не вернусь…» – пронеслось в голове обрывком мысли. Но он не договорил, даже про себя. Просто кивнул ей – как делал в детстве перед выходом к доске на экзамене, – и развернулся к двери.

Машины у него не было – и не нужно. Он никогда не учился водить. Город был для него живым лабиринтом, в котором он ориентировался лучше любого таксиста, а за городом – ходил пешком или ехал на электричке до последней станции, а оттуда – по едва заметной тропинке через лес.

По дороге он не думал о смерти. Не было ни страха, ни ощущения надвигающейся трагедии. Было только предвкушение, щекочущее нервы. Как у того мальчишки перед первым походом в ночной лес. Только теперь лес – это болото, а враги – вампиры.

Когда Владимир Петрович вышел к краю Старого Болота, его сердце слегка ёкнуло – но не от разочарования, а от удивления. Картина была одновременно и ожидаемой, и величественно-жуткой.

Туман стелился по земле густыми, почти осязаемыми клочьями, извиваясь как живой. Луна, полная и зловещая, едва пробивалась сквозь рваные, низкие облака, отбрасывая длинные, искаженные тени от кочек и склонившегося ивняка. Воздух был густым и тяжелым, пропитанным запахом гниющей растительности, болотного газа и чего-то древнего, первобытного – будто само болото дышало ему в лицо.

А на краю трясины, в разрыве тумана, стояли всего двое.

Дмитрий Козлов – в потрёпанной куртке, с ружьём за спиной и ножом на поясе, его поза выдавала готовность к прыжку. И рядом – толстый человек в пиджаке, явно не по размеру, с галстуком, перекошенным набок, и бутербродом в руке. Он мирно доедал его, словно находился на пикнике.

– Где остальные? – спросил Владимир, его голос прозвучал резко, почти как выстрел, разрывая зловещую тишину болота.

– Не успел собрать, – ответил Дмитрий, разводя руками в немом извинении. – Большинство разъехались по делам. Один в Краснодар уехал, другой – в отпуск. Но это не проблема. Вот полковник.

– Это не оборотень, – возразил Владимир, прищурившись и внимательно изучая толстяка. Тот жевал последний кусок бутерброда с колбасой, совершенно безмятежно, его взгляд был пуст и спокоен. – Это просто человек. Чем он может помочь? У него даже запаха зверя нет.

– Ты не прав, он ещё какой оборотень! Берёт такие взятки, что тебе и не снилось. – настаивал Дмитрий, и в его голосе послышались нотки отчаянной веры. – Он силён, как медведь. И хитёр, как лиса. Доверься мне.

Владимир уже открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент туман перед ними содрогнулся и расступился.

Из его белесой толщи, как из чрева самой тьмы, вышли они.

Тринадцать.

Вампиры.

Они двигались беззвучно, скользящими шагами, как тени, но их присутствие ощущалось физически – воздух стал плотнее, холоднее, словно в болото ворвалась стужа полярной ночи. Их глаза горели алым углем, клыки мерцали в обманчивом лунном свете, а плащи развевались, будто кожистые крылья летучих мышей. Один из них – высокий, с лицом вырвавшимся со старинного портрета аристократа и бледным шрамом через всё лицо – вышел вперёд. Его губы растянулись в беззвучной улыбке.

– Ну что, охотник, – произнёс он, и его голос звучал как скрип старой гробовой крышки, – готов к расплате?

– Готов, – ровно ответил Владимир Петрович, и его пальцы уже сжимали рукоять осинового колышка, извлеченного из-за пояса. – Но сначала скажите, кто из вас первый?

Вампиры рассмеялись – это был сухой, потрескивающий звук, от которого даже лягушки в трясине разом замолкли.

– Мы все первые, – прошипел другой, с длинными чёрными волосами, спадающими на лицо, и серебряным кольцом в носу.

И тогда началась битва.

Толстяк, которого Дмитрий назвал «полковником», не успел даже проглотить последний кусок бутерброда. Первые два вампира набросились на него с такой скоростью, что глаз не успевал захватить движение – лишь мелькнули два сгустка тьмы. Один впился клыками в шею, другой – впился когтями в грудь. Полковник вскрикнул – коротко, хрипло, по-человечески – и рухнул на колени, его тело обмякло и затихло.

– Чёрт! – выругался Дмитрий, и в его глазах мелькнуло отчаяние. – Он же обещал превратиться!

– Он не был оборотнем, – спокойно, почти отрешенно констатировал Владимир. – Ты его обманул.

– Я верил! – огрызнулся Дмитрий, но времени на споры и раскаяние уже не оставалось.

Вампиры плотным кольцом сомкнулись вокруг них.

Владимир метнул колышек – короткое, резкое движение запястьем. Деревянный стержень вонзился точно в грудь ближайшего тваря. Тот взвыл, как раненый зверь, и начал рассыпаться в едкий черный прах. Дмитрий, не раздумывая, подался вперед. Его тело выгнулось дугой, кости заходили ходуном, слышался треск и хруст ломающихся и формирующихся заново суставов. Через мгновение на месте человека стоял огромный, покрытый черной шерстью волк – с горящими янтарными глазами и клыками, длинными, как кинжалы. Он рванул вперёд, вцепился в глотку очередному вампиру и разорвал его пополам, как тряпичную куклу.

Но их было слишком много.

Один вампир, приземистый и мускулистый, промчался мимо дерущегося волка и ударил Владимира кулаком в живот – с такой нечеловеческой силой, что тот отлетел на несколько метров, с глухим стуком врезавшись в ствол старой ивы. Второй уже прыгал на спину Дмитрия, впиваясь длинными когтями в его шкуру. Оборотень зарычал от боли, но не отпустил свою жертву – мощным движением головы разорвал горло атакующему.

Владимир, превозмогая пронзительную боль, поднялся, кашляя, но без крови – он давно научился уходить от прямых ударов, подставляя под них мышцы. Он вытащил флакон со святой водой и, резко взмахнув рукой, разбил его о землю у своих ног. Жидкость зашипела, подняв едкий белый пар, и образовала вокруг него слабо светящийся защитный круг. Два вампира, попытавшись его пересечь, закричали – их кожа начала пузыриться и плавиться, как воск. Они отступили, ослепленные болью, но третий, самый быстрый, проскользнул мимо и мертвой хваткой впился пальцами в горло Владимира.

– Ты умрёшь медленно, – прошипел он, обнажая длинные клыки.

Но в этот момент Дмитрий, весь в крови и ранах, в мощном прыжке врезался в вампира, сбив его с ног. Владимир, не теряя и доли секунды, выхватил нож с серебряным лезвием и вонзил его по самую рукоять в сердце поверженного врага.

Бой продолжался, превратившись в хаотичный, смертельный танец. Каждое движение Владимира было точным, выверенным до автоматизма. Он не чувствовал усталости – он был в своей стихии. Он использовал всё, что попадалось под руку: колышки, святую воду, даже комья болотной грязи – метнул один в глаза одному из вампиров, и тот на мгновение ослеп, дав Дмитрию долю секунды для атаки. Оборотень, несмотря на глубокие рваные раны, сражался как истинный зверь, рождённый для боя. Он применял технику, которую сам в шутку называл «волчий клык» – резкие, рубящие удары лапами, разрывающие плоть и ломающие кости.

Но их было тринадцать. А их – двое.

Когда осталось пятеро, вампиры, почувствовав свое превосходство, начали играть. Они кружили вокруг них, как стая хищников, издевались, бросали в них обломки деревьев, камни, их смех эхом разносился по болоту.

– Ну что, старики, – крикнул один, щеголеватый, с разрезными рукавами, – уже устали? Хотите сдаться? Мы пощадим… если вы станете нашими слугами.

– Лучше смерть, – прохрипел Дмитрий, переводя дыхание и отплевываясь кровью.

И тут из болота, из самой середины трясины, где вода булькала особенно густо и зловеще, показалась фигура. Маленький старичок, ростом с ребенка.

Он был невысок, но в его прямой осанке и властном взгляде чувствовалась такая древняя сила, что даже вампиры на мгновение замерли, прервав свою жестокую игру. Его длинная седая борода почти касалась темной воды, а глаза горели ярким зелёным светом, точно у старого кота, застигнутого ночью в засаде. В руках он сжимал посох из черного, отполированного временем дерева, покрытый причудливыми рунами и узорами, изображающими лесных духов.

– Эй, вы! – крикнул он, и его голос, высокий, но полный власти, прокатился над болотом. Он стукнул посохом по кочке, и звук этот, глухой и мощный, заставил содрогнуться воду. – Это моё болото! Прекратите драку!

Вампиры переглянулись, и сначала их лица исказили усмешки.

– Кто это такой? – с презрительным смехом спросил главный, оскалив свои белые клыки. – Гном? Ха-ха-ха! Иди накуй отсюда, старый мох!

Старичок не ответил на оскорбление. Он лишь медленно, с невероятным достоинством, поднял свой посох.

И болото ожило.

Трава, до этого вялая и прибитая к земле, вдруг зашевелилась, извиваясь как тысячи зеленых змей. Толстые корни ивы с хлюпающим звуком вырвались из жидкой грязи, обвили ноги ошеломленных вампиров, словно удавы. Вода в лужах закипела, и из самой глубины трясины потянулись чёрные, покрытые слизью щупальца – не то корни, не то руки древнего болотного духа. Вампиры закричали, впервые за вечер в их голосах послышался настоящий, животный ужас. Они пытались вырваться, рвали когтями упругие побеги, но болото, живое и послушное воле старика, втягивало их всё глубже и глубже.

– Нет! – завопил один, уже по грудь погруженный в жижу. – Мы бессмертны!

– Не здесь, – абсолютно спокойно, без тени злобы, произнес старичок. – Здесь я – закон.

Через десять секунд всё стихло. Смолкли крики. Исчезли последние волны на воде. Лишь тихое бульканье пузырей газа да легкий ночной ветер, шелестящий листьями ивняка, нарушали здешнюю тишину.

– Спасибо, – сказал Владимир, с трудом переводя дух и вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. – Вы нас спасли.

– Не за что, – ответил старичок, поправляя свою длинную бороду. – Я леший. Это моё болото, и я тут хозяин. А вампиры – незваные гости. Они не уважают границы. Не уважают природу. А природа, знаешь ли, мстит.

– Почему вы помогли именно нам? – спросил Дмитрий, с трудом и хрустом принимая человеческий облик. Его тело дрожало от напряжения и потери крови, но в глазах не было страха, лишь любопытство.

Леший усмехнулся, и в его зеленых глазах заплясали огоньки.

– Потому что мне скучно. Это место среди смертных считается гиблым, и мало кто сюда заходит. Приходите иногда в гости, поболтаем. А ещё… – он замялся, негромко кашлянул и опустил глаза. – Найдите мне женщину для женитьбы. Одному скучно. В лесу одни лесные ведьмы да кикиморы, а с ними не построишь семью, одни ссоры.

Владимир сразу вспомнил Марину Вальдемаровну – русалку, прячущую свой переливчатый хвост под строгой юбкой-карандаш, мечтающую о тихой, нормальной жизни у воды.

– У меня есть кандидатка, – сказал он, и на его лице впервые за этот вечер появилось подобие улыбки. – Русалка. Живёт в городе. Ей тоже одиноко. Она любит воду, тишину… и океанские картины.

Леший заулыбался так широко, что все его морщинки вокруг глаз растянулись, делая его похожим на старого, мудрого кота.

– Приводите её ко мне. Будем жить душа в душу. У меня тут пруд есть – чистый, с лилиями и кувшинками. Она будет плавать, я – сторожить. И дети у нас будут… маленькие лешата с хвостами! – он довольно хлопнул себя по коленке.

Герои еще раз поблагодарили лешего, обменялись с ним крепкими рукопожатиями и обещаниями – и пошли прочь от болота, оставляя за спиной окутывающий все тихий туман и покой.

На обратном пути, шагая по узкой, едва видной в сумерках лесной тропе, Владимир и Дмитрий молчали. Но это было не молчание усталости или опустошения – это было молчание глубокого, безмолвного понимания. Они прошли через ад и вышли живыми. Их дружба, закалённая годами, теперь была закалена ещё и пролитой кровью.

– Ну что, – сказал наконец Владимир, глядя на залитое лунным светом лицо друга, – теперь у нас есть новый союзник. И, может быть, даже два.

– Да, – просто согласился Дмитрий, и на его губах дрогнула усталая, но искренняя улыбка. – Но только не забывай, что леший хочет жениться. Так что готовься к свадьбе. Ты же будешь шафером?

– Свадьбе? – тихо усмехнулся Владимир Петрович, поправляя воротник своего потертого кожаного плаща. – Ну что ж, это будет интересно. Представляю, как русалка в фате будет плыть по болоту вместо свадебного кортежа…

Они засмеялись – громко, искренне, как в далекой юности, когда главными врагами были контрольные по алгебре. И в этом смехе, летевшем в ночное небо, не было ни капли страха. Только надежда. И странная, горьковатая радость от того, что мир, в котором они живут, все еще полон неожиданных чудес – даже на краю самой гиблой и забытой богом трясины.

Глава 8

Ты теперь – свой.

Владимир Петрович узнал о повышении на работе. Новость застала его в кабинете начальства, под мерцающий свет люминесцентной лампы, пахнущий остывшим кофе и пылью от стопок бумаг. Ему торжественно, с легкой напускной важностью, вручили новый бейджик, где под его именем теперь красовалась надпись «старший мерчендайзер». В придачу шла бумажка о повышении оклада на несколько тысяч рублей. Сумма была, если честно, смешной, десяток чашек кофе в автомате. Но он понимал с первого же взгляда: это не деньги. Это символ. Молчаливый знак принятия, клеймо, которое жгло карман пиджака. «Ты теперь – свой».

И он тут же, стоя с этим пластиковым прямоугольником в потной ладони, понял истинную причину. Это не было наградой за усердие, за идеально выстроенные полки с гречкой или за преданность фирме. Это была плата. Плата за молчание. За то, что он видел сверкающую чешую хвоста в ванне у Марины Вальдемаровны. За то, что стал невольным хранителем тайны, частью этого странного, скрытого мира, где за прилавками прятались не только просроченные акции, но и настоящие, дышащие загадки.

Он почувствовал острое желание найти Марину Вальдемаровну и поблагодарить её. Не за должность, а за это немое доверие. Но её нигде не было – ни в кабинете, ни в коридоре, ни у кофейного аппарата.

Он всегда видел в ней типичную бизнес-вумен: строгие костюмы-футляры, идеальная, будто из стекла, прическа, голос, лишенный каких-либо эмоциональных вибраций. Но за этой броней его давно что-то тревожило. В её движениях, всегда точных и экономных, читалась усталость, идущая из самой глубины костей. В глазах, даже когда она отдавала распоряжения, плескалась пустота. И в каждом её жесте, в повороте головы, в том, как она держала ручку, жило одиночество – плотное, тяжелое, как предрассветный туман над заболоченной рекой.

Коллеги по офису, конечно, шептались. Складывали красивую и грустную сказку о том, как в юности её бросил любимый, и с тех пор ее сердце закрылось для мужчин. Владимир Петрович не верил в эти упрощенные сценарии про «неразделенную любовь». Но он верил в одиночество. Как в реальную, физическую субстанцию. И он знал: ей для счастья нужен был не просто мужчина. А тот, кто сможет понять её истинную, диковинную природу.

И тут его осенило. В памяти всплыл образ лешего. Не страшного мифического существа из сказок, а того самого, маленького, седого, с горящими, как угольки, глазами и с собственным прудом, где плавали лилии. «Он хоть и леший, – промелькнула у Владимира мысль, – но всё же мужчина. И, главное – он тоже одинок, как старый пень в своем лесу».