На границе фантазий, в темнице снов

- -
- 100%
- +
– Согласен. Вон как охранник у всех проверяет пропуска. Однозначно они сами заинтересуются, куда это мы собрались.
– Остается лишь лестница.
– Это да, но через неё ничуть не проще.
– Как сказать, Илья. Есть один минус, который нам в плюс. Но попасть туда сможет только один.
– Почему?
– Потому что второй будет зубы охраннику заговаривать.
– Ага. Я всё понял. Нет, я не против. К тому же это твоя идея, так что тебе и карты в руки. Ладно, каков план?
– Так. Значит, от входа до лестницы метров двадцать. Центровой охранник постоянно всеми входящими занят. Тот, что у лифта в низ, только и успевает, что пропуски проверять. Они на лестницу обращать внимание не будут. Большая часть спускается на лифте, и охранник около лестницы совсем засыпает, видишь?
– Ага, он скоро так со стула вообще грохнется.
– Может быть. Но не стоит недооценивать противника.
– Тоже верно.
– Теперь дальше. Около него всё равно крутятся посетители без всякой мысли спуститься вниз, и они-то ещё больше снижают бдительность этого «секьюрити». Я сейчас неспешной походкой тоже туда подойду, а ты после меня к этому охраннику подойдёшь и отвлечёшь его как-нибудь. Я тем временем вниз метнусь, а там уж по обстоятельствам.
– А как я его отвлеку?
– Это уж твоя задача. Ты же мастер по ушам «ездить».
– Ну ладно. Что-нибудь соображу. Ты пошел?
– Ага.
– Удачи, друг.
Павел неспешно дошёл до посетителей, с отрешённым видом сидящих около лестницы, ведущей вниз. Охранник не обратил на приближающегося подростка никакого внимания. Он его просто не заметил, продолжая смотреть в газету и периодически зевать. Несмотря на это, Павел был весь на пределе. Ладони вспотели, и на лбу начинало скапливаться несколько капель. Он понимал, что очень напряжён, и надо расслабиться, но ничего не мог поделать. Он так же понимал, что если так пойдёт и дальше, он всё провалит одним своим видом, когда привлечёт к себе внимание окружающих. «Как можно не заметить раскрасневшегося парня с бешено вращающимися глазами и истекающего потом?» – подумал он. Паша повернулся лицом к стене, решив не привлекать к себе внимание, пока вдруг не услышал: «Мальчик, с тобой всё в порядке?» У него замерло сердце и упало в пятки. «Всё пропало», – подумал он и стал оборачиваться постепенно бледнея. Женщина, задавшая вопрос, стояла метрах в пяти от него и вновь повторила его, обращаясь к Илье. Его друг по поведению Паши понял, что с тем происходит, и сам решил использовать этот манёвр, чтобы отвлечь внимание на себя, и специально задержал дыхание, пока не покраснел, как удавленный петлёй. Женщина стала трясти Илью. Он посмотрел на неё и закатил глаза. «Товарищ охранник! – обратилась она к нему, от чего тот чуть не упал со стула. – Товарищ охранник, помогите, тут мальчику плохо». Если бы охранник был сосредоточен, он просто вызвал бы врачей. Но так как он практически уснул на посту, то просьба подойти на помощь была исполнена мгновенно, как только беспокойный голос женщины выдернул его из дремоты. Находящиеся рядом люди стали обращать внимание на Илью и женщину. Охранник спешно подходил к ним, и Илья решил завершить свой шедевр, упав на пол. Женщина мгновенно подхватила его, охранник подбежал к ним, не обратив внимания на Пашу. Окружающие столпились вокруг женщины и Ильи, скрыв Павлика от глаз охранника.
«Пора», – решил он и, убедившись, что никто не смотрит на него, в том числе и охранник у центрального входа, быстро сбежал по ступенькам, которые представляли собой шесть лестничных пролётов, заканчивающихся небольшой площадкой с одной дверью. Осторожно открыв её, Паша попал в длинный коридор. Освещение было слабое, но и его было достаточно, чтобы разглядеть, что краска на стенах давно облупилась, а линолеум иссох, потрескался и раскрошился в некоторых местах за прошедшие годы. Не теряя времени, Павлик спешно пошёл по коридору, отмечая про себя, что здесь очень прохладно. С каждым шагом пульс его учащался, а дыхание становилось поверхностным. «Что делать, если он кого-нибудь встретит? Поправка, если его кто-нибудь встретит?» – думал он про себя и тут же отбрасывал эти мысли.
В конце коридора была дверь направо, открыв которую, Паша оказался у длинной наклонной лестницы, ведущей вниз какого-то склада, судя по обстановке, стены которого были выкрашены в темно-синий цвет. Тихо ступая на металлические ступеньки, чтобы не издавать лишнего шума, он осторожно спустился вниз и, поставив ноги на бетонные плиты, двинулся к единственной двери, которая была приоткрыта, как вдруг услышал приближающиеся с той стороны двери голоса. Оцепенев буквально на мгновение, он быстро осмотрелся вокруг и спрятался за огромные брезентовые шторы, висевшие слева и ниспадающие огромными рулонами на пол. Затаившись, он осторожно смотрел через щель на дверь, чтобы увидеть, как пройдут люди. Голоса становились всё ближе, и когда дверь скрипнула, Павел еле удержался от того, чтобы не встрепенуться. В помещение зашел один, а затем второй. И если бы не их глаза и ещё одно обстоятельство, они бы выглядели как обычные сотрудники медицинского центра. Именно глаза изначально приковали к себе внимание Паши, который из последних сил старался не поддаться панике, несмотря на то, что внутри у него всё тряслось. Глаза были одними сплошными зрачками или белками, но только жёлтого сияющего цвета. Больше чем глаза, подростка повергло в панику то, что они абсолютно не открывали рта, хотя их речь он слышал так же чётко, как бешеный стук сердца во всём его теле.
– Сейчас ещё одного привезли, слышало?
– Да. Это мальчик. Говорят, что был один и симулировал. Тело совсем худое, но нам-то это не важно.
– Ха-ха-ха. Да, ты право.
– Ты голодно?
– Очень. Со вчерашнего дня ничего не ело. А сейчас ещё прием в травме. Не знаю, когда и поем.
– Может, прямо на приёме понадкусываем то, что уже не функционально?
– Хорошая идея. И лечить не надо.
Оба существа загоготали и, поднявшись до конца лестницы, скрылись за дверью. Павлик ещё несколько минут не мог прийти в себя от увиденного. Он понимал, что если его кто-нибудь тут обнаружит, то, с учётом вновь открытой специфики персонала, ему уже ничего не нужно будет придумывать и объяснять. Его просто съедят живьём. Возвращаться было не более опасно, чем двигаться дальше. Пройдя столько, он понял, что все его подозрения были не напрасны, и по лестнице он ещё успеет подняться обратно. Прислушавшись и убедившись, что кругом абсолютно тихо, он отодвинул шторы и побежал на цыпочках к двери.
Открыв дверь и переступив порог, он несколько секунд стоял неподвижно, пока его зрение не привыкло к полумраку помещения. Через некоторое время он стал различать периметр балкона, на который его вывела дверь, и огромный холл внизу, похожий на старый заброшенный склад. Сделав шаг, Павел обратил внимание, что потолок низкий и практически нависал над ним. Повернув направо и пройдя ещё немного, он разглядел с каждой стороны балкона двери, аналогичные той, через которую он зашёл. Паша пошёл прямо к ближайшей двери, за которой раздавались монотонные завывания.
Открыв её, он увидел, что вновь попал на балкон точно такого же холла. Освещения в нём было ненамного больше, чем в предыдущем помещении, но хватило, чтобы разобрать то, что увидел Павел. Он не поверил своим глазам и, обомлев от ужаса, опустился на колени, затрясшись всем телом от страха. Внизу на полу, вокруг стола столпились существа, которых он увидел у лестницы. Но на этот раз рты их были открыты, и Павлик мог увидеть, чем, при желании, они могли понадкусывать не только нефункциональные, но и стальные части тела людей. Вместо зубов у них были две пластины, похожие на половинки опасных лезвий «Gillette», которыми брился папа, когда жил с ними. Но только у этих существ эти пластины были огромными и занимали всю пасть. В ужас же его привели не эти существа и не их опасные челюсти, а тот, кто лежал на столе. Это был Сизов Илья, связанный по рукам и ногам, пока ещё живой и в сознании. Придя немного в себя, Паша осторожно поднял голову и стал наблюдать за Ильей. Глаза его были открыты и полны охватившего его ужаса. Рот друга был заклеен, из чего Паша пришёл к выводу, что завывания, которые он услышал, издают существа. Постепенно всё помещение стало наполняться невыносимым стоном. С каждой секундой он становился всё сильнее и сильней, и вот когда дверь внизу холла открылась, Паша закрыл уши руками и рефлекторно прищурил глаза, не в силах выносить такого звука, уже напоминавшего вой. Через силу заставив себя вновь подняться, он, не обращая внимания на стол, стал наблюдать за существами. Вой стих и уже не так отвлекал, как раньше.
В помещение холла зашли ещё двое таких же существ. Один взрослый и один, судя по росту, «ребенок» существа. Он шёл плохо, еле-еле переставляя ноги. Голова его моталась из стороны в сторону, и, по-видимому, это он был причиной того, что барабанные перепонки резало от боли. Особь большего размера помогла ему дойти до группы им подобных, которые расступились перед больным «ребенком». Завывание стихло, оставив солировать «детский» вой. «Возьми из этого ребенка то, что тебе нужно, а остальным воспользуемся мы», – услышал Павел сквозь вой, не поверив своим ушам. Он приподнялся ещё немного и тут же сел обратно от охватившего его ужаса. Ему хватило секунды, чтобы разобрать, что больное существо разевает пасть, а часть остальных существ держит голову Ильи и тянет к ней жуткие инструменты. Уже в следующую секунду Паша услышал хлюпающий звук и последовавшее за этим чавканье. Криков Ильи он не слышал, как и воя. Павел был в шоке, сидя на холодном полу балкона и понимая, что несколько секунд назад там, внизу, в стенах этой странной больницы, он потерял своего друга. «Как иронично для Ильи», – подумал Павел, вспомнив, что отец его друга работает врачом.
«Пусть оно выйдет на улицу, сейчас ему нужен покой», – услышал Павел от кого-то из стоящих внизу особей. Паша осторожно поднялся и посмотрел. Два существа с больной особью у изголовья Ильи развернулись и направились к тем дверям, через которые вошли. Пригнувшись, Павел стал пробираться к двери, ведущей с балкона, следуя направлению уходящих существ. В это мгновение помещение наполнили чавкающие и хлюпающие звуки. Вытирая на бегу слезы, подросток старался не зайтись в плаче и не споткнуться, чтобы избежать участи своего друга. Добежав до двери и тихо приоткрыв её, Паша тут же убрал руку от дверного полотна и сел на корточки, затаив дыхание. Дверь вела на лестничные марши, уходящие куда-то вверх. В тот момент, когда Павел приоткрыл дверь, два существа, покинувшие сборище, медленно поворачивали на лестничный пролёт, ведущий к двери, за которой он затаился. Вопрос был сейчас в том, увидели эти двое его или нет. Он рассчитывал на то, что здоровая особь помогала немощной и не обратила внимание на то, что дверь слегка приоткрылась. Павел сидел, прижавшись спиной к двери, и слушал несмолкаемые хлюпающие звуки внизу холла у тела его друга и нарастающее шарканье двух пар ног на лестнице, которое становилось всё ближе к площадке, с которой были выход на балкон и подъём дальше по лестничному пролёту. Шаг, ещё шаг, за ним ещё один и пауза. Павел понял, что существа поднялись и стоят на площадке, всего в паре метров от него, разделяемые лишь полотном двери. Сердце подростка замерло, и он закрыл глаза. От страха Павел не мог шевельнуться и сидел, как парализованный, в этих мрачных катакомбах, не зная, что ему делать в такой ситуации и как выбраться отсюда. Несколько секунд ожидания, растянувшихся в вечность, в течение которых он не знал, куда двинутся существа, закончились, и Павел услышал, как шаркающей поступью ужасные существа сделали несколько шагов и остановились. Подросток напрягся. Его обескуражил звук, который он совсем не ожидал услышать. На площадке открылись двери автоматического лифта, и ровный гул подъёмного механизма унес опасность куда-то наверх в кабине, после того как существа скрылись в ней. Павел, помня о том, что существу, убившему его друга, рекомендовали выход на улицу, распахнул дверь и бросился вверх по лестнице. Лифт в такой ситуации был опасен – неизвестно, где он может остановиться, прежде чем достигнет верха. Поднявшись до конца и открыв единственную дверь (не считая двери лифта), из маленького помещения на первом этаже, подросток оказался на улице, как он подумал, во внутреннем дворе медицинского центра, судя по умирающим красным и жёлтым листьям клёнов и дубов на подстриженном зелёном газоне.
Оглянувшись, он понял, что находится далеко и от центра, и от города. Дверь, через которую он вышел, располагалась в небольшом деревянном домике, с торца которого он заприметил ещё одну дверь. Сделав несколько шагов, он увидел огромную кучу листьев, на которой, раскинув руки, лежала красивая женщина с вьющимися огненно-рыжими волосами, недавно подарившая ему обворожительный и пристальный взгляд в школе. Её тело, явно без какой-либо одежды, покрывали красные кленовые листья, которые продолжали падать с неба на женщину. Она раздвинула ноги, сгребая руками на живот и бедра листья, и поманила к себе пальцем Пашу. Он не смог удержаться и, чувствуя, как пульс вновь участился, но уже от возбуждающего волнения, пошёл к этой женщине, которая, безусловно, представляла для него угрозу. Павел понимал это, но шёл как завороженный, не в силах остановиться. Ещё ни одна девочка, не говоря уж о девушках и женщинах, не обращала на него внимания. Ни одна и никогда. Он был серой мышью. Его никто не замечал, а он так хотел хоть раз почувствовать тепло прикосновения женской руки, не материнской, естественно, и увидеть девичью улыбку, подаренную ему какой-нибудь симпатичной девушкой. Не испытав этого никогда, он не мог рассчитывать на то, что эта секси, лежа без белья на осенних листьях, будет звать его к себе в объятия. Подобных женщин Павел видел только на страницах журналов, так что сейчас он был готов на всё, лишь бы прикоснуться к ней. Где-то внутри он понимал, что эти объятия могут быть опасны. «Ну и пусть, – думал он, – будь что будет, такого у меня никогда не было и, может, не будет, так что глупо упускать этот шанс». Подросток подходил всё ближе и ближе к ней, уже рисуя в голове образы того, что они могут делать в постели из опавших листьев, опьянённый её взглядом, губами и манящей рукой, как внезапно услышал позади себя дикий вой, вслед за которым последовало содрогание земли.
Павел вышел из оцепенения и, обернувшись, увидел, что к ним бежит гигантский ребенок, кисти которого напоминали боксёрские перчатки от того, что все пальцы, за исключением большого, срослись. Из пасти ребёнка-великана вырывалось гортанное «Ы-Ы-Ы-Ы». Павел обернулся и, посмотрев на женщину, вздрогнул, не ожидая увидеть такой разительной перемены в ней. Вместо обворожительной красавицы на куче уже сгнивших листьев лежала та самая отвратительная старуха, которая хотела убить его в подвале строящегося здания. В этот момент он услышал позади себя насмешливое: «Не ожидал?» Повернув голову обратно, он увидел перед собой пожилого мужчину, улыбка которого растянулась во всё исхудалое лицо, до предела натягивая морщины. Мужчина наклонился к Паше и пристально посмотрел ему в глаза через огромные очки с желтыми линзами, прижимая руками полы мятого темно-синего плаща. Он повернул голову по направлению к шагающему к ним ребёнку-великану, и Паша увидел огромную дыру в затылке, слабо прикрытую редкими седыми волосами. Из дыры в голове вылетел воробей. Мужчина, как будто этого не замечал, и, вновь повернувшись к Паше сказал: «Он тебя убьет». Не желая проверять правдивость произнесённой фразы, Павлик добежал до торца деревянного домика, открыл ранее запримеченную дверь и, вбежав в квартиру, где он жил вместе с мамой, бросился с головой под одеяло своей кровати. Слыша, что кто-то подходит к нему, Павлик весь напрягся, готовый броситься вновь наутек.
«Павел, подъём, пора вставать», – услышал он. Сбросив одеяло, он не мог понять, что происходит и как он оказался в квартире, где его заставляли встать с постели. Тем не менее, Павлик беспрекословно выполнил всё, и только умываясь понял, что ему приснился сон. «Жаль, – подумал он, – опять эта невыносимая жизнь, эта школа и эти непрекращающиеся издевательства со стороны одноклассников». Размешивая ложкой кашу, он наблюдал, как мама суетится между кухней, ванной и комнатой, пытаясь всё успеть. Он уже было хотел спросить у матери, зачем она ходит в спортзал, если домашний бег сжигает жиры лучше, чем любая тренировка, как осекся и подумал, что всё это ему очень знакомо, до мельчайшей подробности, и когда-то уже было. «И эта каша, и метания мамы, и вопрос, который он хотел задать. Или это ему только приснилось, и теперь он всё видит наяву?» – задал он сам себе вопрос. Он вспомнил, что несколько месяцев назад по телевизору показывали сюжет про мальчика, который однажды уснул и не смог проснуться, продолжая спать. «Интересно, смог ли он проснуться? – подумал Павел. – Может быть, то, что сейчас происходит со мной, происходило и с ним, и скоро я тоже засну и не проснусь?» Не найдя ответы на заданные себе вопросы, он молча закончил с завтраком и стал собираться в школу.
На дверях школы появилось объявление о том, что пропал Котов Евгений Николаевич. Ещё пару дней назад он ходил в тот же класс, что и Паша, а сегодня был пропавшим. В школу не пришёл и Сизов Илья. Ещё никто даже не мог предположить, тем более родители Жени и Ильи, что их больше никогда не увидят живыми, а Паша уже догадывался об этом. Смерть Ильи он видел своими глазами. В смерти же Жени он был убежден, хотя и не мог объяснить этой уверенности. Он сидел за партой и понимал, что больше никогда не увидит своих одноклассников. Он оставался один, если не считать Дениса Ерофеева, в этом классе, где ему не дадут жизни верзилы, сидевшие в конце класса. Эти люди ему чужды, как и он им. Он не знал, как продержаться в этой стае ещё несколько лет обучения и как выжить. Его размышления прервала прилипшая к его волосам жевательная резинка, которую намотали на конец спички, растопили на зажигалке и бросили ему в голову с задних рядов под дикий гогот. Вторая угодила в свитер, на котором ранее уже были оставлены несколько прикипевших кусков жвачки.
Смотря дома вечерние новости, на одном из сюжетов внутри у Паши всё похолодело. По сообщению корреспондента, в одном из центральных районов города строилась новая многопрофильная больница, возведённый каркас которой был практически идентичен тому, в подвале которого его чуть не убила старуха и где происходило ещё много странных вещей. Сказав матери, что он немного прогуляется, Паша добрался до стройки. Это было действительно то самое здание, в этом он уже не сомневался. Эта стройка отличалась только тем, что за воротами стояла будка сторожа, да по территории бродило несколько рабочих. «Надо как-то попасть на стройку, – подумал Павел. – Но как это сделать?» Обойдя ещё раз забор по периметру, он обратил внимание, что колючая проволока отсутствует.
Вернувшись домой, Павел решил, что как только мама уснет, а ложилась она рано и засыпала быстро, он тихо выйдет из дома и, пока ходит транспорт, вновь доберётся до этой стройки и попробует пробраться в здание. Решив ускорить процесс, Павел пожелал маме спокойной ночи и лег в кровать. Весь превратившись в слух, он стал ждать ровного сопения матери из соседней комнаты. Ждать пришлось недолго, и Павел, осторожно ступая, чтобы случайно не разбудить мать, вышел из квартиры. Пронзительный ветер продувал насквозь, заставляя прохожих, не обращавших внимания на подростка, прятать свои лица в теплых шарфах.
Смотря на недостроенное здание в лучах прожекторов, Павел ещё раз убедился в том, что оно точно такое же, как и при первом его посещении. Свет ламп давал достаточно освещения, чтобы увидеть, что единственным человеком на стройке был сторож. Никаких собак он не увидел, и это обнадёжило его.
Подойдя к дереву, которое он заприметил ещё вечером, Паша, обмораживая руки, с трудом вскарабкался на него и, пробравшись по суку до забора, спрыгнул, оказавшись по другую его сторону. Выбраться обратно не составляло никакого труда – к забору примыкали мешки, трубы и другие элементы стройки. Оставалось найти вход. При первом, насильном посещении этого здания, вход был справа от ворот. Осторожно ступая по замёрзшей арматуре, Павел тихо пробирался, стараясь различить начало лестничного подъёма. В будке сторожа ярко горел свет, и если бы не такое же освещение и на территории строительства, то он мог не таясь забраться в здание. Увидев лестницу, Павел взглянул на сторожа, который не мог присесть на одно место и постоянно ходил по будке, то и дело бросая взгляд на стройку, и решил, что в такой ситуации будет очень рискованно и практически невозможно пробраться незамеченным внутрь здания. Он решил подождать. Слишком много ему пришлось пережить, чтобы допускать теперь ошибку. Следя за сторожем, который грелся в теплой будке, Павел начал подмерзать и проклинать старого блюстителя безопасности. Сторож не мог найти себе места ещё минут пять, после чего вышел покурить. В этот момент Павел, переступая с одной замёрзшей ноги на другую, возненавидел охранника больше всех своих одноклассников, вместе взятых. Сторож курил не спеша, медленно и с наслаждением делая затяжку, и только после того, как смак дыма полностью растворялся во рту, морозном воздухе и седых, пышных усах, въедаясь в них на несколько часов, он, на мгновение задумавшись, делал следующую. Как же раздражала эта медлительность сейчас, когда Паше необходимо было двигаться хотя бы минимально, чтобы согреть ноги. И вот последняя затяжка, как всегда сделана наспех, окурок, разбрасывая последние жалкие искры, летит на землю, и сторож, больше для проформы окинув взглядом вверенные ему владения, исчезает в будке и наконец-то скрывается из поля зрения Паши, решив присесть. Не долго медля, короткими и осторожными перебежками подросток добрался до лестницы и, освещаемый со всех сторон ярким светом прожекторов, взбежал по ступенькам и сделал шаг в темноту дверного проёма.
Уже зная, что надо спускаться вниз, Паша стал искать спуск. Решив поначалу включить фонарик, который он заранее взял с собой, Паша тут же передумал, поняв, что луч света выдаст пребывание на стройке постороннего. Продолжая двигаться медленно, вслушиваясь в каждый шорох, Паша нашёл спуск слева от входа, видимо пока временный, и сбежал по ступенькам. В той темноте, в которой оказался Паша, свет фонаря был для него безопасен и просто необходим. Мощный луч, разрезая тьму, давал возможность разглядеть хотя бы ту часть подвала, на которую фонарь бросал круг света. Потолок в помещении подпирали двухметровые бетонные колонны-опоры, а пол был уложен плитами, большей частью, но в отдельных местах виднелась мерзлая земля, в которой тут и там были неглубокие ямы, от чего весь подвал был похож на кладбище, края которого Павлик не мог разглядеть. Внимательно оглядываясь по сторонам, он обратил внимание на два участка, где земля, судя по её виду, не так давно испытала на себе воздействие лопаты. Присев на колени, Паша стал откидывать руками землю в свете лежащего рядом фонаря. Недавно ещё рыхлая земля, которую уже успел слегка одолеть холод, тяжело поддавалась замёрзшим детским рукам. Через несколько минут Паша уже практически не ощущал свои руки. Постепенно углубляясь, он не почувствовал, как коснулся окоченевшего тела, пока не увидел нос и брови, присыпанные землёй. Отпрянув от мертвеца, подросток затрясся всем телом. Предположение о том, что в подвале строящегося здания захоронены мертвые тела, подразумевающее и вероятность их обнаружения, это не то же самое, когда твои руки откидывают землю и ты внезапно видишь труп. Собрав всю свою скованную страхом волю, Павлик подполз на коленях к только что обнаруженной могиле и, не в силах унять дрожь в губах, трясущейся рукой откинул землю с окоченевшего лица и еле сдержал крик. Перед ним был Женя, его школьный приятель. Мертвый.
Придя в себя только через несколько минут и сумев кое-как осознать факт того, что он только что нашёл своего товарища по классу мёртвым, Павлик обратил внимание, что у Жени очень странно обрывается линия лба. Заставив себя ещё раз прикоснуться к мертвому телу и отбросив в сторону ещё несколько пригоршней земли, он с ужасом понял, что у Жени отсутствовала часть черепа и мозг. Паша сразу вспомнил о том, как умер Илья, и понял, что Женю постигла та же участь. Ещё он понял, что Илья захоронен где-то здесь же. Неизвестно, сколько он бы просидел ещё в подвале, вот так на холодном полу рядом с трупом, если бы не голоса, которые послышались наверху. Павел мгновенно пришёл в себя, поняв, что если он быстро не начнёт действовать, то у него есть все шансы остаться здесь навсегда, вместе со своими одноклассниками. Закрыв лицо Жени землей, Паша спрятался за одной из железобетонных опор и погасил фонарик. По усиливающемуся звуку голосов и по отдельным фразам, которые он разбирал и которые постепенно стали приобретать смысл целых предложений, он понял, что люди спускаются в подвал. Туда, где находится он.





