Одесский роман под знаком Девы, и Сборник рассказов

«Одесский роман под знаком Девы»

Одесса. Она пахла соленым ветром, жареными мидиями и обещаниями. Обещаниями быстрой, как морская волна, страсти, легкой, как одесский акакиевский анекдот, и прочной, как советская сталь. Именно сюда, на этот полустанок счастья, съезжались те, кто устал от душных цехов и комсомольских собраний, в поисках другой, курортной пятилетки, выполнимой за две недели.

И именно сюда, словно три грации, сошедшие с переполненного трамвая, прибыли три подруги: Лика, Вера и Света. У них был четкий, почти производственный план: максимум впечатлений, минимум обязательств. И он был на грани срыва, ибо на горизонте, в прямом и переносном смысле, появилась группа молодых работников одного из крупнейших металлургических комбинатов СССР. Мужики. С плечами, за которые не стыдно, с улыбками, от которых плавится лед в коктейле, и с чувством юмора, способным расколоть даже самый крепкий орех советской женской сдержанности.

Что же произойдет, когда легкомысленное желание пофлиртовать столкнется с мужской силой, прошедшей закалку в мартеновских печах? Читайте, смейтесь и влюбляйтесь вместе с героями этого солнечного романа.

Пляж «Аркадия» встретил их разноголосицей криков чаек, шипением пены и ворчанием пожилого спасателя, неодобрительно смотревшего на Ликин купальник, который, по его мнению, состоял из трех носовых платков и безграничной веры в будущее.

Лика, брюнетка с глазами цвета черного моря в лунную ночь, потягивалась на полотенце, как кошка. «Я, – объявила она, – хочу роман. Яркий, как неон вывески "Волна", и быстрый, как троллейбус, идущий под уклон».

Вера, русая и практичная, поправляла шляпку. «Роман – это несерьезно. Я хочу интригу. Остроту ощущений. Чтобы он смотрел на меня, как на последний стакан нарзана в пустыне, а я делала вид, что не замечаю».

Света, рыжеволосая и романтичная, мечтательно вздохнула, глядя на пару влюбленных дельфинов на рекламном щите. «А я хочу, чтобы было красиво. Чтобы он читал мне Есенина… или хотя бы Маяковского, но с чувством».

Их желания, витавшие в воздухе, смешались с запахом крема от загара и были услышаны. Океан, а точнее, его курортное подразделение, начал операцию «Стальной десант».

Из гостиницы «Черное море» вывалилась шумная ватага парней. Их смех напоминал грохот прокатного стана, а походка – движение многотонного пресса. Они не шли – они двигали пространство вокруг себя. Это были сталевары, литейщики, вальцовщики из Днепропетровска. Между ними тут же завязался спор на повышенных тонах, но с неизменными улыбками.

«Говорю тебе, Вано, – гремел здоровяк с усами и акцентом, выдававшим в нем грузина, – твой хачапури – это хорошо, но настоящая аджап-сандала – это песня!»

«А я тебе, Миша, отвечаю, – парировал его визави, черноволосый и горячий, как раскаленная болванка, – что без хинкали жизнь – не жизнь!»

Третий, высокий и невозмутимый, с глазами, полными спокойной силы, наблюдал за спором. «Тише, тихари, – сказал он басом, от которого у Веры задрожала шляпка. – Вы распугаете весь курортный планктон. Смотрите, какие нимфы на горизонте замаячили».

Шестеро мужских глаз устремились на три женские фигуры. Воздух затрещал от напряжения, как от электрического разряда.

«Ну что, девчата, – Лика осклабилась в улыбке, достойной голливудской дивы, – похоже, наша смена началась. Готовьтесь к плавке».

Первой, как и положено разведке, пошла в атаку Вера. Подойдя к группе, она смерила их ироничным взглядом. «Мужчины, ваш спор о кулинарных приоритетах слышен аж в Румынии. Не подскажете, где тут можно найти что-нибудь… менее шумное и более крепкое?»

Вано, грузин, всплеснул руками. «Красавица! Все, что есть крепкое в Одессе – это мы! Я – Вано, это – Миша, а этот молчун – Виктор, наш бригадир. Мы – сталь. А сталь, она разная бывает. Я – нержавеющая, – он подмигнул.

Миша, украинец с хитрыми глазами, фыркнул: «Нержавеющая? Ты в прошлом месяце проржавел от одной мысли о работе в понедельник!»

Завязался шуточный диалог, полный подначек, комплиментов и того самого чувства юмора, которое так нравилось женщинам. Виктор, русский богатырь, молча наблюдал, но его взгляд, тяжелый и теплый, как солнечный удар, был прикован к Вере. Она это почувствовала и впервые за долгое время смутилась.

Лика тем временем уже выясняла у самого молодого парня, Коли, тонкости процесса непрерывной разливки стали, делая при этом такие глаза, будто он рассказывает ей о полете на Луну.

А Света, романтичная Света, слушала, как третий член их компании, еврей Лёва, с одесским акцентом и скоростью пулемета рассказывал анекдот про Рабиновича, и хохотала до слез.

Искра пробежала. Не одна – целый фейерверк. И это был только первый бокал вина, а впереди их ждала целая бутылка шампанского под названием «Отпуск».

Их страсти, как и положено на курорте, развивались со скоростью выпитого бокала вина. Через два дня они были неразлучны. А через пять Виктор, используя свои бригадирские навыки организации, уговорил знакомого капитана и они всей веселой оравой отправились на старой, но надежной парусной яхте «Мечта» вдоль побережья.

Море было ласковым, как кошка. Солнце играло на парусе, а в душах у всех играли совсем другие струны. Лика и Коля устроились на носу яхты, и ее лекции о металлургии стали значительно тише и лиричнее. Лёва и Света спорили о Бродском, находя в этом невероятную поэзию. А Вера и Виктор стояли у штурвала. Молчание между ними было густым, сладким и полным невысказанных слов.

«Смотри», – вдруг сказал Виктор, прерывая тишину.

За бортом, рассекая изумрудную воду, появилась стая дельфинов. Они выпрыгивали, кружились, словно приглашая к игре. Это было волшебно. Забыв обо всем, все прыгнули в воду.

Дельфины, словно добрые духи моря, вились вокруг них, издавая щелкающие звуки. Один, самый крупный и игривый, особенно привязался к Свете. Он подплывал близко, позволял себя гладить, а потом вдруг легонько подталкивал ее носом.

«Ой, смотрите, он в меня влюбился!» – смеялась Света.

Но игра постепенно меняла характер. Тот же дельфин стал настойчивее. Он отталкивал Свету все дальше от яхты, его толчки стали сильнее. Вначале это было забавно, но потом в его поведении появилась какая-то непонятная навязчивость.

«Света, возвращайся!» – крикнула встревоженная Лика.

Но было поздно. Дельфин, словно решив пошутить по-своему, мощным движением головы вытолкнул девушку за пределы круга. В этот момент ветер усилился, небо нахмурилось, и гладкая до этого поверхность моря покрылась белыми барашками волн. Начинался небольшой, но коварный шторм.

«Света!» – закричали они хором.

Света, откашлявшись от соленой воды, в панике замахала руками. Яхта казалась такой далекой, а волны подхватывали ее и несли в открытое море. Сердце бешено колотилось, в глазах потемнело от страха.

И тут произошло то, чего никто не мог ожидать. Из глубины, стремительно, как торпеда, к ней устремилась темная тень. Это был не дельфин. Это был человек. Сильный, уверенный пловец. Он подплыл сзади, обхватил ее за талию и, не говоря ни слова, мощными гребками потащил обратно к яхте.

Это был Лёва. Тихий, ироничный Лёва, который на суше казался самым неспортивным из всей компании. Но в воде он двигался с грацией и силой морского бога.

На палубе, завернутая в полотенце, дрожащая от холода и пережитого ужаса, Света смотрела на него преданными, влажными глазами.

«Лёва… я…» – начала она.

«Молчи, – перебил он, вытирая с ее лица мокрую прядь. – Рабинович в такой ситуации всегда говорил: "Главное – не паниковать, а думать, где взять сухое белье"».

Она рассмеялась сквозь слезы. И в этот момент поняла, что ее романтичный образ мужчины с книгой стихов меркнет перед реальностью мужчины, который только что спас ей жизнь, не растеряв при этом своего одесского юмора.

Вечером того же дня она стояла на пороге его номера в гостинице. «Я пришла… сказать спасибо. Правильно», – сказала она, и голос ее дрогнул.

Лёва смотрел на нее, и в его глазах не было ни тени иронии. Только серьезность и та самая страсть, что копилась все эти дни. «Заходить внутрь – это уже неправильно, – сказал он тихо. – Но я всегда был плохим мальчиком».

Дверь закрылась. И началась та самая страстная любовная игра двух взрослых людей, которая не имела ничего общего с легкомысленным курортным романом. Это была первая глава их большой любви. Любви, рожденной в объятиях шторма, спасенной сильными руками и согретой смехом. Они еще не знали, что этой ночью закладывают фундамент своей семьи, своих красивых детей, похожих на них обоих, и своего общего будущего.

А на море шторм усиливался, предвещая, что приключения только начинаются…

Яхта «Мечта», потрепанная вчерашним штормом, но не сломленная, мирно покачивалась у причала. На ее палубе царила атмосфера послевкусия – не только от ужина, но и от пережитых эмоций. Лёва и Света обменивались такими взглядами, что воздух вокруг них буквально трещал от статического электричества. Вера и Виктор, сидя у штурвала, вели тихий, серьезный разговор, и Вера впервые за все время отпуска не поправляла свою шляпу.

А Лика, неукротимая Лика, чувствовала легкий укол непонятной тоски. Ее план «роман-экспресс» с милым Колей был выполнен досрочно и с перевыполнением плана, но теперь в ее душе, как в хорошем отеле после отъезда постояльцев, оставалась звенящая пустота. Коля был мил, предупредителен, но… предсказуем, как таблица Менделеева.

«Что с тобой, богиня?» – Коля обнял ее за талию. «Ты сегодня какая-то… несварение стали?»

«Ничего, солнце, – блеснула она автоматической улыбкой. – Просто задумалась о бренности бытия и дороговизне курортных сарафанов».

Они сошли на берег, где их уже поджидала шумная одесская набережная. И именно в этот момент из толпы, пахнущей духами «Красная Москва» и жареными каштанами, на них вышел Он.

«Лика? Ликария! Не может быть!»

Перед ними стоял мужчина. Очень ухоженный, с прической, уложенной с помощью техники, известной только ему и его парикмахеру, и в плавках таких кричаще-белых, что они, казалось, излучали собственный свет. Это был Аркадий, ее одесский ухажер из далекого студенческого прошлого, чья страсть к ней угасла ровно в тот момент, когда его родители предложили ему поездку в Сочи на все лето.

«Аркаша? – Лика изобразила легкое удивление, хотя внутренне вся сжалась, как пружина. – Ты еще жив? Я думала, тебя смыло в море во время одного из твоих заплывов за импортными шмотками».

Аркадий, не смутившись, взял ее руку и с видом знатока поцеловал в запястье. Коля, стоявший рядом, нахмурился, и его добродушное лицо внезапно приобрело выражение, обычно предшествующее загрузке доменной печи.

«Ликария, ты расцвела, как мак на колхозном поле! – провозгласил Аркадий, игнорируя Колю. – Судьба! Я только вчера вернулся из командировки, и мы сразу встречаемся! Это знак!»

«Знак того, что тебе нужно срочно проверить зрение, Аркаша, – парировала Лика, но без привычной легкости. – Это Коля. Мой друг».

«Сталевар? – Аркадий смерил Колю снисходительным взглядом. – Мило. Ну что ж, дружба дружбой, а табачок врозь. Ликария, я приглашаю тебя в ресторан «Волна». Сегодня там поет сам Вертинский… ну, почти сам. Один артист из Одесской филармонии. Услышишь, как надо петь о любви».

Коля молчал. Молчал так грозно, что даже шумный Вано, наблюдавший за сценой с расстояния, притих.

«Лика сама решит, куда ей идти», – наконец произнес Коля, и его голос прозвучал низко и глухо, как предупредительный гудок на заводе.

Лика металась. С одной стороны – навязчивый, но такой знакомый шик Аркадия, обещание легкого, бессмысленного флирта и сардин под маринадом в «Волне». С другой – Коля, чья честная, прямая натура вдруг показалась ей не скучной, а… надежной. Как скала.

«Знаешь что, Аркаша, – сказала она, и в ее голосе зазвучали стальные нотки. – Я сегодня как раз обещала Коле… изучить процесс горячей прокатки. Очень уж он меня заинтересовал».

Аркадий попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. «Прокатка? Ну что ж, у каждого свои развлечения. Я буду ждать тебя завтра. В том же месте, в тот же час. Ты передумаешь». И он удалился, оставив за собой шлейф дорогого одеколона и шквал противоречивых чувств в душе Лики.

Вечером компания собралась в беседке на берегу. Настроение было уже не то. Лёва остроумно рассказывал, как он чуть не стал «жертвой морского маньяка-дельфина», но общая тревога не рассеивалась.

«Так, – сказала Вера, откладывая в сторону книгу, которую она, кажется, и не думала читать. – Давайте начистоту. Лика, кто этот павлин в стерильных подштанниках?»

Лика, сжавшись, рассказала историю Аркадия. «Он как пустое мороженое – красивая обертка, а внутри пена и воздух», – закончила она с усмешкой.

«А ты чего нахмурился, как туча перед зарницей?» – Миша ткнул локтем в неподвижно сидящего Колю.

Коля поднял на Лику серьезный взгляд. «Мне не понравилось, как он на тебя смотрел. Как на вещь. У нас на комбинате, если деталь бракованная, ее отправляют на переплавку. Так и с ним хочется поступить».

Все засмеялись, но в шутке была доля правды. Вано хлопнул Колю по плечу: «Не кипятись, дружок! Завтра мы всей бригадой пойдем на пляж. Посмотрим, как этот твой «павлин» будет щипать траву под горячим одесским солнцем в нашем присутствии».

Идея всем понравилась. Интрига была запущена. На следующий день на пляже возле их компании образовалось малолюдное пятно. Три подруги и четверо сталеваров (Виктор решал какие-то вопросы с яхтой) представляли собой столь монолитную и жизнерадостную группу, что посторонние инстинктивно обходят их стороной.

И конечно, появился Аркадий. Увидев Лику, лежащую на полотенце в окружении «стального щита», он на мгновение замедлил шаг, но потом, выпрямив плечи, направился к ним, поблескивая безупречной улыбкой и золотым браслетом.

«Ликария! Я смотрю, ты окружила себя… охраной», – начал он.

«Обычная техника безопасности, Аркадий, – парировала Вера, не глядя на него. – На каждом производстве должны быть знаки, предупреждающие о посторонних предметах».

Аркадий проигнорировал укол. «Лика, я не могу тебя отпустить. Мы же столько всего планировали… Помнишь, наш старый проект?»

Лика покраснела. Этот «проект» был их общей мечтой уехать в Москву, которую Аркадий благополучно похоронил, как только подвернулся выгодный вариант в Одессе.

Коля медленно поднялся. Он был в одних плавках, и его фигура, мощная и рельефная, была красноречивее любых слов. Он подошел к Аркадию вплотную.

«Товарищ, – сказал Коля тихо, но так, что было слышно даже чайкам. – Лика сказала «нет». На нашем комбинате, когда машина говорит «стоп», ее останавливают. А то может случиться авария. Ясно понятно?»

Аркадий попытался сохранить лицо. «Я не понимаю, о чем ты… Это частный разговор».

«Разговор окончен, – сказал Коля. И в его глазах вспыхнул тот самый огонь, что горит в мартеновских печах. – Общественность в лице меня считает его исчерпанным».

Наступила пауза. Аркадий посмотрел на непроницаемые лица сталеваров, на насмешливую улыбку Веры и на решительное лицо Лики, которая вдруг взяла Колю за руку.

«Да, Аркаша, – сказала она твердо. – Окончен. Навсегда».

Аркадий, бормоча что-то невнятное о невоспитанности, ретировался. И в тот момент, когда он скрылся из виду, Лика повернулась к Коле, встала на цыпочки и поцеловала его прямо в губы, на глазах у всей честной компании.

«Спасибо, – прошептала она. – Ты не представляешь, как долго я ждала, чтобы кто-то сказал ему это именно таким тоном».

Коля, красный, как раскаленный металл, только улыбнулся своей простой, доброй улыбкой. «Пустяки. С браком всегда бороться сложнее, чем с качественным материалом».

И все засмеялись. Угроза миновала, но стало ясно одно: их беззаботный отпуск подошел к концу. Началось что-то более серьезное, настоящее. И самое интересное было еще впереди, ведь Виктор уже возвращался с причала с загадочным видом и новостью, что зафрахтовал яхту еще на три дня для небольшого круиза к малоизвестным бухтам.

А в таких бухтах, как известно, случаются самые неожиданные открытия…

Отношения Веры и Виктора пройдут испытание ревностью, когда выяснится его «рабочая» переписка с девушкой-инженером с комбината. продолжить ........

Трехдневный круиз к неизведанным бухтам обещал стать апофеозом их отпуска. Яхта «Мечта», теперь уже, словно родной дом, плавно скользила по лазурной глади, унося их от курортной суеты и бывших ухажеров в прошлом. Воздух был напоен запахом моря, солнца и безмятежного счастья.

Но даже в самой качественной стали иногда встречаются внутренние напряжения.

Вера и Виктор стояли на корме, наблюдая, как за килем тянется сверкающий шлейф. Их тишина уже не была прежней – легкой и заговорщической. Она была тяжелой, налитой свинцом недосказанности. Вера нервно теребила край своего саронга – элегантного шелкового платья, которое Виктор подарил ей на днях.

«Что-то случилось?» – наконец спросил он, его низкий бас, обычно действовавший на Веру умиротворяюще, сейчас заставил ее вздрогнуть.

«Всякое, – уклончиво бросила она. – Думала о том, что отпуск скоро кончится. И все вернется на круги своя». Она посмотрела на него. «На свое обычное, рабочее… русло».

Виктор кивнул, но его взгляд на мгновение уплыл куда-то за горизонт, к дымке родного Днепропетровска. «Да… Работа. Там, кстати, без меня наверняка уже черт знает что творится».

Это была роковая фраза.

Позже тем же вечером, когда яхта встала на якорь в уединенной бухте, Виктору понадобилось проверить расписание обратных поездов. В те времена это делалось через телефон-автомат на берегу, но капитан яхты, человек продвинутый, имел доступ к редкому и громоздкому мобильному телефону, который больше походил на кейс с трубкой. Виктор попросил аппарат на полчаса.

Он уединился в каюте, а Вера, мучимая внезапным приступом беспокойства, решила принести ему чаю. Дверь в каюту была приоткрыта. Она заглянула внутрь и застыла.

Виктор сидел, отгородившись от мира широкой спиной, и что-то увлеченно диктовал в трубку. Не расписание поездов. Это были цифры, технические термины: «…нет, Катя, параметры нужно скорректировать по третьей схеме… Да, я помню, мы обсуждали это в прошлый четверг в твоем кабинете… Твои расчеты были блестящими…»

«Катя». Женское имя. «В прошлый четверг». До их отъезда. «Твои расчеты были блестящими». Комплимент. Деловой, но все же комплимент.

У Веры похолодели пальцы. Чашка с чаем задрожала в ее руке. Она отступила, не издав ни звука. В ее голове, всегда такой логичной и прагматичной, зашумела метель из обрывков фраз: «рабочее русло», «твой кабинет», «блестящие расчеты».

Она представила ее, эту Катю. Молодую, умную девушку-инженера в белом халате, с чертежами под мышкой, смотрящую на Виктора умными, преданными глазами. Их общие интересы, их мир стали и прокатных станов, в котором она, Вера, была абсолютно чужой.

Когда Виктор вышел из каюты, он нашел Веру на палубе. Она сидела, обняв колени, и смотрела на воду. Ее поза была неестественно прямой.

«Ну что, расписание выяснил?» – спросила она ледяным тоном, не глядя на него.

«Да… в общем, да, – Виктор сел рядом. Он казался озабоченным. – Придется, наверное, выезжать на день раньше. Там одно дело… одно техническое дело под зависло».

«Техническое?» – Вера повернула к нему лицо, и в ее глазах он увидел такую бурю, что оторопел. «Какое еще техническое дело? Может, дело по имени Катя?»

Виктор замер. «Катя? Ты о чем?»

«О той самой, чьи расчеты были такими блестящими!» – вырвалось у Веры, и она вскочила. Все ее сдержанность, вся ее практичность улетучились, уступив место ревности, острой и жгучей, как окалина. «Не трудись объяснять! Все ясно. Пока ты здесь, с «курортным планктоном», у тебя там есть кто-то, кто разделяет твои настоящие интересы! Ваш общий труд! Ваши совещания в кабинете по четвергам!»

«Вера, подожди…» – Виктор попытался взять ее за руку, но она отшатнулась, как от ожога.

«Не надо! Я так и думала. Все это – парус, закаты, море… это просто красивая обертка. А настоящее – там, на комбинате. С твоей умной Катей!»

Она развернулась и убежала вниз, в каюту, громко хлопнув дверью.

На палубе воцарилась гробовая тишина. Из-за угла вынырнули Лика и Света с Лёвой, привлеченные громкими голосами.

«Что случилось?» – испуганно прошептала Света.

Виктор смотрел в ту сторону, куда скрылась Вера, с выражением полного недоумения и растерянности на своем обычно невозмутимом лице. «Она… она думает, что у меня что-то с инженером Катей Семеновой с прокатного цеха».

Лёва свистнул. «Катя Семенова? Та, что может одним взглядом на чертеж заставить плакать опытных мастеров? Бригадир, да у тебя вкус! И смелость!»

«Какой вкус?! – взорвался Виктор. – Мы с ней готовим отчет для министерства! Сложнейший технический проект! Я просто диктовал ей правки!»

«Ну, знаешь, – вступила Лика, скрестив руки на груди, – диктовать женщине, что ей нужно подправить, – это на языке любви звучит довольно двусмысленно».

«Но это же работа!» – Виктор развел руками, чувствуя себя абсолютно беспомощным перед этой женской логикой.

«Для Веры сейчас нет никакой работы, – мягко сказала Света. – Для нее есть только то, что ты в разгар совместного отпуска звонишь другой женщине и говоришь ей комплименты».

Весь следующий день на яхте царило напряженное перемирие. Вера не выходила из каюты, ссылаясь на мигрень. Виктор ходил мрачнее тучи. Общая атмосфера веселья испарилась. Даже дельфины, приплывшие к яхте, порезвились немного и уплыли, почувствовав нездоровую энергетику.

К вечеру терпение Виктора лопнуло. Он подошел к каюте Веры и постучал.

«Вера. Выйди. Пожалуйста. Мы должны поговорить».

Дверь открылась. Перед ним стояла бледная, с красными глазами, но все так же гордая Вера.

«Говори. Я вся внимание».

«Пойдем на берег», – коротко бросил он.

Они высадились на маленький пустынный пляж в бухте. Солнце садилось, окрашивая небо и скалы в багровые и золотые тона.

«Вера, – начал Виктор, глядя прямо на нее. – Катя Семенова – блестящий специалист. Но она для меня – как этот камень, – он ткнул пальцем в валун у своих ног. – Полезный, важный элемент в работе. Не больше».

Вера молчала.

«А ты… – он запнулся, подбирая слова. – Ты для меня как это море. В котором я тону. Без которого я не могу дышать. Которое сводит меня с ума своей красотой, своей непредсказуемостью, своей силой. Я готовлю этот чертов отчет, чтобы получить премию. Большую премию. Потому что я хотел… я хотел купить тебе кольцо. Чтобы спросить тебя, поедешь ли ты со мной в Днепропетровск. Навсегда».

Он выдохнул, выложив все, что у него было на душе.

Вера смотрела на него, и лед в ее глазах начал таять, сменяясь изумлением, а затем – стыдом и облегчением.

«Премию? Кольцо?» – прошептала она.

«Да, – он улыбнулся, впервые за эти сутки, и это была растерянная, почти мальчишеская улыбка. – Но, видимо, я все испортил. Я слишком погружен в свою работу. И я не думал, что деловой звонок может тебя ранить».

Вера подошла к нему близко-близко и положила ладонь ему на грудь, на то место, где бьется сердце.

«Я дура, – сказала она тихо. – Я так испугалась, что все это – просто красивые каникулы. А там, в реальной жизни, мне нет места».

«Место есть, – он обнял ее. – Главное место. Ты – мое море. А я… я буду твоим берегом. Самым крепким и надежным».

Он наклонился и поцеловал ее. Это был поцелуй, в котором было все: и прощение, и обещание, и та самая страсть, что перерастала в нечто большее.

Когда они вернулись на яхту, держась за руки, все поняли, что буря миновала. Лика многозначительно подмигнула Вере, а Лёва, не выдержав, сказал:

«Ну что, бригадир, доложи обстановку. Цех по производству стали снова работает в штатном режиме?»

«Работает, – улыбнулся Виктор, глядя на Веру. – И выдает продукцию высочайшего качества».

Смех снова вернулся на борт «Мечты». Но на следующий день их ждало новое приключение, куда более опасное, чем дельфины и бури ревности, – одесские катакомбы, где шутки сами по себе были сродни экстремальному спорту.

Идея спуститься в катакомбы родилась, как и многие гениальные идеи в Одессе, за бутылкой хорошего вина. Инициатором стал Лёва.

«Друзья мои, – сказал он, с видом заговорщика. – Мы облазили море, как селедки в бочке. Мы загорели, как шоколадные конфеты. Но настоящая Одесса – она не здесь. Она там, под нами! В катакомбах, где контрабандисты хранили свой товар, а партизаны – свое остроумие. Хотите увидеть, где рождались анекдоты про Рабиновича?»