Глава 1
– Ты знаешь, как мне был важен наследник! Это условие отца, чтобы получить долю в его бизнесе! – его голос дрожал от напряжения, а глаза горели огнем.
– Знаю, но не понимаю, что сейчас происходит… – я держалась за большой живот, который ходил ходуном, как будто пытался защитить меня от этого кошмара.
Слезы уже бежали по моему лицу, оставляя соленые дорожки. Костя постоянно на меня кричал, срывал злость. Во всех его неудачах была виновата я, и я не могла больше это выносить. Его слова ранили меня, как острые ножи, проникая глубоко в сердце. Я чувствовала себя сломленной, опустошенной.
Сейчас я вернулась с очередного скрининга. Врач подтвердил пол малыша – мальчик. Мы с мужем ждали сына, которого он так жаждал. Мы прошли ад ЭКО, но я смогла забеременеть от последней подсадки. Я сделала все, чтобы он любил меня, но, кажется, все было напрасно.
Я чувствовала, как внутри меня растет не только наш сын, но и боль, которая разъедала меня изнутри. Как мне справиться с этим? Как защитить себя и нашего ребенка от этой жестокости?
Сейчас на пороге нашей квартиры я чувствовала, как теряю опору. Пара чемоданов стояла возле моих ног, словно молчаливые свидетели моего краха.
– Костя… – мой голос дрожал, как лист на ветру.
Он сунул мне в лицо несколько бумажек с печатями, его глаза горели ненавистью и презрением.
– Это тебе на память от клиники «ЭКО»! – его голос был холодным, как сталь. – Ты носишь сына не от меня, а от неизвестного донора!
Слова мужа разрывали мою душу на части. Внутри меня все рушилось, как карточный домик. Истерика подкатила к горлу, и я едва сдерживала слезы.
– Да что ты такое говоришь… – голос сорвался, и я не смогла закончить фразу.
Муж даже не пустил меня на порог квартиры. Он стоял передо мной, как стена, его лицо было непроницаемым, а глаза – ледяными. Я чувствовала себя ничтожной, как будто больше не существовала для него.
За его спиной появилась Татьяна, завернутая в одно полотенце. Она изобразила смущение, но ее взгляд был полон торжества. Она быстро исчезла в спальне, оставив меня наедине с болью и унижением.
Костя отреагировал агрессивно, переложив на меня всю вину.
– Что? – его голос был полон ярости. – У тебя то токсикоз, то ты плохо себя чувствуешь, то лежишь на сохранении! А я мужчина! – он сунул мне в сумку документы, которые держал в руке. – Все, пока!
И захлопнул передо мной дверь. Мои чемоданы были моими единственными спутниками в этом аду.
Я балансировала на грани, и единственным человеком, которому я могла сейчас позвонить, была мама. Подругу я потеряла, а больше у меня никого не осталось. Она была моим островком стабильности, моим надежным тылом. Я не знала, что делать дальше, как жить.
– Мам… – мой голос дрожал, я с трудом смогла произнести это слово. – Костя меня выгнал.
– Господи! – воскликнула она. – Что этот ирод еще придумал?
Слезы текли по щекам, и я не могла их остановить. Я чувствовала себя опустошенной, словно из меня выкачали всю жизнь. Внутри все сжалось от боли и страха. Я не могла дышать, не могла думать.
– Мам… мне плохо… – только и смогла выдавить из себя и села, держась за стену, прямо на ступеньку лестницы в подъезде.
– Где ты? Возле квартиры? Бегу, держись!
Мама жила всего в квартале отсюда. Зная ее характер, она будет здесь через десять минут. Ее старенький «Жук», маневренный и быстрый, домчит в мгновение ока.
Главное – не начать рожать. Эта мысль пугала меня больше всего. Мне ходить еще пять недель… Я не была готова стать матерью-одиночкой сейчас, когда мир рушился на глазах.
Не понимала, что происходит. За что он так со мной? И что он имел в виду, говоря о другом отце? Вопросы крутились в голове, словно рой разъяренных пчел, которые жалили, не давая покоя.
Я не была уверена, что смогу это пережить. Мне казалось, что земля уходит из-под ног, и я вот-вот упаду в бездну. Но обещание мамы быть рядом давало мне силы. Я знала, что она не оставит меня одну.
Костя всегда был моей опорой, моим защитником. Я не могла поверить, что он мог так поступить. Что я сделала не так? Почему он решил разрушить все, что у нас было? Мысли разрывали меня на части, оставляя после себя лишь пустоту и боль.
Я сидела на лестнице, чувствуя, как холод проникал в тело, а слезы продолжали бежать по щекам. В голове крутились воспоминания: наши прогулки, наши разговоры, наши счастливые моменты. Все это исчезло, словно дым.
Совершенно не понимала, что делать дальше. Как жить, если все, что у меня было, исчезло? Как смотреть в глаза маме, зная, что я не могу справиться сама?
– Детка, вставай, простынешь! – мама уже была рядом, я даже не слышала, как она поднялась на третий этаж. – Перестань плакать. Нам нужно доносить мальчика. Подумай о ребенке.
Она понимала меня с полуслова. Ее лицо, обычно мягкое и доброе, сейчас было решительным. Мама мягко взяла меня за плечи и повела вниз. Мы вышли из подъезда к припаркованному автомобилю. Она помогла мне сесть и пристегнула ремень безопасности. Потом вернулась за чемоданами и закинула их в багажник.
– Мам… Но Костя… Как же он? И там Таня… – всхлипывала я.
– Вот тебе и ответ. Этот твой козел не пропадет. Таня не бросит столь лакомый кусок.
– Мам… Это ошибка. Мне надо вернуться, – упрямилась я.
– Сиди! А то в больницу увезу, – пригрозила она, усаживаясь на водительское место. Завела машину и, не глядя на меня, тронулась с места. – Я сейчас с гордостью могу сказать: я была права. Твой Костя – козел!
– Мам… – я начала рыдать еще сильнее. Слезы катились по щекам, и я чувствовала, что они намочили воротник водолазки.
Мама молчала, сосредоточившись на дороге. За окном мелькали дома, деревья и люди. Я пыталась представить, что сейчас происходит дома, но мысли путались. Костя… Таня… Как он мог так поступить?
Машина резко затормозила на светофоре, и я вздрогнула. Мама повернулась ко мне и, улыбнувшись, сказала:
– Все будет хорошо, милая. Мы справимся. Ты сильная, и я рядом.
В этом у меня были сомнения…
Но в ее глазах я видела страх. Она боялась за меня. Боялась, что я никогда не смогу забыть Костю и найти в себе силы двигаться дальше.
В этот момент я поняла, что она тоже страдает. Страдает не меньше меня. И от этого мне стало еще больнее.
Наша двушка встречала тишиной, которую теперь нарушал лишь мой тихий плач. Кот Черныш, обычно игривый и любопытный, смотрел на меня с удивлением, словно пытаясь понять, что со мной происходит. Его глаза, блестящие и живые, сейчас казались грустными.
Усадив меня в прихожей на пуфик, мама ушла за чемоданами. Я слышала, как она передвигается по подъезду, как звенит замок чемодана, как шуршат колеса, когда она втаскивает их в зал. Все эти звуки казались далекими и нереальными.
Вернувшись, мама присела рядом со мной, сняла с меня потрепанные кроссовки и бережно поставила их у двери. Ее руки были теплыми и нежными, и от этого прикосновения я почувствовала себя немного лучше.
– Пойдем, – тихо сказала она, поднимая меня и ведя к дивану. Усадив меня на него, она присела рядом и взяла мои руки в свои. – Теперь рассказывай.
Я всхлипнула и тихо произнесла:
– А нечего… Только вот это… если что-то объяснит…
Я достала из сумки смятые листки бумаги и протянула их маме. Она взяла их осторожно, словно боялась, что они рассыпятся в ее руках.
– Можно я полежу? – спросила я, чувствуя, как по щекам текут слезы.
Мама всполошилась, ее глаза наполнились тревогой. Она забрала сумку и помогла мне улечься на диван. Подсунула под голову подушку, укрыла теплым пледом и гладила меня по спине, словно пытаясь успокоить. Меня знобило, и я знала, что это не просто холод. Это было чувство одиночества, страха и боли, которые я не могла объяснить словами.
– Все будет хорошо, – прошептала мама. – Я рядом.
Прикрывая глаза, я увидела, как она уходит, унося с собой сумку и документы. Дверь зала тихо закрылась за ней, оставляя меня в пустоте. Ко мне запрыгнул Черныш, его теплая шерстка и знакомое урчание стали моим спасением. Он устроился на пледе, положил голову мне на живот и громко замурлыкал, как будто пытался утешить.
– Хоть кому-то я не безразлична… – прошептала я, поглаживая его. Ладонь согревал мягкий теплый бок, но внутри меня все еще был холод предательства. Слезы закончились, а боль не утихала. Котик дарил мне тепло, которого было слишком мало, чтобы растопить этот лед.
Я уснула, выбившись из сил. Сон был тяжелым и беспокойным, как всегда, когда что-то тревожит душу. Проснувшись, я долго лежала, прислушиваясь к звукам квартиры. Сердце билось часто, как будто я все еще бежала от чего-то.
Дверь в зал была приоткрыта, и я видела, как кот, задрав хвост, уходил, словно чувствуя мое состояние. Мама что-то тихо ему говорила, ее голос был мягким, но в нем звучала нотка грусти. Наверное, она его стыдила, как часто делала, когда он шалил.
Я откинула плед и села, спустив ноги на прохладный ковер. Комната была наполнена мягким светом вечернего солнца, но он не приносил облегчения. Погладила живот, и мой маленький сынок притих, словно почувствовал мою тревогу. Я знала, что он тоже напуган слезами, которые я не могла сдержать.
Они снова тихо катились по щекам, но я не пыталась их вытереть.
Поднялась и пошла на звук маминого голоса, который слышался как будто издалека, тихий и заботливый, но в то же время наполненный тревогой. Увидев меня, она всплеснула руками, ее лицо исказилось от огорчения и боли.
– Тебе надо перестать плакать, – сказала она, ее голос дрожал от волнения. – Слезами горю не поможешь.
Мама усадила меня за стол и налила в тарелку горячего супа. Его аромат обычно действовал на меня успокаивающе, а сейчас я его совершенно не чувствовала.
Она поставила передо мной тарелку, положила ложку на салфетку, подвинула хлебницу и вазочку со сметаной. Ее движения были резкими, как будто она пыталась сделать все быстро, чтобы я не успела отказаться.
Посмотрела на суп, и меня охватила волна отвращения. Как я могла есть, когда все внутри меня сжималось от боли? Набрав в ложку бульона, с трудом заставила себя поднести ее ко рту.
Попыталась проглотить, но в горле встал ком, который невозможно было сдвинуть. Слезы снова подступили к глазам, и я, зажав рот, вскочила и убежала в ванную. Там, в тишине, упала на колени и разрыдалась.
– Если ты не перестанешь убиваться по этому козлу, я вызову скорую и отправлю тебя в больницу! – голос мамы дрожал от волнения.
В груди все еще саднило от боли и разочарования. Я была раздавлена. Казалось, весь мир рухнул в одно мгновение.
– Лучше в клинику «ЭКО», я должна рожать там по договору! – прошептала я, стараясь не расплакаться. Слезы снова начали подступать к глазам.
– Они вернули деньги за операцию, – сказала мама, тяжело вздохнув. Ее голос звучал устало. – Рожать и наблюдаться ты теперь будешь в нашей больнице.
– Почему они это сделали? – я забыла, что плачу. Вскочила с колен. Умылась холодной водой, пытаясь прийти в себя. Сердце все еще колотилось, а в голове царил хаос.
Мама тихо выругалась и, схватив меня за локоть, повела обратно на кухню. Усадила за стол, заботливо убрала еду и поставила передо мной кружку с горячим чаем. Несмотря на ее тепло и поддержку, я все еще не могла успокоиться.
– Выпей, это поможет, – сказала она мягко, но настойчиво.
Я взяла кружку дрожащими руками и сделала глоток. Мелисса немного успокоила желудок, но боль в сердце никуда не делась.
Мы сидели в тишине, нарушаемой лишь тихим шелестом листьев за окном. Мама продолжала держать меня за руку, словно боялась, что я снова убегу. Я знала, что она любит меня и хочет помочь, но сейчас мне было так больно, что я не могла найти в себе силы ответить ей.
– Мам, где документы, которые мне дал Костя?
– Вот они, – она положила разглаженные листки на стол. – Тут говорится, что клиника очень сожалеет. Они утверждают, что сотрудники допустили ошибку при внедрении чужого материала. В тексте много воды, но они в знак доброй воли возвращают тебе все потраченные деньги. Конечно же, на счет Кости…
– Я ничего не понимаю, мам! – я посмотрела на нее умоляющим взглядом.
– Да как тут не понять? – мама тяжело вздохнула и села напротив меня. – Яйцеклетка твоя, но отец не Костя. В документе четко прописано, что они не могут разглашать имя анонимного донора.
Я молча уставилась на стол, чувствуя, как внутри все переворачивается.
Мама сжала мою руку.
– Все будет хорошо, – сказала она тихо. – Мы справимся. Главное – это здоровье и счастье нашего малыша. А все остальное… мы переживем!
Она обняла меня, и я почувствовала, как тепло ее рук успокаивает меня.
Но в глубине души, я знала, что это будет непросто. Как теперь смотреть в глаза Косте? И как жить с мыслью, что наш ребенок не будет нашим в полном смысле этого слова?
Вопросы без ответов крутились в голове, как бесконечный вихрь.
Глава 2
Утром я еле смогла встать. Голова болела, силы словно покинули меня, и каждое движение давалось с трудом. Дома как будто все вымерло. На часах было около одиннадцати утра.
Я прошла в ванную, умылась холодной водой, надеясь, что это поможет прогнать остатки сна и хоть немного прояснит голову. Потом вернулась в кухню, где меня встретил только кот, уютно устроившийся на подоконнике. Он посмотрел на меня своими большими зелеными глазами и, мурлыча, потерся о мою руку. Я погладила его за ушками и почувствовала, как немного отпустило напряжение.
Есть мне не хотелось, но я решила, что чашка чая поможет мне немного взбодриться. Налила в кружку заварку, добавила немного сахара и поставила ее на стол. Пока ждала, когда закипит чайник, подошла к окну и посмотрела на улицу. Там было тихо, лишь изредка проезжали машины.
Входная дверь хлопнула, и в коридоре послышались шаги. Мама вернулась домой. Она занесла в квартиру несколько больших свертков и пакетов, которые с трудом держала в руках. Бросив их на пол, она устало вздохнула и разулась. Потом пошла в ванную, чтобы помыть руки.
Когда она вернулась на кухню, ее взгляд остановился на мне. Она снова вздохнула, но на этот раз с легкой улыбкой. Подойдя к плите, налила в мою кружку кипятка. Я не сразу заметила, что забыла о ней. Она поставила чашку на стол и села напротив.
– Привет, – сказала мама, слегка наклонив голову. – Как ты себя чувствуешь?
Я слабо улыбнулась в ответ.
– Не очень, – призналась я. – Голова болит, и вообще… будто силы закончились.
Мама кивнула, понимающе глядя на меня.
– Это нормально после вчерашнего. Давай я тебе что-нибудь приготовлю?
– Нет, спасибо, – отказалась я. – Просто чаю будет достаточно, – я втиснулась в узкое пространство стола, придерживая живот рукой.
Она встала, чтобы взять что-то из холодильника. В этот момент я заметила, что под глазами у нее залегли темные круги, а руки слегка дрожали.
– Ты тоже плохо спала? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко.
Мама посмотрела на меня и улыбнулась.
– Можно и так сказать. Работы много, а времени мало. Но ничего, справимся.
Она вернулась к столу, держа в руках тарелку с бутербродами.
– Вот, возьми. Тебе надо немного перекусить.
Нехотя взяла бутерброд и поняла, что действительно голодна. Мама села рядом с кружкой кофе, наблюдая за мной.
– Что в пакетах? – поинтересовалась я.
Мама молча встала и развернула один из них, и я увидела аккуратно сложенные детские вещи: пинетки, погремушки, первые игрушки, маленькие книжки. Все это когда-то было с любовью упаковано в красивые коробочки и подарено на рождение внука. Но сейчас эти милые мелочи выглядели, как осколки разбитой мечты.
– А это то, что я дарила на рождение внука… – мама с трудом произнесла эти слова, голос ее дрожал. – Танечка была столь «любезна», что все собрала и даже помогла впихнуть в машину. Здесь еще не все, в машине остались кроватка и коляска.
– Она там… – горло перехватило, и я с трудом сглотнула ком в горле. – С Костей?
Мама кивнула, не глядя на меня. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно она пыталась найти там ответ на свои вопросы.
– Да, дорогая. И она не собирается покидать его квартиру. Радостно сообщила мне, что Костя уже подал заявление в суд на развод. И заодно приложил документы о том, что ребенок не его. – Мама говорила сквозь зубы, сжимая кулаки. – Козел… И отец его такой же. Я ему позвонила, а он говорит: это не мои проблемы!
Я закрыла глаза, пытаясь справиться с волной боли, но слезы все равно потекли по щекам, оставляя горячие дорожки на коже.
– Мам… – прошептала я, чувствуя, как голос срывается. – Как мне дальше жить без него?
Мама нахмурилась, и на мгновение мне показалось, что она сейчас скажет что-то резкое, что еще больше ранит меня. Но вместо этого она подошла ко мне, обняла и крепко прижала к себе.
– Ради ребенка, – сказала она тихо, но твердо. – Ты должна быть сильной, Ксюша. Ради него.
Я кивнула, уткнувшись в плечо мамы, и почувствовала, как сердце разрывается на части. Слезы текли по щекам, и я не могла их остановить. Внутри меня бушевала буря эмоций: боль, отчаяние, страх. Я знала, что мама права, но ее слова не приносили облегчения. Ради сына я должна найти в себе силы жить дальше, но как это сделать, когда кажется, что жизнь потеряла всякий смысл?
– Мне не нравится твое состояние, – мама отстранилась, ее голос был твердым, но в нем звучала тревога. Она взяла телефон и, нахмурившись, посмотрела на экран. – Я запишу тебя к врачу. Кстати, все твои документы я тоже привезла. Их отправили на адрес Кости, но нам они сейчас нужны, тебя без них не примут в гинекологии.
– Да, я только была у врача, – я вытерла лицо салфеткой, пытаясь успокоиться, но слезы продолжали течь. – У меня там был хороший доктор, Даниил Викторович. Жаль его менять, – вздохнула я, вспомнив обаятельного мужчину, который пытался помочь, но не смог.
Мама меня не слушала. Она уже набирала номер регистратуры, ее пальцы нервно барабанили по экрану. В трубке что-то щелкнуло, и она начала говорить, ее голос становился все более резким и требовательным.
– Как это нет врачей? А если нам срочно? Да, записывайте вне очереди, хоть так! Мы не можем ждать неделю! – она отключилась и снова взглянула на меня с тревогой. – Сегодня идем на прием, и я с тобой. Попрошу направление к психотерапевту!
– Может, не нужно? – я снова расстроилась, чувствуя, как внутри все сжимается. – Я понимаю, что мое состояние – это не нормально, но я ничего не могу с этим поделать.
Мама посмотрела на меня с сочувствием, но ее решимость была непоколебима.
– Ты справишься, – тихо сказала она, кладя руку мне на плечо. Мы справимся вместе. Давай, я схожу за остальными вещами. А ты пока поищи, что наденешь на прием к врачу!
Я доела бутерброды, запивая их чаем, пока мама ходила за вещами из машины. Куча коробок и пакетов росла на полу, а я с горечью смотрела на нее. Все это должно было быть в детской комнате в уютной квартире Кости. Но теперь оно здесь, в маминой двушке, среди ее вещей и воспоминаний.
Внутри меня бушевала буря эмоций. Грусть сменялась отчаянием, а затем – безысходностью. Почему все это происходит именно со мной? Чем я провинилась, что судьба так жестоко обошлась со мной? Почему именно я должна была потерять то, что было так дорого?
Слезы подступали к глазам, но я изо всех сил старалась их сдержать. Я не могла позволить себе слабость. Нужно было собраться с духом и продолжить, но внутри меня все кричало: «Почему? За что?»
Умывшись, я отправилась в зал, прихватила пару пакетов и положила их у свободной стены. Открыв один из чемоданов, я достала джинсы на лямках, тонкую водолазку и комплект белья. То, в чем я была вчера, мама забрала в стирку, поэтому я ходила по дому в ее старом халате и сорочке.
Мама, перетащив все вещи в зал, огляделась. Места явно не хватало, и она нахмурилась, оценивая объем вещей.
– Завтра на работу, мне сегодня пришлось отпрашиваться, – сказала она, присаживаясь на край дивана. – На выходных займемся этой стенкой. Поглядим, что в диване, выкинем все ненужное. А то я все откладывала-откладывала, а там уже три поколения утрамбовывают вещи! – Она указала на старинную стенку, которая занимала почти всю стену. – Пора бы и ее заменить на что-то современное. Эта уже совсем старая, скрипит и, того гляди, развалится.
Я кивнула, понимая, что мама давно собиралась это сделать, но руки не доходили. Стенке, казалось, было столько же лет, сколько и нашему дому. Она была массивной, с резными узорами, которые местами облупились, а местами были покрыты пылью. В углах стояли старые коробки и чемоданы, которые мама привезла из деревни, когда вышла замуж.
– Мам, это дорого, – отмахнулась я. – Просто наведем порядок, и все, – снова вздохнула я. – А я завтра съезжу на работу. Мне так и не выплатили декретные, хоть немного денег получу.
Мама всплеснула руками:
– Ты беременна, а собираешься ехать в общественном транспорте? Это же опасно!
Я устало пожала плечами:
– Три остановки на трамвае – это рядом. И не в утреннюю давку, конечно же.
– Но там столько людей! А вдруг кто-то толкнет? Ты только представь, как это может быть опасно!
– Понимаю, мам, но у меня практически нет денег на такси. Вчера последние отдала, ездила в клинику. А это действительно далеко.
Она нахмурилась, но потом смягчилась:
– Ладно, я понимаю. Постарайся не нервничать.
Я кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Мне так хотелось, чтобы все было проще и не приходилось выбирать между комфортом и необходимостью.
– Хорошо, мам. Спасибо, – тихо сказала я.
– Все будет хорошо. Мы справимся.
Мы помолчали, а потом она обняла меня.
Я уткнулась в ее плечо, чувствуя, как тепло ее рук помогает мне собраться с силами.
Пообедав, я переоделась, и мы поехали в больницу. Коридор был переполнен: люди стояли в очереди, разговаривали, кто-то плакал, а кто-то тихо переговаривался с соседями. В воздухе витал запах лекарств, дезинфекции и тревоги. Мама взяла меня за руку, и мы двинулись вперед. Мы нашли свободное место у окна, где стояли несколько деревянных стульев. Мама села, я устроилась рядом, прислонившись к ее плечу.
Ожидание казалось бесконечным. Я посмотрела на маму, и она улыбнулась, стараясь подбодрить меня. Я знала, что ей тоже тяжело, но она старалась не показывать этого.
В регистратуре, когда заводили карточку, сказали, что придет новый врач, и сразу прикрепили меня к нему.
Я даже успела задремать, прислонившись к маме. Мне снился Костя. Он был таким, каким я его помнила: с добрыми глазами, мягкой улыбкой и ласковым голосом. Он говорил что-то нежное, и я чувствовала, как тепло разливается по моему телу. Я улыбнулась во сне, но вдруг проснулась от маминых прикосновений.
– Ксюша, – тихо сказала она, поглаживая меня по руке, – нам пора!
Я кивнула, чувствуя, как глаза снова наполняются слезами. Мама протянула мне пачку салфеток. Я вытерла лицо и встала, опираясь на мамину руку. Мы двинулись к кабинету, и я старалась не смотреть на людей вокруг.
Когда мы подошли к двери, она неожиданно открылась, и из кабинета вышла женщина. Мы вошли внутрь, и я оказалась в небольшом, но уютном кабинете. На стене висели дипломы и фотографии, а на столе стояли цветы.
– Даниил Викторович? – удивленно произнесла я, узнав своего врача из платной клиники. Его появление здесь, в обычной городской больнице, где я оказалась, было неожиданным.
– Ксения Станиславовна? Что вы здесь делаете? – спросил он, стараясь скрыть растерянность в голосе.
– А вы? – я не смогла сдержать слез, которые внезапно навернулись на глаза. Мама, стоявшая рядом, быстро усадила меня на кушетку и передала документы акушерке.
– Я здесь теперь работаю, перевелся поближе к дому, – объяснил он, стараясь говорить спокойно, но я заметила, как его взгляд скользнул по мне, а затем он отвернулся. – В платной клинике была подработка, пока не найду что-то постоянное. Доведу последних беременных и ухожу. Хотя, в общем-то, это были только вы, новых пациенток я не брал.
Я кивнула, пытаясь справиться с волнением. В голове крутились мысли: как он здесь оказался? Почему именно сейчас?
Мой врач – мужчина видный, интересный и с уверенной осанкой. У него внимательный взгляд и добрая улыбка. Он всегда тщательно готовился к приемам. В клинике медсестры не просто вздыхали при его появлении – его манера общения и умение находить подход к пациентам вызывали восхищение. Его авторитет и спокойствие в любых ситуациях делали его настоящим оплотом надежности. Я была откровенно рада, что именно он будет вести мою беременность.
Мама села рядом, а я осталась стоять, глядя прямо в глаза врачу. Его взгляд был теплым и понимающим, что немного меня успокоило. Он предложил мне присесть, и я, благодарно кивнув, осторожно опустилась на краешек стула.
Стул был старым, обивка местами вытерлась. Мои ноги дрожали, но я старалась не показывать этого.
Напряжение, сковывающее меня с самого утра, постепенно отпускало. Это было похоже на то, как распускаются цветы после дождя – сначала робко, а затем все смелее и увереннее.
В этот момент мне стало чуть легче.