Не морозь меня!

1. И Я НЕ ПОНИМАЮ, ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ

Снег, снег летит навстречу. В свете фар он закручивается в спиральные вихри, гипнотизирующие, затягивающие. Я смаргиваю и, к своему удивлению, ощущаю, что по щеке катится капелька. Она не может быть слезой, не имеет права. Это невесть как попавшая в машину снежинка, или просто показалось.

Прихожу в себя – подобные уходы от реальности могут оказаться довольно опасными при движении по кольцевой дороге на скорости 130 км/ч. И сколько времени я уже еду так, в режиме автопилота, унесенная мыслями в абсолютное никуда, ничего не видя и не слыша? Пытаюсь понять, проехала ли я уже свой съезд и если да, то как давно, начинаю разбирать слова песни, звучащей по радио:

– Я не понимаю зачем я здесь

На этой улице, в этом городе,

Под этими небесами?

Строчки песни ложатся разметкой на дороге, и я держусь за них. Так, уцепившись взглядом за точку на горизонте, можно удержать равновесие, стоя на одной ноге. Надежнее опоры, к сожалению, в моем распоряжении нет.

Сознание вытягивается в струнку, готовое нырнуть в омут депрессии и безнадежности, полностью подписываясь под наполненными отчаянием словами. Стоп! Никаких прыжков! Щелчок, и под ритмичный грохот рока выдрессированное настроение переключается на другую волну. Я беру себя и автомобиль под полный контроль, безжалостно прогоняя последние сентиментальные мысли, осмелившиеся растревожить душу. О том, как рано нынче выпал снег. И о том, что уже наступила вторая зима…

Принимаюсь лавировать в потоке скопившихся на съезде машин, влезая в ряды с уверенностью, граничащей с наглостью, не обращая ни малейшего внимания на редкие сигналы автомобильного недовольства. Кто-то может себе позволить стоять по часу в пробках по дороге на работу, а мне надо быть вовремя, и даже на пару минут раньше.

Прошлую зиму я встретила с мрачным восторгом, она как нельзя более отвечала душевному состоянию. Холод в душе не мог сравниться ни с какими морозами. Поначалу я то и дело мысленно возвращалась в то запредельное лето, но северные ветры превратили эти воспоминания в острые колющие льдинки, и однажды рано утром в кромешной тьме, откапывая машину из сугроба, я уже и сама не поверила, что все это было наяву.

Я ведь даже поплакать о нем не могла – ну как можно убиваться по парню из параллельного мира? С тем же успехом можно страдать по герою фильма, а я даже в подростковом возрасте себе такого не позволяла.

По инерции дожила до весны, путаясь в снах и яви. С первыми весенними лучами меня обуяла тревожная жажда действия и в течение последующего полугода я развила прямо-таки сверхъестественную активность. Во-первых, сочтя период «чайника» завершенным, поменяла машину. Хватит быть невидимкой на дороге! Удачная продажа верного хэтчбэка, плюс помощь родителей и кое-какие собственные сбережения, и вот я счастливая обладательница вполне себе приличного паркетника. Вдохновленная сим успехом, я заявилась к руководству, и заявила, что мои компетентность и работоспособность стоят на рынке труда куда больше, чем они их оценивают сейчас, а за три года, отработанных в данной компании, единственный рост, который я переживаю – стабильное увеличение объема работы, которое никоим образом не сказывается ни на зарплате, ни на карьере. Руководство резко погрустнело и попросило недельный тайм-аут на раздумья, по прошествии которого мне со скрипом выжали пятипроцентную прибавку. «Вы же знаете, у компании сейчас не самые легкие времена». Еще бы, гендиректор только что поменял свой неприлично прошлый Порш на последнюю модель, а финансовый был в разгаре отделки загородного особняка. Я улыбнулась, не выходя из кабинета настрочила заявление об уходе, и уже на следующий день была на собеседовании у конкурентов, которые давно намекали, что столь ценный сотрудник будет у них очень даже нелишним, разглядев мои деловые качества непосредственно в ходе множества сделок. Так что обсуждали мы в основном то, что они мне готовы были предложить. А я хотела хорошую зарплату, уважаемую должность и, кроме того, солидный кредит под мизерные проценты, ибо сочла, что пора бы и улучшением жилплощади заняться.

Слегка ошалев от собственной нескромности, я без особой надежды ждала звонка от потенциальных работодателей, и, как это ни удивительно, все-таки дождалась. Оказалось, моя залихватская целеустремленность была положительно оценена, именно такого человека они и искали, когда смогу приступить?

И я приступила. Принимала дела, вникала в новые обязанности, привыкала руководить собственным, пусть и небольшим, отделом. Частенько приходилось засиживаться допоздна, доводя проекты до совершенства, надо же было доказывать, что я стоила собственных запросов. А по выходным встречалась с агентом по недвижимости, моталась по городу, просматривая варианты квартир. Мне приглянулась двушка в зеленом районе, естественно, очень далеко от работы, но зато близко к выезду на кольцевую автодорогу. Квартира была с удачной планировкой, но совершенно «убитая», так что после оформления встречной купли-продажи я перебралась к родителям и погрузилась в чарующий мир ремонта. Ремонт весьма способствовал укреплению граней реальности, своей грубой материальностью убеждая в том, что из всех законов мироздания самый незыблемый – закон Мерфи.

За всеми этими заботами время летело бешеным галопом, перемахивая недели, как невысокие барьеры, и вдруг споткнулось об октябрь, а затем окончательно завязло в ноябре. Я как раз поставила решительную точку в ремонте, что стало возможным только после угрозы строителям начислять пени за каждый день сверх очередного передвинутого срока, а то, похоже, они у меня зимовать собрались. Переехала за два дня, и, сидя на новеньком диване в окружении коробок, пакетов и тюков, с бокалом шампанского в руке и верным Шариком под боком с удовлетворением обозревала свежеоклеенную гостиную, освещенную люстрой с сотней лампочек-звездочек, и чувствовала… нарастающую тревогу. Вот я и достигла поставленных целей, и что теперь? Теперь полагалось получать удовольствие от достигнутого, а я почему-то совершенно не была способна радоваться тому, во что было вложено столько времени, денег и сил.

Тем временем в окно заглядывала ноябрьская тьма, и теплый уютный свет не мог прогнать ее. Она словно лилась в комнату, скапливаясь лужами в углах и тенях от предметов. Я задернула занавески и решительно опрокинула в себя бокал для храбрости, но пузырьки разбежались мурашками по телу. Хотелось забиться в шкаф, в самый дальний уголок, и там безнадежно скулить, оплакивая свою несбывшуюся жизнь. Но этот вариант пришлось отмести, как совершенно не приличествующий разумной взрослой женщине.

Вот так с приходом ноября в душу прокралась тревога. За безрассудство белых ночей предстояло платить почти суточной темнотой, которую не способны были разбавить жидкие серые дни. Я ехала на работу и возвращалась домой во мраке, дневной свет видела лишь в офисном окне. Голые деревья и грязь на улицах тоже не способствовали оптимизму. Постепенно тревога превратилась в постоянное чувство страха, которое теперь всегда было со мной, не позволяя расслабиться ни на минуту.

Я панически боялась вечеров с их слепыми темными окнами, сквозь которые шпионило безжалостное и неотвратимое Ничто. «Вы были измерены и взвешены…» Казалось, мне был уже вынесен приговор, и я в ужасе дожидалась его исполнения. А ночами мучилась то бессонницей, то обрывочными утомительными и бессмысленными кошмарами. Когда подобные ночи накапливались, я сваливалась, вымотанная и обессилевшая, и спала мертвым сном по десять часов подряд, а потом все повторялось снова.

Тогда я поняла, какое это страшное проклятие: «чтоб тебе пусто было». Пустота в душе гложет изнутри, и ты превращаешься в свою тень. Есть несчастные люди, лежачие больные, неспособные даже пошевелить пальцем, но все при этом сознающие и чувствующие. А я как раз наоборот, развивала бурную физическую деятельность, но при этом оставалась «овощем» в области душевных движений. Тем более, что поговорить по душам было не с кем.

Макс в конечном счете принял судьбоносное решение пойти по стопам отца и очень скоро оказался определен в дальние края на неизвестный срок (более точно он сообщить не смог из-за строжайшей секретности проекта).

– Это ведь совсем не то, чего ты хочешь, – сказала я ему на прощание.

– Можно подумать, ты делаешь то, что хочешь, – мрачно ответил он. – От судьбы не уйдешь.

С Варварой у них так и не срослось. Наверное, и ее двойнику чего-то не хватало. Или, наоборот, было чего-то слишком много. Так или иначе, но дальше первого свидания дело так и не зашло.

Поначалу я очень по нему скучала, но потом поняла, что в конце концов все к лучшему. С ним я непременно расклеивалась, срываясь на воспоминания, и тонула в сожалениях. Зато Костя всегда был где-то поблизости. Ничего не требовал, не спрашивал, просто был. Спокойный, уверенный и отрезвляюще циничный.

В первый раз после возращения «оттуда» мы встретились на проводах Макса. Он был вежлив и сдержан, словно одноклассник, с которым не виделись лет пять. Но через пару недель позвонил, сообщил кое-какие новости о Максе. Оказалось, тот таки попал на историческую родину. Отношения нашей страны и африканских государств вышли на новый уровень, и Максу предстояло возводить электростанции, являясь важным винтиком госкорпорации. Мы поговорили о нем, потом переключились на то, у кого что нового. А так как у меня нового был целый воз, да и у Кости накопилось на тележку, обоюдно порешили обсудить все под кофе. Потом как-то раз сходили в кино. После каждой очередной встречи он исчезал недели на две-три, так что никому, а особенно мне, и в голову бы не пришло, что он за мной «ухаживает». Его деловитость и хладнокровие были для меня спасательным кругом. Для него держать эмоции под контролем было абсолютно естественным, и я училась у него. Училась жить в черно-белом мире.

А с наступлением моего ноябрьского кризиса Костя стал просто необходим, хотя себе я бы в этом никогда не призналась. Любыми ухищрениями я старалась не проводить дома вечера. Заезжала лишь захватить Шарика и отправлялась куда угодно и с кем угодно: с коллегами по работе, студенческими подругами, школьными друзьями. Короче, с тем, кто под руку подвернется. Костя подворачивался чаще всех.

Так было и в тот вечер. Я ехала домой, заранее боясь темных окон и не желая туда ехать. В понедельник сложнее всего найти компанию, начало недели, у всех и так дел хватает. Но тут зазвонил телефон, и Костя, вклинившись через громкую связь в жизнеутверждающие обещания Короля и Шута разбежавшись, прыгнуть со скалы, бодро поинтересовался, чем я собираюсь прямо сейчас заняться.

«Повеситься», – мрачно подумала я, но вслух, конечно же, сообщила, что ничем особенным.

– Тогда заезжай ко мне! Вышел новый сериал в стиле «готическое фэнтэзи», как раз, как ты любишь. Закажем суши и посмотрим.

Несколько мгновений я колебалась, но до того времени, когда можно будет лечь спать, вернее, мучиться бессонницей, было еще целых пять часов.

– Давай лучше ты ко мне, – наконец, решила я. – Дома Шарик один.

Костя привез бутылку кальвадоса, со смехом объяснив, что это ему подарили какие-то друзья по совместному отдыху в Турции, который имел место неизвестно сколько лет назад, и с которым было связано множество курьезов.

Темнота в предвкушении ухмылялась в окно, словно знала все заранее. А я, неожиданно прозрев от непривычно крепкого алкоголя, вдруг поняла, что Костина беззаботная болтовня – лишь притворство. Он смеется своим историям, а сам тревожными глазами все следит за мной, все ждет от меня чего-то. И когда он оказался рядом, так близко, что я увидела отражавшуюся в его глазах ноябрьскую тьму, я осознала, что он вовсе не спасательный круг, а тот самый камень на шею.

В два часа ночи я сидела у окна, завернувшись в плед, и смотрела, как первый снег накрывает землю погребальным саваном. Становилось гораздо светлее, и, наверное, веселее, но мне казалось, что погребают меня, и теперь уже точно ничего не будет.

– Не упрекай себя, – послышался ровный Костин голос из глубины спальни. – Он что, клялся тебе в любви и верности? Уверен, что нет, как и ты ему.

«Нет», – подумала я, чувствуя, как в глазах вскипают слезы. «Не успела».

– Вот что! – он подошел ко мне, присел рядом и приподнял мне подбородок, заставив поглядеть на себя. – Выходи за меня.

– Ты что же, решил, что, как честный человек, теперь должен на мне жениться? – расхохоталась я ему в лицо. – Открою тебе секрет, что секс по пьянке перестал быть причиной для свадьбы еще в прошлом веке.

Жестким рывком он поставил меня на ноги и тряхнул за плечи.

– Думаешь, я не вижу, что с тобой происходит? Сначала пыталась переделать за год то, на что другим нужна целая жизнь, потом впала в депрессию. А после этого бросишься во все тяжкие и примешься делать глупости. И, несомненно, выскочишь замуж за первого встречного, – он успокоился, заботливо поправил плед и властно привлек меня к себе. – Так пусть этим первым встречным буду я.

– Я могу хотя бы подумать? – пробормотала я.

– Подумай, – согласился он, и вышел из комнаты.

– Что делать? – тихо спросила я у Шарика, который как раз вылез из-под кровати и смотрел на меня крайне укоризненно.

В самом деле, какая разница, если собственная жизнь стала для меня досадной обузой? Будучи человеком ответственным, я никогда не позволю себе даже думать о том, чтобы с ней покончить. Я бы готова предложить ее кому-нибудь другому – алё, тут жизнь есть непрожитая, довольно молодая, здоровая, с перспективами. Но только вот не знаю, как и с кем подобные сделки оформляются, так что, видимо, придется как-то справляться самой.

– Я согласна, – громко произнесла я.

– Я рад! – откликнулся он.

Ни слова о любви не было сказано.

Тот первый ноябрьский снегопад растянулся на сутки, повергнув город в транспортный коллапс. Мгновенно выросли высокие сугробы и очереди на шиномонтаж. Снег оборвал провода, засыпал дворы и крыши, балконы и воспоминания о лете. Город погрузился в привычный промозглый полумрак и будто бы вздохнул, засыпая.

2. ТО ЛИ МНИТСЯ МНЕ, ТО ЛИ ЧУДИТСЯ

Ох уж эта зима. Холодно так, что непонятно, как вообще жить. Влажно или морозно, снежно или ветрено, холод пробирает до костей и вымораживает все мысли и чувства. Всякие там мороз и солнце, лыжи и коньки – это не для меня. Я могу только передвигаться небольшими перебежками от машины до дверей. Еще три месяца зимы можно было бы вытерпеть, но целых полгода, когда снег выпадает в ноябре, а окончательно тает лишь в апреле! Это такая жуткая несправедливость, что я бы вышла на митинг против зимы, если бы только это помогло.

Я была очень занята: пыталась осознать, что я теперь Костина невеста, а в перспективе жена. События развивались со стремительностью и неотвратимостью снежной лавины. Как-то само собой решилось, что свадьба будет весной, и ресторан был уже выбран, и моя квартира наполнилась свадебными каталогами, которые надо было просмотреть. Но я никак не могла отделаться от чувства, что все происходит будто бы параллельно, не затрагивая лично меня.

Так как Костины родители по уровню занятости могли бы соперничать лишь с президентом, первое представление произошло на территории моей семьи. Мама поначалу впала в ступор, когда на пороге возникла безнадежно незамужняя дочь в сопровождении кавалера, да еще какого! Однако она быстро пришла в себя и в лучших традициях маменьки из романов Джейн Остин усадила Костю пить чай, а затем тонко, с изяществом английской разведки выпытала у него все важные детали биографии и планы на жизнь. При этом я узнала немало нового о человеке, за которого, вообще-то, собиралась замуж. Вопрос о браке всплыл на третьей чашке чая. «Жениться-то пока не думаете?» – невинно осведомилась родительница, маскируя за шутливым тоном отчаянную надежду. И тут вместо того, чтобы поперхнуться, закашляться и заюлить, кавалер спокойно отставил чашку и сообщил: «я сделал вашей дочери предложение, и она его приняла». Мама оторопела, не поверив своим ушам, а когда поверила, не смогла скрыть восторга. Обычно немногословный папа прокашлялся и осведомился о причинах нашей поспешности. В ходе экспрессивного обсуждения, во время которого все говорили одновременно, я уточнила, что не беременна, мама заявила, что после того, как я столько лет не торопилась замуж, теперь не грех и поспешить, а Костя с присущей ему дипломатичностью успокоил всех, предложив выбрать дату для свадьбы. После этих слов мама включила режим тещи, и медовым голосом предложила потенциальному зятю проследовать в гостиную на принудительно-обязательную демонстрацию моих детских фотографий и выпускных альбомов, а мы с папой, как самые слабонервные, остались на кухне допивать чай.

– Ты действительно хочешь выйти за него замуж, лапуля? – ласково спросил папа. – Парень он вроде толковый, только будто немного сухой.

Задушевные беседы отца с дочерью были в нашей семье не приняты, и нам обоим было неловко. Я замялась, но видимо, папе был важен мой ответ, и он добил:

– Вы любите друг друга?

Ах, если бы можно было, как в детстве, разрыдаться и признаться, что все это нечаянно получилось, и что я больше так не буду. Но детство давно кончилось и за свои слова и поступки надо было отвечать по-взрослому, поэтому я улыбнулась, потрепала отца по руке и бодро соврала:

– Конечно, папуля, мы любим друг друга. И я очень хочу выйти за него.

В обязательной декабрьской суматохе, когда всем непременно нужно успеть завершить все дела до конца года, свадебные заботы слегка потерялись. Я наконец-то перевела дух и словно посмотрела на себя со стороны. Пусть я и не была восторженной невестой, представляющей семейную жизнь исключительно в радужном свете, тем не менее все казалось разумным и логичным. Ведь надо признать, Костя – отличная партия, и вряд ли мне когда-нибудь подвернется лучший вариант. А то, что он не слишком эмоционален, лишь к лучшему, так как излишняя чувствительность и впечатлительность мне добра не приносит. По всему выходило, что нас ждет идеальное, правильное, точно рассчитанное будущее.

После той единственной ноябрьской ночи наши отношения будто и не изменились, только больше тем для общения появилось в связи с предстоящей свадьбой и планами на будущее. Правда, порой его воззрения относительно моей роли в этих планах ставили в тупик своей категоричностью. То он показывал машину, которую планировал мне купить, то невзначай заводил разговор о возможном переходе в его компанию, или напоминал, что пора бы дать объявление о сдаче моей квартиры в аренду, чтобы найти заранее жильцов. Понемногу приходило осознание, что та жизнь, которую я выстроила сама, подлежит кардинальным изменениям, и все мои личные достижения обесценятся на фоне того, что даст мне брак. Впервые за долгое время я начала понимать, что не такая уж она и плохая, моя жизнь, которую я совсем недавно готова была кому-нибудь подарить просто так.

Переломным моментом оказался новогодний корпоратив, которого не было. Дело в том, что наше руководство порешило, что пить кубинский ром лучше всего на исторической родине напитка, и проинформировало, что наступление нового года будет отмечать без преданного коллектива. Коллектив обиделся, но, получив тринадцатую зарплату, воспрял духом и вознамерился немедленно начать праздновать, хотя была лишь середина декабря. Было решено отправиться в клуб и вдоволь повеселиться. Изначально я участвовать в совместном веселье не планировала, но коллеги стали активно зазывать, и я неожиданно для себя самой согласилась.

Так же неожиданно после третьей порции коктейля «Куба Либре» (мы подхватили тему) во мне прорезался эстрадный талант, и я уже лихо подпевала в караоке под «Ленинград», а потом уже и запевала на бис. К тому моменту, когда все уже напелись и напились, на моем телефоне оказалось одиннадцать неотвеченных звонков, все от Кости. Голос в трубке был крайне раздраженным.

– Почему не отвечаешь? Ты где?

– В «Баунти». У нас корпоратив, – растерялась я.

– А почему мне ничего не сказала?

– А разве я должна… – начала я, но Костя не дал договорить:

– Я сейчас за тобой приеду.

Я бросила телефон на стол, не понимая, что это сейчас такое было.

– Бойфренд звонил? – понимающе спросила одна из сотрудниц.

– Жених, – с досадой брякнула я.

Слово-не-воробей полетело над застольем, вызывая восторженные ахи-вздохи и пожелания счастья в брачных узах, а я тем временем ощутила, что эти самые узы вот-вот петлей затянутся у меня на шее.

Костя ворвался в клуб, как торнадо. Надо заметить, очень стильное и уверенное в себе торнадо. На скорую руку очаровал женскую часть коллектива, отказался выпить за знакомство с мужской и на корню пресек робкие возгласы «Горько».

– Нам пора, – категорично заявил он.

Не желая устраивать сцену на публике, я сделала вид, что все так и планировалось, распрощалась и проследовала за женихом, спина которого быстро удалялась в толпе. Спеша за ним и внутренне кипя от возмущения, проговаривая про себя все, что собиралась высказать наедине, в районе барной стойки я остановилась, как вкопанная, от слов, произнесенных капризным женским голосом:

– То, что вы называете Манхэттен, не имеет ничего общего с тем коктейлем, который подают в Нью-Йорке!

Мой взгляд пробежал снизу вверх: высоченный каблук, блестящие обтягивающие брюки, короткий вышитый бисером топ, волосы, убранные в высокий хвост – это была Диана. И эта самая Диана выплеснула содержимое своего бокала на бармена под одобряющие возгласы компании «золотой молодежи». Охранники, бывшие свидетелями инцидента, нерешительно переминались возле бара.

– Я же говорил, что это не клуб, а дыра! – неожиданно высоким голосом заявил один из спутников девушки, лощеный длинноволосый парень. – Пойдем отсюда!

Диана развернулась и столкнулась со мной, изображающей соляной столп и, полагаю, отчаянно таращившейся на нее.

– Сборище фриков, – брезгливо проговорила она, пока кавалер накидывал ей на плечи шубку.

На выходе из зала она встретилась с Костей, который тоже не смог скрыть удивления. Девушка беззастенчиво скользнула по нему взглядом и кокетливо улыбнулась, проходя мимо.

Надо отдать должное Костиному самообладанию, он быстро вывел меня из клуба и через несколько минут мы сидели в машине.

– Это была Диана, – наконец смогла проговорить я.

– Да, я заметил, – спокойно подтвердил он. – Мир тесен.

– Но она такая… капризная и высокомерная. Бармена коктейлем облила.

– Та Диана, которую ты знала в Заречье, тоже тебе не сразу понравилась, – усмехнулся Костя, выруливая на шоссе.

– Это потому что… – начала я, и осеклась.

– Потому что ты думала, что она встречается с Данилой, – бесстрастно договорил Костя.

Я отвернулась и стала смотреть в окно. Я бы хотела никогда не начинать этого разговора. Всё, что было, должно быть похоронено на самых дальних задворках памяти, как совместно совершенное преступление.

– Катя, на будущее, предупреждай меня о своих планах.

Погруженная в мысли о параллели, я стала медленно закипать:

– В смысле – сообщать, с кем и куда я иду?

– Именно так, – кивнул он. – Думаю, как будущий муж, я имею право это знать, чтобы не обрывать телефон и не привлекать к твоим поискам дополнительные ресурсы.

– То есть следить и проверять? – взорвалась я. – Да ты сегодня себя повел как восточный муж, вывел меня из-за стола на глазах у коллег.

– Я всего лишь беспокоюсь о тебе, – Костя нашарил мою руку, но я сердито выдернула ее. Отлично, мы еще не поженились, а он уже пытается меня контролировать.

Когда мы подъехали к моему дому, я вылетела из машины, не прощаясь, и как следует хлопнула дверью. А дома, остыв и успокоившись, в конструктивном диалоге с Шариком пыталась разобраться в ситуации. Что меня так раззадорило? Контролировать и управлять – это как раз в характере Кости. Еще удивительно, что он только сейчас себя проявил. Не хотел давить… слишком рано. В конце концов, выстраивать отношения – задача непростая, но при одной мысли о том, что он в качестве мужа теперь всегда будет решать, что лучше для меня, внутри всё восставало, как необъезженный конь.

Да еще эта невероятная встреча с Дианой! Как отличалась эта дерганая мажорка от моей деревенской подруги. В жизни этой девушки не было Заречья, верного Данилы, любимого Никиты. Значит, вот какая дорога у нее в этой реальности. Думаю, она своей судьбой вполне довольна и многие могут ей позавидовать: прожигает жизнь, проматывая папино состояние. Но мне она показалась искаженным отражением той, другой Динки из параллели. Мысли перешли на мою ситуацию – а какой стану я? Именно сейчас я принимала одно из важнейших решений в моей жизни, то, что Костя называл ключевым решением, когда-то объясняя теорию параллельных реальностей. И приняла его по инерции, от отчаяния и безнадежности. Меня, как вагончик, пустили по рельсам, и я продолжала катиться. Тоскуя по призракам, пытаясь заполнить душевную пустоту – все равно кем.