Не морозь меня!

Данила тоже поднялся на возвышение, огляделся.

– Крайне непрактичное использование пространства. Такое чувство, что вся парадная была выстроена вокруг колоннады, чтобы скрыть ее от чужих глаз.

– Есть такое, – подтвердил Костя. – Даже замечательный купол, который мы можем видеть с этого места, снаружи полностью скрыт чердаком и крышей. Давайте поднимемся по лестнице, проверим кое-что.

Костино выражение лица живо напомнило мне, как мы лезли в разрытый в холме проход в Заречье, и я притормозила возле чугунных ступенек так резко, что Данила врезался сзади, споткнулся, и вцепился в мое плечо, ища опору. Осуждающе посмотрел на меня и стал подниматься вслед за Костей. Я заметила, как он нервно убрал под отворот куртки выбившийся амулет.

– Винтовая лестница никуда не ведет, зато, говорят, если идти по ней ночью с закрытыми глазами, ступеньки никогда не закончатся, – Костин голос слегка дрожал от волнения. – А вот и то, ради чего сюда ломится большинство посетителей.

На площадке между этажами висела огромная доска, только вместо обычных объявлений о ремонте ванных, компьютеров и прочих куплю-сдам-продам она в несколько слоев вкривь и вкось была заклеена разнообразными записочками. Глаза пробежали по желаниям, требованиям и мольбам: «пусть мама выздоровеет», «хочу дочку», «пусть Лёша вернется», «чтобы все жили долго и счастливо». Я отшатнулась в смущении. Столько жизней, в которых кому-то чего-то так сильно не хватало. Или кого-то.

И тут прямо в ухо кто-то проговорил страшным шепотом:

– А в полночь по лестнице спускается сам Князь Тьмы…

– Я дернулась и заозиралась. Оказалось, что другая лестница заканчивалась на уровне второго этажа балкончиком на манер кафедры в католическом храме, сейчас там стоял Костя и откровенно упивался произведенным эффектом.

– Вот такой акустический фокус благодаря куполу и закругленным стенам, – его голос покатился по помещению, усиливаясь и многократно отдаваясь эхом. А наверху он еще сильнее – можно самому себе в ухо нашептать.

– Так что про Князя Тьмы? – серьезно спросил Данила.

– Да как обычно, – махнул рукой Костя. – Исполнит любое твое желание, только надо будет отдать взамен что-то очень важное.

На этих словах Данила почему-то дернулся и побледнел. Но тут же напустил на себя безразличный вид и поковырял пальцем краску на стене.

Костя тоже провел рукой по неровной поверхности.

– Жаль, что все закрасили. На старых фото все выглядело куда более впечатляюще.

И в самом деле, когда мы поднялись на круглую площадку третьего этажа, с самыми обычными квартирными дверями, ржавыми батареями и оставленной коляской, налет мистики испарился, и легендарная Ротонда превратилась в обычный старый подъезд. Запах, кстати, тоже был самый традиционный для городских парадных: пахло сыростью, краской и котиками. Мы посмотрели на колоннаду сверху и спустились вниз.

– Значит, на поверку городская легенда оказалась пустышкой? – вздохнула я.

– Еще остается подвал! – оптимистично напомнил Костя. – Там и должна твориться основная чертовщина.

– Можно ускоренно состариться? – скептически уточнила я.

– Можно найти проход в параллельный мир! Если предположить, что легенда о человеке, который вошел в подвал молодым, а вышел седобородым старцем, правдива, то это напрямую свидетельствует о том, что он побывал там, где время течет абсолютно по-другому. И дополним слухами о бесследно исчезнувших искателях острых ощущений, которых поименно не перечисляют, но регулярно упоминают.

– Я полагаю, вход в подвал располагался здесь, – Данила присел на корточки в центре колоннады и примерился к массивному люку с нечитаемыми знаками.

– Ты прав! Но его давным-давно залили бетоном во избежание неприятностей.

– А это что? – я указала пальцем на небольшую дверцу в темном углу под лестницей.

Парни наперегонки кинулись в указанном направлении, отодвинули ржавые санки и старые велосипеды и замерли перед обитой железом дверью со следами многочисленных покрасок. Костя нерешительно потянул за ручку, и, ко всеобщему удивлению, дверь легко поддалась.

– Надо же, не заперто, – удивился он. – Заходи, кто хочешь, перемещайся куда заблагорассудится.

Данила тоже приналег на дверь, с жутким скрипом та раскрылась, приглашая пройти внутрь. Запах котиков усилился.

– Ну, я пошел! – неловко рассмеялся кузнец. – На всякий случай, прощайте. Рад был повидаться, спасибо за помощь.

Костя посмотрел на него с сомнением, а я – тщательно скрывая панику.

– Вдруг получится, – объяснил Данила. – Или я вернусь стариком в маразме и вас не узнаю. Или с ума сойду – такой вариант тоже вроде упоминался. Тогда тоже попрощаться не помешает.

Они с Костей пожали друг другу руки, а я поочередно представляла все перечисленные варианты. Из подвальной двери будто могильным холодом повеяло. Я старалась улыбнуться, а губы никак не слушались. Данила удивленно оглянулся на мой вымученный оскал, зашел в подвал и закрыл за собой дверь.

Мы с Костей остались вдвоем в полной тишине, в которой отчетливо звучали ноты фортепиано – в верхних квартирах кто-то упрямо повторял гаммы. Время ползло ленивой гусеницей.

– Уже минут пять прошло, – прошептал Костя, изнывая на месте. – Проверим?

– Подожди еще немного, – попросила я, собираясь с духом.

Костя подождал еще пару мгновений и протянул руку к ручке. Он взялся за нее и не успел дернуть, как дверь широко распахнулась, едва не стукнув его по лбу. На пороге стоял Данила. Выражение лица у него было обескураженное, в остальном он ни капли не изменился.

– Ничего не произошло, – сообщил кузнец очевидное и спросил, лохматя шевелюру, – Седых волос не прибавилось?

– У тебя – нет, – пробормотала я.

Костя жадно заглянул через его плечо.

– Может, ты что-то не так делал?

– Я вообще ничего не делал. Может, сам попробуешь?

Жажда исследования боролась в Косте с осторожностью. Снова угодить в параллельный мир не хотелось, но как иначе выяснить правила перемещения? Костя прошел в дверь с видом христианского мученика. Переглянувшись, за ним проследовали и мы с Данилой.

Подвал был завален садовой утварью, информационными щитами на тему спасательных действий при ядерном взрыве и поломанной мебелью. Единственная лампочка, свисающая на проводе с потолка, давала тусклый свет.

– А ты свет выключал? – осведомился Костя.

– Думаешь, портал при свете постесняется открыться? – хмыкнул кузнец, но все же нажал на выключатель.

Теперь мне стало крайне неуютно. С некоторых пор подобные темные подвальные помещения внушали вполне объяснимый страх. Внезапно за дверью послышались голоса, и мы затаили дыхание.

– А вот в этом самом подвале пропадают люди, – послышались зловещие завывания, и дверца распахнулась. В проеме толпились тени. Можно было затаиться в темноте, и наверное, остаться незамеченными, но Данила не удержался и скрипуче раскашлялся. Компания у входа взвизгнула и с топотом исчезла из поля зрения. Затем снова появился один силуэт, уверенно протянул руку и включил свет. На ступеньках стоял давешний экскурсовод и понимающе ухмылялся.

Пришлось выходить из подвала, смущенно проходить мимо группы желающих «погрузиться в мистику этого места».

– Не отчаивайся, легенд в Питере много, – оптимистично сказал Костя Даниле на прощание.

Время отмерило еще три дня, по крайней мере в нашем мире. Город пробовал на вкус так называемую «европейскую зиму». Столбик термометра колебался в районе плюс пяти градусов, на газонах проглядывала зеленая трава. Я «выздоровела» и вернулась к работе, которая согласно поговорке волком не была и никуда не убежала, а изрядно накопилась за время моего отсутствия. Пришлось засиживаться допоздна, чтобы все разгрести. Когда в пятницу я добралась домой только к девяти вечера, мне не хотелось никого видеть, ни с кем говорить, и тем более, никуда ехать. Вернее, так казалось, пока не раздался звонок.

– Прости за беспокойство, ты сейчас очень занята? – крайне вежливо поинтересовался Данила.

Получив мои искренние заверения в полном отсутствии каких бы то ни было дел, он еще более деликатно уточнил, одна ли я сейчас.

– Конечно, одна. А с кем же еще? – выпалила я.

Данила любезно не стал уточнять с кем та, которая считается невестой, могла бы проводить вечер пятницы.

– В таком случае не согласишься ли ты составить мне компанию?

– Куда мы едем? – спросила я, изо всех сил вглядываясь в мешанину из снега и дождя, которую тщетно размазывали щетки по лобовому стеклу.

– Меня не оставляет ощущение, что мы были очень близко, но что-то сделали не так, – поделился кузнец. – Вспомни, в Заречье вы ведь тоже нашли место перехода, но не смогли открыть портал, потому что для этого нужны были определенные условия.

Я покивала и осмелилась спросить:

– А почему ты позвал меня с собой?

– Хотел, чтобы ты меня подвезла, – ухмыльнулся он.

Я надулась – мог бы и на такси доехать, включила погромче немецкий рок, с мстительным удовольствием отметив, как поморщился кузнец, и сосредоточилась на дороге. Снегодождь создавал на дороге липкую грязь, которая сравняла во тьме обочину и асфальт. Тьма тоже была липкая, фонари не справлялись с нею, а лишь окрашивали в унылый желтый цвет, не улучшая видимость, и я лавировала в плотном потоке машин практически «по приборам». Вереницы ползущих машин вытянулись бесконечными змеями красных фар по ходу движения, и желто-белых – на встречке. Когда я ухитрилась чудом найти местечко для парковки на набережной Фонтанки, Данила с усилием разжал вцепившуюся в поручень руку.

Погода настраивала только на одно – как можно скорее оказаться в каком-нибудь теплом местечке, закрытом от ветра и текущего варианта осадков, представляющего собой мелкий дождь вперемешку с плюшками мокрого снега.

Мы подошли к двери в парадную. Данила не стал звонить консьержу и пояснил:

– Подождем.

И мы стали ждать. Благодаря печально известной влажности холод в городе особенно ощутим. Он заползает под одежду, проникает под кожу, доходит до самого сердца. Зима, определенно, не мой любимый сезон в любом её варианте. Я начала притопывать, а потом и подпрыгивать, пытаясь согреться.

Данила оглядывал мрачный пустой двор, потом поднял взгляд на небо, затянутое светящимся оранжевым туманом.

– Не понимаю, как здесь люди живут. Даже звезд не видно. Всё в камне – дороги, дома, реки. Люди мрачные и озабоченные.

– Ты же сам раньше жил в городе, так чего ведешь себя, как Ихтиандр в первый выход на сушу? – проворчала я.

– Представь себе пышные сугробы, которые сияют на солнце, покрытые инеем деревья, тропинки, протоптанные от дома к дому, снег, весело скрипящий под ногами. Все белым-бело, от тебя и до самого горизонта. А ночь накрывает всё звездным куполом, – мечтательно и в то же время назидательно произнес он.

– Представь себе промерзшие каменные набережные, реки, скованные льдом. Снежно-химическое месиво на дорогах разбрызгивается во все стороны. И замерзших горожан, проклинающих бесконечную зиму, – иронически рассмеялась я. – Но не может же Питер быть всем хорош – никто не идеален.

– Знаешь, что самое лучшее в зиме? Ожидание весны. Знать, что она точно придет, – оптимистично заявил Данила.

– И надежда на то, что с ее приходом все изменится, и непременно к лучшему, – невесело сказала я. – Знаем, проходили.

– Надежда дает силы, – улыбнулся кузнец. – Мне казалось, что ты оптимистка.

– Я? Единственный оптимист в моем доме – это репчатый лук, который прорастает в холодильнике в феврале – и кто только говорит ему, что скоро весна? А я всего лишь осмеливаюсь надеяться, что дальше не будет еще хуже. Скажи, мы здесь кого-то конкретного ждем? Может, сам Князь Тьмы дверь отопрёт?

Не успела я договорить, как дверь и впрямь распахнулась. Мы посторонились, пропуская целеустремленного гражданина нетрезвого вида, который на ходу элегантно запахивал пальто поверх майки. Данила поспешно подставил ногу под закрывающуюся дверь, а гражданин направился через двор, даже не взглянув на нас.

Ночью Ротонда выглядела совсем по-другому. Торжественно. Таинственно. Многообещающе. Тусклый электрический свет, не разбавленный дневным, создавал мрачный уют. Стараясь ступать потише, мы прошли через центр колоннады на лестницу. Двигаясь вдоль стены по кругу, я смотрела вверх, на купол и вот уже снова начала кружиться голова, и стало казаться, что ступеньки двигаются, а колонны одновременно вырастают вверх и вниз, и верхней площадки нам никогда не достичь. Звук шагов отдавался от стен, наполняя пролеты и создавая впечатление, что кто-то идет за нами вслед. Конечно, это было лишь эхо, но почему-то такт отзвуков отчетливо выбивался из ритма наших шагов.

– Не работает, – сообщил Данила, когда мы достигли верхней лестничной площадки.

– Что? – не поняла я.

– Подняться вверх с закрытыми глазами.

– Должно было сработать?

– По некоторым данным. Видишь ли, те, кто якобы пропали здесь, не вернулись обратно, чтобы рассказать, как это произошло.

– Может, стоит расспросить жителей местных коммуналок? – предположила я.

– Коммуналок? – переспросил Данила. – А что это?

– Тебе лучше не знать, – прыснула я. – Это не для слабонервных Ихтиандров.

Подойдя к парапету балкончика и разглядывая колоннаду сверху, я принялась размышлять о местных жителях. Веселенькая у них жизнь в легендарном месте – постоянные посетители разной степени адекватности, причем некоторые имеют тенденцию внезапно пропадать, а некоторые, наоборот, оставаться на ночь, желая непременно разгадать тайну Ротонды.

– А и Б сидели на трубе, – замурлыкала я себе под нос вспомнившуюся считалку.

– А упала, Б пропала, кто остался на трубе? – внезапно сказал голос Данилы мне прямо в ухо.

«Акустический эффект», – вспомнила я, повернулась и столкнулась нос к носу с кузнецом. Сделала шаг назад и неожиданно не обнаружила под ногой твердой поверхности. Площадка словно развернулась, подставив мне лестницу. Понимая, что падаю, я вскинула руку, в которую немедленно вцепился Данила. Но падение продолжилось, лестницы и колонны закружились в обратном направлении, а я думала только о том, как бы не выпустить его руку. Но спасительная ладонь все-таки выскользнула из моей, ровно за мгновение до того, как я свалилась… в сугроб.