- -
- 100%
- +
PS: Кое-кто интересовался, а нормальную ли книгу хочу презентовать, ибо это будет в довесок к одному важному мероприятию. Или он беспокоится, что в ответственный момент я превращусь в «сковородку с ушами», что танцует гренландский танец на снегу и на кровати, или боится за свои первозданные мозги, ибо, чтобы понять, о чём же эти книги, можно реально мозг сломать. С учётом того, что у меня большой опыт по срыву мероприятий ещё со школьных совковых времён, не зря беспокоится…
Когда на неделю я – бабушка под прикрытием«Просто в своей жизни, как и в своей прозе, он остаётся автором, а мы – персонажами, и нечего возмущаться, если тебе посвятили третий том и только упомянули в шестом. Никто ведь не знает, что нас ожидает в одиннадцатом…» (Василий Арканов). На всех фантазии не хватит. Тем более, я нашла, чем себя занять в межсезонье, пока с головой не ушла в дела мирские.
Решила параллельно писать вещь по мотивам своих произведений прошлых лет, которые залежались. Пока совсем не зажмурились, надо взять их в оборот, чтобы было куда, закладочки класть. В этой новой вещи решила превратиться в жучка. В век, когда органы за нами неустанно наблюдают, буду действовать исподтишка, наблюдая за ними самими, слившись с интерьером. Дело прошлое, за это, надеюсь, не прилетит. Если что, я всё выдумала, хотя люди вполне реальные, в узких кругах известные.
Иногда отвлекаюсь на фильмы, рекомендованные группой киноманов. Как правило, засыпаю. Проснувшись, только иногда перематываю назад, чаще переключаюсь на другие. Сюжет предсказуем, что зря время терять.
Вчера вечером тоже уснула, хотя фильм был вполне приятным. Во сне никак понять не могу, чью бабушку так упорно зовут. Да и проснувшись, не сразу врубилась, что бабушка – это я…
В «Дзене» нашла кое-кого с ютуба. Так они постепенно решили показывать видео только постоянным донатерам. Написала: «Ваши видео смотрела, чтобы уснуть. Чтоб за это я ещё деньги платила?». Оказалось, там подписана под своим именем, ну, как «Просроченная Венера». Почему не «Сковородка с ушами»?
Меня, если хвалят, то только в личку, чтоб, не дай, бог, не подумали, что они такие же, как я. И обязательно с припиской: «Тебя заценят потом». Почему бы ЭТО не написать в отзывах, чтобы хотя бы просмотры поднять? Мне сейчас кушать охота, потом хоть трава не расти. Чтобы сейчас «подняться» надо понизить планку, уподобиться публике. Я же пишу в пустоту, без оглядки на других. И это не есть плохо. Ибо не убедить убеждённых, это пустая трата времени, своего и их время тоже.
Стихоплёты ныне в тренде, может, и мне тряхнуть стариной?
«Но, паря под облаками,
Тихо празднуй свой улов.
Все мы были дураками,
Пока не было стихов» (Валентин Гафт).
Вдруг скажут, что я тоже умная?
Чтоб не заскучала внучка, решили себя развлечь. Вёз её в библиотеку гроза района пёс Атаман на чёрном корыте. Хотела ему на голову одеть мешковину, чтоб не укусил дивчину, он, конечно, был против. Пришлось ведро одеть на голову внучке, чтоб, если что, лицо осталось целым. Псу было не до неё, он рад любой движухе, лишь со мной куда-нибудь. Потому ведро – вместо шапочки из фольги – а вдруг что…
Библиотекарша суетится вокруг нового читателя, не знающего букв – фотает с разных ракурсов, чтоб отразить в отчёте. Читателей всего два – её собственный первоклассник внук, да моя трёхлетняя внучка. Есть книги и для неграмотных – с картинками, в виде сказочного домика, с музыкой. Да малышам сразу стало скучно, уткнулись в свои гаджеты. Библиотекарша предлагает все новые книжки, от которых мы бы в детстве обалдели, в тайне мечтая их присвоить. Вскоре дети оказались в коридоре, подальше от нас и книг. Вот и «Здравствуй, племя младое, незнакомое!», выданное Пушкиным, чьим именем бравируют все библиотекари, учителя страны, и не только они.
Наше корыто было гордо припарковано, наравне с люксовыми автомобилями. Теперь в деревнях на работу, в школу и детсад пешком, как правило, не ходят. Когда свет уходит, ни одно уважающее себя учреждение не работает. Всё завязано на интернете, мол. Стыдно признаться вслух, что во времена моего детства не закрывалась конторка сельсовета, если единственный телефон, по которому можно было говорить только тогда, когда телефонистка на коммутаторе соединяла с другим абонентом, приказывал долго жить. Древняя старуха застала ещё времена, когда бригадиры на своих двоих гоняли людей на работу даже с большого бодуна.
К вечеру вдруг мне поплохело. Жила до этого, бед не зная, но в самый ответственный момент, когда доверили ребёнка, стало не по себе.
Жалуюсь мужу, мол, умираю. На что внучка говорит: «Не умирай». Сыну то же самое, она уже по-нашему: «Не болей». Зато вечер был на удивление тихий. Манипулятор внучка поверила моей хвори, не стала теребить разного рода просьбами. Нет, мне в самом деле было плохо, ну, не настолько, чтоб точно кранты, да кто поверит. Пишу же не в моменте, а на следующее утро, ибо, пока дышу, пишу, хотя даже дети убегают в коридор от книг, которые оформлены дорого-богато, что глаз не оторвать.
Жизнь доказала, что не чтением воспитываются чувства, литература не учит жизни, перед многими вещами она бессильна. Раз в три года человек проявляет эмпатию, куда она потом девается? Уж не литературой ли в нас задушили лучшие чувства? Мы же читали, и дети наши читали. И где оно всё?..
Пытка ничегонеделанием подходит к концу. В качестве утешительного приза крутой фильм на ночь – «Пожары» с неожиданным концом. Фильм про женщину, которая поёт. Её в тюрьме пытают. Главный по пыткам насилует со смаком. У неё рождается двойня – мальчик с девочкой. Их забирает повитуха. Срок у женщины был большой, но её после рождения детей отпустили, и ей с детьми удаётся сбежать в нормальную страну. До этого был у неё сын, отнятый и отданный в приют, ибо она опозорила свой род, связавшись с неверным. В стране вечная война, приют сожгли, следы сына теряются. Её всю жизнь мучило то, что не сдержала обещанное, данное новорождённому сыну, что его найдёт. И она, будучи уже в пожилом возрасте, узнала его в мужчине в нейтральной стране по трём точкам, набитым сразу после рождения на стопе. По наказу матери, оставленном в завещании, дети отправляются на многострадальную родину матери в поисках родного отца и брата. Они должны вручить им письмо, каждому по отдельности. В финале оба письма достаются одному человеку – отцу и брату, ибо это один и тот же человек. Сын искал мать всю жизнь, мать – сына, не подозревая, что пропавший сын и её насильник, палач, отец двоих детей – это один человек. В кино всё это драматизировано до предела, в жизни – несколько иначе. Моя соседка сожительствовала с сыном по обоюдному согласию. Не знаю, что аморальнее – совокупляться с матерью, зная или не зная, что это мать? Соседка от сына не родила, ибо была в возрасте. Может, она тоже была в неведении – сын насиловал её, когда она была пьяной. Позже сын женился, съехал, а женщину в прошлом году видела – не спилась. Никакой драмы, одна рутина.
Национальная гордость для якута всё. Всё лето празднуем день летнего солнцестояния, да и в другие времена года отмечаем те или иные важные для народа даты местечкового характера. Сейчас на мероприятия принято приходить в национальной одежде. Я с детьми в последний раз контактировала лет тридцать назад, когда была вхожа в школу. Думала, воз и ныне там, ничего не изменилось. Оказалось, его откатили далеко назад. Дети на своём родном с трудом (по слогам!) читают, понятия не имея, о чём речь. Их за это ещё и хвалят! Для чистоты эксперимента попросила прочитать отрывок на русском – уже лучше. Говорят, без языка нет нации. Велят одевать национальную одежду, но от этого мало что изменится, если человек говорит не на своём, думает на чужом языке. Ключевое слово здесь – думать. Важно, что думает, на каком – неважно. Не мне устраивать кипиш – не я кричала со всех утюгов о важности сохранения языка. Я сама перешла со своего на русский, чтоб найти хоть какую-то аудиторию. Раз пишу, значит, это кому-то, может, надо, и неважно, на каком языке выражаю свои мысли.
Наше время тает, тело медленно умирает. Одно радует – рожать нам точно не придётся. Можно было постараться, чтоб услужить родине, да и денег с этого поиметь. Но за то, что растишь, воспитываешь столько не дают. Я понятия не имею, как детей воспитывать по нынешней методичке. Там всё ежедневно, ежечасно меняется, а то, что уже вложено в юную голову, не вынешь, не сотрёшь. «Ещё недавно в оправдании нуждались дурные поступки, теперь в нём нуждаются поступки добрые» (Альбер Камю). И ты точно не прогадаешь, если не вложишь семя доброты. Вдруг оно взрастёт и превратит дитя в этакого увальня – в предмета насмешек, неудачника, лоха, может, и потенциального противника агрессивного большинства.
Не только добрым быть чревато, но и умным. Чтоб не маяться всю жизнь, а к финалу не написать таких строк, как эти:
«И, наконец, самой собою
Я заслужила право быть.
Стучать о стенку головою,
Молиться или просто выть.
Надежда – поздно, слава – поздно,
Всё поздно, даже быть живой» (Лидия Чуковская).
Умения, навыки на все случаи жизни – вместо книг и всей остальной чепухи. Ведь им тоже придётся повторить наш путь, играя роль агента под прикрытием в очередной бездарной пьесе. Умение вовремя сливаться с толпой, переобуваться на ходу, менять вовремя маски будет востребовано всегда. Залог всего – молчание, остальное приложится.
Это хорошо, что стариками не рождаются. Всем суждено пройти свой путь, наматывая одни и те же круги, спотыкаясь, заблуждаясь, чтоб прийти к единственному выводу – выхода нет. Выигрывают, выживают циники. Людям без кожи, с открытым забралом уготовано койко-место только в психушке. Ведь жили, не ведая, что внутренний моторчик, адская работоспособность – это всего лишь биполярка, вдумчивость, меланхолия, глубокое понимание жизни – депрессия.
Пугают предельно откровенные тексты, частично отражающие твоё внутреннее «я»: «Мне хочется это всё делать, меня разрывает на части от потребности рисовать, писать, делать что-то ещё. Оно не даёт мне спать, не даёт мне есть, не даёт мне жить. Оно требует быть сделанным – мне надо. И это одна история. Оно меня просто иначе съедает, оно хочет быть реализованным. Каждая картинка хочет быть нарисованной, каждый текст хочет быть написанным. Я не могу от этого отвлечься, оно живёт у меня в голове, и пока я от него не избавлюсь, оно съедает меня изнутри. Я даю себе отчёт, что я столько работаю, чтобы многого, очень многого не чувствовать – очень многого не чувствовать и об очень многом не думать. Я предпочитаю, конечно, пахать по 17-18 часов в день, чтобы не жить. Я старательно не живу, когда есть такая возможность. Я пытаюсь, но я не могу остановиться. Я не могу остановиться, потому что мой мозг продолжает работать – писать тексты, придумывать проекты. Я не умею его останавливать. Я не могу остановиться, потому что мой мозг продолжает работать – он продолжает писать тексты, он продолжает придумывать проекты, он продолжает делать картинки. Я не умею его останавливать».
Ключевое моё слово – «частично». Автор с биполярным расстройством личности. Фрагментарно почувствовала это недавно, когда хотела скриншотить собственный сон, ибо там были готовые страницы написанного текста. В том сне я писала. Уже начинать мне бояться самой себя? Могу писать быстро и много, когда прёт, и оно почти всегда прёт. Оказывается, это не есть хорошо. Но у меня есть противоядие. Я умею чередовать – пишу с перерывами, переключаясь на другие дела. Упрощенная, подстроенная под себя техника «помидора». О том, что существует такая техника, узнала только в прошлом году. Потому опасность выгорания сводится к минимуму. Секрет того, как не стать клиническим алкоголиком – в отсутствии запоя. Если ты и алкоголик по американской шкале, то разовый. Секрет того, как писать без конца книги и не сойти с ума – уверенность в моменте в том, что ты пишешь последнюю книгу. Выложиться сейчас на все сто, ибо другого шанса и способа выговориться не будет.
Сейчас многие пишут, компенсируя этим своё молчание, отчаяние. Это своего рода самотерапия, способ отвлечься от мира, от всего, что достало.
Если текст – это твоё сжатое «я», нутро в словах, оно облегчает работу, сами знаете, кому. Это всего лишь слова, следующие за меняющимися образами твоего истинного «я». Живущие под прикрытием не всегда молчат. Они убалтывают всех, уводя от сути куда-то, не туда…
И ещё. Дураки не есть плохо. На них мир держится. Они – залог того, что мы живы. У якутов прежде бытовало мнение о том, что, желательно, чтоб ребёнок был даже не середняком, а никаким, чтоб не мозолил никому глаза, чтоб никто не сглазил.
«А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем -
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени
На стенах…» (Марина Цветаева).
Нужно помнить, что авангард падёт первым. Эффект домино никто не отменял, падут все, но будет время на подобие куража, пока очередь дойдёт и до тебя.
СольНе судьба мне нежиться в постели, наслаждаясь своей кроватью. Кстати, это счастье, просыпаться в своей постели, в собственном доме в здравом уме и твёрдой памяти, и не находить ни рядом, ни в шаговой доступности ни чужих, ни своих.
Вдруг с утра обнаружила в инфо пространстве давно забытого прототипа. Жива ещё курилка. С трудом посчитала, сколько сейчас ей лет. 34 года. Чай, не девочка уже, хотя она и в начале нулевых девочкой не была. Я же недавно сдала книгу, где эта особа была косвенным героем.
«Тут на первый план выходит совершенно новое лицо. Прямо с места событий, с праздника, то есть. Уставшая, как собака, не пивши, не евши, примчалась сюда. У меня тоже ничего нет, только вода.
– Ой, задолбалась я, ни копейки денег, кое-как на обратный проезд наскребла.
Праздник он прожорливый, и не такое бывает. Прим же осталась без денег.
– Деньги все пропила.
– Да ну?
– Серёжки золотые у меня сняли.
– Во дают!
– И сотовый прихватили.
– Надо же.
– Я сама без трусов.
Вот это уже интересно.
– Как так?
– Вдобавок меня ещё изнасиловали.
На то и праздник, он обычно бывает с последствиями.
– Не повезло тебе.
Что я ей ещё скажу?
– Не первый раз меня насилуют.
– Как?
– Это третье или четвёртое по счёту.
И, заметьте, никаких эмоций. Человек за чаем рассказывает о чём-то обыденном, о пустяке. Или до неё ещё не дошло, как-никак ребёнок, человеку всего-то пятнадцать, а так не скажешь. Потому-то мужики и попадаются. Если такая вот секси на тебя пялится своими невинными глазками, юбка ещё донельзя коротка, ты поневоле не устоишь. Она будто создана для подиума – длинные ноги, аппетитная попка, густые длинные волосы, да ещё глазки-бусинки так и блестят, пухлые губки так и манят. Такая любого до греха доведёт. Она вполне созрела, только умом где-то на раннем этапе застряла или тормоза уже не работают. Будут они разбираться, кто созрел, кто где застрял.
– Впредь буду сразу отдаваться, надоело уже изображать целку.
И имя у неё дивное – Заря. Такая будет отдаваться, наши все передерутся. Кому же достанется ранняя Заря?
– И что мне делать?
– Как это случилось?
– Ты думаешь, я помню? Отрубилась я, ничего не помню. Родители меня убьют из-за серёжек.
Из-за золота ей, конечно же, достанется. Факт надругательства над малолетней так и останется голым фактом. Между нами. Родители и не догадаются. Многие не ведают, чем дышат их чада, кого они из себя представляют на самом деле. Отец – главред – не ведает бед…
– Надоело уже рассказывать.
Так она всем уже растрезвонила? Событие всё-таки. Или с бодуна голова плохо варит?
– Я ментам сказала, да они ко мне самой прицепились, мол, пьяная была. Я примерно знаю, кто мог это сделать, уже кое-кому сказала, его уже ищут. Утром без конца плачу, денег нет. Нет, в следующий раз сама лягу. Надоело уже.
Её что, заело? Пятнадцать лет по нынешним меркам не так уж и мало. Нынче же ускорение. И время сумасшедшее, за ним не угнаться. Вот мы и мчимся, как угорелые, сами не зная, куда. Мотает ленту нашего кино всё с большей скоростью. Не к добру это. Мы несёмся к концу, ничто это не остановит.
Сценарий развития событий, предсказанный ещё в шестнадцатом веке одним великим стрельцом почти полностью совпал с реальным раскладом. Если и дальше всё будет сбываться, нас ждут тяжелые испытания. Чем дальше, тем хуже, на радость пессимистам. Это бы утешило Зарю, хотя, что я говорю, ей же глубоко наплевать на себя и на весь мир. Факт какого-то изнасилования, так, мелочь, по сравнению с грядущими катастрофами. Уже который раз наблюдается массовое рождение одних мальчиков. Природа готовит запас для новой бойни… Она не для нас же, женщин, старается. Но в новой войне в атаку не побегут, огненный смерч всех без разбору сотрёт с лица земли, а матушку-природу никто не предупредил об этом.
«Широко распространилось вдовство
И мужское, и женское,
Чума, оружие, голод, к чуме
Примешивается большая опасность».
111-е предсказание
«На сорок пятом градусе небо загорится,
Огонь приближается к большому Новому Городу,
В одно мгновение вспыхнет
И распространится огромный огонь».
6-я центурия, 96, 97 катрен
«Земля, стряхивая огонь из своего центра,
Задрожит вокруг Нового Города.
Две большие державы будут долго вести войну».
1-я центурия, 87-й катрен
«Семь месяцев (продлится) большая война,
Люди умрут от порчи» (4-я центурия, 100-й катрен).
Не к этому ли мы так рвёмся, что несёмся, сломя голову. Конец неминуем, но зачем торопить события? Надо, как можно дольше, продержаться в безвременье. Надо изображение поставить на «паузу».
– Не торопись.
– Что? – Заря не врубается.
– А? Да так, ничего.
Я отвлеклась. Так, на чём мы остановились? Ах, да, Зарю изнасиловали. И что это я от Зорьки к Нострадамусу переметнулась? Третья мировая не сейчас же начнётся, что зря паниковать.
– Повеситься что ли? – а глаза пустые.
Повеситься для неё так же обыденно, что и побеситься, повеселиться. Может, у неё не все дома?
– В честь чего это?
– Так изнасиловали же, – хоть причина есть.
– Не велика беда, многих насилуют. Я же живу.
– Меня же не один раз насилуют.
– Да хоть сколько раз, от тебя же не убудет, – я разговариваю на её же языке.
– Ну, тогда я, пожалуй, пойду.
– Вот и хорошо.
А то вешаться она собралась. И имя у неё красивое, и сама она, как картинка, живи, не хочу. Нет такой причины, чтоб лишать себе или кому-либо другому жизнь. Живи, пока живётся, умереть всегда успеешь. Пускай нас ждёт нечто ужасное, но сегодня же всё прекрасно – надо жить, дышать, любить. Я всё ещё помню эту сладкую волну… Не потому ли я превращаюсь в оптимиста?».
Не повесилась тогда, и позже. Хотя радовалась, когда повесилась другая. Куда делась красота, описанная мною? Годы делают своё дело. «Заря» – не исключение. Все мы краше на заре жизни. Хотя Зорька уже тогда была той ещё штучкой.
Не могу вспомнить, о чём она ещё говорила? Что-то связанное с утюгом… И с отцом – главредом. Помнится, я была больше шокирована не изнасилованием (которое происходило не раз) девочки, а поведением отца. Да и про мать она много чего говорила. Только вот, что именно? И при чём тут утюг?
Зачем гадать, если есть дневники. Но там не густо, почти пусто: «29 июня 2008 года. «Заря» приходила. Её изнасиловали, ограбили». В моменте казалось, что из этих так называемых детей вырастут, мягко говоря, монстры. Из их компании Порох стала многодетной матерью. Кто знал, что эта кроха с мышиными глазками превратиться в кошку. Её сестра, которая всех особей мужского пола их компании наградила триппером, не в курсе, кем она стала. Специально не интересовалась, а надо было. Возникшая из ниоткуда Заря вдохновит меня на новые подвиги. Пишу одновременно с этой другую книгу по мотивам произведений прошлых лет, написанных в стол. Почему бы не писать ещё что-то, основанное на реальных судьбах? Постфактум.
Столько раз изнасилованная крошка Заря родила ли сама, кем она стала? Неужели с годами стала белой и пушистой? Такие козы разве превращаются обратно в невинных овечек? Если только что-то их не заставит, не вправит мозги на место тем же утюгом, но такое вряд ли бывает. Про утюг буду вспоминать по ходу дела. Я бы охотно поверила, что она до сих пор сидит на мефедроне, работает передком за дозу. Та Заря из моей книжки давно выросла. Явно поумнела, хотя соль мозги не оставляет. Что-то мне подсказывает, что она крепко сидит на веществах. Или мне хочется так думать. Да я об этой Заре не вспоминала ни разу ровно 17 лет. В то время, когда она без трусов щеголяла, соли в наших краях не было. Или она уже была?..
«Не верьте всему, что видите. Ведь даже соль выглядит, как сахар». Верим арабам…
Полёт в никудаПри данных обстоятельствах, когда мир стремительно меняется, что не успеваешь реагировать, следить за гонкой мнений и соображений, в которых исключается наличие хоть какого-то собственного, следовало бы иметь стойкую память и продолжать, несмотря ни на что, кротовую работу.
Между тем, холодильник источает уже не первый SOS, требуя решительных действий другого характера. Уместен тут Юрий Нагибин, хотя нужда в его жизни вроде не присутствовала. «Халтура заменила мне водку. Она почти столь же успешно хотя и с большим вредом позволяет отделаться от себя. Если бы родные это поняли, они должны были бы повести такую же самоотверженную борьбу с моим пребыванием за письменным столом, как прежде с моим пребыванием за бутылкой. Ведь и то, и другое – разрушение личности. Только халтура – более убийственное».
В безденежье есть один существенный плюс. Отметается лишнее, без которого вполне можно обходиться. Отходят в сторону соблазны, от которых один вред.
Когда вдруг оживают забытые страницы из учебника истории, тебе как-то по барабану. В детстве примеряли на себя разного рода роли, воображая себя в той или иной эпохе, чтоб как-то развлекать себя на скучных уроках истории. В совковом однообразии глухой провинции прошлое больше будоражило ум. Даже год 38-й казался нам, детям, звонкоголосым, дружным раем, от чего сейчас волосы дыбом встают. Вот что делает с людьми кинематограф, да и литература, оказавшаяся простой агиткой. С таким разукрашенным прошлым можешь быть уверенным в исключительности будущего. Стоит заметить, будущее подразумевалось, как всеобщее, что неудивительно, индивидуального, персонального, личного не было и в прошлом, и в настоящем. Ставка делалась лишь на то, что это общее блюдо будет похоже на индийское тали. Никому в голову не приходило, что всех рылом в общее корыто будут тыкать. Утешает одно – будущего никому никогда не догнать. Оно оказывается где-то там за горизонтом, а горизонт, как мы знаем, оптическая иллюзия. Потому не стоит опускать руки, уходить в себя, заниматься вечным самоедством или брюзжанием на всех и вся. Какие у крота врата? Рылом рыть без рыка, чтоб однажды увидеть свет и ослепнуть навсегда. Вот удел угнетённых, униженных и оскорблённых.
Радоваться надо, что оживают картинки, обнажаются детали. Не любила историю, ибо не удавалось знать назубок даты, она сама решила заняться мной. Это учебники были скучными, практические занятия более интересные. Вот не думали, не гадали, что не только политика вламывается к тебе домой в отместку за то, что ею не интересовались, но и история мстит за шпоры, зубрёж, незнание и не любовь.
Засыпали в одно время, просыпаемся в другой эпохе. И никто не знает, в каком веке проснёмся завтра. Если проснёмся. Но это вовсе не беда – нам всё ещё по барабану, ведь мы по-прежнему не интересуемся политикой, не знаем историю. Литераторы разом все превратились в сказочников, мистификаторов. Остальные или кроты-провокаторы, или ушли в запой, расчищая путь полчищу новаторов.
Я же писулька в свободном полёте, чей творческий подъём совпал не с тем временем. Этот полёт в никуда отвлекает от дум о хлебе насущном, о быте, который подозрительно точно зеркалит картинки из учебников истории, и только. Пользы от него никакой. Ещё чуть-чуть, и некоторые фрагменты любой писанины будут походить на строки из очередного блокадного дневника. Кого вдохновят опусы опустошённых? Одно утешает – литература стоит особняком от всего. Свежо предание. Она не уполномочена учить уму-разуму, воспитывать нужные чувства, прививать навыки на выживание. О том, что такое литература, были гениальные слова устами учительницы литературы, героини детективного сериала. Сюжет был настолько крутым, что забыла поставить на паузу на этом месте, в надежде вернуться к моменту позже, но не нашла ещё. Найду – стащу.