Замки на цепях

У меня же рожалка не работает, отвергнутая мной муза стихов навсегда покинула меня, чему я несказанно рада. Как прекрасно жить без стихов! По мне ближе и милее чужие члены, чем стихи свои и чужие. Да хрен с ними, со стихами. Я думу с ночи думаю – куда бы мне хрен, то есть, катран посадить? Никогда его не сажала, даже не пробовала на вкус. Что за хрень этот хрен?

Неприятная дилемма

В сухом остатке хрен всё ещё не посажен. С таким успехом останемся вовсе без картошки. Своей. Чужая нам не по карману.

Между тем, уже календарное лето. Вполне вероятно, что я его пропущу, чтоб догнать его на других широтах, желательно на тропиках. Я всё же не резиновая, хоть и стараюсь успевать то здесь, то там. Но на «своё» времени нет и не будет до зимы, а там, как карта ляжет. Вернее, как вдохновение себя поведёт, и, если здоровье не подведёт.

Долго же я была в отрицании, клянясь, что от стихов меня тошнит. Видать, кому-то наверху это надоело. Нет, нет, упаси боже, свои я не пишу. Но не буду клясться, а вдруг медведь. Одна моя в то время просто знакомая как-то сказала: «Если я поменяю причёску, считайте, что завела любовника». Я эту фразу использовала в одном детективе. Так, если я вдруг заговорю стихами, щедро одаряя чувствами, то можно смело предположить, что у меня появился новый мужчина. Впрочем, и без стихов можно, если осторожно. Раз стихов нет, то опять-таки смело можно считать, пиписьки не дотягивают до планки. После того, что было и есть, шансов нет.

Как за полгода выпустила штук пятнадцать книг, своих, за полмесяца подготовила три сборника стихов и малой прозы, не своих. Не знаю, равноценен ли перевод стихов (не подстрочник) сочинению собственных произведений. ИИ говорит, что почти да: «Поэтический перевод – это новое авторское произведение, в котором содержание преломляется через призму мироощущений и жизненный опыт поэта-переводчика. Перевод стихов может рассматриваться как процесс, связанный с передачей замысла оригинала, но при этом подразумевающий создание нового текста с определёнными особенностями и творческим подходом». Почему так быстро? Чтобы освободить себя для того же огорода, хотя между делом я всё посадила, кроме картошки и хрена.

Полгода отказывалась, отнекивалась, считая, что это другой уровень, который мне не по плечу, мол, даже под дулом пистолета не смогу написать ни строки (поэтической), тем более, на чужом языке. Ныне с пистолетами только органы шастают. Им-то мои стихи ни к чему. Это я по молодости, по дурости посвящала стихи любимой милиции. Как она превратилась в полицию, я как раз отреклась от поэзии. Угроза голода реальнее пистолета. Калькулятор быстро заставит мозги работать в нужном направлении. Что при этом делают музы, не знаю, и это не столь важно. Подозреваю, если сильно захотеть, и их можно нещадно эксплуатировать. Секрет един – чтоб с катушек при этом не слететь, надо чередовать: бить по клаве, успевая вслушиваться в себя, но не давая волю собственному воображению; теплица, короба, клумбы; комп, текст, музы; плита, посуда, полы; лопата, грабли, мотыга; комп, стихи, словари. И так до бесконечности. Лишь бы попа выдержала, остальное дело техники. Просто заставить себя перевести по одному стиху в один присест. Потом можно сделать перекур или перерыв на кофе, или открыть соцсети. При этом обычный распорядок дня не менялся. Спала столько же, как всегда.

Одного лишилась – природы, аргументируя тем, что зачем воочию любоваться тем, что из года в год не меняется. Я сто раз видела, как подснежники растут, распускаются деревья. В это время переводила стихи как раз о временах года, о родной природе. У меня много старых стихотворений, но ни одного описательно-образного, связанного с природой. Да и в прозе ни одного лирического отступления в виде описания природы. Каюсь, изъян сей есть: я не Пришвин. Да и портреты тоже слабо получаются уже в прозе. Надо заметить, особый интерес вызывают дневники Пришвина, 18 томов которых, как раз доказывают, что не природой одной он вдохновлялся. Просто про природу – это заявка на востребованность наверняка, ибо природа вечна. Это – безопасно, а в нашей стране всегда опасно. И это – высший пилотаж, не каждый умеет кодировать свои мысли, пряча свои истинные намерения за берёзками.

«Своё» никуда не денется. Перерыв на пользу. «Я спрятала этот рассказ. Я поняла, что он был написан раньше времени с точки зрения литературы, градуса чувств. Там был очень большой накал от авторского голоса. Слишком много истерики» (Дина Рубина). Мемуары затмили всё, до рассказов и другого у меня недостаточно фактуры. Мне, наверное, надо или ломать себя, чтоб вновь дорасти до художки, или плюнуть на это дело и довериться калькулятору. Неприятная дилемма. «У писателя должны быть установлены несколько камер. Справа, слева, сверху, снизу даже. Мы не имеем права говорить одним голосом. Мы не имеем говорить на одной интонации. Мы должны создавать жизнь, а жизнь она очень разная». Жизнь не только разная, ещё и скользкая. Непонятная, непредсказуемая. Стихи на злобу дня допустимы, проза требует времени для раскачки. Жизни не хватит, если ждать, пока устаканится. Всё только начинается, а ты уже перестаёшь удивляться. Слишком много всего, что удивляться факту прихода ещё одного лета не хватает ни сил, ни времени. Уместно, может быть, вспомнить слова Бориса Пастернака сыну перед смертью: «Во всём мире творится что-то, что не соответствует радужным надеждам на историческое просветление. Я умираю с тяжелым чувством неудачи, кажется, что весь мир в грязи, всюду какая-то ложь и не обо что опереться». И сколько ещё поколений поэтов должно умереть, если не со словами, с такими мыслями и чувствами, неизвестно.

Хотя что это я опять о грустном? «Три года назад я записала информацию, которая пришла ко мне во сне. Слово в слово: «Всё разрешится самым непредсказуемым образом. Мы попали в петлю времени и выберемся из неё неожиданно». Не вижу я в будущем негативного сценария. Надо потерпеть». Это пишет поэт Любовь Воропаева, а поэт зрит в корень. Не все, но она точно зрит, ибо другие её предчувствия сбылись…

«В поэзии нет середины

И нет покорённых высот.

В поэзии все мы едины -

От строчки до пули в висок.

Поэзия – вне подражанья,

Поэзия – отповедь злу,

Невозникновенье желанья

Хулу превратить в похвалу.

Пока о бесславье толкуют

За рюмкой любимцы судьбы,

Поэты собою рискуют,

Склоняя бескровные лбы

Над белым листом, как над плахой,

Над сонной Отчизной своей…

И платят особою платой –

Бессмертьем в стенах лагерей» (Любовь Воропаева, 1978).

Потому как-то так. Между тем, после энного количества написанных строк, я с собакеном всё же съездила в лес. Ни на что эта вылазка не вдохновила. Видать, я в таком возрасте или в состоянии, что гожусь только на то, чтобы только переводить чужие или постить тоже чужие стихи.

«Я улыбнусь. Улыбка над собой

могильной долговечней кровли

и легче дыма над печной трубой» (И. А. Бродский).

Осим хаим

И вот она – я. Хочется, да колется, коль опять начнётся, боюсь, кол да колокол.

Не книгой одной, не до неё мне было, да и не хотелось бы вновь влезать в эту петлю времени. Но третья или четвёртая часть «мемуаров» была начата, а я не люблю недоделанные дела, отложенные в долгий ящик. Ящик письменного стола и так полон – всё в стол. Приятнее было бы признаться в другом – мол, всё в дом, а нечего-то в дом. Та, которую черти за ноги таскали в чуме, сильно обижена, ведь во всех бедах виновата одна я. Мол, накаркала раньше времени. Да речь не о ней, а о себе любимой. Вернее, о начатой книге.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.