В вечных сумерках после заката без нас

«Счастье – это путь, а не конечный

пункт назначения».

Соглядатай

Последняя метка – 31 декабря 1999 года – была реанимирована мной 22 марта 2024 года. Чем я была так занята до 5 октября 2024-го, публике знать необязательно. Уж поверьте, весьма важными делами, что от чувства своей значимости вот-вот лопну. Так была занята, зато мозги не плавились, дела насущные не давали повода и времени думать, что под конец я испугалась, что меня может накрыть преждевременная деменция.

Как-то на днях шла я за водой к роднику, и, чтобы скоротать время, захотела немножко отмотать время назад. Вы не поверите, никак не могла вспомнить название вещей, мной же написанных, не в году 1999-м, а в этом. Не было бы компа, так бы и не вспомнила. Хотя они дублированы и выставлены на определённых ресурсах.

Ещё один мне близкий человек высказал опасение, что человек нуждается в социализации, без общения с себе подобными деградирует. А я так не думаю. Мне себя достаточно для нормального существования. И так было всегда.

Вчера наткнулась на фото с чужого статуса, где обнаружила себя в возрасте из того периода, описанного в первой части «По тонкому льду» («Странное утро»). На фото запечатлён писатель, с кем мы заблудились в далёкой деревне во время предвыборной кампании, не помню, кого. И народный писатель Якутии Суорун Омоллоон. Пыталась вспомнить сей момент, чай, мне не три года тогда было, но безуспешно. Вот и я в том возрасте, когда моя мама говорила, что всё детство, словно в тумане. Вроде оно было, но вырвать из небытия что-то конкретно, проблематично. В отличие от неё, я вела дневник, и из слов умею складывать предложения. Но из-за моего первого мужа все мои ранние записи были уничтожены. Я не совсем уверена, что в детстве, во всяком случае, в раннем, вела дневник. Зато сохранилась сводная тетрадь, куда были дублированы ключевые события. Но и они слишком зашифрованы, что весьма затруднительно мне самой понять, что именно кроется за той или иной фразой. Кого и чего я могла бояться в то вполне безобидное время? Себя нынешней, разве что. Или уже тогда пыталась жить двойной жизнью вопреки всему?.. Лестно считать себя несколько особенной, не такой, как все, матрёшкой, а не пустышкой. Вовсе не случайно мы с тогдашней подругой полюбили «Семнадцать мгновений весны». Хотя, когда мы оживляли прочитанное в книгах или увиденное в кино в своих странных играх, не становились ни штирлицами, ни партизанами, уж тем более. Мы были просто сторонними соглядатаями, немного кукловодами. Мальчики из другого класса были мюллерами, шелленбергами, а мы никем. Не помню, правда, кому досталась роль Штирлица.

На нет и суда нет. Есть поздние записи, да и ладно. Кстати, тот мой первый муж, который много раз упоминался ранее, умер за время моего творческого простоя. Как раз этим утром мне приснилось, что мы в очередной раз с ним ссоримся, затем он вышел и повесился на дверной ручке Якутского государственного университета. Я ещё пытаюсь доказать, что он же уже умер, как он может умереть во второй раз. Минус один муж за это короткое лето. Нет более удобного сквозного героя, чтоб делать его везде и всюду виноватым во всех моих бедах и несчастьях. Ведь говорила же народная одна поэтесса, мол, Венера сумеет всегда сделать так, что виноватыми окажутся другие, только не она. Что ж, она меня вычислила, впрочем, я её тоже давным-давно раскусила. Мои скелеты почти все вынуты из шкафа моей памяти, а её ещё нет. Как говорится, будет чем заняться долгими зимними вечерами 2024 года, если, конечно, дадут нам жить дальше.

О мёртвых или хорошо, или ничего. У меня нет более опции «звонок недругу» – «абонент в сети уже не зарегистрирован», ибо уже прибыл в «пункт назначения». Все там будем, кто раньше, кто позже. Смею надеяться, что есть ещё время для небольших шалостей, чем я намерена заняться здесь и сейчас…

Где тонко, там и рвётся. По тонкому льду и до пункта назначения не дойдёшь. Провалишься под лёд, и поминай, как звали. Что ж, одной дурой меньше станет. А не провалишься, помогут. Времена нынче такие, не поймёшь, кто друг, кто враг. Социофобия – самая удобная, полезная фобия. Если её ещё нет, надо срочно придумать. Уйти в себя, чтобы не быть пойманным. Но я не я, если не дам себе шанс быть услышанным. Не сегодня, хоть когда-нибудь. Ведь завтра всё равно наступит, даже если ты вольно или невольно ощущаешь себя в прошлом. И слава богу, что я отписалась от детского, пионерского, от совкового, всего сомнительного, приторно приглаженного общака в предыдущих частях моего повествования. Аминь. Даже 90-е проскочила. Те самые девяностые, чем пугают сегодня, а мне было комфортно, сытно и весело. И я не прочь повторить. Но надо начинать с нулевых, в которых мы до сих пор. Хотя 24 года – довольно большой срок. Могли бы и прекрасное будущее уже построить. Строили, строили и построили. Очень даже интересное будущее, где, что ни день, то фантастика.

Мечты имеют свойство сбываться. Помнится, в нашем выдуманном по мотивам книг мире не хватало фона, реквизитов. Ни перспективы голода, бедности, войн с шансом лечь на амбразуру, хотя мы об этом точно не мечтали. Был совок и, казалось, так будет всегда. Я отчётливо помню, как меня охватила паника, что одинаковость и убогость, жизнь по методичкам того времени навсегда. Ничего иного не будет и быть не может. Чуть позже, жизнь показала, что не всё так однозначно. И я условно вырвалась на волю, но ненадолго. Так вот оно – адский адреналин, безумный калейдоскоп событий, сплошной хаос и полная неразбериха. Мечты сбываются. Потому идиотам надо запретить мечтать вовсе. Ведь это вполне возможно – в наш век табу и «низзя». Но мне опять повезло – я и тут проскочила. Рожать поздно, работать не надо. Только вот разводиться запретят. Уже не приветствуется. Запрещают потому что это так клёво – быть свободной! Счастливой быть в такое время как-то неприлично. Но я была счастлива и сейчас вполне, ибо вкусила этот запретный плод.

Мечты сбылись на все сто. С пенсом 5800 голод не за горами. Зато у меня оранжевый холодильник (не путать с оранжевым дирижаблем). Никто же не догадается, что он пустой…

Чтоб не смотреть телевизор

«Я счастлива сказать, что люблю почти всё». А я счастлива сказать, как Агата Кристи.

«Это просто удивительно, какое огромное наслаждение можно получать почти ото всего, что существует в жизни. Нет ничего упоительнее, чем принимать и любить всё сущее. Можно получать удовольствие почти от любой пищи и любого образа жизни: деревенской тиши, собак, просёлочных дорог; от города, шума, толпы, грохота машин», – пишет далее она. Так уподобимся ей или блаженным тёткам неопределённого возраста, которые начинают день с чашечки кофе с неизменными словами: «Вот наступил ещё один счастливый день нашей прекрасной жизни». Он наступил, и слава богу, а детали – это неважно.

«Я считаю, что телевизор способствует образованию. Каждый раз, когда его включают, я иду в другую комнату читать хорошую книгу» (Граучо Маркс). Кстати, это слова актёра-комика. Странно, не правда ли? А мои телевизоры взяли тайм-аут с тех пор, как уехал муж. Не тот, первый, который уже доехал до пункта назначения. Все хором твердят, что муж в мои годы нужен, чтобы вместе чаи гонять. Я не пью чай. После двух литров воды как-то не до чая. И кушала я вместе с ютубом. Спала тоже с ним, как уехал муж. Ну, спать, это не всегда трахаться, если что. Так уехал и ютуб, или приказал долго жить. Чтоб только не спать в тишине, пришлось подружиться с Дзеном, даже с Рутюбом. Под конец они оба отказались меня обслуживать. И что, прикажете, мне книжки читать, чтобы не смотреть телевизор? Я вчера его смотрела… Мне очень жаль тех, кто живёт в унисон с ним. Книжки читать не буду, буду их писать. Хоть в стол, хоть с собой в путь до пункта назначения. «Книги пишут те, кому важен процесс самопознания. А читают запоем – интроверты, которым книги помогают ярче ощущать внешний мир». Это слова Сьюзен Кейн, интроверта «со стажем», как она говорит.

Тик-так, а ты не соберёшься никак

Родиться, жить, родить ребёнка, построить дом, посадить дерево, работать на дядю, на государство, дождаться внуков и умереть в окружении горюющих детей и внуков. Программа-максимум для среднестатистического гражданина нашей прекрасной, лучшей в мире страны, где так вольно дышит человек.

Но ты в силах вносить свои коррективы, разнообразить меню перед рывком в вечность. Возможностью, путешествовать, например. Заниматься благотворительностью для улучшения кармы и уменьшения налогов. Заниматься творчеством тоже приветствуется. Кто убивает время для создания «алмазной мозаики» по готовому трафарету, кто рожает нечто новое, доселе никем и никогда не озвученное, не воплощённое в жизнь.

Кто-то с детства уверен, что когда-то напишет толстую книгу, чтобы об этом заговорили все, ибо мама так говорила. Для всех хороших мам их дети всегда самые-самые, ну, почти гениальные. Но не из всех детей вырастают гении, и это нормально. Гений – товар штучный и весьма неудобный, даже неприятный. Если есть желание писать книгу, есть уверенность в своих способностях, не говоря уже о таланте, зачем откладывать это дело в долгий ящик? Тем более, если тебе за полтинник? Тешить себя мечтами о том, что неизвестно, когда, но непременно напишешь какую-то книгу, можно. По крайней мере, плохо от этого никому не будет. Но время не ждёт, мысли ускользают, жизнь уходит. Тик-так, а ты не соберёшься никак. Ибо у тебя есть более важные дела. Так ты никогда не сдвинешься с места, ибо творчество требует иные приоритеты. Хотя, если ты женщина, то есть опасность, что это «когда-нибудь» никогда и не наступит.

2000 слов – это всего лишь пять страниц. Могу похвастаться, до 8 утра я могу больше, с перерывами на мытьё полов и ненавистную готовку. Так что, если прёт, если есть что сказать, можно найти время при любых обстоятельствах. Если быть более упорным, упёртым, «однажды мир прогнётся под нас».

Вчера вдруг обрубили не только связь, но и интернет. Я оказалась не у дел, что даже растерялась. Вспомнила про недочитанную книгу любимого Мураками и с головой окунулась в мир мужчин без женщин. Так называется книга. «Происходит нечто – и мгновенной вспышкой, будто бы от осветительного снаряда, отчётливо, до мельчайших деталей проступает окружающий пейзаж, который обычно не замечаешь: все живые существа и неживые предметы. Я сразу сажусь за стол и на одном дыхании записываю всё, что ярко отпечаталось у меня в уме, будто на негативе. Впоследствии эти наброски ложатся в основу произведения. Писателю отрадно получить такой опыт, отрадно ощутить, как некая сила перепахивает инстинктивные залежи повествования, хранившиеся у него внутри. Радостно убедиться, что луч озарения действительно существует». У Мураками, как всегда, гениально, в точку, без лишних слов, без воды. Если бы кто-нибудь из нас, села бы, забыв про готовку и уборку, и написала бы книгу «Женщины без мужчин», было бы тоже занятно.

А это идея! «Женщины без мужчин». Правда, есть уже такой фильм с таким названием. А осталось ли ещё чего-то не высказанного? Ведь ничего нового не придумаешь – одно и то же во все времена, всегда. Картинка одна, а способ её отображения, изложения тоже. Но есть нюансы. А какие они эти нюансы, узнаешь только засев за стол, и начав писать.

Матрёшка&колобок

С утра прёт, только не там, где надо. Здесь я в ступоре. Из всех записей прошлых лет отсутствует тетрадь от 2000-го года. Помнится, весной я всё своё привела в порядок, как будто завтра в гроб. Бумажный вариант в сундук, и в таком порядке, чтоб вот осенью вынуть ту самую тетрадь и продолжать писать дальше. Кстати, ради этого занесла в дом два старинных сундука. Чтоб они наверняка вписались в мой новый интерьер, покрасила их: одного в зелёный, другого в красный. Я же матрёшка – во мне много «я». Потому кроме этих сундуков есть и другие тайники, которые, может, зарыты, не скажу, где…

И надо же такому случиться, что пропала именно эта тетрадь, где описываются события начала нового века. Тот необычный Новый Год с презентацией нового царя есть у меня в записях. Не может быть, чтоб я пропустила целый год, да ещё какой! Могу пропустить день-два по независящим от меня причинам, как 11 сентября 2001 года. В то время окном в мир был только телевизор, а мне было не до него. С 10 сентября я вдруг оказалась в реалиях 12 сентября. А что случилось? Что гадать – заглянем в тетрадь: «Трагедия в США. Сбывается пророчество? Купила себе шляпу». Боже, как скупо. И тут меня осенило! Тетрадь-то тройная. Фишка в том, что в одном ежедневнике охвачено сразу три года: 2000, 2001 и 2002. Например, на одной странице, где уже выбита дата «11 сентября», записи за три года. Или нечего было писать, или в целях экономии. День одной строкой – теракт века и шляпа. Потом гадай через двадцать три года, что скрывается за этими строками.

Как бы там ни было, неважно, какого фасона была шляпа, я нашла то, что надо. Начало нового века. Год 2000-й. Запись от 1 января 2000-го: «Это был самый лучший Новый Год в моей жизни. Необычный и тем действительно новый. С завтрашнего дня придётся заняться и учёбой, и работой. А пока праздник продолжается. После фейерверка, шампанского при свечах у реки посидели в баре. Я, как колобок, ушла от одного к другому, от него к третьему. Сон, который приснился в Якутске, начинает сбываться. Такие признания пришлось выслушать, но чего-то не хватало. А сладкое всегда откладывают на потом…».

Думала, я матрёшка, оказалось, что просто колобок, которого до сих пор не съели. Не родился ещё волк, способный меня проглотить. Если это случится, то, как минимум, у него будет несварение желудка. Неудобоваримая я. И тогда, тем более, сейчас, когда мне далеко за полтинник.

Что ж, сладкое оставим на потом. Главное, я опять в теме. Писать, чтобы не читать книжки…

Особая игра

Отмотаем время назад. «31 декабря 1999 года. Последние часы, надеюсь, не последнего тысячелетия. И подарок папе – Ельцин подал в отставку. Неожиданно. Именно 31 декабря. Вот так сюрприз. Завтра – новая жизнь. Новый век, новое тысячелетие. Неопределённость. Новый год! Я начинаю любить праздники. Вот сидим, старый добрый век провожаем».

На этом моменте я заставила себя переключиться на другое, ибо наступила весна. Себя, летнюю, пока не знаю, как переключить на зимнюю, всю такую творческую, что самой смешно. Мне не только рожать, работать во благо общества не надо, но и писать, как велено, не обязательно. Боже, какой это кайф – ничего не делать. Не выслуживаться перед кем-то, не стараться выглядеть, как все. Ради зарплаты ещё как-то можно стараться. Но из-под палки писать – увольте. Лучше я опять на десять лет умолкну, чем сольюсь в хоре певчих по указке. А ведь нет никакой указки, люди сами стараются. Не просят же их быть болванами на старости нет, а они всё лезут и лезут. Писа́ть в угоду – как пи́сать против ветра. Как минимум, неприятно.

Смешно – со стороны. Обложившись книжками, неважно, своими ли, чужими ли, считать себя умнее всех, шишкой на ровном месте, особенной, обособленной. Так не бывает – поток уведёт тебя туда, куда, может, не надо. Все в дерьме, и ты в дерьме. Можно, конечно, путать его с шоколадом, и воспевать его сладость. А можно просто вонять, молча, не строча хвалебные оды.

Писать не в тягость, если в своё собственное удовольствие. Проблематично это делать, когда за слово больше дают, чем за причинение тяжкого вреда здоровью. Но всё-таки можно, если осторожно. Это, если хотите, особая игра, так даже интереснее.

Хотя писа́ть не в угоду, как пи́сать против ветра, получается. В угоду, как раз, очень удобно, может, даже выгодно. Да не в угоде дело. Ни в какие тёмные времена никто никогда никого не заставлял писать так или иначе. Это делали по доброй воле, по своему собственному хотению. Но в классики выбились почему-то одни неугодные. В своё время они вряд ли на это надеялись, по крайней мере, они об этом не думали.

Кто в угоду, кто по своему собственному убеждению. Хочется им быть в струе, ощущать себя в стае. Бог им судья. Есть категория людей, которые не могут не писать, а то кукуха поедет. Так пиши ты про кукушку, хоть про кукиш, выплесни в мир свои эмоции. Необязательно клясться в любви партии и правительству. Раз пошла такая пьянка, и у меня был такой грех. Когда попёрли стихи, среди них были и о партии, будь она неладна. В то время по простоте душевной я думала, что так надо. Все так пишут, и я пишу. Но мне хватило ума не выставлять их напоказ. До сих пор стыжусь, хотя их никто не читал. Кто знает, может, именно они вывезли бы меня. Почивала бы я на лаврах или хотя бы холодильник был бы полон.

Итак, начался новый 2000-й год. Новый век. Это был особенный Новый год, ибо все в предвкушении воистину грандиозного, совершенно нового. Надо же, мы вступили в новый век! Значит, точно будем жить лучше всех! Было чувство единения в этом самом ожидании. При этом никто особо не обратил внимания на картинку в телевизоре. Хотя некоторый шок был. Ведь год России начался с того, что на последних минутах уходящего 1999-го президент Ельцин попрощался в телеэфире с народом, заявив, что уходит. Исполняющим обязанности президента стал премьер-министр Владимир Путин. Обратившись к согражданам сразу после Ельцина, он, под бой новогодних курантов, гарантировал всем соблюдение существующих законов, прав и свобод, неприкосновенность жизни и частной собственности. Надо же, у нас, наконец, будет молодой, энергичный правитель. Ну, о том, что он ещё говорливый, и вообще особенный, мы тогда не могли знать. Нам была выдана картинка, и сию данность мы проглотили вместе с оливье и шампанским. Никто о нём ничего не знал. И уж, конечно, не знал, что мы полюбим его до такой степени, что с ним будем все эти 24 года. Дай бог, с мужем столько вместе жить.

Пишут: «Было понятно – прямо сейчас у всех на глазах сменилась эпоха». Не знаю, кому это было понятно под бой курантов. Мой дневник 2000-го года скуп на комментарии такого рода. «3 января 2000 года. Зря что ли этот блокнот купила – нечего писать». И всё.

Лёд тонок, хрупок, чем дальше, тем больше опасность, что он треснет. На кого ссылаться, на что опираться, ведь с этого момента прошлое слишком близко ко дню сегодняшнему…

Интроверт

У меня сейчас такое же ощущение, как 23 года назад, хотя и не Новый год вовсе. В предвкушении чего-то, не скажу, чего именно. Предвкушение всегда приятней, чем послевкусие.

«Много чему можно радоваться, если заострять на этом внимание. Просто мы очень многое принимаем, как должное. Даже то, что мы ходим, то, что мы видим, не слепые, есть руки-ноги. Это такое счастье, если ничего не болит. Мне, например, пишут, что Саши, мой муж, такой старый, как он не стесняется своей старости. Друзья, старость – это привилегия. Не каждый доживёт до времени, когда он увидит морщинки на своём лице. Многие уходят гораздо раньше. Поэтому мы не только не стесняемся, мы радуемся, мы счастливы. Мы такие же дети Бога, как вот эти молодые, задравшие нос, и считающие, что только ровная кожа позволяет нести себя гордо этому миру и не прятаться между утёсами, как глупый пингвин. Мы ничего не прячем: ни тело жирное, ни морщинки. Мы всем этим наслаждаемся. Я даже, честно скажу, хорошо быть старой. Очень хорошо, но ещё здоровой, конечно. Я себя лучше чувствую, чем в молодости, в школе. Всегда в голове какая-то каша, волнения, переживания, а сейчас так хорошо. Если эту привилегию получите, состариться, хотя бы до моих 58, ещё лучше до 73-х, а ещё лучше до ста, вы поймёте, как это хорошо. Уже многие обязанности выполнены, дети выращены, отпущены в самостоятельное плавание. Всё, чем я им могу помочь, это – сама забочусь о себе. Так что концентрируемся на всём хорошем. Всё, конечно, получить невозможно. Надо выбрать, чему радоваться. Даже тому, что мы дышим».

Это монолог Ирины Хинди Лайф, с кем довелось встретиться в оффлайн на берегу Индийского океана. Когда у нас Ютуб умер (или почти умер, не знаю), нашла на Дзене пока только её, и наслаждаюсь видосами на этот раз из Юго-Восточной Азии. Была несказанно рада и Ирине, и её мужу Саши (Шаши). Ранее пропускала мимо ушей рассуждения и самой Ирины, и других героев, кому название Путтапарти много о чём говорит. На этот раз всё, что она говорит на камеру и за кадром запало в душу. Может, потому что мы одного возраста. Есть же на свете люди, чувствующие себя счастливыми. Не какие-нибудь особенные, а такие же, как и мы. На одной планете живём, одним воздухом дышим, из одних элементов мы состоим, наконец. Жили бы мы вечно, можно было понять, почему мы постоянно что-то делим. Зачем делить, если априори это не наше. Мы сегодня есть, завтра нас нет и не будет. Хотя в индуизме не всё так однозначно.

Далее: «Когда у человека хорошее состояние духа, у него есть какие-то радости и желания. Я однажды провалилась в депрессию на несколько лет. У меня было состояние, что воля, что неволя, всё равно. У меня не было никаких вибраций, чтобы я что-то хотела, чтобы я радовалась. Я просто существовала, как какой-то заключённый в клетке своего тела. Я так мечтала, чтобы мне было уже сто лет, чтобы, в конце концов, померла от старости. А сейчас так хочется жить, так хочется путешествовать. Пофиг на эти морщины или килограммы. Меня это не смущает. И я рада, что во мне очень много жажды жизни». Несколько лет депрессовать – это, конечно, сильно. Нам, северным женщинам, такие привилегии недоступны. Помнится, одна френдесса впала в уныние и надолго. Она тоже северная женщина, сама себя оттуда вроде вытащила.

Больше меня удивили следующие слова Ирины: «Мне пишут, не социофоб ли я. Социофоб – это психическое отклонение. Я – латентный интроверт, это точно. Я похожа на экстраверта, могу говорить много на камеру. Но иногда то, что говорю на видео, это то, что я за весь день говорю. Я всегда молчу. Глупо было бы молчать и на камеру. Иногда видео – это единственные полчаса в день, когда я не молчу». Я вот пишу, как дышу, без тормозов и без комплексов. И эти полчаса у компа заменяют мне говорильню ни о чём с кем попало и часами напролёт.

Чувствую, что несёт меня не в ту степь. Наверное, оттого, что не знаю, как далее писать о годе 2000-м. Под каким соусом подать, о серьёзном несерьёзно, о глобальном слегка небрежно. Да тут должна голова работать в унисон с УК, а я привыкла писать по наитию без оглядки ни на что и ни на кого… Вот о путешествиях я бы с удовольствием писала, но они были намного позже. О будущих и мечтать боязно. Я не замужем за индийцем и не блогер с серебряной кнопкой. Но тоже интроверт.

Синий туман похож на обман…

Несколько последних месяцев жила по принципу – сила есть, ума не надо. Пора заставить эти шестерёнки в черепной коробке работать – когда во благо, иногда во вред. Воображение – это сила. Это то, что способно компенсировать отсутствие всяких свобод, даже пустоту холодильника. Пустота тоже во благо. Только она – гарантия сохранения приятного чувства лёгкости. Работа ума не позволит мне сохранить мой теперешний вес. Несколько месяцев НЕписания – минус десять килограммов лишнего веса. Это важнее, чем минутное чувство удовлетворения от завершённой книги, от лестного отзыва.

«4 января 2000 года. В конце месяца будет моя презентация. Лишние хлопоты. Когда же лето, можно будет обо всём забыть. А ещё книга… Учёба. Боже, не дай мне свихнуться от всего. И слава богу, у меня нет мужа. Хоть в этом отношении я свободна. Игра в прятки с самой собой. Не разобралась в самой себе до конца. Мир фантазий рухнул. Воссоздать! Восстать из пепла! Пишу билеты. А хочется совсем иного. Стихов…».

Получается, ныне я вовсе не свободна. На хрена тебе фантазии, когда тебе только тридцать с хвостиком, ты абсолютно свободна? Живи, наслаждайся. О стихах забудь, ибо от них дивидендов нет. А билеты писать вовсе лишне, ибо экзамены ты всё равно сдашь. Со шпорами. Имеется ввиду заочное обучение на филфаке, которое, по сути, мало что дало. Ну, дивидендов. Прибавило ли ума, не мне судить. Умной я была в классе пятом-шестом, может, чуть раньше. Столько, как тогда, мой мозг никогда не напрягался. Мне всегда жаль тех лет, потраченных на учёбу, особенно в школе. Эта фраза, знаю, никому не понравится. Хотя мне нравилось учиться. Но это всегда происходило при включённом внутреннем телевизоре. Учёба – как часть большой игры. Может, и вся моя жизнь, как ролевые игры.